роль ЖЕНЩИНЫ в скандинавском обществе
.
Вопросы гендерных аспектов древнескандинавского общества поднимались уже неоднократно. Роль женщины в социуме, половозрастное распределение обязательств, отошение к старикам и детям, etc...
Данный обзор суммирует отдельные фрагменты этих исследований, имеющий отношение к женщинам.
Кроме чисто культурологического момента, материал будет весьма полезен игрокам на проект "АЛЬТИНГ - 1000". Ведь на ролевых проектах неоднократно возникают споры о месте женских персонажей. Отчего многие игроки женского пола любят трансгендер и выступают в мужских персонажах -
аргументом служит средневековый постулат что "женщина - сосуд порока", и потому никакой активности тогдашнее общество ей не предоставляло.
http://langedoc.narod.ru/lifestyle/woman.htm
Впрочем, бурчат и на Киевскую Русь. На неполноценность женского населения даже до эпохи теремного затворничества
http://bibliotekar.ru/polk-11/16.htm
Про "Домострой" мы и вовсе молчим!
Аналогично и в античном полисе женщина служила лишь для ведения внутридомашнего хозяйства и рождения детей. Исламский Восток - всё езё хуже: достаточно прочесть постулаты шариата...
Однако и в этих социумах всё далеко не так просто!
Если взять то же классическое Высокое Средневековье, то были регионы, где женщина играла видную роль! Где историкам осталось немало имён женщин - деятелей искусств и наук.
Так и представители эллинистической эпохи очень даже обратили внимание на интеллект и активность женской части населения. Но это - как-нибудь в другой раз...
А теперь - собственно о скандинавах в целом и исландцах в частности.
Женщины древних германцев и скандинавов издревле обладали изрядными свободами. Хотя безусловно, будучи частью родового общества, они несли подчинённую роль. Всегда и везде они слушались главу семейства: дочь - отца, жена - мужа, сестра - брата...
И всё же скандинавские родовые саги дают нам яркое представление насколько эта аксиома была относительной. Сколько исключений из общих правил имело место! Причём в обе стороны! Ведь по логике ребёнок подчиняется матери - но вот, в «Саге о людях Лососьей Долины» мы видим, как молодой герой попрекает свою мать, что она - вдова - на чужбине шустро выскочила вторично замуж, не спросившись у него, и родила ему брата - и что дескать теперь этому сводному брату нечего претендовать на наследство...
Любопытный пассаж. В том числе и о правах детей в семье. Но о подрастающем поколении будет отдельное исследование. Сейчас же важно оценить отличие прав и возможностей женского населения Северной Европы эпохи викингов от синхронных соседних регионов.
Итак, что же ожидалось от женщины в Скандинавии? Прежде всего, целомудренность, верность и хозяйственность. Эти добродетели взращивались в девочках с раннего возраста. Об этом же писал в отношении всех германцев ещё Корнеллий Тацит:
«GERMANIA 19 […] У столь многолюдного народа прелюбодеяния крайне редки; наказывать их дозволяется незамедлительно и самим мужьям: обрезав изменнице волосы и раздев донага, муж в присутствии родственников выбрасывает ее из своего дома и, настегивая бичом, гонит по всей деревне; и сколь бы красивой, молодой и богатой она ни была, ей больше не найти нового мужа. Ибо пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращаемым не называется у них - идти в ногу с веком».
Показательно, не правда ли? В Нероновском Риме нравы были вовсе не такие...
Помимо того Тацит же упоминает и о более суровом наказании за прелюбодейство:
«GERMANIA 12 […] Суровость наказания определяется тяжестью преступления: предателей и перебежчиков они вешают на деревьях, трусов и оплошавших в бою, а также обесчестивших свое тело - топят в грязи и болоте, забрасывая поверх валежником. Различие в способах умерщвления основывается на том, что злодеяния и кару за них должно, по их мнению, выставлять напоказ, а позорные поступки - скрывать.»
Тоже показательный символизм: ведь здесь явная привязка культовых патронов к тем, кого к ним «отсылает» социум! То есть Болотная Госпожа (Нерта, она же Фрия, она же Гевьюн) с радостью примет новых служанок, к коим причислены девы, злоупотребившие дарами покровительницы Любви и нарушившие заветы её же, как богини Брака. Она же должна распорядиться как распутниками мужеского пола (особенно повинных в содомии), так и трусами, которых как видно, сравнивали по нраву с женщинами - так и доставалась им женская смерть.
Именно эти трупы так порадовали в своё время археологов: датские болота до сих пор полны трупами связанных мужчин и женщин римского времени.
В свою очередь, покровитель коварства Водан принимает к себе обманщиков и перебежчиков - как Отец Повешенных. Такие преступники - прекрасные гонцы к германскому «Меркурию». Думается, что когда позднее функция бога Войны закрепилась за Одином, и культ валькирий стал особо популярен - появились и женские могилы с полным набором вооружения, да ещё и в ладье!
К вопросу о валькириях.
Трудно сказать, насколько это было постоянной практикой, но многие саги - особенно легендарные сюжеты о Древних Временах - дают нам представление о девах-воительницах. Не тех, кого из Вальгаллы присылает Один, а тех, кто будучи дочерьми реальных конунгов, вели войска и стояли во главе корабельных дружин. Тут нам и сестре Хлёда, тут и Хёрвер из саги о легендарном мече... Были и другие.
Отдельно видим моменты их соединения с Небесными Всадницами - как например возлюбленная валькирия Хельги или та же Сигрдрива/Брюнхильд, которую разбудил Сигурд (и был вынужден с нею же бороться и сражаться - она увидела в нём мужчину своей жизни лишь проиграв ему в состязании!).
Итак, что это за девы-богатырши?
Чуть далее мы снова процитируем Тацита. В той связи, что германцы при сватовстве специально символически ограждали девиц от мыслей о ратных утехах. То есть мы видим, что подобный способ жизни был явно асоциальным для женщины - в чём то эпатажным. Но он имел место в сознании уже тогда!
Опять же - статус. Дочь бонда-земледельца не станет упражняться с оружием! Тем более наложница. Хотя были случаи в сагах, когда очередная жена, узнав про драку мужа с противником, брала какой-то хозяйственный инструмент и шла помогать... Но опять же, в саге не скрывается исключительность, непривычность подобных дел.
А упомянутые девы-валькирии в своём земном статусе всегда являются княжескими дочерьми! Напомним, что согласно «Песни о Риге», именно ярлы (и конунги) были обязаны уметь и землёй распорядиться, и оружием владеть, и в играх ведать, и руны знать. Эта прослойка ближе всего к богам. Так что соединение трёх функций по Дюмезилю могло быть свойственно им в полной мере!
Ещё одна возможная причина: наше поднепровское прошлое некоторых скандинавских родов! Совместное проживание в «Державе Германариха» кочевников-алан и германцев-герулов и гепидов должно было отразиться прежде всего в дружинной субкультуре! В эпосе скандинавов и нартском эпосе осетин есть общие места и персонажи! А ведт аланы, как и их предки сарматы как раз такой обычай знали: их знатные девушки не видели себе права выходить замуж, пока не убьют врага!
То есть наши степные амазонки были таковыми лишь временно - как ключ к замужеству. И возможно, что вернувшись в Данию и Гаутланд к седьмому веку, герулы и гепиды на два-три столетия дали эту традицию собственным землякам (туда же любовь к всадничеству и особая стилистика поминальных камней с изображениями - но о них как-нибудь в другой раз).
Косвенно эта идея подтверждается тем же эпосом: земная валькирия обязана быть непорочной. Потеряв девственность, она уже не летает, не воюет, а становится обычным человеком, матерью. Хоть нередко и сохраняет свой губительный валькирический нрав. Тут упомянем и Сигрдриву/Брюнхильд, и Гудрун, и Хильд... Были и другие примеры.
Здесь девственность - залог связи княжны с миром богов.
Однако же, эту черту ценили и люди! То же Тацит в отношении германцев пишет:
«GERMANIA 19 […] Но еще лучше обстоит с этим у тех племен, где берут замуж лишь девственниц и где, дав обет супружеской верности, они окончательно утрачивают надежду на возможность повторного вступления в брак. Так они обретают мужа, одного навеки, как одно у них тело и одна жизнь, дабы впредь они не думали ни о ком, кроме него, дабы вожделели только к нему, дабы любили в нем не столько мужа, сколько супружество »
В связи с этим может возникнуть логичный вопрос, а, дескать, как же хвалёное норманнское многожёнство? Корректно. Всё опять-таки зависело от статуса. И даже такие «ворононравые» люди, как германцы тоже могли иметь разное количество жён.
«GERMANIA 18 […] …браки у них соблюдаются в строгости, и ни одна сторона их нравов не заслуживает такой похвалы, как эта. Ведь они почти единственные из варваров довольствуются, за очень немногими исключениями, одною женой, а если кто и имеет по нескольку жен, то его побуждает к этому не любострастие, а занимаемое им видное положение»
Институт наложниц был прерогативой знатного человека. Пусть даже не хёвдинга - хёльда, но хоть какой-то вес в округе он был обязан представлять. Иначе его влияния на служанок не хватило бы.
Ещё один момент: была разница между рабыней и подневольной работницей. Работница могла перейти к любому другому хозяину. И даже раб не был намертво привязан к господину - их зависимость была прежде всего социальной: они не имели голоса на тинге и не могли распоряжаться недвижимостью. А вот собственность у них была! В сагах неоднократны примеры, когда раб или рабыня обладали неким артефактом, о котором их хозяин просит их и уговаривает, суля подарок или плату. Не отбирает! Право на владение - священно.
Даже у славян купальский разгул был ритуальным исключением - никакого промискуитета родовое общество не терпело. Хотя конечно люди «гуляли» всегда. Что у нас, что у них... Ну а уж последствия в зависимости от. Так, девочка, родившаяся вне брака, в большей вероятности могла оказаться в яме у господского дома, нежели мальчик. Опять же, владетель чаще усыновлял именно мальчиков.
Девочка как правило в большей степени зависела от матери. А внебрачная - на все сто процентов.
Опять же, для главы семьи девица в доме - путь к дружбе с видными людьми. Не только средневековые феодалы занимались геополитикой через брачные церемонии. Возможно для нынешнего человека прозвучит цинично: купить дружбу через любовь. Но в том то и дело, что как раз и ЛЮБОВЬ, и ДРУЖБА в том обществе имели вовсе не тот вес и не то значение, что у нас! Равно как и ВЕРА. Всё это не имело эмоциональной нагрузки. Это было скорее КОНТРАКТОМ - но вовсе не так цинично, как это стало модным в наше время. Впрочем - и это тема отдельного исследования.
А пока же, мы остановились на том, что отец воспитывал дочерей в целомудрии и старался выгодно пристроить. Вот почему им было не выгодно спешить со сватовством. Для девушки было нормально задуматься о сватовстве между 20-ю и 25-ю! У нас же в деревнях ещё недавно такие девицы считались перестарками.
К вопросу о:
«GERMANIA 20 […] Юноши поздно познают женщин, и от этого их мужская сила сохраняется нерастраченной: не торопятся они отдать замуж и девушек, и у них та же юная свежесть, похожий рост. И сочетаются они браком столь же крепкие и столь же здоровые, как их мужья, и сила родителей передается детям»
Да-да. Особенно мужчины. В сагах всё же можно найти упоминание о девочках, которых просватали в 14-15 лет (вспомним героинь той же «Саги о Ньяле») - но лишь только если они успели войти в телесную зрелость и показали себя в доме расторопными хозяюшками. Иначе сватовство подобно «коту в мешке». А вот жениху редко бывает меньше чем 19 лет. Часто невесту-подростка брал мужчина которому было уже 25-27 лет - ведь он успел побывать за морем, участвовал в походах, проявил себя в торговых делах и заимел много связей в округе и в дальних краях.
О том же пишет и Стриннгольм: «На Севере, как и у германцев, ранние браки не были в обыкновении. […] кроме того, что развитие девочек медленнее на Севере, сами родители считали для себя постыдным торопиться с замужеством дочерей. Вообще можно полагать, что женщина редко выходила замуж ранее 20-го года, а мужчина женился ранее 25-го или 30-го года. »
Тот же Стриннгольм подтверждает: «Дочери находились в безусловной воле отцов.
«Как отец, я больше всех имею право располагать невестой, - говорит Тор карлу Альвису, - меня не было дома, когда просватали ее; но я один могу обручать ее: тебе она не достанется без моей воли на то и никогда не будет твоей женой»* [* Речи Алъвиса в Старшей Эдде, 4].
Когда красивая исландка, Халльгерд, была просватана за Торвальда против ее воли и отзывалась с неудовольствием на такой выбор, отец сказал ей: «Неужто думаешь, что я посмотрю на твою гордость и из-за нее нарушу данное слово? Коли не согласишься по доброй воле, тебя заставят»** [** Сага о Ньяле, X].
Однако ж редко бывало, чтобы отцы в каких бы то ни было случаях пользовались во всей строгости отцовской властью. У них было слишком много чувства чести, чтобы тиранствовать над слабым полом; при брачном сватовстве они сначала узнавали расположение дочерей и матерей их и нередко отдавали это на их волю. И братья поступали большей частью так же относительно своих сестер, если со смертью отца наследовали его неограниченное право располагать их супружеством. Если же не было и братьев, это право переходило к ближайшему родственнику (Giftoman). Женщина состояла под полной опекой мужчины: никакой договор ее не имел законной силы без совета и утверждения близкого родственника.»
Как же проходило обручение?
Уже тацитовы германцы имели колоритные и поучительные свадебные обычаи:
«GERMANIA 18 […] Приданое предлагает не жена мужу, а муж жене. При этом присутствуют ее родственники и близкие и осматривают его подарки; и недопустимо, чтобы эти подарки состояли из женских украшений и уборов для новобрачной, но то должны быть быки, взнузданный конь и щит с фрамеей и мечом. За эти подарки он получает жену, да и она взамен отдаривает мужа каким-либо оружием; в их глазах это наиболее прочные узы, это - священные таинства, это - боги супружества.
…- А вот и то, о чём мы уже упоминали! -…
И чтобы женщина не считала себя непричастной к помыслам о доблестных подвигах, непричастной к превратностям войн, все, знаменующее собою ее вступление в брак, напоминает о том, что отныне она призвана разделять труды и опасности мужа и в мирное время и в битве, претерпевать то же и отваживаться на то же, что он; это возвещает ей запряжка быков, это конь наготове, это - врученное ей оружие. Так подобает жить, так подобает погибнуть; она получает то, что в целости и сохранности отдаст сыновьям, что впоследствии получат ее невестки и что будет отдано, в свою очередь, ее внукам»
Здесь речь шла о вене. Но и невеста имела обязательства к дарам жениху.
В позднейшее время ритуал усложнился:
А.Стриннгольм. «Походы викингов». Кн.Вторая. Глава девятая: СУПРУЖЕСТВО -
«Жених прежде всего должен был обратиться к отцу невесты и передать ему предложение, bоn. Оттого и сватовство называлось у скандинавов bonord, просьба; кто отправлялся в путь за сватовством, о том говорили, что он состоит в сватовстве* [* «Att standa i kvonbaenum» (Сага о Туннлауге Змеином. Языке)] .
В путь за сватовством (bonords-for) он надевал лучшее платье и отправлялся с отцом или ближайшим родственником.
Когда предложение сделано и принято благосклонно, начинали договариваться о брачных условиях. Жених объявлял, сколько имения назначает будущей жене: это называлось Mundr, Kvanar-mundr, женский дар; он объявлял дар, который назначался отцу ее, что называлось vingaeg, дружеский дар; отец невесты, со своей стороны, назначал сумму приданого, что было для его дочери вознаграждением за потерю прав на отцовское наследство. Это носило название Fylgdh, Hemfylgdh, Hemgaef, Omynd. Дары состояли в золоте, серебре, рабах, скоте и домашней рухляди.
Пока женщины не имели законных прав на наследство, эти дары с приданым составляли собственность жены и выдавались ей по кончине мужа В случае развода она удерживала эту собственность, переходившую, по ее смерти, к ближайшим родным ее. Но если она умирала бездетной, то приданое ее возвращалось к ее ближайшим родичам или наследникам.
Такой договор о дарах и приданом был непременным условием законного брака и, по сходству с торговой сделкой, потому что заключались условия, на каких дочь семейства поступала в собственность мужа, назывался Brudkаир, покупкой невесты.
Договор утверждался в присутствии родных обеих сторон* [* Сага о Ньяле. Сага о Гуннлауге Змеином Языке]. Потом обручали жениха и невесту и соединяли им руки. В древности при обручении не менялись кольцами; хотя любящие дарили их друг другу, но они еще не считались знаком faestning, или законного обручения, - молоток Тора, положенный на колени невесте, освящал брак.
На невесту надевали покрывало. Это обручение называлось faest, потому что жених, обручаясь с невестой, собственно укреплял ее за собой, faesta saer konu (по-шведски faesta sug qvinnan - обручиться с женщиной, собственно укрепить ее за собой). Сходка же, для этого состоявшаяся, - faestninga staemma. После того он назывался faestimadr, жених (ныне faestman), а девушка - faestikona (faesteqvinna, faestmoe), невеста.
Брак, совершенный без такого faestning, назывался skyndi-bryllup, поспешным, lausa-bryllup, слабым, и считался незаконным. Всякая законная жена должна быть, по старинному выражению, mundikeypt, куплена дарами* [* В том же смысле в Старшей Эдде говорится о Герде, супруге Фрейра, что она giulikeypt, куплена золотом], или, по словам вестготского закона, maedh mund ok maedh maelae, даром и словом:
это значило, что она была выдана замуж с согласия отца и совета родных по предварительному соглашению.
Она называлась mudgift kona, laghgift kona, adhalkona, брачной, законной женой, а дети ее - adhalkonubarn, законнорожденные, и имели право на одальную собственность.
Девушка, вышедшая замуж без такого обряда, сманенная, похищенная или военнопленная, считалась frula, наложницей, какое бы ни было ее происхождение, и дети, прижитые в таком браке, назывались frilloham, незаконными.
[…]
Норманны с такой строгостью соблюдали предписания нравственности, что до брака не дозволяли никакого короткого обращения между женихом и невестой. Гордые, неиспорченные люди гнушались преступлений против девственной чести, и всякое покушение такого рода со стороны жениха считалось тяжкой обидой не только невесте, но и всей ее родне.
Когда кто провожал невесту к другу или путешествовал с чужой женой, то древний обычай* [См. отрывки песен о Сигурде и Брюнхильд в Старшей Эдде] требовал, чтобы они, ночуя вместе на одной постели, клали , между собой меч* [Canga Rolfs, Sturhiug Starfs, Tborgrini Prudes и Viglunds saga со многими другими сагами], в защиту целомудрия, или доску. На этот обычай намекает Эдда и другие саги.
[…]
Случалось, что брак отлагался на многие годы. Время отсрочки определялось при обручении: обыкновенно отлагали на три года, в тех случаях, если невеста была очень молода, или жених мало узнал жизнь, или предстояло ему важное предприятие. В таком случае девушка называлась Heitkona. Если он не являлся по истечении срока, невеста могла выйти за другого. Но обыкновенным следствием была кровопролитная вражда, если жених по возвращении находил, что его невеста помолвлена за другого. Особливо тяжкой обидой считалось нарушение обещания до срока: это требовало кровавой мести.»
Вот тоже показательно: не чувства ранились отменой уговора, а самолюбие и достоинство. Ведь если девушка - первая невеста округи, то её брак со мной это честь мне-родному и хвала. Если же меня бросают - можно предположить что станут судачить люди... Но в целом поединки за руку и сердце дамы были редкостью. И именно в тех случаях когда герой считал задетой свою честь.
К слову сказать, статус вдовы (независимо от возраста и от того жив ли отец и братья) давал право полностью распоряжаться своей жизнью - выйти ли снова замуж и когда, жить ли в родительском доме или у родни покойного мужа... Впрочем, судя по примеру выше, иногда взрослые дети вдовы считали себя вправе выступать её опекунами.
Снова обратимся к Стриннгольму:
«В те времена, когда похищение девиц и чужих невест принадлежало к числу великих подвигов, путешествие обрученной невесты в дом жениха нередко подвергалось опасности. Оттого жених обыкновенно посылал за ней вооруженную толпу друзей и родственников.
Они должны были взять ее под свою защиту и отвести к супругу (bonde sins), на супружеское ложе (siang bans). Их называли дружиной невесты. Под начальством дружки, forvista man, проезжали они, вооруженные, в дом отца невесты и требовали себе мира и безопасности (grud) от хозяина Он давал им мир, отбирал у них оружие, а седла прятал под замок Дружка вместо жениха принимал приданое невесты (hemfylgdh).
Попировав в ее доме, дружина отправлялась вместе с ней, отцом ее и близкими родными в дом жениха, где играли свадьбу. Вечером невеста провожалась с торжеством на брачное ложе. На другой день, в вознаграждение за девственность* [* Att husfru sinae hedhrae. Ob virginitatem], жених делал ей подарок, называвшийся Hindradagsgaef, утренний дар* [* Потому что дарили утром после брачной ночи, Hindradagber].
С этих пор молодая получала название хозяйки, hausfreja, и связка ключей за поясом означала ее хозяйственные права. Все домашние заботы принадлежали хозяйке; муж обязан был только доставать все нужное для жизни; но его личное участие в хозяйстве считалось не только неприличным для него, но и оскорбляло, по тогдашнему мнению, права супруги.
Это хозяйственное значение женщины называлось lyklarad, заведывание ключами* [* Этому отвечает potestas clavium римлян], bu-rad, заведывание домом, или rad-innan-stokks, внутреннее управление домом, в отличие от внешнего (rad-utan-stokks), управления мужчины.
Но тем только и ограничивалась власть домохозяйки. Во всем остальном она зависела от воли и власти мужа. Без его позволения она не могла ни покупать, ни продавать что-нибудь, ни выходить из дома для посещения родных, да и не могла оставаться у них более назначенного мужем срока* [* Сага о Ньяле. В числе советов, которые Hervarar saga заставляет Гауфудра давать его сыну, Хейдреку, находится и этот. «Не позволяй жене часто навещать ее родственников!»]. Она не имела голоса при замужестве дочерей. Муж мог наказывать ее, как хотел.
Только с христианством появились законы, определявшие наказание за побои женщины; в древности она не пользовалась даже личными правами и в случае совершенного ею преступления отдавалась для наказания мужу, как своему господину: на нем лежала ответственность за ее вины.
Однако ж скандинавы пользовались этой неограниченной властью над женщинами с такой умеренностью, какой нельзя бы и ожидать от их воинственности: в этом участвовало чувство женской красоты в скандинавах, их мягкое и открытое для дружбы сердце; кроме того, походы и общественные обязанности, лежавшие на них, требовали частых, на многие месяцы, отлучек из дома: тогда все заботы о содержании дома лежали на хозяйке, если сыновья были еще малолетние и находились в семействе; она была помощницей мужа, его утешением и подпорой; по решительности, благоразумию и смелости она не уступала мужчинам: все это сообщало ей цену и значение в глазах мужа; он не считал ее рабой, а уважал в ней разумную мать семейства, разделявшую с ним заботы о доме и детях. Да и не по душе ему было домашнее самовластие; сам дух государственного Управления предписывал уважение к личным правам.
»
Жена, в отсутствие мужа обыкновенно заведовала всеми делами. Она командовала рабами и работниками. Она принимала гостей и решала взять ли кого под защиту. Она могла возглавить оборону усадьбы и даже повести войско на военную операцию! [Сага о Греттире, III]. Невольно вспоминается негодования римлянина Тацита, узнавшего что некими ситонами (средняя Швеция) управляли женщины [хотя на самом деле речь видимо шла всего лишь о вдовствующей княгине; впрочем, совет старейшин из женщин мог также иметь место - но это необходимо проверять иными источниками].
Помимо хозяйствования женщина в доме была рулевым колесом активности мужчин. Регулярно встречаем в сагах эпизоды, где женщина встревает с дельными советами и подговаривает мужчину к неким действиям. Нередко она подстрекает его постоять за поруганную честь независимо от средств и усилий. То есть жена и мать всегда знали о понятиях родовой чести - но вот такта и тактики им могло не хватать. Оттого и советы их часто были гибельны.
Но вот тут мы сталкиваемся с изюминкой скандинавского обращения мужчин и женщин в доме! Мужчина решительно не мог допустить что бы женщина его поносила или укоряла. Создаётся стойкое впечатление, что они верили в магическую силу женского слова: дескать что женщина начнёт возглашать - то и сбудется.
Думается, здесь нет преувеличения. Ещё древние германцы соглашались со святостью женщин и взаправду наделяли их пророческим даром:
«GERMANIA 8 […] ...германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями. […] в древности они поклонялись Альбруне и многим другим, и отнюдь не из лести и не для того, чтобы впоследствии сделать из них богинь»
Вот и у скандинавов часто видим реакцию вроде:
«Знать, хочешь ты овдоветь раньше времени, но я сделаю как ты просишь»
«Неразумен твой совет, женщина, но что бы ты не обвиняла меня в трусости, я выйду к ним» - и разумеется, героя убивают
или
«Я поеду с твоим мужем, но ни он ни я не воротимся назад» (норвежец, «Сага о Ньяле»)
«Вот и мать подстрекает нас законным подстрекательством» (Скарпхедин, «Сага о Ньяле»)
Вот какие дела могла вызвать женская обида или возмущение. Иногда же случались и противостояния. Примером жёсткой позиции могло стать ПОБРАТИМСТВО. Этот священный институт пожалуй единственное проявление эмоций друг к другу. К супругам, родителям и детям обычно относились более формально чем к кровникам.
Так что неудивительно, что Кьяртан принципиально не желал вредить своему побратиму Болли невзирая на попрёки жены [* «Сага о Людях Лососьей Долины»] и даже отложил оружие, когда Болли его убивал. Ну а конфликт жён Ньяля и Гуннара вообще показателен. И опять же оба не желали слушать подстрекательств - но уже просто из чувства глубокой признательности друг к другу. Обычно же такой воли мужья не демонстрировали.
И сыновей на смерть матери посылали не менее часто - того стоила родовая честь.
Развод допускался. Причём, с обеих сторон.
Поводом могло быть пренебрежение супружеским долгом. Равно как и пренебрежение супружеской честью и достоинством. Так, поносить мужа при гостях - тем паче в стихах - верный путь к разводу. Аналогичным поводом могло быть уличение мужа в женском поведении или что его фасон одежды слишком напоминает женский. Но и случай с Ауд-Штаны показал, что у мужа могут появиться такие же претензии - причём, по наветам со стороны [* «Сага о Людях Лососьей Долины»]!
О разводящихся женщинах пишет и Стриннгольм:
«[…] Однако ж, если они покидали их без достаточной законной причины, то не могли требовать назад приданого и даров; в этом случае мужья даже имели право принудить их воротиться.
Хельга, дочь исландца Торадра, в отсутствие мужа, Торгильса, ушла от него к отцу, без всякой другой причины, кроме той, что муж был гораздо старее ее. Когда Торгильс прибыл домой и узнал об этом, то вооружился и поспешно отправился к дому тестя; он вошел в комнату в полном вооружении и, не говоря ни слова, взял Хельгу за руку и увел с собой. Скафти, брат Хельги, хотел было со своими людьми гнаться за ним, как за похитителем сестры; но Торадр, отец, сказал ему хладнокровно: «Торгильс взял ему принадлежащее: запрещаю его преследовать».
И Торгильс удержал жену у себя.
Однажды, когда они сидели на дворе, домашний петух гонялся за курицей и бил ее. Курица отчаянно кудахтала. «Видишь ли?» - сказал Торгильс Хельге. «Что ж это значит?» - спросила она. «То же самое может случиться и с другими», - отвечал Торгильс* [* Floamannа saga. Этот самый Торгильс умер в 1033 году, 83 лет от рода Еще на 60-м году он убил обидевшего его норманна на поединке]. Потом они жили хорошо друг с другом.
Но если муж отказывал жене в необходимом, не заботился о ней и детях, дурно обходился с ней, обижал ее родных или из трусости не хотел помочь им против врагов, то, по исландским обычаям, жена имела законные причины искать развода с таким мужем.
В наибольшей зависимости от мужей находились женщины незнатного рода, с небольшим приданым, и такие, которым нельзя было надеяться на помощь родных. Другие, напротив, столь же знатного происхождения, как и их мужья, и с таким же сильным родством, позволяли себе такой горделивый тон, каким говорила Асгерд своему мужу, исландцу Торкелю. Гневаясь на ее поведение, Торкель не хотел разделять с ней ложе. Она сказала ему, что не станет долее просить его о том; если не признает ее женой и не хочет забыть прошлого, то она призовет свидетелей и объявит развод; тогда ее отец возьмет назад приданое и дары, и она не будет больше стеснять его ложа. Торкель с минуту молчал, потом одумался и возвратил ей права супруги* [* Сага о Гисли].
Кроме законного развода женщину могли и выкрасть - но обычно это была судьба невесты. А вот насильственная смерть была редкостью. Скандинавы считали ниже своего достоинства убивать женщину.
Впрочем, иные женщины были вынуждены пойти под нож, дабы сопроводить своего мужа в последний путь.
Это своеобразное сати послужило поводом к многочисленным спекуляциям. Обычай сей безусловно нуждается в детальном разъяснении и комментарии но здесь и сейчас вдаваться в такие детали не место. Вообще, самый детальный отчёт о подобном находим у Ибн-Фадлана. Там же про особенности обхождения норманнов с женщинами на чужбине. Это будет темой отдельного поста.
Пока же «позвольте прекратить дозволенные речи».
====================================================
Напоследок - несколько ПОЛЕЗНЫХ ССЫЛОК ПО ТЕМЕ:
*Courtship, Love and Marriage in Viking Scandinavia
*А.Стриннгольм. «Походы викингов». Кн.Вторая. Глава девятая: СУПРУЖЕСТВО - часть первая и * оно же, вторая половина
Жаклин Симпсон. ВИКИНГИ: Быт, религия, культура Глава 7. Семья и общество
* В. Я. Петрухин. Варяжская женщина на Востоке: жена, рабыня или «валькирия»
* Элизабет Вестергорд. Родство против договора.Германский героический эпос глазами исторического антрополога
*Женщины викингов
Вопросы гендерных аспектов древнескандинавского общества поднимались уже неоднократно. Роль женщины в социуме, половозрастное распределение обязательств, отошение к старикам и детям, etc...
Данный обзор суммирует отдельные фрагменты этих исследований, имеющий отношение к женщинам.
Кроме чисто культурологического момента, материал будет весьма полезен игрокам на проект "АЛЬТИНГ - 1000". Ведь на ролевых проектах неоднократно возникают споры о месте женских персонажей. Отчего многие игроки женского пола любят трансгендер и выступают в мужских персонажах -
аргументом служит средневековый постулат что "женщина - сосуд порока", и потому никакой активности тогдашнее общество ей не предоставляло.
http://langedoc.narod.ru/lifestyle/woman.htm
Впрочем, бурчат и на Киевскую Русь. На неполноценность женского населения даже до эпохи теремного затворничества
http://bibliotekar.ru/polk-11/16.htm
Про "Домострой" мы и вовсе молчим!
Аналогично и в античном полисе женщина служила лишь для ведения внутридомашнего хозяйства и рождения детей. Исламский Восток - всё езё хуже: достаточно прочесть постулаты шариата...
Однако и в этих социумах всё далеко не так просто!
Если взять то же классическое Высокое Средневековье, то были регионы, где женщина играла видную роль! Где историкам осталось немало имён женщин - деятелей искусств и наук.
Так и представители эллинистической эпохи очень даже обратили внимание на интеллект и активность женской части населения. Но это - как-нибудь в другой раз...
А теперь - собственно о скандинавах в целом и исландцах в частности.
Женщины древних германцев и скандинавов издревле обладали изрядными свободами. Хотя безусловно, будучи частью родового общества, они несли подчинённую роль. Всегда и везде они слушались главу семейства: дочь - отца, жена - мужа, сестра - брата...
И всё же скандинавские родовые саги дают нам яркое представление насколько эта аксиома была относительной. Сколько исключений из общих правил имело место! Причём в обе стороны! Ведь по логике ребёнок подчиняется матери - но вот, в «Саге о людях Лососьей Долины» мы видим, как молодой герой попрекает свою мать, что она - вдова - на чужбине шустро выскочила вторично замуж, не спросившись у него, и родила ему брата - и что дескать теперь этому сводному брату нечего претендовать на наследство...
Любопытный пассаж. В том числе и о правах детей в семье. Но о подрастающем поколении будет отдельное исследование. Сейчас же важно оценить отличие прав и возможностей женского населения Северной Европы эпохи викингов от синхронных соседних регионов.
Итак, что же ожидалось от женщины в Скандинавии? Прежде всего, целомудренность, верность и хозяйственность. Эти добродетели взращивались в девочках с раннего возраста. Об этом же писал в отношении всех германцев ещё Корнеллий Тацит:
«GERMANIA 19 […] У столь многолюдного народа прелюбодеяния крайне редки; наказывать их дозволяется незамедлительно и самим мужьям: обрезав изменнице волосы и раздев донага, муж в присутствии родственников выбрасывает ее из своего дома и, настегивая бичом, гонит по всей деревне; и сколь бы красивой, молодой и богатой она ни была, ей больше не найти нового мужа. Ибо пороки там ни для кого не смешны, и развращать и быть развращаемым не называется у них - идти в ногу с веком».
Показательно, не правда ли? В Нероновском Риме нравы были вовсе не такие...
Помимо того Тацит же упоминает и о более суровом наказании за прелюбодейство:
«GERMANIA 12 […] Суровость наказания определяется тяжестью преступления: предателей и перебежчиков они вешают на деревьях, трусов и оплошавших в бою, а также обесчестивших свое тело - топят в грязи и болоте, забрасывая поверх валежником. Различие в способах умерщвления основывается на том, что злодеяния и кару за них должно, по их мнению, выставлять напоказ, а позорные поступки - скрывать.»
Тоже показательный символизм: ведь здесь явная привязка культовых патронов к тем, кого к ним «отсылает» социум! То есть Болотная Госпожа (Нерта, она же Фрия, она же Гевьюн) с радостью примет новых служанок, к коим причислены девы, злоупотребившие дарами покровительницы Любви и нарушившие заветы её же, как богини Брака. Она же должна распорядиться как распутниками мужеского пола (особенно повинных в содомии), так и трусами, которых как видно, сравнивали по нраву с женщинами - так и доставалась им женская смерть.
Именно эти трупы так порадовали в своё время археологов: датские болота до сих пор полны трупами связанных мужчин и женщин римского времени.
В свою очередь, покровитель коварства Водан принимает к себе обманщиков и перебежчиков - как Отец Повешенных. Такие преступники - прекрасные гонцы к германскому «Меркурию». Думается, что когда позднее функция бога Войны закрепилась за Одином, и культ валькирий стал особо популярен - появились и женские могилы с полным набором вооружения, да ещё и в ладье!
К вопросу о валькириях.
Трудно сказать, насколько это было постоянной практикой, но многие саги - особенно легендарные сюжеты о Древних Временах - дают нам представление о девах-воительницах. Не тех, кого из Вальгаллы присылает Один, а тех, кто будучи дочерьми реальных конунгов, вели войска и стояли во главе корабельных дружин. Тут нам и сестре Хлёда, тут и Хёрвер из саги о легендарном мече... Были и другие.
Отдельно видим моменты их соединения с Небесными Всадницами - как например возлюбленная валькирия Хельги или та же Сигрдрива/Брюнхильд, которую разбудил Сигурд (и был вынужден с нею же бороться и сражаться - она увидела в нём мужчину своей жизни лишь проиграв ему в состязании!).
Итак, что это за девы-богатырши?
Чуть далее мы снова процитируем Тацита. В той связи, что германцы при сватовстве специально символически ограждали девиц от мыслей о ратных утехах. То есть мы видим, что подобный способ жизни был явно асоциальным для женщины - в чём то эпатажным. Но он имел место в сознании уже тогда!
Опять же - статус. Дочь бонда-земледельца не станет упражняться с оружием! Тем более наложница. Хотя были случаи в сагах, когда очередная жена, узнав про драку мужа с противником, брала какой-то хозяйственный инструмент и шла помогать... Но опять же, в саге не скрывается исключительность, непривычность подобных дел.
А упомянутые девы-валькирии в своём земном статусе всегда являются княжескими дочерьми! Напомним, что согласно «Песни о Риге», именно ярлы (и конунги) были обязаны уметь и землёй распорядиться, и оружием владеть, и в играх ведать, и руны знать. Эта прослойка ближе всего к богам. Так что соединение трёх функций по Дюмезилю могло быть свойственно им в полной мере!
Ещё одна возможная причина: наше поднепровское прошлое некоторых скандинавских родов! Совместное проживание в «Державе Германариха» кочевников-алан и германцев-герулов и гепидов должно было отразиться прежде всего в дружинной субкультуре! В эпосе скандинавов и нартском эпосе осетин есть общие места и персонажи! А ведт аланы, как и их предки сарматы как раз такой обычай знали: их знатные девушки не видели себе права выходить замуж, пока не убьют врага!
То есть наши степные амазонки были таковыми лишь временно - как ключ к замужеству. И возможно, что вернувшись в Данию и Гаутланд к седьмому веку, герулы и гепиды на два-три столетия дали эту традицию собственным землякам (туда же любовь к всадничеству и особая стилистика поминальных камней с изображениями - но о них как-нибудь в другой раз).
Косвенно эта идея подтверждается тем же эпосом: земная валькирия обязана быть непорочной. Потеряв девственность, она уже не летает, не воюет, а становится обычным человеком, матерью. Хоть нередко и сохраняет свой губительный валькирический нрав. Тут упомянем и Сигрдриву/Брюнхильд, и Гудрун, и Хильд... Были и другие примеры.
Здесь девственность - залог связи княжны с миром богов.
Однако же, эту черту ценили и люди! То же Тацит в отношении германцев пишет:
«GERMANIA 19 […] Но еще лучше обстоит с этим у тех племен, где берут замуж лишь девственниц и где, дав обет супружеской верности, они окончательно утрачивают надежду на возможность повторного вступления в брак. Так они обретают мужа, одного навеки, как одно у них тело и одна жизнь, дабы впредь они не думали ни о ком, кроме него, дабы вожделели только к нему, дабы любили в нем не столько мужа, сколько супружество »
В связи с этим может возникнуть логичный вопрос, а, дескать, как же хвалёное норманнское многожёнство? Корректно. Всё опять-таки зависело от статуса. И даже такие «ворононравые» люди, как германцы тоже могли иметь разное количество жён.
«GERMANIA 18 […] …браки у них соблюдаются в строгости, и ни одна сторона их нравов не заслуживает такой похвалы, как эта. Ведь они почти единственные из варваров довольствуются, за очень немногими исключениями, одною женой, а если кто и имеет по нескольку жен, то его побуждает к этому не любострастие, а занимаемое им видное положение»
Институт наложниц был прерогативой знатного человека. Пусть даже не хёвдинга - хёльда, но хоть какой-то вес в округе он был обязан представлять. Иначе его влияния на служанок не хватило бы.
Ещё один момент: была разница между рабыней и подневольной работницей. Работница могла перейти к любому другому хозяину. И даже раб не был намертво привязан к господину - их зависимость была прежде всего социальной: они не имели голоса на тинге и не могли распоряжаться недвижимостью. А вот собственность у них была! В сагах неоднократны примеры, когда раб или рабыня обладали неким артефактом, о котором их хозяин просит их и уговаривает, суля подарок или плату. Не отбирает! Право на владение - священно.
Даже у славян купальский разгул был ритуальным исключением - никакого промискуитета родовое общество не терпело. Хотя конечно люди «гуляли» всегда. Что у нас, что у них... Ну а уж последствия в зависимости от. Так, девочка, родившаяся вне брака, в большей вероятности могла оказаться в яме у господского дома, нежели мальчик. Опять же, владетель чаще усыновлял именно мальчиков.
Девочка как правило в большей степени зависела от матери. А внебрачная - на все сто процентов.
Опять же, для главы семьи девица в доме - путь к дружбе с видными людьми. Не только средневековые феодалы занимались геополитикой через брачные церемонии. Возможно для нынешнего человека прозвучит цинично: купить дружбу через любовь. Но в том то и дело, что как раз и ЛЮБОВЬ, и ДРУЖБА в том обществе имели вовсе не тот вес и не то значение, что у нас! Равно как и ВЕРА. Всё это не имело эмоциональной нагрузки. Это было скорее КОНТРАКТОМ - но вовсе не так цинично, как это стало модным в наше время. Впрочем - и это тема отдельного исследования.
А пока же, мы остановились на том, что отец воспитывал дочерей в целомудрии и старался выгодно пристроить. Вот почему им было не выгодно спешить со сватовством. Для девушки было нормально задуматься о сватовстве между 20-ю и 25-ю! У нас же в деревнях ещё недавно такие девицы считались перестарками.
К вопросу о:
«GERMANIA 20 […] Юноши поздно познают женщин, и от этого их мужская сила сохраняется нерастраченной: не торопятся они отдать замуж и девушек, и у них та же юная свежесть, похожий рост. И сочетаются они браком столь же крепкие и столь же здоровые, как их мужья, и сила родителей передается детям»
Да-да. Особенно мужчины. В сагах всё же можно найти упоминание о девочках, которых просватали в 14-15 лет (вспомним героинь той же «Саги о Ньяле») - но лишь только если они успели войти в телесную зрелость и показали себя в доме расторопными хозяюшками. Иначе сватовство подобно «коту в мешке». А вот жениху редко бывает меньше чем 19 лет. Часто невесту-подростка брал мужчина которому было уже 25-27 лет - ведь он успел побывать за морем, участвовал в походах, проявил себя в торговых делах и заимел много связей в округе и в дальних краях.
О том же пишет и Стриннгольм: «На Севере, как и у германцев, ранние браки не были в обыкновении. […] кроме того, что развитие девочек медленнее на Севере, сами родители считали для себя постыдным торопиться с замужеством дочерей. Вообще можно полагать, что женщина редко выходила замуж ранее 20-го года, а мужчина женился ранее 25-го или 30-го года. »
Тот же Стриннгольм подтверждает: «Дочери находились в безусловной воле отцов.
«Как отец, я больше всех имею право располагать невестой, - говорит Тор карлу Альвису, - меня не было дома, когда просватали ее; но я один могу обручать ее: тебе она не достанется без моей воли на то и никогда не будет твоей женой»* [* Речи Алъвиса в Старшей Эдде, 4].
Когда красивая исландка, Халльгерд, была просватана за Торвальда против ее воли и отзывалась с неудовольствием на такой выбор, отец сказал ей: «Неужто думаешь, что я посмотрю на твою гордость и из-за нее нарушу данное слово? Коли не согласишься по доброй воле, тебя заставят»** [** Сага о Ньяле, X].
Однако ж редко бывало, чтобы отцы в каких бы то ни было случаях пользовались во всей строгости отцовской властью. У них было слишком много чувства чести, чтобы тиранствовать над слабым полом; при брачном сватовстве они сначала узнавали расположение дочерей и матерей их и нередко отдавали это на их волю. И братья поступали большей частью так же относительно своих сестер, если со смертью отца наследовали его неограниченное право располагать их супружеством. Если же не было и братьев, это право переходило к ближайшему родственнику (Giftoman). Женщина состояла под полной опекой мужчины: никакой договор ее не имел законной силы без совета и утверждения близкого родственника.»
Как же проходило обручение?
Уже тацитовы германцы имели колоритные и поучительные свадебные обычаи:
«GERMANIA 18 […] Приданое предлагает не жена мужу, а муж жене. При этом присутствуют ее родственники и близкие и осматривают его подарки; и недопустимо, чтобы эти подарки состояли из женских украшений и уборов для новобрачной, но то должны быть быки, взнузданный конь и щит с фрамеей и мечом. За эти подарки он получает жену, да и она взамен отдаривает мужа каким-либо оружием; в их глазах это наиболее прочные узы, это - священные таинства, это - боги супружества.
…- А вот и то, о чём мы уже упоминали! -…
И чтобы женщина не считала себя непричастной к помыслам о доблестных подвигах, непричастной к превратностям войн, все, знаменующее собою ее вступление в брак, напоминает о том, что отныне она призвана разделять труды и опасности мужа и в мирное время и в битве, претерпевать то же и отваживаться на то же, что он; это возвещает ей запряжка быков, это конь наготове, это - врученное ей оружие. Так подобает жить, так подобает погибнуть; она получает то, что в целости и сохранности отдаст сыновьям, что впоследствии получат ее невестки и что будет отдано, в свою очередь, ее внукам»
Здесь речь шла о вене. Но и невеста имела обязательства к дарам жениху.
В позднейшее время ритуал усложнился:
А.Стриннгольм. «Походы викингов». Кн.Вторая. Глава девятая: СУПРУЖЕСТВО -
«Жених прежде всего должен был обратиться к отцу невесты и передать ему предложение, bоn. Оттого и сватовство называлось у скандинавов bonord, просьба; кто отправлялся в путь за сватовством, о том говорили, что он состоит в сватовстве* [* «Att standa i kvonbaenum» (Сага о Туннлауге Змеином. Языке)] .
В путь за сватовством (bonords-for) он надевал лучшее платье и отправлялся с отцом или ближайшим родственником.
Когда предложение сделано и принято благосклонно, начинали договариваться о брачных условиях. Жених объявлял, сколько имения назначает будущей жене: это называлось Mundr, Kvanar-mundr, женский дар; он объявлял дар, который назначался отцу ее, что называлось vingaeg, дружеский дар; отец невесты, со своей стороны, назначал сумму приданого, что было для его дочери вознаграждением за потерю прав на отцовское наследство. Это носило название Fylgdh, Hemfylgdh, Hemgaef, Omynd. Дары состояли в золоте, серебре, рабах, скоте и домашней рухляди.
Пока женщины не имели законных прав на наследство, эти дары с приданым составляли собственность жены и выдавались ей по кончине мужа В случае развода она удерживала эту собственность, переходившую, по ее смерти, к ближайшим родным ее. Но если она умирала бездетной, то приданое ее возвращалось к ее ближайшим родичам или наследникам.
Такой договор о дарах и приданом был непременным условием законного брака и, по сходству с торговой сделкой, потому что заключались условия, на каких дочь семейства поступала в собственность мужа, назывался Brudkаир, покупкой невесты.
Договор утверждался в присутствии родных обеих сторон* [* Сага о Ньяле. Сага о Гуннлауге Змеином Языке]. Потом обручали жениха и невесту и соединяли им руки. В древности при обручении не менялись кольцами; хотя любящие дарили их друг другу, но они еще не считались знаком faestning, или законного обручения, - молоток Тора, положенный на колени невесте, освящал брак.
На невесту надевали покрывало. Это обручение называлось faest, потому что жених, обручаясь с невестой, собственно укреплял ее за собой, faesta saer konu (по-шведски faesta sug qvinnan - обручиться с женщиной, собственно укрепить ее за собой). Сходка же, для этого состоявшаяся, - faestninga staemma. После того он назывался faestimadr, жених (ныне faestman), а девушка - faestikona (faesteqvinna, faestmoe), невеста.
Брак, совершенный без такого faestning, назывался skyndi-bryllup, поспешным, lausa-bryllup, слабым, и считался незаконным. Всякая законная жена должна быть, по старинному выражению, mundikeypt, куплена дарами* [* В том же смысле в Старшей Эдде говорится о Герде, супруге Фрейра, что она giulikeypt, куплена золотом], или, по словам вестготского закона, maedh mund ok maedh maelae, даром и словом:
это значило, что она была выдана замуж с согласия отца и совета родных по предварительному соглашению.
Она называлась mudgift kona, laghgift kona, adhalkona, брачной, законной женой, а дети ее - adhalkonubarn, законнорожденные, и имели право на одальную собственность.
Девушка, вышедшая замуж без такого обряда, сманенная, похищенная или военнопленная, считалась frula, наложницей, какое бы ни было ее происхождение, и дети, прижитые в таком браке, назывались frilloham, незаконными.
[…]
Норманны с такой строгостью соблюдали предписания нравственности, что до брака не дозволяли никакого короткого обращения между женихом и невестой. Гордые, неиспорченные люди гнушались преступлений против девственной чести, и всякое покушение такого рода со стороны жениха считалось тяжкой обидой не только невесте, но и всей ее родне.
Когда кто провожал невесту к другу или путешествовал с чужой женой, то древний обычай* [См. отрывки песен о Сигурде и Брюнхильд в Старшей Эдде] требовал, чтобы они, ночуя вместе на одной постели, клали , между собой меч* [Canga Rolfs, Sturhiug Starfs, Tborgrini Prudes и Viglunds saga со многими другими сагами], в защиту целомудрия, или доску. На этот обычай намекает Эдда и другие саги.
[…]
Случалось, что брак отлагался на многие годы. Время отсрочки определялось при обручении: обыкновенно отлагали на три года, в тех случаях, если невеста была очень молода, или жених мало узнал жизнь, или предстояло ему важное предприятие. В таком случае девушка называлась Heitkona. Если он не являлся по истечении срока, невеста могла выйти за другого. Но обыкновенным следствием была кровопролитная вражда, если жених по возвращении находил, что его невеста помолвлена за другого. Особливо тяжкой обидой считалось нарушение обещания до срока: это требовало кровавой мести.»
Вот тоже показательно: не чувства ранились отменой уговора, а самолюбие и достоинство. Ведь если девушка - первая невеста округи, то её брак со мной это честь мне-родному и хвала. Если же меня бросают - можно предположить что станут судачить люди... Но в целом поединки за руку и сердце дамы были редкостью. И именно в тех случаях когда герой считал задетой свою честь.
К слову сказать, статус вдовы (независимо от возраста и от того жив ли отец и братья) давал право полностью распоряжаться своей жизнью - выйти ли снова замуж и когда, жить ли в родительском доме или у родни покойного мужа... Впрочем, судя по примеру выше, иногда взрослые дети вдовы считали себя вправе выступать её опекунами.
Снова обратимся к Стриннгольму:
«В те времена, когда похищение девиц и чужих невест принадлежало к числу великих подвигов, путешествие обрученной невесты в дом жениха нередко подвергалось опасности. Оттого жених обыкновенно посылал за ней вооруженную толпу друзей и родственников.
Они должны были взять ее под свою защиту и отвести к супругу (bonde sins), на супружеское ложе (siang bans). Их называли дружиной невесты. Под начальством дружки, forvista man, проезжали они, вооруженные, в дом отца невесты и требовали себе мира и безопасности (grud) от хозяина Он давал им мир, отбирал у них оружие, а седла прятал под замок Дружка вместо жениха принимал приданое невесты (hemfylgdh).
Попировав в ее доме, дружина отправлялась вместе с ней, отцом ее и близкими родными в дом жениха, где играли свадьбу. Вечером невеста провожалась с торжеством на брачное ложе. На другой день, в вознаграждение за девственность* [* Att husfru sinae hedhrae. Ob virginitatem], жених делал ей подарок, называвшийся Hindradagsgaef, утренний дар* [* Потому что дарили утром после брачной ночи, Hindradagber].
С этих пор молодая получала название хозяйки, hausfreja, и связка ключей за поясом означала ее хозяйственные права. Все домашние заботы принадлежали хозяйке; муж обязан был только доставать все нужное для жизни; но его личное участие в хозяйстве считалось не только неприличным для него, но и оскорбляло, по тогдашнему мнению, права супруги.
Это хозяйственное значение женщины называлось lyklarad, заведывание ключами* [* Этому отвечает potestas clavium римлян], bu-rad, заведывание домом, или rad-innan-stokks, внутреннее управление домом, в отличие от внешнего (rad-utan-stokks), управления мужчины.
Но тем только и ограничивалась власть домохозяйки. Во всем остальном она зависела от воли и власти мужа. Без его позволения она не могла ни покупать, ни продавать что-нибудь, ни выходить из дома для посещения родных, да и не могла оставаться у них более назначенного мужем срока* [* Сага о Ньяле. В числе советов, которые Hervarar saga заставляет Гауфудра давать его сыну, Хейдреку, находится и этот. «Не позволяй жене часто навещать ее родственников!»]. Она не имела голоса при замужестве дочерей. Муж мог наказывать ее, как хотел.
Только с христианством появились законы, определявшие наказание за побои женщины; в древности она не пользовалась даже личными правами и в случае совершенного ею преступления отдавалась для наказания мужу, как своему господину: на нем лежала ответственность за ее вины.
Однако ж скандинавы пользовались этой неограниченной властью над женщинами с такой умеренностью, какой нельзя бы и ожидать от их воинственности: в этом участвовало чувство женской красоты в скандинавах, их мягкое и открытое для дружбы сердце; кроме того, походы и общественные обязанности, лежавшие на них, требовали частых, на многие месяцы, отлучек из дома: тогда все заботы о содержании дома лежали на хозяйке, если сыновья были еще малолетние и находились в семействе; она была помощницей мужа, его утешением и подпорой; по решительности, благоразумию и смелости она не уступала мужчинам: все это сообщало ей цену и значение в глазах мужа; он не считал ее рабой, а уважал в ней разумную мать семейства, разделявшую с ним заботы о доме и детях. Да и не по душе ему было домашнее самовластие; сам дух государственного Управления предписывал уважение к личным правам.
»
Жена, в отсутствие мужа обыкновенно заведовала всеми делами. Она командовала рабами и работниками. Она принимала гостей и решала взять ли кого под защиту. Она могла возглавить оборону усадьбы и даже повести войско на военную операцию! [Сага о Греттире, III]. Невольно вспоминается негодования римлянина Тацита, узнавшего что некими ситонами (средняя Швеция) управляли женщины [хотя на самом деле речь видимо шла всего лишь о вдовствующей княгине; впрочем, совет старейшин из женщин мог также иметь место - но это необходимо проверять иными источниками].
Помимо хозяйствования женщина в доме была рулевым колесом активности мужчин. Регулярно встречаем в сагах эпизоды, где женщина встревает с дельными советами и подговаривает мужчину к неким действиям. Нередко она подстрекает его постоять за поруганную честь независимо от средств и усилий. То есть жена и мать всегда знали о понятиях родовой чести - но вот такта и тактики им могло не хватать. Оттого и советы их часто были гибельны.
Но вот тут мы сталкиваемся с изюминкой скандинавского обращения мужчин и женщин в доме! Мужчина решительно не мог допустить что бы женщина его поносила или укоряла. Создаётся стойкое впечатление, что они верили в магическую силу женского слова: дескать что женщина начнёт возглашать - то и сбудется.
Думается, здесь нет преувеличения. Ещё древние германцы соглашались со святостью женщин и взаправду наделяли их пророческим даром:
«GERMANIA 8 […] ...германцы считают, что в женщинах есть нечто священное и что им присущ пророческий дар, и они не оставляют без внимания подаваемые ими советы и не пренебрегают их прорицаниями. […] в древности они поклонялись Альбруне и многим другим, и отнюдь не из лести и не для того, чтобы впоследствии сделать из них богинь»
Вот и у скандинавов часто видим реакцию вроде:
«Знать, хочешь ты овдоветь раньше времени, но я сделаю как ты просишь»
«Неразумен твой совет, женщина, но что бы ты не обвиняла меня в трусости, я выйду к ним» - и разумеется, героя убивают
или
«Я поеду с твоим мужем, но ни он ни я не воротимся назад» (норвежец, «Сага о Ньяле»)
«Вот и мать подстрекает нас законным подстрекательством» (Скарпхедин, «Сага о Ньяле»)
Вот какие дела могла вызвать женская обида или возмущение. Иногда же случались и противостояния. Примером жёсткой позиции могло стать ПОБРАТИМСТВО. Этот священный институт пожалуй единственное проявление эмоций друг к другу. К супругам, родителям и детям обычно относились более формально чем к кровникам.
Так что неудивительно, что Кьяртан принципиально не желал вредить своему побратиму Болли невзирая на попрёки жены [* «Сага о Людях Лососьей Долины»] и даже отложил оружие, когда Болли его убивал. Ну а конфликт жён Ньяля и Гуннара вообще показателен. И опять же оба не желали слушать подстрекательств - но уже просто из чувства глубокой признательности друг к другу. Обычно же такой воли мужья не демонстрировали.
И сыновей на смерть матери посылали не менее часто - того стоила родовая честь.
Развод допускался. Причём, с обеих сторон.
Поводом могло быть пренебрежение супружеским долгом. Равно как и пренебрежение супружеской честью и достоинством. Так, поносить мужа при гостях - тем паче в стихах - верный путь к разводу. Аналогичным поводом могло быть уличение мужа в женском поведении или что его фасон одежды слишком напоминает женский. Но и случай с Ауд-Штаны показал, что у мужа могут появиться такие же претензии - причём, по наветам со стороны [* «Сага о Людях Лососьей Долины»]!
О разводящихся женщинах пишет и Стриннгольм:
«[…] Однако ж, если они покидали их без достаточной законной причины, то не могли требовать назад приданого и даров; в этом случае мужья даже имели право принудить их воротиться.
Хельга, дочь исландца Торадра, в отсутствие мужа, Торгильса, ушла от него к отцу, без всякой другой причины, кроме той, что муж был гораздо старее ее. Когда Торгильс прибыл домой и узнал об этом, то вооружился и поспешно отправился к дому тестя; он вошел в комнату в полном вооружении и, не говоря ни слова, взял Хельгу за руку и увел с собой. Скафти, брат Хельги, хотел было со своими людьми гнаться за ним, как за похитителем сестры; но Торадр, отец, сказал ему хладнокровно: «Торгильс взял ему принадлежащее: запрещаю его преследовать».
И Торгильс удержал жену у себя.
Однажды, когда они сидели на дворе, домашний петух гонялся за курицей и бил ее. Курица отчаянно кудахтала. «Видишь ли?» - сказал Торгильс Хельге. «Что ж это значит?» - спросила она. «То же самое может случиться и с другими», - отвечал Торгильс* [* Floamannа saga. Этот самый Торгильс умер в 1033 году, 83 лет от рода Еще на 60-м году он убил обидевшего его норманна на поединке]. Потом они жили хорошо друг с другом.
Но если муж отказывал жене в необходимом, не заботился о ней и детях, дурно обходился с ней, обижал ее родных или из трусости не хотел помочь им против врагов, то, по исландским обычаям, жена имела законные причины искать развода с таким мужем.
В наибольшей зависимости от мужей находились женщины незнатного рода, с небольшим приданым, и такие, которым нельзя было надеяться на помощь родных. Другие, напротив, столь же знатного происхождения, как и их мужья, и с таким же сильным родством, позволяли себе такой горделивый тон, каким говорила Асгерд своему мужу, исландцу Торкелю. Гневаясь на ее поведение, Торкель не хотел разделять с ней ложе. Она сказала ему, что не станет долее просить его о том; если не признает ее женой и не хочет забыть прошлого, то она призовет свидетелей и объявит развод; тогда ее отец возьмет назад приданое и дары, и она не будет больше стеснять его ложа. Торкель с минуту молчал, потом одумался и возвратил ей права супруги* [* Сага о Гисли].
Кроме законного развода женщину могли и выкрасть - но обычно это была судьба невесты. А вот насильственная смерть была редкостью. Скандинавы считали ниже своего достоинства убивать женщину.
Впрочем, иные женщины были вынуждены пойти под нож, дабы сопроводить своего мужа в последний путь.
Это своеобразное сати послужило поводом к многочисленным спекуляциям. Обычай сей безусловно нуждается в детальном разъяснении и комментарии но здесь и сейчас вдаваться в такие детали не место. Вообще, самый детальный отчёт о подобном находим у Ибн-Фадлана. Там же про особенности обхождения норманнов с женщинами на чужбине. Это будет темой отдельного поста.
Пока же «позвольте прекратить дозволенные речи».
====================================================
Напоследок - несколько ПОЛЕЗНЫХ ССЫЛОК ПО ТЕМЕ:
*Courtship, Love and Marriage in Viking Scandinavia
*А.Стриннгольм. «Походы викингов». Кн.Вторая. Глава девятая: СУПРУЖЕСТВО - часть первая и * оно же, вторая половина
Жаклин Симпсон. ВИКИНГИ: Быт, религия, культура Глава 7. Семья и общество
* В. Я. Петрухин. Варяжская женщина на Востоке: жена, рабыня или «валькирия»
* Элизабет Вестергорд. Родство против договора.Германский героический эпос глазами исторического антрополога
*Женщины викингов