Авторитаризм в России. Часть 2-я...
Понедельник 13-е закончился, можно вернуться к серьезным делам - и к авторитаризму в первую очередь...
Но каким было это государство и как строились отношения общества с этим государством? В борьбе сперва за обретение независимости, «самодержства», а затем и за гегемонию в Восточной Европе, за «ордынское наследство» и «наследство Ярослава Мудрого» способствовали формированию в России характерного государственного устройства и политического режима. Для европейцев, которые в конце XV в. с удивлением обнаружили для себя могущественное государство на востоке Европы, политический режим России, внешне столь отличный от привычных им форм общественно-политического бытия, мог быть охарактеризован в понятных им терминах только как деспотический и тиранический, основанный на идеях автократии и авторитаризма. Очевидно, что здесь и нужно искать корни «черной легенды» о присущем русским чувстве врожденного рабства и преклонения перед деспотической, авторитарной властью монарха, столь распространенными и по сей день не только за рубежом, но и у нас в России. Очевидцы, ярко и живо описывавшие необычные порядки, свойственные «нецивилизованным» московитам, не смогли понять, что идея сильного государя и сильной центральной власти стала ответом на необходимость мобилизации всех ресурсов «земли» для решения задач, жизненно важных для всего общества. И «земля» была готова поступиться частью своих прежних вольностей и свобод в обмен на гарантируемые властью взамен них «тишину» и порядок как вне, так и внутри страны.
Но насколько «земля» была готова поступиться своими традиционными «вольностями»? Еще раз подчеркнем, что, по нашему убеждению, пресловутые тирания, авторитарный режим, суть которых как будто бы хорошо видна из знаменитого высказывания Ивана Грозного (московские государи «…жаловати есмя своих холопей вольны, а и казнити вольны же…»), не могли существовать в Московской России хотя бы потому, что тот же грозный царь не имел надежных механизмов реализации своих деспотических поползновений. Московское государство в XVI в. было недостаточно сильно, чтобы обойтись без поддержки «земли». Ив этом отношении представляет немалый интерес наблюдение, сделанное академиком Н.Н. Покровским. Характеризуя особенности функционирования государственного механизма России во 2-й половине XV - XVI вв., он писал в предисловии к книге санкт-петербургского историка Ю.Г. Алексеева, что «власть эта (Ивана III и, следовательно, его сына Василия - Thor) была не так уж и сильна, что местные особенности и различия очень долго давали себя знать в едином государстве… Система власти базировалась не на единственном понятии «государство», а на двух понятиях - «государство» и «общество», на продуманной системе не только прямых, но и обратных связей между ними… Центральная государственная власть того времени не была в состоянии доходить до каждой отдельной личности; исполняя свои функции, она должна была опираться на эти первичные социальные общности (крестьянские и городские общины, дворянские корпорации-«города» и пр. - Thor). Но это автоматически означало серьезные права таких организмов, их немалую роль в политической системе всей страны…».
В этом крылась одновременно и сила, и слабость Московского государства, и, представляется, здесь, возможно, и кроется разгадка правления Ивана Грозного. В своих посланиях он мог писать все, что он думает и как он представляет себе тот политический идеал, который был мил его сердцу. Однако при столкновении с реальной действительностью этот авторитарный идеал неизменно разрушался. Казня своих противников, явных или же только подозреваемых в сопротивлении своим планам, Иван все равно стремился найти оправдание политике репрессий, пытался заручиться поддержкой, «земли», а когда не чувствовал себя абсолютно уверенным в своей правоте, то искал поддержки, утешения и прощения у Бога. Трудно сопрягается образ царя-тирана и деспота с образом постоянно мятущегося, колеблющегося, не уверенного в своей правоте царя и, видимо, не случайно рождается весьма популярная, особенно в околоисторических кругах, идея о безумии, поразившим царя.
А. Ковальчук. Молящийся Иван Грозный:
Было бы, конечно, весьма соблазнительно свести все проблемы русской истории к психическим особенностям того или иного лица, стоявшего во главе государства, но такое объяснение представляется слишком простым и примитивным. Не отрицая роли субъективного фактора, тем не менее, мы далеки от стремления придать ему главенствующий, доминирующий характер. На наш взгляд, метания Ивана Грозного во многом были предопределены как раз несоответствием возможностей того государственного механизма, той политической системы, которая оказалась в его распоряжении, и теми неожиданно усложнившимися условиями, внешними и внутренними, в которых ему и его правительству пришлось действовать. Упоминавшийся выше Ю.Г. Алексеев, характеризуя суть этой системы, отмечал, что Российское государство, времен Ивана III, его сына и внука «можно назвать земско-служилым - русским вариантом централизованной монархии позднего средневековья… Реальной основой этого государства явились служилые отношения и общинные институты, пронизывающие весь строй жизни России. Вопреки мнению, долгое время господствовавшему в нашей историографии, Русское государство не знало «закрепощения сословий». Обязанность государственной службы, т.е. службы Отечеству, воплощаемому в лице государя всея Руси, вытекала из всего бытия Русского государства и определялась, с одной стороны, объективной необходимостью иметь сильное, дееспособное государство, способное отстоять независимость и целостность России, с другой же стороны - патернализмом как основной формой отношений между главой государства и его поданными. Средневековый патернализм не укладывается в категории политического и юридического мышления XIX - XX вв. с его повышенным рационализмом и формализмом… В силу патерналистского характера политического сознания в России не было и не могло быть договорных отношений между отцом и сыном в православной семье. Отсутствие договорных отношений было не проявлением «бесправия», «восточного деспотизма», а высшей степенью доверия между властью и народом - тем морально-политическим единством, которое обусловило сохранение Россией ее государственного единства, независимости и самого ее существования…».
Однако в сложнейших условиях 2-й половины XVI в. (война на нескольких фронтах, тяготы которой оказались усугублены сильнейшим хозяйственно-экономическим кризисом, обусловленным как ухудшением природно-климатических условий, так и пресловутой «революцией цен», а это, в свою очередь, обусловило рост политической и социальной напряженности в обществе) политические структуры и институты, сформировавшиеся при его деде и отце, в новых условиях оказались неэффективными, неспособными выполнение тех широкомасштабных внешнеполитических планов, которые попытался реализовать Иван IV, подталкиваемый к тому как внешними, так, в особенности внутренними причинами. Конец XVI - начало XVII вв. ознаменовался новым кризисом русской государственности и сложившейся системы взаимоотношений власти и общества, основанной на соблюдении обычая и традиции, а также определенного паритета интересов государства и «земли». И снова, как это было в XIII в., внешняя угроза, до основания потрясшая русское общество и его устои, изменяет вектор политического развития российской государственности.
После Смуты возврат к прежним старым добрым временам был уже невозможен. Конечно, можно представить, как делают некоторые авторы, что было бы, если бы польский принц Владислав стал московским царем и правил Россией на основе «конституции» боярина М. Салтыкова. Однако возникают серьезнейшие сомнения относительно жизнеспособности такой химеры. Во что могло вылиться такое правление, хорошо понимали сами русские того времени. Характерно высказывание «некоего москвитянина», которое приводи в своем дневнике поляк С. Маскевич: «В беседах с москвитянами, наши, выхваляя свою вольность, советовали им соединиться с народом польским и также приобресть свободу. Но русские отвечали: “Вам дорога ваша воля, нам неволя. У вас не воля, а своеволие: сильный грабит слабого; может отнять у него имение и самую жизнь. Искать же правосудия, по вашим законам, долго: дело затянется на несколько лет. А с иного и ничего не возьмешь. У нас, напротив того, самый знатный боярин не властен обидеть последнего простолюдина: по первой жалобе, царь творит суд и расправу (В принципе, это высказывание можно трактовать как своего рода манифест «просвещенного» абсолютизма, когда монарх выступает в роли своеобразного арбитра, стоящего над индивидуальными и узкосословными интересами - Thor). Если же сам государь поступит неправосудно, его власть: как Бог, он карает и милует. Нам легче перенесть обиду от царя, чем от своего брата: ибо он владыка всего света”...».
П. И. Геллер. Митрополит перед кончиной Иоанна Грозного посвящает его в схиму
Еще раз подчеркнем, что в этом вопросе мы согласны с мнением Б.Н. Флори, отмечавшим, что польско-литовская модель общественно-политического развития носила тупиковый характер и была отвергнута русским обществом как неприемлемая. Принятие этой модели вряд ли привело бы к установлению в исторической перспективе в России не то что демократии (даже в ограниченном, «афинском» или «римском» ее вариантах - «демократии» для «своих». Пример эволюции новгородской «демократии» XII - XV вв. это наглядно демонстрирует), но даже ограниченной монархии. Более вероятным был вариант поглощения России Речью Посполитой, либо к установлению режима правления боярской олигархии, весьма сходного с тем, что сложился в 1-й пол. XVII в. в самой Речи Посполитой (или в том же Новгороде к концу существования Новгородской «республики»).
И снова to be continued...