Анджей Сапковский. "Змея" (4)
Перевод (жжурнальная версия)
<< 1 2 3 4 5 6 >>
Звук первой взорвавшейся мины долетел из ущелья Заргун вечером, когда стемнело. Потом бухнуло еще несколько раз. Только несколько. И не громко, мина ПФМ-1 большого шума не делает.
Ничего особенного, никакой сенсации. Никто на заставе не обратил на это внимания.
Утром настал новый день. Семнадцатый день июня. Уже с самого утра жаркий, горячий как никогда, нетипичный даже для этого времени года.
О своем намерении пойти к расщелине Леварт не сообщил никому, даже Ломоносову. Не сказал и Бармалею. Не имел желания выслушивать лекции о минах ПФМ, как часто их бурые, плоские, легкие, напоминающие бабочку корпуса улетают далеко-далеко от основного района минирования, как легко даже слабые порывы ветра уносят их в разные стороны света. И, присыпанные песком, они становятся совершенно невидимыми. А стоит даже чуть-чуть наступить стопой на мягкий полиэтиленовый корпус, и стопу можно потерять - сорокаграммовый заряд изувечит и искалечит так, что придется делать ампутацию. Он не нуждался в поучениях, в вопросах безопасности разбирался. Отделяющее его от расщелины каменистое пространство много раз пройдено и хорошо изучено. Сегодня каждый камень, уже хорошо знакомый, казалось, может зашипеть и броситься, как гремучая змея.
Но Леварт пошел. Впервые после инцидента с автобусом. Раньше не мог. Не хотел. Что-то его сдерживало. Сегодня чувствовал и знал, что должен пойти. Последний раз. Потом их уберут, их сменят десантники. Согласно непостижимым и непонятным планам командования их загонят в другую дыру Афганистана. Туда, откуда можно не вернуться.
Может ему повезло, а может летчики, которые обычно сеяли широко и вслепую, на этот раз минировали точно. Но он не наступил на мину и даже не заметил ни одной.
В расщелине ничего не изменилось. Зеленые мухи роились над падалью и экскрементами. Скальные стены выглядели так, будто кто-то их недавно обрыгал. Леварту это не мешало. Он сам чувствовал себя так, как будто его кто-то недавно обрыгал.
Змеи не было. Не лежала на камне, когда заходил в расщелину, не показалась, когда вошел глубже. Он не чувствовал ни сожаления, ни разочарования, в глубине души он это подозревал раньше. Подозревал, что все закончилось, что инцидент на КПП, смерть Жигунова и автобусная бойня стали границей. Это была грань. Барьер, отделяющий таинственное и сказочное от повседневного. То есть приземленного, грязного, отвратительного и ужасающего.
Он положил АКС. Сел на камень, на котором обычно свивалась клубком змея.
Потом вытащил из кармана шприц и иглу, ремешок с прязкой, оторванный от носилок. Стандартную армейскую ложку. Спички.
И фольговый пакетик с героином.
Когда-то надо начинать, подумал он. А момент благоприятный. Лучше не бывает.
Закатал левый рукав. Набросил повыше локтя ремень, затянул, помогая себе зубами. Повторил многократно виденый у других ритуал: подогревание спичкой на ложке, набирание в шприц, сжатие кисти в кулак, втягивание в шприц крови. И выстрел.
Эффект был мгновенным.
Стены разлома стали сходиться, как мифические Симплегады, вот-вот они сомкнутся, соединятся, а его, находящегося между ними, сомнут и сплющат. Он не испугался, даже не дрогнул, чувствовал охватывающую его эйфорию. Жестом всесильного существа развел руки, послушные его воле каменные стены раздвинулись, расступились, отдалились. Своим всесилием он оттолкнул их еще дальше, так далеко, что они вообще исчезли где-то за ярким, сияющим горизонтом, далеко, в бескрайней ослепительно яркой, раскаленной солнцем равнине.
Эйфория подымала его все выше и выше. Чувствовал, как захваченный его вдохом горячий воздух раздувает его грудь. Небо изменило цвета, сияя феерическими красками.
Змея тем временем выползла из глубины яра. И казалось, что и она меняет окраску, цвета, переливалась разными цветами и исчезая в них. Подползла совсем близко, свернулась в клубок замерла. Лежала...
Он очень захотел описать способ, как она лежала. Не хватало слов. Нашел их, однако, быстро и совершенно неожиданно: “cirque-couchant”
…bright and cirque-couchant in a dusky brake.
A Gordian shape dazzling hue,
Wermillion-spotted, golden, green and blue…
Змея медленно, очень медленно подняла голову.
Казалось: узел Гордиев пятнистый
Переливался радугой огнистой,
Пестрел как зебра, как павлин сверкал -
Лазурью, чернью, пурпуром играл.
Сто лун серебряных на теле гибком
То растворялись вдруг в мерцанье зыбком,
То вспыхивали искрами, сплетясь
В причудливо изменчивую вязь.
Была она сильфидою злосчастной,
Возлюбленною демона прекрасной
Иль демоном самим? Над головой
Змеиною сиял созвездий рой.
Джон Китс «Ламия» (пер. Сергей Сухарев)
В ушах Леварта раздался звук, как будто над его головой стартовал реактивный самолет. МиГ или Сухой.
*
Some demon’s mistress, or the demon’s self…
*
Птицы, тысячи птиц, шум и хлопанье крыльев. Чувствовал на лице прикосновение перьев.
Глаза змеи прояснялись. И вот снова была каменная, озаренная солнцем равнина. Горячий вихрь несет песок и пыль. Птицы исчезли, но шум их крыльев все еще доносился.
Не сразу сориентировался, что это хлопает плохо закрепленное полотнище палатки, прижатое ящиком с амуницией.Над равниной, вдали синела горная цепь. Афганистан, подумал Леварт. Даже в грезах, в героиновой отлючке снова Афганистан.
- More tea, Drammond, old boy?
- Yes, please.
Ответил, хотя его не звали Драммондом. Он не знал ни слова по-английски. И понятия не имел, почему на нем мундир цвета хаки с офицерскими галунами на рукавах.
*
Лейтенант Артур Ханивуд кивнул слуге-индусу, давая ему знак, чтобы он налил чаю всем желающим.
- Война, - сказал он уверенно, - уже закончена. Достигли того, чего хотели. Усиления британского влияния в Афганистане. Divide et impera, my dear gentlemen. Кабул в наших руках, эмир свергнут, Афганистан поделен на провинции, вожди провинций - наши марионетки. Можно готовиться к возвращению.
- Готовиться к возвращению, - сказал Эдвард Драммонд, - надо смотреть правде в глаза. На этой войне некоторые полки завоевали видное место в истории Британской Империи, заслужили уважение и славу. 17-й Лейсестерширский и 51-й Йоркширский за Али Масджед, 8-й Ливерпульский и хайландеры Сифорта за Пейвар Котал - лавры, должен сказать, вполне заслуженные. Поэтому с досадой приходится говорить, что наш 66-й не имеет подобных заслуг.
- Во-первых, это неправда, - сдвинул светлые брови Генри Джеймс Барр. - Какого чорта! Мы сыграли в этой войне свою роль, участвовали во многих сражениях. Судьба поскупилась для нас на такие крупные битвы, как при Али Масджеде, Пейвар Котале или Фитехабаде, но стыдиться нам нечего. Во-вторых, мы сражались там, куда нас послали и так, как приказывали. За нашу страну, за королеву и Отчизну. Не для похвал и наград, не для мраморных досок. Не нужны мне эти доски. Мне достаточно сознания, что я выполнил свой солдатский долг.
- Победа, убежденно сказал Уолтер Райс Олиеи - вот то, что нужно солдату. Сила солдата в солдатской традиции, а традиция складывается из обычаев. Победа делает солдата. Особенно, если она большая и над сильным противником. А поскольку наши солдаты лучшие в мире, они на самом деле заслуживает противника получше, чем здешние туземцы.
Райс Оливи, Ханивуд и Барр были сослуживцами Драммонда и его одногодками, вместе, вся четверка, окончили Сэндхерст, вместе получили звание лейтенантов и назначение в 66-й полк Ее Королевского Величества. Это было почти год назад. Здесь, на бивуаке под Кандагаром, за общим чаем, с ними был еще один выпускник школы, окончивший ее на год раньше, старший лейтенант Томас Виллафби из Королевского 3-го Бомбейского кавалерийского полка, одетый также живописно, как его индийские подчиненные, в вязаный алкалак, перепоясанный пурпурным камарбандом.
Драммонд задумчиво вертел в руках чашку.
- Сержант Эпторп из второй роты, - сказал он наконец, - жаловался мне вчера. Говорит, мой отец, сэр, сражался с русскими под Инкерманом, а потом с бунтовщиками под Махраджпуром. С гордостью носит медали The Crimean War и The Gwalior Star. И до сих пор, когда он заходит в «Сити оф Йорк» на Хай Хоборн, все посетители бара ему кланяются. А чем я похвастаюсь после возвращения в Лондон, сэр? Что стрелял в черных полуголых дикарей в тюрбанах, вооруженных ржавыми ножами, луками и старыми пукалками? Тоже мне вояки, сэр. Один срам, сэр. Что мы здесь делаем, сэр?
- Я надеюсь, - Барр напыжился характерным для себя образом, - Я надеюсь, что вы поставили его на место так, как он этого заслужил. Черт побери, куда катится армия, если сержанты осмеливаются комментировать приказы командования и сомневаться в их смысле.
- Армия опирается на сержантов, - поднял голову Райс Оливи. - Это не прусская армия, а британская. Британский сержант имеет право обратиться со своими сомнениями к британскому офицеру. И обязанностью офицера является эти сомнения рассеять. Так, а не иначе укрепляется единство и мораль армии.
- Не смог рассеять сомнения твоего сержанта, Тедди, old fellow? - засмеялся Ханивуд. Пояснить ему смысл этой войны и Большой Игры? Есть у тебя для этого готовый текст? Тот, который нам старый Стюарт выдал в Пенджабе, в Мултани? Еще помнишь?
- Помню.
*
- Господа офицеры!
Генерал-лейтенант сэр Дональд Мартин Стюарт, кавалер Ордена Бани, шотландец, ветеран войн в Афганистане, Абиссинии и Индии во время Великого Бунта, перекинул сигару из одного угла рта в другой. Наконец, чтобы его лучше слышала довольно большая аудитория, вынул изо рта сигару. С явным сожалением.
Генерал Стюарт объяснил офицерам, что хотя их отправляют воевать в Афганистан, в действительности, главным врагом была и остается Россия. Мир слишком мал для двух империй, для Альбиона и России. Конфликт, начавшийся в Крыму, под Инкерманом и Балаклавой, продолжается. Вторжение в Афганистан необходимо потому, что это ворота в Индию. Индия - сокровище британской короны. И Москва мечтает его из этой короны вырвать. Все началось в 1813 году, после российско-персидской войны и заключенного в Гюлистане мирного договора, согласно которому России отошли Азербайджан, Дагестан и Грузия. Но московский медведь на этом не остановился. Пёр дальше, к Индии, захватывая все, что лежит на дороге к ней. Ханства Ташкент, Хива, Бухара и Самарканд стали частью российской империи.
Это The Great Game, Большая Игра. И в этой игре нужно подвинуть российского сатрапа. Дальше на его дороге лежит Афганистан. Царь Алекс вынудил эмира Афганистана принять российскую миссию. Мы знаем, что означает дипломатическая миссия Петербурга и кому она торит дорогу. Сейчас, когда вице-король Индии пожелал, чтобы эмир Шер Али принял также и британскую миссию, эмир отказался. Научим же афганских дикарей, что значит отказать Британии. Далее генерал перечислил, какие силы пойдут на Афганистан. Такой наш ответ на русский гамбит в Большой Игре. И это первый шаг к тому, чтобы вытеснить Россию из Средней Азии, прижать ее к Каспийскому морю и в этом море утопить. Боже, храни королеву!
*
...
Виллафби быстро встал, посмотрел, заслоняя ладонью глаза.
- Придется закончить дискуссию, господа офицеры, - холодно сказал он, - Быстро допиваем чай. К нам едут, причем галопом. Чарли Блай, штабной курьер. Наверняка с приказом о срочном марше. Видимо потому, что бригадир Джордж Барроус, наш высокочтимый вождь, мечтает самолично пожелать нам хорошего дня.
*
Ветер подул сильнее, резкими порывами, крупинки песка и щебня забарабанили по пробковому шлему. Эдвард Драммонд поправил закрывающий нос и рот голубой кашемировый шарф, купленный еще в Кветце. Солнце, хотя и мутное от пыли, палило жаром, окружающий деревню глиняный забор нагревал руку как кафельная печь.
Война окончена. Али Масджед, Пейвар Котал, Футехабад, Шерпур - битвы, выигранные за год и восемь месяцев, одерживается победа за победой. Чему тут удивляться, мы превосходим техникой, обученностью, моралью, превосходим европейскостью. Что эти несчастные туземцы могут нам противопоставить? Копья и кремневые топоры. Изгнанный из Кабула эмир Шер Али умер в Мазари Шарифе, не дождавшись российской помощи, о которой умолял. Его сын и наследник Якуб Хан отрекся от престола. Другого сына, Аюб Хана увезли на запад, в дальний Герат. Разделяй и властвуй, как говорил Ханивуд, divide et impera. Разделили Афганистан на провинции, губернаторами сделали людей, нам преданных, таких, которыми можно манипулировать. А сейчас, когда генерал Робертс разгромил Мохаммада Джана под Кабулом, а Стюарт уничтожил дикие племена на юге, уже никто в Афганистане не может дать отпор. Возвращаемся домой. Отсюда, с Хушки Нахуд он напишет Шарлотте последнее военное письмо. О, самое время. Так давно не писал ей.
Что-то шевельнулось меж камней, там где стена развалилась, превратившись в груду камней. Что-то сдвинулось и блеснуло золотом. Змея, подумал он, и схватился за кобуру. Расстегнул, положил руку на рукоятку адамса, но что-то удержало, и он не вынул револьвер. Снова подул ветер, сыпануло песком. Драммонд заморгал слезящимися глазами. Когда снова их открыл, от гада не было и следа, скрылся среди стертых, битых глиняных кирпичей. Руководствуясь импульсом, он хотел пойти в ту сторону, но что-то его опять остановило, какой-то голос, какое-то предчувствие, какое-то внезапное беспокойство, сильное как сигнал тревоги.
Золотая змея, подумал он, что за вздор. Не бывает таких змей. Это только отблеск, мерцание кварца в песке. Каждый видит такое в этом дрожащем от жары воздухе.Только золотой отблеск.
Иллюзия. Fool’s gold.
Он потер лицо. На перчатке остался песок
- Драммонд!
- Барр!
- В часть, быстро. Вернулись разъезды. Поход, dear boy, поход. Аюб Хан с целой армией продвигается из Герата! Направляется на Газну, угрожает отрезать нас от Кабула! Его форпосты видели уже под Санг Буром и Майвандом. Высланные против туземцев войска взбунтовались и примкнули к восстанию. Барроус приказал походным маршем идти под Майванд силой бригады, кавалерии и пехоты! Нас ждет битва, Тедди, битва! Может, лучшая в этой войне. Гип, гип, ура! Вперед, шестьдесят шестой! Garryоwen! Garryowen in glory!
- Harry!
- What?
- Shut up, will you?
*
- Пойдем. Иди за мной.
Он узнал этот голос. Напевно-свистящий, полифонический, тихий, но звучный и выразительный.
Стена расщелины расступилась. Там, где разлом кончался, в том месте, где раньше была только узкая щель в скале. Теперь эта щель с грохотом раздвинулась. Этого нет на самом деле, подумал Леварт, это героин. Дурной трип. Очень, очень дурной трип.
Она быстро ползла вперед. Он шел следом. Щель была узкой, а местами сходилась так, что он вынужден был протискиваться боком.
Стены были неровные, шершавые как наждачная бумага, покрытые переплетающимися узорами, напоминающими прожилки листьев. Или систему вен и артерий. Что-то блеснуло на гравии. Монета. Он наклонился и поднял ее. На аверсе была видна голова слона. На реверсе надпись: BASILEOS DEMETRIOU и изображение кадуцея, обвитого двумя змеями, повернувшими головы навстречу друг другу. Меркурий, двуединое божество, вспомнил Леварт. Манихейское равновесие Добра и Зла. Агатодемон и Какодемон, Ормузд и Ариман.
Еще через несколько шагов лежала шапка с офицерсой кокардой, рядом бинокль и полевая сумка.
Леварт догадался, кому это принадлежало. Но это его не волновало. Был в эйфории.
Щель сжалась, образуя в конце арку, выход в пещеру. Змея вползла в темноту. Он вошел за ней. В уши вдруг ворвался шум, гам, крики, звон кубков, женский смех и писк.
*
Маг приблудился к войскам сразу же после формирования гарнизона в Ортоспане. Нового названия, недавно присвоенного городу завоевателями, он не признавал, упрямо называл его по-старому Кабуром. Точно также упрямо твердил, что он халдей и его не зовут Атрайос. Продемонстрировать тайные знания и знакомство с магическими арканами он не желал или не умел. Но лекарским искусством, надо отдать ему должное, владел очень неплохо: будь то чирей от езды верхом, или застрявший в руке наконечник стрелы, или болезнь, полученная от бактрийских блудниц - многим солдатам маг помог в беде. К тому же он умел интересно рассказывать, об окружающих землях и народах знал много, если не все, армейской разведке он был очень полезен. Не отказывались воспользоваться его знаниями и опытные воины, если в этом возникала необходимость. Как, например Эрпандер, сын Пирра, начальник первой тетрархии третьей илы.
- Золотая змея, тетрарх? - Астрайос почесал в редкой завитой бороде. - Здесь нет таких змей, я в этом уверен.. Ха, если человек может быть в чем-то уверенным... Конечно, я не знаю всего на свете... Но о золотых змеях даже не слыхал. В земле эфиопов живет крылатый змей, питающийся бальзамом. Змеи из долины Иорда едят белый перец, а из их голов вырастают драгоценные камни. Но что существуют золотые змеи - такого не слыхал. Может, такие есть в Китае, там, кажется есть разные змеи и драконы - много у них разных гадов... В Индии змей, их там называют нагами, тоже множество, пожалуй можно найти любого цвета. А на острове Ланка...
- Золотую змею, - сухо прервал его Эрпандер, - я видел под Гаузаком. В ущелье. А не в Индиях и на каких-то островах.
- Гм... - маг снова почесал, на этот раз ухо. - Под Гаузаком, тетрарх? Интересно. Потому что там среди местных племен ходят легенды. Предания, корнями своими далеко уходящие...
Эрпандер не расслышал, куда уходящие, слова Астройоса потонули среди криков. Благовоспитанный эпарх начал произносить тосты, здравицы и плескать на столы вино в возлияниях.
- Да здравствует, - провозгласил он, - Харес, начальник конных лучников. - Да здравствует богоравный Александрос хо Тритос хо Македон! Царь Македонии и гегемон Греческого Союза. Пусть живет долго и долго правит нами, воинами! Ему служить, с ним жить и умереть!
Выражая эпарху одобрение, орали так, что дрожали подпирающие свод колонны. Полунагие бактрийские блудницы присоединились с писком и смехом. Эрпандер взял Астрайоса под руку и повел его в отдаленную часть зала, туда, где было меньше шума и можно было услышать друг друга. Там была ниша, в ней стоял изящный столик из слоновой кости, на нем серебряная статуэтка, по размеру не больше мужского локтя. Не удивительно, это место когда-то было святыней. Немного разрушенная, но святыня.
Скульптура изображала крылатую женщину, причесанную по персидской моде, украшенную четырехугольными серьгами, звездной короной и плащом, ее поддерживали двое животных, казалось, взбирающихся на ее бедра.
- Анахита. - Астрайос, видя его заинтересованность, поспешил с пояснениями. Ардви Сура Анахита, непорочная владычица вод. Та, которая оплодотворяет источники водами звезд, которая владеет мужским семенем и материнским молоком. Владычица Туч, Ветра, Дождя и Града, покровительница животных и богиня святого танца. Ее крылья - символ мощи и всемогущества. Ее сопровождают священные животные: бык и лев.
- Анахита... - задумчиво повторил Эрпандер . - Это имя, под которым Артемиду чтят медяне и люди из-за Оксоса.
- А может, это вы, греки, - усмехнулся маг, - чтите Анахиту под именем Артемиды? В общем, это неважно. Боги уже привыкли к этому и прощают людям, которым трудно не только понять, но даже назвать их божественность. Богам достаточно, что их божественность чтят. Под разными именами и с разнообразными обрядами.
- С очень разнообразными, - согласился Эрпандер. - Но я хотел поговорить о золотой змее. И о местных легендах. Слушаю тебя внимательно.
- Вначале, - Астрайос набрал побольше воздуха, - был Зурван, у которого не было ни конца ни начала. Не было ни Солнца, ни Луны, ни звезд, не было ни неба ни земли, царили мрак и безвременье.
Астрайос рассказал как появились из Зурвана двое: добрый премудрый Ахура-Мазда и злобный, дышащий ненавистью Ангра Маинью. Ахура-Мазда создавал земли и страны, а Ангра Маинью все искажал и портил.
...
Рассказ многократно прерывался тостами и здравицами в честь греческих богов и богинь и великого Александра
...
- Седьмой по счету страной, которую сотворил Ахура-Мазда, - Астрайос ни на минуту не прерывал своего повествования, - была Векерета, Кабура, где мы, собственно, и находимся. Сюда Ангра Маинью, который есть смерть, призвал паирик, демониц из проклятой расы друджей... Паирики, как прочие друджи, были когда-то демонами небес, как зловещие звезды сидели они на вечернем небосклоне. Они ненавидели людское племя, чем больше процветали благочестие и добродетель, тем сильнее была злость друджей и желание навредить. Этим желанием воспользовался Ангра Маинью, отдав паирик под власть своих девов. И люди были отданы им на поживу. На самом деле паирики прокладывали дорогу демонам, используя людские слабости. Они туманили, вводили в грех, толкали на низость и преступления, вели к извращениям и вырождению, распространяли идолопоклонство, заражали колдовством и чернокнижием, кощунственной и проклятой религией Yatuk Dinoih... власть над всеми паириками принадлежит ужасной Аз, необузданной демонице похоти, разрушительнице созидания, владыке Кровавой Луны, Которая Будит к Жизни Умерших, Той, Кто Прячется По Ущельям.
...
- Это никакая не легенда, - прервал слегка обалдевший Эрпандер, - это персидская религия Зороастризм. А ты, Астрайос, кажется, стараешься меня ею увлечь... Я, помнится, спрашивал тебя о змее. О золотой змее, которую, как мне кажется, видел в ущелье возле Гаузака. Можешь удовлетворить мое любопытство? Если нет, я удалюсь, вернусь на праздник. Ночь только началась, еще успею напиться.
- Легенды Паропанисадов, - выдавил из себя маг, - рассказывают о паириках. Пораженные Ахура-Маздой и его эманацией, амшапандами, паирики, в прошлом существа небесные, попрятались в норы и ямы, скрылись в подземной темноте. Если выползают на свет, то в образе змеи. Однако, они лишены древних сил, бессильны без помощи других демонов, паирики влекут к себе смертников. Охотнее всего воинов, сильных мужей, но измененных соприкосновением с войной, кровью, смертью... Измененных и порченых навсегда, Не отсюда ли твой интерес к змее, тетрарх? Признайся, чувствуешь ее магнетизм? Если да, хорошо, что не пошел. Беда ждет воина, если он дал себя заманить, если последует за паирикой. Лучше уж полечь в бою.
- А зачем по-твоему, - сжал губы Эрпандер, - влечет к себе порченых войной эта паирика. С какой целью это делает?
- Может, затем, - Астрайос потряс бородой и загадочно усмехнулся, - чтобы избежать одиночества. Пайрика, как всякое существо женского пола, нуждается в мужской дружбе, как днем, так и ночью. Не смейся, тетрарх. Я делюсь с тобой знаниями, почерпнутыми в древних книгах, свитках и папирусах. По крайней мере, в некоторых из них. Есть и другое объяснение.
- Какое другое?
- Другое разъясняет все иначе. Паирики, ненавидя людской род, желают ему вредить. Но имеют ограниченные силы, нужны помощники. Сообщники в деле причинения зла. А в этом деле никто не сравнится с человеком. Никто и ничто не проявит здесь столько запала, энергии и изобретательности. Ни один демон и ни одна тварь.
- Страшно, - прервал его Эрпандер, - и угнетающе. Особенно последнее. К счастью, это только вымысел.
- Это не вымысел, а легенда.
- А какая, клянусь головой Горгоны, разница?
- Легенды, - улыбнулся Астрайос, - хотя и вымысел, имеют источник в стремлениях и страхах - в двух силах, которые правят миром, Не поймешь легенды, не поймешь своих желаний и страхов. Ты уверен в своих желаниях, тетрарх? Ты знаешь, чего боишься?
Дальнейший разговор прервало появление не кого иного, как самого ипарха Селеукоса. Он подозвал к себе иларха Теодороса, непосредственного начальника Эрпандера, отвел его в сторону и что-то долго ему объяснял. Теодорос слушал, а глазами уже бегал по залу.
Ипарх ушел, а Теодорос пошел Эрпандеру наперерез.
- Еще трезвый? Хорошо. Собирайся и отправляйся в свою часть. Только тихо, не хочу преждевременной тревоги. Перед рассветом ты и твоя тетрархия должны быть в седлах.
- Что-то случилось?
- Бунт, может даже восстание большого масштаба. Сатрап Спитаменес, тот самый, который выдал нам Бессоса, убийцу царя Дария...
...
Мы, наша ила, пойдем в первых рядах. К полудню должны быть уже в Александрии Кавказской.
Золотая змея, подумал Эрпандер, паирика. Та, которая манит. Легенда? Флаурос, вымысел и вздор? Порча от войны, крови и смерти? Ага. Я не порченый и не измененный. Когда война окончится, сброшу ее с себя, как изношенный хитон. И забуду обо всем, что видел, о том, что делал. Забуду навсегда, смогу. Уверен.
- Ты меня слушаешь, Эрпандер?
- Извини, иларх, задумался.
- Этот Спитаменес... - Теодорос скрипнул зубами и сжал кулак. - Мораль из этого вытекает такая: никогда не оставляй сзади недобитого азиата. К войскам, тетрарх.
- Слушаюсь.
Змея ползла, извиваясь. Леварт следовал за змеей.
Глубокий мрак перед входом в пещеру сменился светом. Стены подземелья, как мозаикой, были покрыты щелями и отверстиями, через которые оно освещалооь яркими столбами света, как от прожекторов. При этом свете Леварт увидел, по чему он ходит, и выдохнул.
Пол пещеры был завален золотом и серебром.
Монеты переполняли сундуки, шкатулки, вытекали из разбитых амфор.
Здесь были монеты царя Дария, серебряные афинские тетрадрахмы, декадрахмы Александра Македонского. Другие, изображающие его с рогами бога Амона. Другие, на которых был слон с головой Александра.
Монеты сверкали в сундуках и звенели под сапогами.
Этого нет, - подумал он, - все иллюзия. В сущности, Салмон Юсуфзай и его ребята добились своего, дав нам героину.
Змея ползла. Он следовал за ней.
Мимо сундуков и шкатулок с драгоценными камнями. Алмазы из Голконды, бирманские рубины из легендарной долины Могок, сапфиры с Цейлона, сиамские карбункулы, аквамарины, аметисты ...
У стен пещеры, куда не доходил свет, в тени и мраке, как застывшая в веках армия, виднелись скульптуры, статуи, статуэтки, бюсты.
Блестели золотые пластины, украшенные коваными рельефами, усыпанные гирляндами самоцветов подсвечники и канделябры, позолоченное оружие, шлемы, кинжалы и стилеты, золотые кубки, рога и вазы.
Здесь была не только сокровищница, но и усыпальница. Из под украшений кое-где виднелись кости. Блестел перстень на пальце скелета. Под инкрустированным щитом можно было увидеть ребра и кости таза. Из-под золотых монет выглядывали черепа...
Змея ползла, Леварт шел за ней. Истлевшие кости хрустели и рассыпались под подошвами его сапог.
Пещера сокровищ сужалась, переходя сначала в извилистый, а потом прямой коридор. Он шел теперь сквозь строй скульптур, статуй, кариатид и канефор. Изображающих женщин с завораживающими формами. И пробуждающими страх лицами. Ужасно искривленные, демонические, насмешливо оскаленные маски вампиров, химер, кикимор и ламий.
Строй кариатид сопровождал их в очередную пещеру, меньшую и округлую. В том месте, где падающий через отверстие в своде луч давал самый яркий свет, поднимались, подобно менгирам, четыре ослепительно голубых блока лазурита, каждый в человеческий рост. Пятый блок, плоский, напоминающий катафалк, лежал между ними. За ним Леварт увидел статую. Скульптура изображала крылатую женщину, причесанную по персидской моде, украшенную четырехугольными серьгами, звездной короной и плащом, ее поддерживали двое животных, казалось, взбирающихся на ее бедра.
Змея вползла на лазуритовый катафалк, свернулась, высоко подняв голову, и замерла неподвижно, как уреус. Леварт почувстовал пульсацию в ушах и нарастающий звон. Он подошел ближе. Достаточно близко, чтобы увидеть, что скульптура женщины с персидской прической стояла среди нагромождения человеческих черепов и рассыпанных рубинов, краснеющих, как капли крови. Змея завертелась в быстром танце, при этом ее голова и верхняя часть тела оставались неподвижными, а двигалась только нижняя часть, находящаяся на лазуритовом катафалке. Звон в ушах Леварта нарастал. Потом превратился в шепот, в слова. Шипящие, звенящие, сотканные из множества голосов, гармонически сплетающихся между собой.
Падающий на лазурит столб света еще сильней осветил центральный камень, окружающий мрак еще больше сгустился. Из мрака кто-то вышел.
- Ты не достоин. Ты не достоин ее милости. И того, что тебе дают.
Лейтенант Богдашкин, догадался Леварт. Погибший лейтенант Богдашкин. В порванной и грязной форме. С окровавленным, кое-где ободранным до живого мяса лицом.
- Хочешь занять пренадлежащее мне место, получить принадлежащие мне дары и привелегии. Ты пришел украсть. Ты вор, прапорщик.
- Это ее выбор, - сказал Валун, сержант Валентин Трофимович Харитонов. В обожженной, испачканной нефтью и кровью песчанке. Он вынырнул из темноты, но лица его не было видно, осталось во мраке.
- Это ее выбор, - повторил он. - Он наделен благодатью выбора. От этой благодати не отказываются.
Это не Валун, Леварт осознавал очевидное. Валун умер, погиб в горящем бетеэре в ущелье под Мохамад Ага. То, что он видит, фантом. Привидение. Eidolon.
- Ты не отвергнешь благодати? Правда, Паша? Не будешь опрометчивым? Не возгордишься от ее даров? Великие, по-настоящему великие дела вы сможете совершить вместе. Великие и прекрасные.
Лейтенант Богдашкин приблизился, двигаясь неуклюже и с трудом. Леварт заметил, что на его правой руке под неестественным углом торчала сломанная кость.
- Она говорила мне: будь верным, - сказал лейтенант. - Будь верным до самой смерти, и дам я тебе венец жизни. Обещала мне вечность. Слугой, рабом ее соглашался я стать, все готов был ей посвятить. И посвятил. Я ее заслуживаю, заслуживаю в сто раз больше, чем ты. Однако она выбрала тебя. А ты годишься? Ты способен ее защищать? Я чувствую твою неуверенность. Сомневайся, и моя судьба повторится в тебе. Упадешь, как я. Упадешь с большой высоты. На самое дно бездонной пропасти.
- Он не сомневается, - сказал Валун из тени, - Ты - боец. Тебя выбрали, и ты должен принять собственное решение. Потому что ты знаешь и понимаешь, что возвращаться уже некуда. Нет мира для воина, его война никогда не кончается. Мир - это заблуждение; если кто-то говорит, что война кончается миром, это обманщик и трепач. Есть только война, вечная война. Нет ничего, кроме нее.
Змея на на лазуритовом катафалке двигалась все быстрее и быстрее. Глаз уже не успевал следить за ее перемещениями.
- Он не сможет принять решение, - произнес, выйдя из тени, профессор Викентий Абрамович Шилкин, дядя Кеша. На нем был халат и ленинский галстук в горошек. - Он не способен принимать решения.
- Да, да, Пашенька, не надо обманываться. Ты больной, нуждаешься в лечении. То, чем ты страдаешь, это классическая военная травма, вызванная стрессовыми ситуациями, психотическими эпизодами, как пережитыми, так и воображаемыми. Классический случай посттравматического стрессового расстройства. Словом, нервная декомпенсация. Разрушение адапционных механизмов. Галлюцинациии, панические расстройства, обсессивно-компульсивное расстройство... Все это еще углубляется стимуляторами... Наркотики вредны, Пашенька, разве ты не знаешь? Ведут к психозу, к антиобщественному поведению, к интраверсии... При капитализме, да, отсутствие перспектив и невозможность существования в загнивающей системе принуждают людей к поиску одурманивающих средств. Но в социалистическом обществе...
- Нет, не перебивай. У тебя депрессивные иллюзии, подозреваю даже синдром Котарда. Считаю также, что у тебя запущенный амнезийный синдром Корсакова, что ж, унаследованный генетический алкоголизм... Но поможем тебе, Пашенька, поможем, назначим психотерапию, да, да, и фармакотерапию. Да, да,... Главное это фармакотерапия. Несколько лет в закрытом учреждении, сколько, не знаю, ну, пять - шесть...
Дурной героиновый трип, подумал Леварт. Кошмарная наркотическая галлюцинация.
За Валуном, лейтенантом и профессоро, в темноте скрывался кто-то еще. Очередная eidola, видение.
Леварту казалось, что он узнает мундир цвета хаки и пробковый шлем, кожаный нагрудник, круглый шлем, длинные, до локтей рукавицы.
- Решай, Паша, - Валун явно терял терпение. - Бери то, что она тебе дает. Она выбрала тебя, и ты уже часть ее вселенной, тот мир, который там, за пещерой, уже не твой, нет в нем тебе места. Нет возврата. Нет и к чему возвращаться. Кто там тебя ждет? Вика? Не надейся, братан, фальшивая надежда. Вику ты уже потерял. Война отбирает женщин. Это правило, не имеющее исключений.
- Нет, - сказал Леварт, пересиливая себя, поскольку он твердо решил не вступать в разговоры с привидениями и иллюзиями. - Вика будет ждать.
- А хоть бы даже и ждет, - тут же возразил Валун. - Даже если захочет быть с тобой после Афганистана, все равно ты ее потеряешь. Будешь по ночам просыпаться с криком, мокрый от пота, и придет минута, когда ты будешь вынужден высказать все, что терзает твою душу. Надеешься, что навсегда вычеркнешь все из памяти? Но это возвращается. Расскажешь ей обо всем. Об автобусе. О кишлаке Шоранджал. О том, что случилось в Дарваз Даг. О заключенных в вертолете, которые не долетели дпо Кабула. О деревне Хане Джануб и девушке оттуда....
- Нет, об этом не расскажу.
- Расскажешь. Признаешься во всем. Будешь вынужден, иначе не будет тебе покоя. А когда ей во всем признаешься, она уйдет. Без единого слова, онемевшая от страха.
- Упадешь, - вернулся лейтенант Богдашкин. - на самое дно пропасти.
- Ты болен, Пашенька, - вмешался дядя Кеша. - Галлюцинации. По причине употребления наркотиков.
А ведь это все правда, подумал Леварт. И не только это.
Змея вдруг перестала танцевать. Все фантомы исчезли, пропали, как будто кто-то выключил проектор.
Опасность, - вдруг понял Леварт. Схватился обеими руками за наполненную пульсирующим звоном голову. Близко. Что-то. Или кто-то. Угроза. Несет угрозу.
Звон сменился на свистящую какафонию, достигшую кульминации в пронзительном высоком звуке, который был свистом, шипением и криком одновременно. Иахема, -подумал он, шипение змей Горгоны.
Надо идти. Надо защищать. Она этого хочет.
<< 1 2 3 4 5 6 >>
<< 1 2 3 4 5 6 >>
Звук первой взорвавшейся мины долетел из ущелья Заргун вечером, когда стемнело. Потом бухнуло еще несколько раз. Только несколько. И не громко, мина ПФМ-1 большого шума не делает.
Ничего особенного, никакой сенсации. Никто на заставе не обратил на это внимания.
Утром настал новый день. Семнадцатый день июня. Уже с самого утра жаркий, горячий как никогда, нетипичный даже для этого времени года.
О своем намерении пойти к расщелине Леварт не сообщил никому, даже Ломоносову. Не сказал и Бармалею. Не имел желания выслушивать лекции о минах ПФМ, как часто их бурые, плоские, легкие, напоминающие бабочку корпуса улетают далеко-далеко от основного района минирования, как легко даже слабые порывы ветра уносят их в разные стороны света. И, присыпанные песком, они становятся совершенно невидимыми. А стоит даже чуть-чуть наступить стопой на мягкий полиэтиленовый корпус, и стопу можно потерять - сорокаграммовый заряд изувечит и искалечит так, что придется делать ампутацию. Он не нуждался в поучениях, в вопросах безопасности разбирался. Отделяющее его от расщелины каменистое пространство много раз пройдено и хорошо изучено. Сегодня каждый камень, уже хорошо знакомый, казалось, может зашипеть и броситься, как гремучая змея.
Но Леварт пошел. Впервые после инцидента с автобусом. Раньше не мог. Не хотел. Что-то его сдерживало. Сегодня чувствовал и знал, что должен пойти. Последний раз. Потом их уберут, их сменят десантники. Согласно непостижимым и непонятным планам командования их загонят в другую дыру Афганистана. Туда, откуда можно не вернуться.
Может ему повезло, а может летчики, которые обычно сеяли широко и вслепую, на этот раз минировали точно. Но он не наступил на мину и даже не заметил ни одной.
В расщелине ничего не изменилось. Зеленые мухи роились над падалью и экскрементами. Скальные стены выглядели так, будто кто-то их недавно обрыгал. Леварту это не мешало. Он сам чувствовал себя так, как будто его кто-то недавно обрыгал.
Змеи не было. Не лежала на камне, когда заходил в расщелину, не показалась, когда вошел глубже. Он не чувствовал ни сожаления, ни разочарования, в глубине души он это подозревал раньше. Подозревал, что все закончилось, что инцидент на КПП, смерть Жигунова и автобусная бойня стали границей. Это была грань. Барьер, отделяющий таинственное и сказочное от повседневного. То есть приземленного, грязного, отвратительного и ужасающего.
Он положил АКС. Сел на камень, на котором обычно свивалась клубком змея.
Потом вытащил из кармана шприц и иглу, ремешок с прязкой, оторванный от носилок. Стандартную армейскую ложку. Спички.
И фольговый пакетик с героином.
Когда-то надо начинать, подумал он. А момент благоприятный. Лучше не бывает.
Закатал левый рукав. Набросил повыше локтя ремень, затянул, помогая себе зубами. Повторил многократно виденый у других ритуал: подогревание спичкой на ложке, набирание в шприц, сжатие кисти в кулак, втягивание в шприц крови. И выстрел.
Эффект был мгновенным.
Стены разлома стали сходиться, как мифические Симплегады, вот-вот они сомкнутся, соединятся, а его, находящегося между ними, сомнут и сплющат. Он не испугался, даже не дрогнул, чувствовал охватывающую его эйфорию. Жестом всесильного существа развел руки, послушные его воле каменные стены раздвинулись, расступились, отдалились. Своим всесилием он оттолкнул их еще дальше, так далеко, что они вообще исчезли где-то за ярким, сияющим горизонтом, далеко, в бескрайней ослепительно яркой, раскаленной солнцем равнине.
Эйфория подымала его все выше и выше. Чувствовал, как захваченный его вдохом горячий воздух раздувает его грудь. Небо изменило цвета, сияя феерическими красками.
Змея тем временем выползла из глубины яра. И казалось, что и она меняет окраску, цвета, переливалась разными цветами и исчезая в них. Подползла совсем близко, свернулась в клубок замерла. Лежала...
Он очень захотел описать способ, как она лежала. Не хватало слов. Нашел их, однако, быстро и совершенно неожиданно: “cirque-couchant”
…bright and cirque-couchant in a dusky brake.
A Gordian shape dazzling hue,
Wermillion-spotted, golden, green and blue…
Змея медленно, очень медленно подняла голову.
Казалось: узел Гордиев пятнистый
Переливался радугой огнистой,
Пестрел как зебра, как павлин сверкал -
Лазурью, чернью, пурпуром играл.
Сто лун серебряных на теле гибком
То растворялись вдруг в мерцанье зыбком,
То вспыхивали искрами, сплетясь
В причудливо изменчивую вязь.
Была она сильфидою злосчастной,
Возлюбленною демона прекрасной
Иль демоном самим? Над головой
Змеиною сиял созвездий рой.
Джон Китс «Ламия» (пер. Сергей Сухарев)
В ушах Леварта раздался звук, как будто над его головой стартовал реактивный самолет. МиГ или Сухой.
*
Some demon’s mistress, or the demon’s self…
*
Птицы, тысячи птиц, шум и хлопанье крыльев. Чувствовал на лице прикосновение перьев.
Глаза змеи прояснялись. И вот снова была каменная, озаренная солнцем равнина. Горячий вихрь несет песок и пыль. Птицы исчезли, но шум их крыльев все еще доносился.
Не сразу сориентировался, что это хлопает плохо закрепленное полотнище палатки, прижатое ящиком с амуницией.Над равниной, вдали синела горная цепь. Афганистан, подумал Леварт. Даже в грезах, в героиновой отлючке снова Афганистан.
- More tea, Drammond, old boy?
- Yes, please.
Ответил, хотя его не звали Драммондом. Он не знал ни слова по-английски. И понятия не имел, почему на нем мундир цвета хаки с офицерскими галунами на рукавах.
*
Лейтенант Артур Ханивуд кивнул слуге-индусу, давая ему знак, чтобы он налил чаю всем желающим.
- Война, - сказал он уверенно, - уже закончена. Достигли того, чего хотели. Усиления британского влияния в Афганистане. Divide et impera, my dear gentlemen. Кабул в наших руках, эмир свергнут, Афганистан поделен на провинции, вожди провинций - наши марионетки. Можно готовиться к возвращению.
- Готовиться к возвращению, - сказал Эдвард Драммонд, - надо смотреть правде в глаза. На этой войне некоторые полки завоевали видное место в истории Британской Империи, заслужили уважение и славу. 17-й Лейсестерширский и 51-й Йоркширский за Али Масджед, 8-й Ливерпульский и хайландеры Сифорта за Пейвар Котал - лавры, должен сказать, вполне заслуженные. Поэтому с досадой приходится говорить, что наш 66-й не имеет подобных заслуг.
- Во-первых, это неправда, - сдвинул светлые брови Генри Джеймс Барр. - Какого чорта! Мы сыграли в этой войне свою роль, участвовали во многих сражениях. Судьба поскупилась для нас на такие крупные битвы, как при Али Масджеде, Пейвар Котале или Фитехабаде, но стыдиться нам нечего. Во-вторых, мы сражались там, куда нас послали и так, как приказывали. За нашу страну, за королеву и Отчизну. Не для похвал и наград, не для мраморных досок. Не нужны мне эти доски. Мне достаточно сознания, что я выполнил свой солдатский долг.
- Победа, убежденно сказал Уолтер Райс Олиеи - вот то, что нужно солдату. Сила солдата в солдатской традиции, а традиция складывается из обычаев. Победа делает солдата. Особенно, если она большая и над сильным противником. А поскольку наши солдаты лучшие в мире, они на самом деле заслуживает противника получше, чем здешние туземцы.
Райс Оливи, Ханивуд и Барр были сослуживцами Драммонда и его одногодками, вместе, вся четверка, окончили Сэндхерст, вместе получили звание лейтенантов и назначение в 66-й полк Ее Королевского Величества. Это было почти год назад. Здесь, на бивуаке под Кандагаром, за общим чаем, с ними был еще один выпускник школы, окончивший ее на год раньше, старший лейтенант Томас Виллафби из Королевского 3-го Бомбейского кавалерийского полка, одетый также живописно, как его индийские подчиненные, в вязаный алкалак, перепоясанный пурпурным камарбандом.
Драммонд задумчиво вертел в руках чашку.
- Сержант Эпторп из второй роты, - сказал он наконец, - жаловался мне вчера. Говорит, мой отец, сэр, сражался с русскими под Инкерманом, а потом с бунтовщиками под Махраджпуром. С гордостью носит медали The Crimean War и The Gwalior Star. И до сих пор, когда он заходит в «Сити оф Йорк» на Хай Хоборн, все посетители бара ему кланяются. А чем я похвастаюсь после возвращения в Лондон, сэр? Что стрелял в черных полуголых дикарей в тюрбанах, вооруженных ржавыми ножами, луками и старыми пукалками? Тоже мне вояки, сэр. Один срам, сэр. Что мы здесь делаем, сэр?
- Я надеюсь, - Барр напыжился характерным для себя образом, - Я надеюсь, что вы поставили его на место так, как он этого заслужил. Черт побери, куда катится армия, если сержанты осмеливаются комментировать приказы командования и сомневаться в их смысле.
- Армия опирается на сержантов, - поднял голову Райс Оливи. - Это не прусская армия, а британская. Британский сержант имеет право обратиться со своими сомнениями к британскому офицеру. И обязанностью офицера является эти сомнения рассеять. Так, а не иначе укрепляется единство и мораль армии.
- Не смог рассеять сомнения твоего сержанта, Тедди, old fellow? - засмеялся Ханивуд. Пояснить ему смысл этой войны и Большой Игры? Есть у тебя для этого готовый текст? Тот, который нам старый Стюарт выдал в Пенджабе, в Мултани? Еще помнишь?
- Помню.
*
- Господа офицеры!
Генерал-лейтенант сэр Дональд Мартин Стюарт, кавалер Ордена Бани, шотландец, ветеран войн в Афганистане, Абиссинии и Индии во время Великого Бунта, перекинул сигару из одного угла рта в другой. Наконец, чтобы его лучше слышала довольно большая аудитория, вынул изо рта сигару. С явным сожалением.
Генерал Стюарт объяснил офицерам, что хотя их отправляют воевать в Афганистан, в действительности, главным врагом была и остается Россия. Мир слишком мал для двух империй, для Альбиона и России. Конфликт, начавшийся в Крыму, под Инкерманом и Балаклавой, продолжается. Вторжение в Афганистан необходимо потому, что это ворота в Индию. Индия - сокровище британской короны. И Москва мечтает его из этой короны вырвать. Все началось в 1813 году, после российско-персидской войны и заключенного в Гюлистане мирного договора, согласно которому России отошли Азербайджан, Дагестан и Грузия. Но московский медведь на этом не остановился. Пёр дальше, к Индии, захватывая все, что лежит на дороге к ней. Ханства Ташкент, Хива, Бухара и Самарканд стали частью российской империи.
Это The Great Game, Большая Игра. И в этой игре нужно подвинуть российского сатрапа. Дальше на его дороге лежит Афганистан. Царь Алекс вынудил эмира Афганистана принять российскую миссию. Мы знаем, что означает дипломатическая миссия Петербурга и кому она торит дорогу. Сейчас, когда вице-король Индии пожелал, чтобы эмир Шер Али принял также и британскую миссию, эмир отказался. Научим же афганских дикарей, что значит отказать Британии. Далее генерал перечислил, какие силы пойдут на Афганистан. Такой наш ответ на русский гамбит в Большой Игре. И это первый шаг к тому, чтобы вытеснить Россию из Средней Азии, прижать ее к Каспийскому морю и в этом море утопить. Боже, храни королеву!
*
...
Виллафби быстро встал, посмотрел, заслоняя ладонью глаза.
- Придется закончить дискуссию, господа офицеры, - холодно сказал он, - Быстро допиваем чай. К нам едут, причем галопом. Чарли Блай, штабной курьер. Наверняка с приказом о срочном марше. Видимо потому, что бригадир Джордж Барроус, наш высокочтимый вождь, мечтает самолично пожелать нам хорошего дня.
*
Ветер подул сильнее, резкими порывами, крупинки песка и щебня забарабанили по пробковому шлему. Эдвард Драммонд поправил закрывающий нос и рот голубой кашемировый шарф, купленный еще в Кветце. Солнце, хотя и мутное от пыли, палило жаром, окружающий деревню глиняный забор нагревал руку как кафельная печь.
Война окончена. Али Масджед, Пейвар Котал, Футехабад, Шерпур - битвы, выигранные за год и восемь месяцев, одерживается победа за победой. Чему тут удивляться, мы превосходим техникой, обученностью, моралью, превосходим европейскостью. Что эти несчастные туземцы могут нам противопоставить? Копья и кремневые топоры. Изгнанный из Кабула эмир Шер Али умер в Мазари Шарифе, не дождавшись российской помощи, о которой умолял. Его сын и наследник Якуб Хан отрекся от престола. Другого сына, Аюб Хана увезли на запад, в дальний Герат. Разделяй и властвуй, как говорил Ханивуд, divide et impera. Разделили Афганистан на провинции, губернаторами сделали людей, нам преданных, таких, которыми можно манипулировать. А сейчас, когда генерал Робертс разгромил Мохаммада Джана под Кабулом, а Стюарт уничтожил дикие племена на юге, уже никто в Афганистане не может дать отпор. Возвращаемся домой. Отсюда, с Хушки Нахуд он напишет Шарлотте последнее военное письмо. О, самое время. Так давно не писал ей.
Что-то шевельнулось меж камней, там где стена развалилась, превратившись в груду камней. Что-то сдвинулось и блеснуло золотом. Змея, подумал он, и схватился за кобуру. Расстегнул, положил руку на рукоятку адамса, но что-то удержало, и он не вынул револьвер. Снова подул ветер, сыпануло песком. Драммонд заморгал слезящимися глазами. Когда снова их открыл, от гада не было и следа, скрылся среди стертых, битых глиняных кирпичей. Руководствуясь импульсом, он хотел пойти в ту сторону, но что-то его опять остановило, какой-то голос, какое-то предчувствие, какое-то внезапное беспокойство, сильное как сигнал тревоги.
Золотая змея, подумал он, что за вздор. Не бывает таких змей. Это только отблеск, мерцание кварца в песке. Каждый видит такое в этом дрожащем от жары воздухе.Только золотой отблеск.
Иллюзия. Fool’s gold.
Он потер лицо. На перчатке остался песок
- Драммонд!
- Барр!
- В часть, быстро. Вернулись разъезды. Поход, dear boy, поход. Аюб Хан с целой армией продвигается из Герата! Направляется на Газну, угрожает отрезать нас от Кабула! Его форпосты видели уже под Санг Буром и Майвандом. Высланные против туземцев войска взбунтовались и примкнули к восстанию. Барроус приказал походным маршем идти под Майванд силой бригады, кавалерии и пехоты! Нас ждет битва, Тедди, битва! Может, лучшая в этой войне. Гип, гип, ура! Вперед, шестьдесят шестой! Garryоwen! Garryowen in glory!
- Harry!
- What?
- Shut up, will you?
*
- Пойдем. Иди за мной.
Он узнал этот голос. Напевно-свистящий, полифонический, тихий, но звучный и выразительный.
Стена расщелины расступилась. Там, где разлом кончался, в том месте, где раньше была только узкая щель в скале. Теперь эта щель с грохотом раздвинулась. Этого нет на самом деле, подумал Леварт, это героин. Дурной трип. Очень, очень дурной трип.
Она быстро ползла вперед. Он шел следом. Щель была узкой, а местами сходилась так, что он вынужден был протискиваться боком.
Стены были неровные, шершавые как наждачная бумага, покрытые переплетающимися узорами, напоминающими прожилки листьев. Или систему вен и артерий. Что-то блеснуло на гравии. Монета. Он наклонился и поднял ее. На аверсе была видна голова слона. На реверсе надпись: BASILEOS DEMETRIOU и изображение кадуцея, обвитого двумя змеями, повернувшими головы навстречу друг другу. Меркурий, двуединое божество, вспомнил Леварт. Манихейское равновесие Добра и Зла. Агатодемон и Какодемон, Ормузд и Ариман.
Еще через несколько шагов лежала шапка с офицерсой кокардой, рядом бинокль и полевая сумка.
Леварт догадался, кому это принадлежало. Но это его не волновало. Был в эйфории.
Щель сжалась, образуя в конце арку, выход в пещеру. Змея вползла в темноту. Он вошел за ней. В уши вдруг ворвался шум, гам, крики, звон кубков, женский смех и писк.
*
Маг приблудился к войскам сразу же после формирования гарнизона в Ортоспане. Нового названия, недавно присвоенного городу завоевателями, он не признавал, упрямо называл его по-старому Кабуром. Точно также упрямо твердил, что он халдей и его не зовут Атрайос. Продемонстрировать тайные знания и знакомство с магическими арканами он не желал или не умел. Но лекарским искусством, надо отдать ему должное, владел очень неплохо: будь то чирей от езды верхом, или застрявший в руке наконечник стрелы, или болезнь, полученная от бактрийских блудниц - многим солдатам маг помог в беде. К тому же он умел интересно рассказывать, об окружающих землях и народах знал много, если не все, армейской разведке он был очень полезен. Не отказывались воспользоваться его знаниями и опытные воины, если в этом возникала необходимость. Как, например Эрпандер, сын Пирра, начальник первой тетрархии третьей илы.
- Золотая змея, тетрарх? - Астрайос почесал в редкой завитой бороде. - Здесь нет таких змей, я в этом уверен.. Ха, если человек может быть в чем-то уверенным... Конечно, я не знаю всего на свете... Но о золотых змеях даже не слыхал. В земле эфиопов живет крылатый змей, питающийся бальзамом. Змеи из долины Иорда едят белый перец, а из их голов вырастают драгоценные камни. Но что существуют золотые змеи - такого не слыхал. Может, такие есть в Китае, там, кажется есть разные змеи и драконы - много у них разных гадов... В Индии змей, их там называют нагами, тоже множество, пожалуй можно найти любого цвета. А на острове Ланка...
- Золотую змею, - сухо прервал его Эрпандер, - я видел под Гаузаком. В ущелье. А не в Индиях и на каких-то островах.
- Гм... - маг снова почесал, на этот раз ухо. - Под Гаузаком, тетрарх? Интересно. Потому что там среди местных племен ходят легенды. Предания, корнями своими далеко уходящие...
Эрпандер не расслышал, куда уходящие, слова Астройоса потонули среди криков. Благовоспитанный эпарх начал произносить тосты, здравицы и плескать на столы вино в возлияниях.
- Да здравствует, - провозгласил он, - Харес, начальник конных лучников. - Да здравствует богоравный Александрос хо Тритос хо Македон! Царь Македонии и гегемон Греческого Союза. Пусть живет долго и долго правит нами, воинами! Ему служить, с ним жить и умереть!
Выражая эпарху одобрение, орали так, что дрожали подпирающие свод колонны. Полунагие бактрийские блудницы присоединились с писком и смехом. Эрпандер взял Астрайоса под руку и повел его в отдаленную часть зала, туда, где было меньше шума и можно было услышать друг друга. Там была ниша, в ней стоял изящный столик из слоновой кости, на нем серебряная статуэтка, по размеру не больше мужского локтя. Не удивительно, это место когда-то было святыней. Немного разрушенная, но святыня.
Скульптура изображала крылатую женщину, причесанную по персидской моде, украшенную четырехугольными серьгами, звездной короной и плащом, ее поддерживали двое животных, казалось, взбирающихся на ее бедра.
- Анахита. - Астрайос, видя его заинтересованность, поспешил с пояснениями. Ардви Сура Анахита, непорочная владычица вод. Та, которая оплодотворяет источники водами звезд, которая владеет мужским семенем и материнским молоком. Владычица Туч, Ветра, Дождя и Града, покровительница животных и богиня святого танца. Ее крылья - символ мощи и всемогущества. Ее сопровождают священные животные: бык и лев.
- Анахита... - задумчиво повторил Эрпандер . - Это имя, под которым Артемиду чтят медяне и люди из-за Оксоса.
- А может, это вы, греки, - усмехнулся маг, - чтите Анахиту под именем Артемиды? В общем, это неважно. Боги уже привыкли к этому и прощают людям, которым трудно не только понять, но даже назвать их божественность. Богам достаточно, что их божественность чтят. Под разными именами и с разнообразными обрядами.
- С очень разнообразными, - согласился Эрпандер. - Но я хотел поговорить о золотой змее. И о местных легендах. Слушаю тебя внимательно.
- Вначале, - Астрайос набрал побольше воздуха, - был Зурван, у которого не было ни конца ни начала. Не было ни Солнца, ни Луны, ни звезд, не было ни неба ни земли, царили мрак и безвременье.
Астрайос рассказал как появились из Зурвана двое: добрый премудрый Ахура-Мазда и злобный, дышащий ненавистью Ангра Маинью. Ахура-Мазда создавал земли и страны, а Ангра Маинью все искажал и портил.
...
Рассказ многократно прерывался тостами и здравицами в честь греческих богов и богинь и великого Александра
...
- Седьмой по счету страной, которую сотворил Ахура-Мазда, - Астрайос ни на минуту не прерывал своего повествования, - была Векерета, Кабура, где мы, собственно, и находимся. Сюда Ангра Маинью, который есть смерть, призвал паирик, демониц из проклятой расы друджей... Паирики, как прочие друджи, были когда-то демонами небес, как зловещие звезды сидели они на вечернем небосклоне. Они ненавидели людское племя, чем больше процветали благочестие и добродетель, тем сильнее была злость друджей и желание навредить. Этим желанием воспользовался Ангра Маинью, отдав паирик под власть своих девов. И люди были отданы им на поживу. На самом деле паирики прокладывали дорогу демонам, используя людские слабости. Они туманили, вводили в грех, толкали на низость и преступления, вели к извращениям и вырождению, распространяли идолопоклонство, заражали колдовством и чернокнижием, кощунственной и проклятой религией Yatuk Dinoih... власть над всеми паириками принадлежит ужасной Аз, необузданной демонице похоти, разрушительнице созидания, владыке Кровавой Луны, Которая Будит к Жизни Умерших, Той, Кто Прячется По Ущельям.
...
- Это никакая не легенда, - прервал слегка обалдевший Эрпандер, - это персидская религия Зороастризм. А ты, Астрайос, кажется, стараешься меня ею увлечь... Я, помнится, спрашивал тебя о змее. О золотой змее, которую, как мне кажется, видел в ущелье возле Гаузака. Можешь удовлетворить мое любопытство? Если нет, я удалюсь, вернусь на праздник. Ночь только началась, еще успею напиться.
- Легенды Паропанисадов, - выдавил из себя маг, - рассказывают о паириках. Пораженные Ахура-Маздой и его эманацией, амшапандами, паирики, в прошлом существа небесные, попрятались в норы и ямы, скрылись в подземной темноте. Если выползают на свет, то в образе змеи. Однако, они лишены древних сил, бессильны без помощи других демонов, паирики влекут к себе смертников. Охотнее всего воинов, сильных мужей, но измененных соприкосновением с войной, кровью, смертью... Измененных и порченых навсегда, Не отсюда ли твой интерес к змее, тетрарх? Признайся, чувствуешь ее магнетизм? Если да, хорошо, что не пошел. Беда ждет воина, если он дал себя заманить, если последует за паирикой. Лучше уж полечь в бою.
- А зачем по-твоему, - сжал губы Эрпандер, - влечет к себе порченых войной эта паирика. С какой целью это делает?
- Может, затем, - Астрайос потряс бородой и загадочно усмехнулся, - чтобы избежать одиночества. Пайрика, как всякое существо женского пола, нуждается в мужской дружбе, как днем, так и ночью. Не смейся, тетрарх. Я делюсь с тобой знаниями, почерпнутыми в древних книгах, свитках и папирусах. По крайней мере, в некоторых из них. Есть и другое объяснение.
- Какое другое?
- Другое разъясняет все иначе. Паирики, ненавидя людской род, желают ему вредить. Но имеют ограниченные силы, нужны помощники. Сообщники в деле причинения зла. А в этом деле никто не сравнится с человеком. Никто и ничто не проявит здесь столько запала, энергии и изобретательности. Ни один демон и ни одна тварь.
- Страшно, - прервал его Эрпандер, - и угнетающе. Особенно последнее. К счастью, это только вымысел.
- Это не вымысел, а легенда.
- А какая, клянусь головой Горгоны, разница?
- Легенды, - улыбнулся Астрайос, - хотя и вымысел, имеют источник в стремлениях и страхах - в двух силах, которые правят миром, Не поймешь легенды, не поймешь своих желаний и страхов. Ты уверен в своих желаниях, тетрарх? Ты знаешь, чего боишься?
Дальнейший разговор прервало появление не кого иного, как самого ипарха Селеукоса. Он подозвал к себе иларха Теодороса, непосредственного начальника Эрпандера, отвел его в сторону и что-то долго ему объяснял. Теодорос слушал, а глазами уже бегал по залу.
Ипарх ушел, а Теодорос пошел Эрпандеру наперерез.
- Еще трезвый? Хорошо. Собирайся и отправляйся в свою часть. Только тихо, не хочу преждевременной тревоги. Перед рассветом ты и твоя тетрархия должны быть в седлах.
- Что-то случилось?
- Бунт, может даже восстание большого масштаба. Сатрап Спитаменес, тот самый, который выдал нам Бессоса, убийцу царя Дария...
...
Мы, наша ила, пойдем в первых рядах. К полудню должны быть уже в Александрии Кавказской.
Золотая змея, подумал Эрпандер, паирика. Та, которая манит. Легенда? Флаурос, вымысел и вздор? Порча от войны, крови и смерти? Ага. Я не порченый и не измененный. Когда война окончится, сброшу ее с себя, как изношенный хитон. И забуду обо всем, что видел, о том, что делал. Забуду навсегда, смогу. Уверен.
- Ты меня слушаешь, Эрпандер?
- Извини, иларх, задумался.
- Этот Спитаменес... - Теодорос скрипнул зубами и сжал кулак. - Мораль из этого вытекает такая: никогда не оставляй сзади недобитого азиата. К войскам, тетрарх.
- Слушаюсь.
Змея ползла, извиваясь. Леварт следовал за змеей.
Глубокий мрак перед входом в пещеру сменился светом. Стены подземелья, как мозаикой, были покрыты щелями и отверстиями, через которые оно освещалооь яркими столбами света, как от прожекторов. При этом свете Леварт увидел, по чему он ходит, и выдохнул.
Пол пещеры был завален золотом и серебром.
Монеты переполняли сундуки, шкатулки, вытекали из разбитых амфор.
Здесь были монеты царя Дария, серебряные афинские тетрадрахмы, декадрахмы Александра Македонского. Другие, изображающие его с рогами бога Амона. Другие, на которых был слон с головой Александра.
Монеты сверкали в сундуках и звенели под сапогами.
Этого нет, - подумал он, - все иллюзия. В сущности, Салмон Юсуфзай и его ребята добились своего, дав нам героину.
Змея ползла. Он следовал за ней.
Мимо сундуков и шкатулок с драгоценными камнями. Алмазы из Голконды, бирманские рубины из легендарной долины Могок, сапфиры с Цейлона, сиамские карбункулы, аквамарины, аметисты ...
У стен пещеры, куда не доходил свет, в тени и мраке, как застывшая в веках армия, виднелись скульптуры, статуи, статуэтки, бюсты.
Блестели золотые пластины, украшенные коваными рельефами, усыпанные гирляндами самоцветов подсвечники и канделябры, позолоченное оружие, шлемы, кинжалы и стилеты, золотые кубки, рога и вазы.
Здесь была не только сокровищница, но и усыпальница. Из под украшений кое-где виднелись кости. Блестел перстень на пальце скелета. Под инкрустированным щитом можно было увидеть ребра и кости таза. Из-под золотых монет выглядывали черепа...
Змея ползла, Леварт шел за ней. Истлевшие кости хрустели и рассыпались под подошвами его сапог.
Пещера сокровищ сужалась, переходя сначала в извилистый, а потом прямой коридор. Он шел теперь сквозь строй скульптур, статуй, кариатид и канефор. Изображающих женщин с завораживающими формами. И пробуждающими страх лицами. Ужасно искривленные, демонические, насмешливо оскаленные маски вампиров, химер, кикимор и ламий.
Строй кариатид сопровождал их в очередную пещеру, меньшую и округлую. В том месте, где падающий через отверстие в своде луч давал самый яркий свет, поднимались, подобно менгирам, четыре ослепительно голубых блока лазурита, каждый в человеческий рост. Пятый блок, плоский, напоминающий катафалк, лежал между ними. За ним Леварт увидел статую. Скульптура изображала крылатую женщину, причесанную по персидской моде, украшенную четырехугольными серьгами, звездной короной и плащом, ее поддерживали двое животных, казалось, взбирающихся на ее бедра.
Змея вползла на лазуритовый катафалк, свернулась, высоко подняв голову, и замерла неподвижно, как уреус. Леварт почувстовал пульсацию в ушах и нарастающий звон. Он подошел ближе. Достаточно близко, чтобы увидеть, что скульптура женщины с персидской прической стояла среди нагромождения человеческих черепов и рассыпанных рубинов, краснеющих, как капли крови. Змея завертелась в быстром танце, при этом ее голова и верхняя часть тела оставались неподвижными, а двигалась только нижняя часть, находящаяся на лазуритовом катафалке. Звон в ушах Леварта нарастал. Потом превратился в шепот, в слова. Шипящие, звенящие, сотканные из множества голосов, гармонически сплетающихся между собой.
Падающий на лазурит столб света еще сильней осветил центральный камень, окружающий мрак еще больше сгустился. Из мрака кто-то вышел.
- Ты не достоин. Ты не достоин ее милости. И того, что тебе дают.
Лейтенант Богдашкин, догадался Леварт. Погибший лейтенант Богдашкин. В порванной и грязной форме. С окровавленным, кое-где ободранным до живого мяса лицом.
- Хочешь занять пренадлежащее мне место, получить принадлежащие мне дары и привелегии. Ты пришел украсть. Ты вор, прапорщик.
- Это ее выбор, - сказал Валун, сержант Валентин Трофимович Харитонов. В обожженной, испачканной нефтью и кровью песчанке. Он вынырнул из темноты, но лица его не было видно, осталось во мраке.
- Это ее выбор, - повторил он. - Он наделен благодатью выбора. От этой благодати не отказываются.
Это не Валун, Леварт осознавал очевидное. Валун умер, погиб в горящем бетеэре в ущелье под Мохамад Ага. То, что он видит, фантом. Привидение. Eidolon.
- Ты не отвергнешь благодати? Правда, Паша? Не будешь опрометчивым? Не возгордишься от ее даров? Великие, по-настоящему великие дела вы сможете совершить вместе. Великие и прекрасные.
Лейтенант Богдашкин приблизился, двигаясь неуклюже и с трудом. Леварт заметил, что на его правой руке под неестественным углом торчала сломанная кость.
- Она говорила мне: будь верным, - сказал лейтенант. - Будь верным до самой смерти, и дам я тебе венец жизни. Обещала мне вечность. Слугой, рабом ее соглашался я стать, все готов был ей посвятить. И посвятил. Я ее заслуживаю, заслуживаю в сто раз больше, чем ты. Однако она выбрала тебя. А ты годишься? Ты способен ее защищать? Я чувствую твою неуверенность. Сомневайся, и моя судьба повторится в тебе. Упадешь, как я. Упадешь с большой высоты. На самое дно бездонной пропасти.
- Он не сомневается, - сказал Валун из тени, - Ты - боец. Тебя выбрали, и ты должен принять собственное решение. Потому что ты знаешь и понимаешь, что возвращаться уже некуда. Нет мира для воина, его война никогда не кончается. Мир - это заблуждение; если кто-то говорит, что война кончается миром, это обманщик и трепач. Есть только война, вечная война. Нет ничего, кроме нее.
Змея на на лазуритовом катафалке двигалась все быстрее и быстрее. Глаз уже не успевал следить за ее перемещениями.
- Он не сможет принять решение, - произнес, выйдя из тени, профессор Викентий Абрамович Шилкин, дядя Кеша. На нем был халат и ленинский галстук в горошек. - Он не способен принимать решения.
- Да, да, Пашенька, не надо обманываться. Ты больной, нуждаешься в лечении. То, чем ты страдаешь, это классическая военная травма, вызванная стрессовыми ситуациями, психотическими эпизодами, как пережитыми, так и воображаемыми. Классический случай посттравматического стрессового расстройства. Словом, нервная декомпенсация. Разрушение адапционных механизмов. Галлюцинациии, панические расстройства, обсессивно-компульсивное расстройство... Все это еще углубляется стимуляторами... Наркотики вредны, Пашенька, разве ты не знаешь? Ведут к психозу, к антиобщественному поведению, к интраверсии... При капитализме, да, отсутствие перспектив и невозможность существования в загнивающей системе принуждают людей к поиску одурманивающих средств. Но в социалистическом обществе...
- Нет, не перебивай. У тебя депрессивные иллюзии, подозреваю даже синдром Котарда. Считаю также, что у тебя запущенный амнезийный синдром Корсакова, что ж, унаследованный генетический алкоголизм... Но поможем тебе, Пашенька, поможем, назначим психотерапию, да, да, и фармакотерапию. Да, да,... Главное это фармакотерапия. Несколько лет в закрытом учреждении, сколько, не знаю, ну, пять - шесть...
Дурной героиновый трип, подумал Леварт. Кошмарная наркотическая галлюцинация.
За Валуном, лейтенантом и профессоро, в темноте скрывался кто-то еще. Очередная eidola, видение.
Леварту казалось, что он узнает мундир цвета хаки и пробковый шлем, кожаный нагрудник, круглый шлем, длинные, до локтей рукавицы.
- Решай, Паша, - Валун явно терял терпение. - Бери то, что она тебе дает. Она выбрала тебя, и ты уже часть ее вселенной, тот мир, который там, за пещерой, уже не твой, нет в нем тебе места. Нет возврата. Нет и к чему возвращаться. Кто там тебя ждет? Вика? Не надейся, братан, фальшивая надежда. Вику ты уже потерял. Война отбирает женщин. Это правило, не имеющее исключений.
- Нет, - сказал Леварт, пересиливая себя, поскольку он твердо решил не вступать в разговоры с привидениями и иллюзиями. - Вика будет ждать.
- А хоть бы даже и ждет, - тут же возразил Валун. - Даже если захочет быть с тобой после Афганистана, все равно ты ее потеряешь. Будешь по ночам просыпаться с криком, мокрый от пота, и придет минута, когда ты будешь вынужден высказать все, что терзает твою душу. Надеешься, что навсегда вычеркнешь все из памяти? Но это возвращается. Расскажешь ей обо всем. Об автобусе. О кишлаке Шоранджал. О том, что случилось в Дарваз Даг. О заключенных в вертолете, которые не долетели дпо Кабула. О деревне Хане Джануб и девушке оттуда....
- Нет, об этом не расскажу.
- Расскажешь. Признаешься во всем. Будешь вынужден, иначе не будет тебе покоя. А когда ей во всем признаешься, она уйдет. Без единого слова, онемевшая от страха.
- Упадешь, - вернулся лейтенант Богдашкин. - на самое дно пропасти.
- Ты болен, Пашенька, - вмешался дядя Кеша. - Галлюцинации. По причине употребления наркотиков.
А ведь это все правда, подумал Леварт. И не только это.
Змея вдруг перестала танцевать. Все фантомы исчезли, пропали, как будто кто-то выключил проектор.
Опасность, - вдруг понял Леварт. Схватился обеими руками за наполненную пульсирующим звоном голову. Близко. Что-то. Или кто-то. Угроза. Несет угрозу.
Звон сменился на свистящую какафонию, достигшую кульминации в пронзительном высоком звуке, который был свистом, шипением и криком одновременно. Иахема, -подумал он, шипение змей Горгоны.
Надо идти. Надо защищать. Она этого хочет.
<< 1 2 3 4 5 6 >>