Екатерина Шпиллер "Дочки-матери. История ненависти". Ч.2
Продолжение. Начало http://uborshizzza.livejournal.com/2809208.html
Из блога Шпиллер видно: мысли о том, что над ней совершали насилие в детстве ее не оставляют. Круг подозреваемых увеличивается. Теперь в него входит уже и отец.
«Этот человек... да нет, какой человек? Рыба! Холодная чешуйчатая рыба, "заточенная" исключительно на один предмет поклонения и собственного душевного и умственного рабства. А ко всему остальному по-рыбьи (по-рабски) равнодушная и непрошибаемая. Я восхищаюсь своей матерью! Это надо уметь - ТАК поработить сознание вроде бы не умственно отсталого организма. В общем, что этой рыбе ни говори, что ни рассказывай - всё напрасно. Для него не существует иной правды, помимо той, что живёт в его голове, аккуратно поселенная всё тем же создателем-идолом. Вернее, в рыбьем сознании существуют иллюзорная жизнь и уродливая кривда, но рыбий мозг стойко противостоит любым попыткам донести до него правду и хоть какую-то информацию о реальном положении дел.
Ох, отец... Я лучше буду верить в твою убеждённость в том, что я лгу с утра до ночи... Потому что если хоть на секундочку предположить, что ты мне всё-таки веришь, но продолжаешь делать то, что делаешь, то начинаются мысли об очень страшном, совсем страшном...
Я похолодела до самых кишок, меня чуть не вырвало, когда я вдруг поймала себя на мысли, что те чудовищные, страшные, ужасающие сны, которые мне иногда снились про тебя... это вовсе не сны. Мысль, чуть не уложившая меня с инфарктом, пришла мне в голову впервые - и только потому, что ты сейчас ведёшь себя так, как ведёшь. Ну, не может хоть немножко земной и человечный человек делать то, что делаешь ты, ЗНАЯ! Только если он сам - абсолютное чудовище, или если он просто набитый дурак и ничему не верит, ничего знать не хочет. Лучше я буду думать, что ты - набитый дурак. От этого я уже не получу инфаркта, потому что уже довольно давно знаю, что ты - рыба. Рыба не может быть НЕ дурой…Мой отец - ярчайший пример того, почему нельзя прощать тех, кто не осознал, не раскаялся и не попросил никакого прощения. Простить в данном случае - значит дать "добро" на очень большое зло. На безнаказанность чудовищности и преступления. На нормальность отсутствия покаяния. На упорствовании в грехе и мерзости содеянного. ПРОЩАТЬ в таких случаях - СТРАШНОЕ ЗЛО! И не понимать этого, спорить с этим - признак какого-то скудоумия и даже некоторой умственной неполноценности, на мой взгляд. Множить зло и мерзость? Нет, это не ко мне.
Это к моему отцу. И к прочим соратникам моих родителей и Режабы. А я не то, что не прощу, я проклинаю. И моё проклятие будет сильным и действенным, ибо это проклятие жертвы, над которой её палачи продолжают глумиться.
И вот ещё что, мой бывший отец... Не получится у тебя обелить и оправдать ни себя, ни твою покойную жену, ни твоего страстно любимого пасынка. Потому что я тебя переживу. И его переживу. А моя дочь всех нас переживёт. И никакой "доброй памяти" и "хорошей репутации" не будет никогда - мы с ней об этом позаботимся. Зря стараешься».
Более того, люди на улицах тоже не оставляли Екатерину в покое.
«я чуть ли не еженедельно прибегала домой вся в слезах, в очередной раз отбившись от уродов, желавших моего детского тела, как меня чуть ни каждый день щупали в транспорте, как я мелкими перебежками пробиралась по тёмному двору и чёрному подъезду - тоже ложь. А моим родителям не было до этого никакого дела. Они никогда не беспокоились и не встречали меня поздними вечерами после клятой музыкалки. Моя безопасность, моя жизнь - это была исключительно моя проблема, моя забота. И моя ответственность. Так было лет с 8 и до...»
Но самый страшный враг - это, конечно, брат и потворствующая ему мать.
«Самые первые и очень страшные страхи всё-таки случились со мною раньше. Просто до сих пор память старательно обходила правду, не хотела её принимать, сознание отторгало истину из-за… стыдливости, из-за морально-нравственных установок, вбитых накрепко в самый мозжечок до такой степени, что даже спустя десятилетия и, когда понято уже, казалось бы, всё-превсё и нечего ни бояться, ни стыдиться, я будто бы упорно уворачивалась от очевидности, вроде как стыдясь… не своих грехов. Будто бы я чего-то не понимаю или не помню, а ведь уже давно и вспомнила, и поняла. Только вот боялась до конца додумывать и договаривать эту мысль…
Но, очевидно, количество перешло в качество, и получилось: и додумалось, и сказалось.
Первые страхи были сексуальные. Очень страшные (для крохотной девочки, для дошкольницы). Помню, как мучаясь до физической боли этими страхами, я говорила себе: хватит, надо перестать думать, иначе не выдержу, я умру. Это было очень-очень мучительно… Страх был обжигающий, заставляющий мелко подрагивать руки, туманящий голову и делающий меня на какой-то момент слепо-глухо-немой. Выдерживать его было невозможно, невыносимо. Хотелось умереть… в 5-6 лет. Только бы не терпеть такую боль и муку!
Чего я боялась? Трудно сказать… Наверное, если определить всё это умными взрослыми словами, то получится так: боялась разоблачения своей порочности, боялась маминого гнева, боялась презрения людей, боялась последствий и наказаний за свои грехи. Грехи были, конечно, «страшные». Как у всех детей - не более того.
А вот и нет - как у всех, но не как у всех. Если помните, у меня ещё был брат. Старший брат-козёл в пубертатном возрасте, озабоченный и испорченный…
А потом он появился. Страх. Вот этот - сексуальный. И я знаю, почему и откуда. Да всегда знала! Просто не хотела признаваться ни себе, никому. Не хотела подсознательно, не отдавая себе в том отчёта. Но всё нынче стоит на своих местах: страх школы и оценок возник позже, он был второй по счёту. А первый был всё-таки этот.
Я инстинктивно понимала, что происходит что-то не то. Я инстинктивно правильно боялась. Но ни одной секунды не считала, что не виновата! Я себя считала полностью виновной и грешной, только себя! Была убеждена, что ад - самое подходящее мне место. Только мне одной, обратите внимание! О брате, как о причине и главном виновнике я не думала ни разу. Он был, как жена Цезаря, вне подозрений и критики. Потому что мамин любимчик, потому что самый лучший, потому что старший, потому что вообще в нашей семье все - святые (ну, кроме меня, разумеется).
Мозг вскипал и не выдерживал. С одной стороны, я до одури боялась «разоблачения». С другой - мне казалось, что я многократно усиливаю свою вину тем, что не каюсь перед мамой, что скрываю от неё нечто важное. Я обязана была покаяться и всё рассказать! Но это так страшно, что проще было умереть.
«Поймите свою мать!» - заклинали меня многие. Угу, поняла. Полностью. Жаль, что её уже нет. Я бы ей такое устроила… Жаль, что уже не могу. Ещё пока жив отец… Да кто он такой? Он же полное ничтожество и половая тряпка - не более того. Исполнитель и раб, подкаблучное чмо. Братец? Сам сгниёт, уже гниёт и долго будет смердеть - так ему и надо. В общем, в каком-то смысле жизнь всё расставила по своим местам… Жаль только, что главная виновница не получила публичного позора и поношения при жизни в том количестве, в котором заслужила.
И ещё жаль ту девочку… Мне очень жаль. Думаю, вы понимаете, до какой степени МНЕ её жаль. Её уничтожили - ещё тогда, в раннем детстве. А теперь пытаются сделать вид, что так и было и они тут ваще ни при делах. У них даже хватает наглости вякать… До какой же степени может пасть человек, божечки! И до чего уродливы оказались люди, которых я считала за людей - наша родня так называемая. Никто, ни один человек не осудил тех, кто был преступником! Зато все осудили меня… И ту девочку. Фух, какое счастье, что я больше не имею ни малейшего отношения к этой подлой, гнусной, страшной и лживой семейке, полностью заражённой «моралью пани Дульской» - полностью! И ведь живут, сопят в две дырочки, считают себя хорошими, гордятся собой - вы подумайте!»
Но вот, что интересно. При этом встречаются и такие записи.
«Я по малолетству тянулась к старшему брату, любила его, гордилась им... Но кроме холода, раздражения и тычков от него не видела ничего. Скажу мягко: он меня никогда не любил (подозреваю более сильные отрицательные чувства). Так вот... Родители палец о палец за всю жизнь не ударили, чтобы хоть как-то нас сблизить. Скорее наоборот: всегда подчёркивалась некая особость братца, его элитарность и вообще отдельность от меня. Не поверите: мы сроду с ним не вели никаких разговоров-бесед, никак не общались, никогда вместе ничего не делали. Он НИКОГДА не поздравлял меня с днём рождения и не дарил никаких подарков. С самого детства! По большому счёту, мы с ним были соседями - не очень расположенными друг к другу, плохо знакомыми, страшно далёкими».
Зачем же ей нужны были теплые отношения с братом, раз он был малолетний насильник?
Во всем остальном Шпиллер вполне вменяемая. Пишет про политику, про мужа, про дочь, про гостей, про свои дела. Все у нее прекрасно. Муж ее обожает, она любит мужа. Они проживают в Нетании около теплого моря.
Дочь живет в Москве, замужем, приезжает в гости. Екатерине недавно сделали операцию. Все прошло хорошо, израильская медицина просто замечательная, не то, что российская.
Я все никак не пойму: она в самом деле помешана на своей ненависти к матери и, соответственно, к тем, кто отказался считать Щербакову чудовищем - к отцу, к брату, к первому мужу, или это все наиграно и во многом предназначено для продвижения всех ее скверных книг?
Чтобы понять разницу между ее творчеством и творчеством Щербаковой, а также о справедливости ее претензий, давайте обратимся к тому рассказу последней, о котором идет речь в книжке "Дочки-матери".
Окончание следует.
http://uborshizzza.livejournal.com/2811849.html
В верхнее тематическое оглавление
Тематическое оглавление (Рецензии и критика: литература)