АНАРХИЯ И ЕЁ ОКРЕСТНОСТИ: ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Интервью, взятое Таней у Влада Тупикина.
Начало здесь: http://tupikin.livejournal.com/404147.html
Таня: А в чём критика "Автономного действия"?
Влад Т.: В момент зарождения этого проекта, по крайней мере в Москве - это 2000-ый год, здесь вот висит, в доме, в котором мы разговариваем [имеется ввиду сквот "мастерская" в Минске] листовка, с московской антивоенной кампании 2000-го года, которая была достаточно мощной и беспрецедентной, в том смысле, что анархисты появлялись на улицах в течение двух-двух с половиной месяцев каждую неделю, в строго определённых местах: по субботам в одном месте, по воскресеньям - в другом, с чёрными флагами и т.д. Нас стало возможным найти, и нас нашли многие люди, которые интересовались анархизмом, но не знали, куда деться. Слух уже прошёл, что анархисты устраивают постоянные митинги, и был большой наплыв интересующихся - ну, разных совершенно людей, совсем несубкультурных, и взрослых тоже, моих ровесников и ровесниц. Поскольку помещения у нас тогда не было, мы часто проводили собрания на квартирах. Была одна съёмная квартира, на которой жили три человека, в т.ч. одна из основательниц АД. В момент, когда сидят какие-то люди, которые впервые попали на политическое собрание, или второй раз, с которыми надо мягко себя вести, - она вдруг встаёт и: "Так, всё, времени больше нет, нам надо обсудить свои вопросы. Кто не хочет участвовать в проекте по созданию Социально-революционного движения (так тогда называлось АД), прошу освободить помещение".
Ну, может, говорила она мягче, но интонация, а главное - смысл сообщения, были довольно жёсткие. И люди многие пугались, думали - секта, что ли? Т.е. они исчезали после таких заявлений. Это было совершенно очевидно и, более того, мы не проводили все эти митинги под лэйблом "друзья журнала «Утопия»" или как-то ещё. Мы всё это подписывали "анархисты Москвы". Моя позиция, и ещё некоторых людей состояла в том, что это и нужно сохранить - мы просто анархисты. Понятно, что внутри есть разные проекты, разные коллективные инициативы - но в этом люди могут разбираться, когда они уже окажутся внутри, и смотреть, что есть, и скажем, чего нет, за что можно взяться... К сообществу можно присоединиться, можно отсоединиться - это более мягкий вариант, а организация предполагает вступление, какие-то процедуры - и когда людям говорят, что есть некая жёсткая организация, то это приведёт к негативу. Разрушит результаты того подъёма и того наплыва интересующихся людей, это всё их оттолкнёт. Ровно так и произошло. Впоследствии продолжались некоторые пикирования между АД и мной, ещё некоторыми активистами. Нас даже как-то пытались не пустить на один из съездов АД, правда, эти люди, которые пытались не пустить, сейчас утверждают, что такого не было. У меня не сохранились письма какого-нибудь 2002-го года, естественно, доказать я это уже не могу - но были осложнённые отношения. В конце концов, все друг от друга отстали, в том смысле, что все занялись своими вещами. Я просто думаю, что да, в какой-то момент "Автономное действие" принесло больше вреда, чем пользы. Впоследствии это более-менее нивелировалось, в связи с некоторым общим расширением анархического движения, отчасти, в связи с его субкультуризацией, в связи с тем, что появились разные новые инициативы, типа там ФНБ, и вообще активистов стало довольно много. И теперь "Автономное действие" - это всего лишь одно из. И в общем, с самого начала так и понимается, - что помимо АД видно что-то ещё. А был момент, когда "Автономное действие" пыталось показать, что ничего вокруг больше нет. Может, все остальные инициативы были слабые, может не очень активные, отчасти сами виноваты, но в этой обстановке навязывался некий монополизм АД. Это было неприятно, неправильно, и мне кажется, это немножко затормозило развитие движения.
Таня: Ты уже немного рассказал о социально-политической активности в России, когда ты только начинал. А какая она сейчас, социально-политическая, анархистская активность? Какие существенные перемены произошли за последние, не знаю, сколько-то лет?
Влад Т.: Знаешь, существенные перемены были в том, кем себя ощущали активисты общественных организаций, или движений, как ни назови, в т.ч. анархисты в конце 80-х годов. Они себя воспринимали очень связанными с обществом. Мы себя считали совершенно нормальными обычными людьми, никакими не маргиналами сраными, а представителями советского народа, просто теми, кто проснулся раньше других, кто может формулировать требования. Мы считали, что наши интересы полностью совпадают с интересами большинства народа. И вся политика велась с такой позиции, в каком-то смысле - с позиции силы, мы чувствовали за собой миллионы. Может быть, мы не могли их мобилизовать, но мы их чувствовали. Возможность почувствовать это тебе постоянно давало развитие событий. Я вот на лекции сегодня говорил, что в какой-то момент стотысячный митинг в Москве стал рутиной. Осенью 89-го года стотысячный митинг - это уже было не событие. Пятисоттысячный митинг - это да, не часто, не каждый месяц. А стотысячные проходили раз в неделю, против правительства. Это огромный масштаб, это несопоставимо - когда к тебе в течение митинга подходят с вопросами 50 человек, и ты всем пытаешься что-то объяснить, ты, во-первых, очень быстро научаешься всё это объяснять и сам начинаешь лучше понимать - это огромная практика и востребованность, ты чувствуешь необходимость себя. После социальной катастрофы 92-93 годов - и даже немножко раньше, постепенно это готовилось ещё в 1990-м году, когда началось формирование избирательных партийных машин, типа партийной машины "Демократической России" - это такая схема, когда все оппозиционеры должны были присягнуть на верность Ельцину и т.д. С этого начался какой-то откат, началась постепенная маргинализация. Неформалы - это было название поначалу, которое придумали для панков, хиппи, и прочих "отклоняющихся молодёжных элементов", а потом его уже навесили на политическую оппозицию, чтобы её нивелировать, нейтрализовать, обсмеять. Это была такая официальная кличка. Но для нас неформал - это звучало гордо, мы её так приняли, эту кличку, почти как медаль. Общественное движение в тот момент было в т.ч. способом вертикальной социальной мобильности. Неформал тогда был по статусу - это почти как депутат сегодня. Понимаешь, если ты в 1989 году неформал, ты... состоявшийся человек, блядь! Люди тебе в рот смотрели, уважали.
Потом всё сильно изменилось. Быть активистом общественного движения в середине 90-х годов означало быть конченым маргиналом. В этом смысле мой приход к панк-року в 93-м году, в возрасте 28 лет, совершенно объясним [смеёмся].
Политика, активистская среда очень сильно маргинализировалась, она и сейчас является маргинальной. Конечно, её сознательно маргинализирует государство и капитал: вытесняя из сферы медиа, стараясь провозгласить, сделать преступными даже некоторые образы жизни - ну, например, в России всерьёз обсуждался "закон против эмо" и кого-то ещё. В Москве и ещё некоторых других городах примерно с февраля 2008 года ведётся настоящая охота на неформалов. То есть люди, выглядящие примерно как ребята, которые здесь собрались, или как те ребята, которые, наверное, будут читать этот журнал, сталкиваются с - "Ваши документы, пройдёмте в отделение, пальчики откатаем, сфотографируем" - на них составляют базу.
В конце 80-х годов было ощущение, что свободы становится всё больше. То, что мы себе не могли позволить в 1987-м году - через год стало рутиной, обыденностью. В 87-м мы не помышляли ни о каких демонстрациях, в 88-м мы провели первую, в мае, конечно же несанкционированную, к концу 88-го года - это стало довольно обычным делом. За это винтили по-прежнему, но это стало естественной вещью, никто этого не боялся, и все понимали, что это уже не обернётся тебе уголовным сроком. Проблемой было только то, как собрать по-настоящему большой митинг, и кто первым это сделает; как поднять тираж твоего журнала с 200 экземпляров до 1200, а потом и до 5200; насколько можно откровенно писать в журнале, насколько можно критиковать власть. У тебя всё время увеличивалось количество свободы, возможностей, хотя бы словесная радикализация происходила. А теперь уже много лет, с приходом к власти Путина, может быть чуть-чуть раньше это началось, в России идёт обратный процесс, идёт спад, уменьшение пространства свободы, с каждым годом всё меньше и меньше удаётся сказать в медиа и т.д. При Ельцине, например, анархистские митинги никто не показывал по телевизору, отчасти потому, что журналистов никто не звал, но скажем, экологические митинги, которые проводили те же анархисты под именем "Хранители Радуги", - их показывали, и охотно. В 2000-е годы уже другая ситуация - никакие протесты не показывают по телевизору, будь они какие угодно: жильцов против возведения дома, людей против загрязнения речки, или вырубки парка, или ещё чего-то. Это всё попадает иногда на какие-то маленькие, скажем, районные или городские каналы, и то часто с гадкими комментариями, но на федеральных каналах же этого нет вообще, т.е. с точки зрения телевидения, протестов никаких не существует в стране, общественной жизни нет, вернее она есть в форме всяких православных обществ и т.д.
Изменения такие.
Таня: А какую оценку ты можешь дать социально-политической активности, анархистским инициативам, на данном этапе?
Влад Т.: Количество анархистов выросло. Уже это хорошо. Потому что, когда ты из года в год что-то обсуждаешь в кругу, в котором максимум 30 человек, ты можешь что угодно напридумывать, но ты должен учитывать всегда, что вас - 30 человек, и это ваш актив. Это же не постоянные люди - в следующем году, может быть, вас будет снова 30, а может 35, но просто 20 из них будут новыми - и у них не будет опыта какого-то, пока они раскочегарятся, пока они до чего-то дойдут - уже частично снова обновился состав. Это постоянный процесс - он и сейчас продолжается. Большинство людей вообще в движение приходят ненадолго. Проблема в том, какого объёма само движение - и это тоже важно. Втридцатиром нельзя блокировать улицу Горького, типа проспекта Скарыны у вас, и 20 минут устраивать на ней демонстрацию совершенно спокойно. Не из-за ментов даже, а водилы тебя начнут давить, потому что ты банально им мешаешь ехать! Когда это делают 200 человек, - это возможно, и для этого нужно, чтобы было 200 человек. Естественно, самооценка и самоощущение этих людей резко повышаются, то есть это очень важный фактор. В этом смысле положение чуть лучше. В плане самоосознания людьми... Очень трудно это точно сказать, потому что не проводится обычно никаких собраний на эту тему... Понятно, сейчас больше возможностей получить информацию через интернет - индивидуально у каждого человека, я надеюсь, что многие это делают, читают разную литературу, которой на русском языке уже существует довольно много. Знание иностранных языков у активных молодых людей в среднем выше, чем при советской власти - это так. Всё это конечно воздействует, но таких дискуссий на тему, как нам сделать движение лучше, как предотвратить возможный откат, куда вообще развиваться - они если рождаются, в Москве, во всяком случае, то они затухают очень быстро. Может они ведутся в каких-то маленьких аффинити-группах [группы доверия, группы близости, связанные крепкими, чаще всего близкими отношениями, планирующие и осуществляющие обычно политические действия усилиями своей группы, а также небольшие группы действий во время крупных демонстраций, для удобства вынесения решений в палаточных лагерях, по организации протестов и т.д.] - я же не могу во все войти, я не знаю. Но, во всяком случае, результатов этого пока не вижу. Есть попытки захватывать сквоты, - они предпринимались, предпринимаются, пока держалось всё это недолго.
Я оптимистично, но осторожно оцениваю: есть некоторый подъём, и численный, и может быть, идейный.
Раньше, понятно, анархистская активность заключалась в очень простых вещах: сделать издание, напечатать листовок, сделать какой-нибудь митинг, пикет или уличный перформанс. В принципе, со временем, по степени рутинности и занудности, многие перформансы сравнялись с сиротливыми пикетами-митингами, с лозунгами, написанными на тетрадных листочках. Когда перформансы проводятся без царя в голове, когда ими утомляют публику, когда часто слишком начинают это делать - это производит такое же впечатление, как и сиротливые старушки с бумажками в руках. Старушек жалко, а на молодых лоботрясов - противно смотреть, - пошли бы лучше поработали. Поэтому то, что появились другие формы активности, такие как ФНБ, свободная ярмарка [обмен, выкладка ненужных или неиспользуемых вещей, организованная вне товарно-денежных отношений], например, что есть люди, которые готовы осваивать такой опыт, внедрять его - это очень хорошо. Сама идея аффинити-групп - того, что движение вполне может состоять из небольших приятельских групп, внутри которых дружеские, можно сказать, братские отношения - когда все друг друга знают, не вступают никуда и не платят взносов (ну то есть и взносы могут платиться, если нужно кому-то собрать денег на адвоката или там ещё на что) - это по-настоящему неформальные связи, довольно крепкие. Действительно, количество таких групп растет - и это хорошо.
Что касается вообще перспектив - я считаю, что левое движение в целом, ну я лично считаю анархистское движение какой-то довольно обособленной, довольно автономной, но всё-таки частью левого движения, - оно испытывает кризис утопии в мировом масштабе. На самом деле, на Западе, многие люди столь же дезориентированы и растерянны, как многие из нас. Потому что способы ниспровержения капитализма и государства, которые до этого испробовались, - они часто приводили к построению систем, аналогичных капитализму по своему человеконенавистничеству. Например, система подавления, построенная в Советском Союзе. Может быть, было бы хорошо, если бы в 1917-18-м большевики проиграли. Понятно, что почти все левые удавят анархистов за такие высказывания, но если смотреть правде в глаза, то это сильно поднасрало, их тогдашняя победа. А что тогда может быть способом? Я не знаю. Почти всё, что мы сейчас делаем, в т.ч. все эти новые формы активности, - всё это вопросы тактики. А вопросы стратегии, по-моему, никем сейчас успешно не решаются. Все долго радовались и хороводы водили вокруг "Империи" и "Множеств" - двух книг Негри и Хардта. Чуть ли не как вокруг нового "Капитала" прыгали - вот, новая левая теория родилась! Почитали подробнее, и выяснилось, что всё это не так. Анархо-примитивизм - по-моему, тоже не ответ. Я не вижу пока что ничего нового, а старое не работает, либо кажется не работающим. Вот это тоже ещё вопрос не совсем очевидный - возможно, что в прошлом звучали уже какие-то адекватные ответы, на которые не обращают внимания просто потому, что их говорили люди давно. А всегда кажется: "мы всех лучше, мы всех умнее, всё сейчас сами придумаем". Возможно, надо искать что-то и в наследии анархо-синдикалистов, ну смотреть, короче. Понятно, что условия столетней давности, когда капитализм сам собирал своих могильщиков (рабочих) на предприятиях, селил в посёлках вокруг этих предприятий - сам их концентрировал до такой степени, что они начинали общаться между собой и высекать из себя искру революции и различных революционных организаций - они, эти условия, уже сейчас совершенно другие. Атомизация общества очень велика; каждый сам за себя; таких крупных предприятий по пять тысяч человек, уже практически нет; автоматизация; коллективы небольшие; манипулировать людьми легко; индивидуальные контракты; слабые профсоюзы - в наших странах они ещё и коррумпированы, им не доверяют вообще как самой форме... Всё с одной стороны плохо, но с другой стороны мы видим, что протесты есть, люди как-то пытаются... это не значит, что нельзя бороться, если ты не знаешь, какова стратегическая цель, - можно совершать тактические победы, в конце концов, выгрызать себе пространство - типа того пространства, в котором мы сейчас разговариваем. Это достойное поведение, даже в условиях того, когда ты не знаешь, каков твой стратегический путь к победе и возможна ли она вообще. Это уже очень хорошо. Я, в принципе, исторический оптимист, я думаю, что в рамках столетия-другого всё наладится, но мы, к сожалению, не доживём.
Таня: Есть мнение, что анархисты (в Беларуси, а может и на всём постсоветском пространстве) распыляют себя на кучу разных дел, и в результате так ни в чём по-настоящему не разбираются и своими действиями ни к чему не приводят.
Как ты считаешь, важно ли интересоваться многим, но свои усилия направлять в какую-то одну сферу? Как ты сам распределяешь свои силы? Чему больше всего уделяешь внимание?
Влад Т.: Уже в силу того, что анархисты выступают против самой современной системы организации общества и, в частности, против разделения труда (ну, как минимум, в том виде, в котором оно существует сейчас), неудивительно, что они хватаются за одно, а потом за другое. Можно сказать, что в этом проявляется их творческий дух, стремление заниматься разными вещами, которые кажутся существенными, а не быть узкими специалистами или узкими специалистками в какой-то одной области. К тому же, многие анархисты молоды, а молодость - это же как раз время активных поисков, познания мира, познания себя. Так что ничего удивительного.
Но всё же, и тут ты права, чтобы добиться чего-то, каких-то перемен, какого-то реального воздействия на свою жизнь и жизнь вокруг, необходимо выбирать себе главные цели. И тут надо идти навстречу своим склонностям, способностям, желаниям. Я по-настоящему сожалею, что на заре последней советской революции (её ещё называют перестройкой), в 1988-89 году забросил фотографию. Я несколько лет, можно сказать, спал с фотоаппаратом. Я снимал каждый день, проявлял каждый день, печатал каждый день, я читал книги по фотографии, смотрел сотни номеров фотожурналов в библиотеках, я стал немножко разбираться в химии проявочных процессов и начал сам комбинировать для себя нужные проявители из отдельных реактивов... И всё это привело к тому, что к 1987 году я, наконец-то, стал добиваться качества, которое меня самого устраивало, стал снимать так, что не стыдно стало показывать отпечатки людям, которые действительно в фотографии разбирались. А тут вдруг революция! Пришлось, конечно, фотографию забросить - потому что кому-то надо было заниматься организацией собраний, изданием анархистских журналов, их распространением, сбором материалов для них. Нас вообще тогда было очень мало и я не мог устраниться от этого, не мог сделать вид, что обойдутся без меня. Тогдашняя техника подпольной печати не позволяла помещать в журналы фотографии, так что хотя я на автомате всё ещё снимал наши акции, времени печатать и даже проявлять плёнки у меня уже не оставалось. Зато я научился делать журналы, научился их распространять, а потом постепенно научился и писать складно, так, чтобы людям интересно было читать.
И с тех пор, как я этому научился, я уже стараюсь не отступать от этого. Я пишу или говорю постоянно. Хотя при этом я оказывался то в организации анархо-синдикалистов, то являлся анархо-экологом в рядах “Хранителей радуги”, то анархо-экологом, покинувшим ряды “Хранителей радуги” и каких-либо организаций вообще, то я вдруг оказывался причастен к организации концертов или к музыкальному самиздату, какое-то время я занимался анархистской правозащитой, потом мы много ездили и налаживали связи между городами, между анархическими сообществами в них, кого-то возили с собой, вкладывались в людей, развивали, растили их, потом пошла тема миграции и антиграничный лагерь на Западной Украине, потом я занялся образовательными проектами в рамках движения. Но при этом писанина оставалась, по возможности, главным делом. И потому мне было важнее не столько принять участие в какой-то демонстрации, сколько написать о ней так, подать её так, чтобы эффект от неё усилился.
Меня до сих пор увлекают разные вещи, разные стороны реальности, но я хотя бы знаю, что писать и говорить у меня получается лучше всего (хотя я не исключаю своего возврата к фото-делу, например). Ну и ещё я люблю выпускать бумажный самиздат, зины, как теперь говорят. Вот этим всем и пытаюсь заниматься по большей части.
Не знаю, понятно ли я ответил.
конец второй части. продолжение следует здесь: http://tupikin.livejournal.com/404511.html
"АНАРХИЯ И ЕЁ ОКРЕСТНОСТИ" ПО ЧАСТЯМ:
первая часть: http://tupikin.livejournal.com/404147.html
вторая часть: http://tupikin.livejournal.com/404242.html
третья часть: http://tupikin.livejournal.com/404511.html
впервые опубликовано в журнале НАМЕРЕНИЕ, Минск, январь 2009
Начало здесь: http://tupikin.livejournal.com/404147.html
Таня: А в чём критика "Автономного действия"?
Влад Т.: В момент зарождения этого проекта, по крайней мере в Москве - это 2000-ый год, здесь вот висит, в доме, в котором мы разговариваем [имеется ввиду сквот "мастерская" в Минске] листовка, с московской антивоенной кампании 2000-го года, которая была достаточно мощной и беспрецедентной, в том смысле, что анархисты появлялись на улицах в течение двух-двух с половиной месяцев каждую неделю, в строго определённых местах: по субботам в одном месте, по воскресеньям - в другом, с чёрными флагами и т.д. Нас стало возможным найти, и нас нашли многие люди, которые интересовались анархизмом, но не знали, куда деться. Слух уже прошёл, что анархисты устраивают постоянные митинги, и был большой наплыв интересующихся - ну, разных совершенно людей, совсем несубкультурных, и взрослых тоже, моих ровесников и ровесниц. Поскольку помещения у нас тогда не было, мы часто проводили собрания на квартирах. Была одна съёмная квартира, на которой жили три человека, в т.ч. одна из основательниц АД. В момент, когда сидят какие-то люди, которые впервые попали на политическое собрание, или второй раз, с которыми надо мягко себя вести, - она вдруг встаёт и: "Так, всё, времени больше нет, нам надо обсудить свои вопросы. Кто не хочет участвовать в проекте по созданию Социально-революционного движения (так тогда называлось АД), прошу освободить помещение".
Ну, может, говорила она мягче, но интонация, а главное - смысл сообщения, были довольно жёсткие. И люди многие пугались, думали - секта, что ли? Т.е. они исчезали после таких заявлений. Это было совершенно очевидно и, более того, мы не проводили все эти митинги под лэйблом "друзья журнала «Утопия»" или как-то ещё. Мы всё это подписывали "анархисты Москвы". Моя позиция, и ещё некоторых людей состояла в том, что это и нужно сохранить - мы просто анархисты. Понятно, что внутри есть разные проекты, разные коллективные инициативы - но в этом люди могут разбираться, когда они уже окажутся внутри, и смотреть, что есть, и скажем, чего нет, за что можно взяться... К сообществу можно присоединиться, можно отсоединиться - это более мягкий вариант, а организация предполагает вступление, какие-то процедуры - и когда людям говорят, что есть некая жёсткая организация, то это приведёт к негативу. Разрушит результаты того подъёма и того наплыва интересующихся людей, это всё их оттолкнёт. Ровно так и произошло. Впоследствии продолжались некоторые пикирования между АД и мной, ещё некоторыми активистами. Нас даже как-то пытались не пустить на один из съездов АД, правда, эти люди, которые пытались не пустить, сейчас утверждают, что такого не было. У меня не сохранились письма какого-нибудь 2002-го года, естественно, доказать я это уже не могу - но были осложнённые отношения. В конце концов, все друг от друга отстали, в том смысле, что все занялись своими вещами. Я просто думаю, что да, в какой-то момент "Автономное действие" принесло больше вреда, чем пользы. Впоследствии это более-менее нивелировалось, в связи с некоторым общим расширением анархического движения, отчасти, в связи с его субкультуризацией, в связи с тем, что появились разные новые инициативы, типа там ФНБ, и вообще активистов стало довольно много. И теперь "Автономное действие" - это всего лишь одно из. И в общем, с самого начала так и понимается, - что помимо АД видно что-то ещё. А был момент, когда "Автономное действие" пыталось показать, что ничего вокруг больше нет. Может, все остальные инициативы были слабые, может не очень активные, отчасти сами виноваты, но в этой обстановке навязывался некий монополизм АД. Это было неприятно, неправильно, и мне кажется, это немножко затормозило развитие движения.
Таня: Ты уже немного рассказал о социально-политической активности в России, когда ты только начинал. А какая она сейчас, социально-политическая, анархистская активность? Какие существенные перемены произошли за последние, не знаю, сколько-то лет?
Влад Т.: Знаешь, существенные перемены были в том, кем себя ощущали активисты общественных организаций, или движений, как ни назови, в т.ч. анархисты в конце 80-х годов. Они себя воспринимали очень связанными с обществом. Мы себя считали совершенно нормальными обычными людьми, никакими не маргиналами сраными, а представителями советского народа, просто теми, кто проснулся раньше других, кто может формулировать требования. Мы считали, что наши интересы полностью совпадают с интересами большинства народа. И вся политика велась с такой позиции, в каком-то смысле - с позиции силы, мы чувствовали за собой миллионы. Может быть, мы не могли их мобилизовать, но мы их чувствовали. Возможность почувствовать это тебе постоянно давало развитие событий. Я вот на лекции сегодня говорил, что в какой-то момент стотысячный митинг в Москве стал рутиной. Осенью 89-го года стотысячный митинг - это уже было не событие. Пятисоттысячный митинг - это да, не часто, не каждый месяц. А стотысячные проходили раз в неделю, против правительства. Это огромный масштаб, это несопоставимо - когда к тебе в течение митинга подходят с вопросами 50 человек, и ты всем пытаешься что-то объяснить, ты, во-первых, очень быстро научаешься всё это объяснять и сам начинаешь лучше понимать - это огромная практика и востребованность, ты чувствуешь необходимость себя. После социальной катастрофы 92-93 годов - и даже немножко раньше, постепенно это готовилось ещё в 1990-м году, когда началось формирование избирательных партийных машин, типа партийной машины "Демократической России" - это такая схема, когда все оппозиционеры должны были присягнуть на верность Ельцину и т.д. С этого начался какой-то откат, началась постепенная маргинализация. Неформалы - это было название поначалу, которое придумали для панков, хиппи, и прочих "отклоняющихся молодёжных элементов", а потом его уже навесили на политическую оппозицию, чтобы её нивелировать, нейтрализовать, обсмеять. Это была такая официальная кличка. Но для нас неформал - это звучало гордо, мы её так приняли, эту кличку, почти как медаль. Общественное движение в тот момент было в т.ч. способом вертикальной социальной мобильности. Неформал тогда был по статусу - это почти как депутат сегодня. Понимаешь, если ты в 1989 году неформал, ты... состоявшийся человек, блядь! Люди тебе в рот смотрели, уважали.
Потом всё сильно изменилось. Быть активистом общественного движения в середине 90-х годов означало быть конченым маргиналом. В этом смысле мой приход к панк-року в 93-м году, в возрасте 28 лет, совершенно объясним [смеёмся].
Политика, активистская среда очень сильно маргинализировалась, она и сейчас является маргинальной. Конечно, её сознательно маргинализирует государство и капитал: вытесняя из сферы медиа, стараясь провозгласить, сделать преступными даже некоторые образы жизни - ну, например, в России всерьёз обсуждался "закон против эмо" и кого-то ещё. В Москве и ещё некоторых других городах примерно с февраля 2008 года ведётся настоящая охота на неформалов. То есть люди, выглядящие примерно как ребята, которые здесь собрались, или как те ребята, которые, наверное, будут читать этот журнал, сталкиваются с - "Ваши документы, пройдёмте в отделение, пальчики откатаем, сфотографируем" - на них составляют базу.
В конце 80-х годов было ощущение, что свободы становится всё больше. То, что мы себе не могли позволить в 1987-м году - через год стало рутиной, обыденностью. В 87-м мы не помышляли ни о каких демонстрациях, в 88-м мы провели первую, в мае, конечно же несанкционированную, к концу 88-го года - это стало довольно обычным делом. За это винтили по-прежнему, но это стало естественной вещью, никто этого не боялся, и все понимали, что это уже не обернётся тебе уголовным сроком. Проблемой было только то, как собрать по-настоящему большой митинг, и кто первым это сделает; как поднять тираж твоего журнала с 200 экземпляров до 1200, а потом и до 5200; насколько можно откровенно писать в журнале, насколько можно критиковать власть. У тебя всё время увеличивалось количество свободы, возможностей, хотя бы словесная радикализация происходила. А теперь уже много лет, с приходом к власти Путина, может быть чуть-чуть раньше это началось, в России идёт обратный процесс, идёт спад, уменьшение пространства свободы, с каждым годом всё меньше и меньше удаётся сказать в медиа и т.д. При Ельцине, например, анархистские митинги никто не показывал по телевизору, отчасти потому, что журналистов никто не звал, но скажем, экологические митинги, которые проводили те же анархисты под именем "Хранители Радуги", - их показывали, и охотно. В 2000-е годы уже другая ситуация - никакие протесты не показывают по телевизору, будь они какие угодно: жильцов против возведения дома, людей против загрязнения речки, или вырубки парка, или ещё чего-то. Это всё попадает иногда на какие-то маленькие, скажем, районные или городские каналы, и то часто с гадкими комментариями, но на федеральных каналах же этого нет вообще, т.е. с точки зрения телевидения, протестов никаких не существует в стране, общественной жизни нет, вернее она есть в форме всяких православных обществ и т.д.
Изменения такие.
Таня: А какую оценку ты можешь дать социально-политической активности, анархистским инициативам, на данном этапе?
Влад Т.: Количество анархистов выросло. Уже это хорошо. Потому что, когда ты из года в год что-то обсуждаешь в кругу, в котором максимум 30 человек, ты можешь что угодно напридумывать, но ты должен учитывать всегда, что вас - 30 человек, и это ваш актив. Это же не постоянные люди - в следующем году, может быть, вас будет снова 30, а может 35, но просто 20 из них будут новыми - и у них не будет опыта какого-то, пока они раскочегарятся, пока они до чего-то дойдут - уже частично снова обновился состав. Это постоянный процесс - он и сейчас продолжается. Большинство людей вообще в движение приходят ненадолго. Проблема в том, какого объёма само движение - и это тоже важно. Втридцатиром нельзя блокировать улицу Горького, типа проспекта Скарыны у вас, и 20 минут устраивать на ней демонстрацию совершенно спокойно. Не из-за ментов даже, а водилы тебя начнут давить, потому что ты банально им мешаешь ехать! Когда это делают 200 человек, - это возможно, и для этого нужно, чтобы было 200 человек. Естественно, самооценка и самоощущение этих людей резко повышаются, то есть это очень важный фактор. В этом смысле положение чуть лучше. В плане самоосознания людьми... Очень трудно это точно сказать, потому что не проводится обычно никаких собраний на эту тему... Понятно, сейчас больше возможностей получить информацию через интернет - индивидуально у каждого человека, я надеюсь, что многие это делают, читают разную литературу, которой на русском языке уже существует довольно много. Знание иностранных языков у активных молодых людей в среднем выше, чем при советской власти - это так. Всё это конечно воздействует, но таких дискуссий на тему, как нам сделать движение лучше, как предотвратить возможный откат, куда вообще развиваться - они если рождаются, в Москве, во всяком случае, то они затухают очень быстро. Может они ведутся в каких-то маленьких аффинити-группах [группы доверия, группы близости, связанные крепкими, чаще всего близкими отношениями, планирующие и осуществляющие обычно политические действия усилиями своей группы, а также небольшие группы действий во время крупных демонстраций, для удобства вынесения решений в палаточных лагерях, по организации протестов и т.д.] - я же не могу во все войти, я не знаю. Но, во всяком случае, результатов этого пока не вижу. Есть попытки захватывать сквоты, - они предпринимались, предпринимаются, пока держалось всё это недолго.
Я оптимистично, но осторожно оцениваю: есть некоторый подъём, и численный, и может быть, идейный.
Раньше, понятно, анархистская активность заключалась в очень простых вещах: сделать издание, напечатать листовок, сделать какой-нибудь митинг, пикет или уличный перформанс. В принципе, со временем, по степени рутинности и занудности, многие перформансы сравнялись с сиротливыми пикетами-митингами, с лозунгами, написанными на тетрадных листочках. Когда перформансы проводятся без царя в голове, когда ими утомляют публику, когда часто слишком начинают это делать - это производит такое же впечатление, как и сиротливые старушки с бумажками в руках. Старушек жалко, а на молодых лоботрясов - противно смотреть, - пошли бы лучше поработали. Поэтому то, что появились другие формы активности, такие как ФНБ, свободная ярмарка [обмен, выкладка ненужных или неиспользуемых вещей, организованная вне товарно-денежных отношений], например, что есть люди, которые готовы осваивать такой опыт, внедрять его - это очень хорошо. Сама идея аффинити-групп - того, что движение вполне может состоять из небольших приятельских групп, внутри которых дружеские, можно сказать, братские отношения - когда все друг друга знают, не вступают никуда и не платят взносов (ну то есть и взносы могут платиться, если нужно кому-то собрать денег на адвоката или там ещё на что) - это по-настоящему неформальные связи, довольно крепкие. Действительно, количество таких групп растет - и это хорошо.
Что касается вообще перспектив - я считаю, что левое движение в целом, ну я лично считаю анархистское движение какой-то довольно обособленной, довольно автономной, но всё-таки частью левого движения, - оно испытывает кризис утопии в мировом масштабе. На самом деле, на Западе, многие люди столь же дезориентированы и растерянны, как многие из нас. Потому что способы ниспровержения капитализма и государства, которые до этого испробовались, - они часто приводили к построению систем, аналогичных капитализму по своему человеконенавистничеству. Например, система подавления, построенная в Советском Союзе. Может быть, было бы хорошо, если бы в 1917-18-м большевики проиграли. Понятно, что почти все левые удавят анархистов за такие высказывания, но если смотреть правде в глаза, то это сильно поднасрало, их тогдашняя победа. А что тогда может быть способом? Я не знаю. Почти всё, что мы сейчас делаем, в т.ч. все эти новые формы активности, - всё это вопросы тактики. А вопросы стратегии, по-моему, никем сейчас успешно не решаются. Все долго радовались и хороводы водили вокруг "Империи" и "Множеств" - двух книг Негри и Хардта. Чуть ли не как вокруг нового "Капитала" прыгали - вот, новая левая теория родилась! Почитали подробнее, и выяснилось, что всё это не так. Анархо-примитивизм - по-моему, тоже не ответ. Я не вижу пока что ничего нового, а старое не работает, либо кажется не работающим. Вот это тоже ещё вопрос не совсем очевидный - возможно, что в прошлом звучали уже какие-то адекватные ответы, на которые не обращают внимания просто потому, что их говорили люди давно. А всегда кажется: "мы всех лучше, мы всех умнее, всё сейчас сами придумаем". Возможно, надо искать что-то и в наследии анархо-синдикалистов, ну смотреть, короче. Понятно, что условия столетней давности, когда капитализм сам собирал своих могильщиков (рабочих) на предприятиях, селил в посёлках вокруг этих предприятий - сам их концентрировал до такой степени, что они начинали общаться между собой и высекать из себя искру революции и различных революционных организаций - они, эти условия, уже сейчас совершенно другие. Атомизация общества очень велика; каждый сам за себя; таких крупных предприятий по пять тысяч человек, уже практически нет; автоматизация; коллективы небольшие; манипулировать людьми легко; индивидуальные контракты; слабые профсоюзы - в наших странах они ещё и коррумпированы, им не доверяют вообще как самой форме... Всё с одной стороны плохо, но с другой стороны мы видим, что протесты есть, люди как-то пытаются... это не значит, что нельзя бороться, если ты не знаешь, какова стратегическая цель, - можно совершать тактические победы, в конце концов, выгрызать себе пространство - типа того пространства, в котором мы сейчас разговариваем. Это достойное поведение, даже в условиях того, когда ты не знаешь, каков твой стратегический путь к победе и возможна ли она вообще. Это уже очень хорошо. Я, в принципе, исторический оптимист, я думаю, что в рамках столетия-другого всё наладится, но мы, к сожалению, не доживём.
Таня: Есть мнение, что анархисты (в Беларуси, а может и на всём постсоветском пространстве) распыляют себя на кучу разных дел, и в результате так ни в чём по-настоящему не разбираются и своими действиями ни к чему не приводят.
Как ты считаешь, важно ли интересоваться многим, но свои усилия направлять в какую-то одну сферу? Как ты сам распределяешь свои силы? Чему больше всего уделяешь внимание?
Влад Т.: Уже в силу того, что анархисты выступают против самой современной системы организации общества и, в частности, против разделения труда (ну, как минимум, в том виде, в котором оно существует сейчас), неудивительно, что они хватаются за одно, а потом за другое. Можно сказать, что в этом проявляется их творческий дух, стремление заниматься разными вещами, которые кажутся существенными, а не быть узкими специалистами или узкими специалистками в какой-то одной области. К тому же, многие анархисты молоды, а молодость - это же как раз время активных поисков, познания мира, познания себя. Так что ничего удивительного.
Но всё же, и тут ты права, чтобы добиться чего-то, каких-то перемен, какого-то реального воздействия на свою жизнь и жизнь вокруг, необходимо выбирать себе главные цели. И тут надо идти навстречу своим склонностям, способностям, желаниям. Я по-настоящему сожалею, что на заре последней советской революции (её ещё называют перестройкой), в 1988-89 году забросил фотографию. Я несколько лет, можно сказать, спал с фотоаппаратом. Я снимал каждый день, проявлял каждый день, печатал каждый день, я читал книги по фотографии, смотрел сотни номеров фотожурналов в библиотеках, я стал немножко разбираться в химии проявочных процессов и начал сам комбинировать для себя нужные проявители из отдельных реактивов... И всё это привело к тому, что к 1987 году я, наконец-то, стал добиваться качества, которое меня самого устраивало, стал снимать так, что не стыдно стало показывать отпечатки людям, которые действительно в фотографии разбирались. А тут вдруг революция! Пришлось, конечно, фотографию забросить - потому что кому-то надо было заниматься организацией собраний, изданием анархистских журналов, их распространением, сбором материалов для них. Нас вообще тогда было очень мало и я не мог устраниться от этого, не мог сделать вид, что обойдутся без меня. Тогдашняя техника подпольной печати не позволяла помещать в журналы фотографии, так что хотя я на автомате всё ещё снимал наши акции, времени печатать и даже проявлять плёнки у меня уже не оставалось. Зато я научился делать журналы, научился их распространять, а потом постепенно научился и писать складно, так, чтобы людям интересно было читать.
И с тех пор, как я этому научился, я уже стараюсь не отступать от этого. Я пишу или говорю постоянно. Хотя при этом я оказывался то в организации анархо-синдикалистов, то являлся анархо-экологом в рядах “Хранителей радуги”, то анархо-экологом, покинувшим ряды “Хранителей радуги” и каких-либо организаций вообще, то я вдруг оказывался причастен к организации концертов или к музыкальному самиздату, какое-то время я занимался анархистской правозащитой, потом мы много ездили и налаживали связи между городами, между анархическими сообществами в них, кого-то возили с собой, вкладывались в людей, развивали, растили их, потом пошла тема миграции и антиграничный лагерь на Западной Украине, потом я занялся образовательными проектами в рамках движения. Но при этом писанина оставалась, по возможности, главным делом. И потому мне было важнее не столько принять участие в какой-то демонстрации, сколько написать о ней так, подать её так, чтобы эффект от неё усилился.
Меня до сих пор увлекают разные вещи, разные стороны реальности, но я хотя бы знаю, что писать и говорить у меня получается лучше всего (хотя я не исключаю своего возврата к фото-делу, например). Ну и ещё я люблю выпускать бумажный самиздат, зины, как теперь говорят. Вот этим всем и пытаюсь заниматься по большей части.
Не знаю, понятно ли я ответил.
конец второй части. продолжение следует здесь: http://tupikin.livejournal.com/404511.html
"АНАРХИЯ И ЕЁ ОКРЕСТНОСТИ" ПО ЧАСТЯМ:
первая часть: http://tupikin.livejournal.com/404147.html
вторая часть: http://tupikin.livejournal.com/404242.html
третья часть: http://tupikin.livejournal.com/404511.html
впервые опубликовано в журнале НАМЕРЕНИЕ, Минск, январь 2009