Абиос! Глава двадцать первая
- xx -
Постриг.
Наверное, одно из сильнейших духовных переживаний я пережил во время пострига в рясофор. Сильнее этого была только дьяконская хиротония, о которой речь впереди.
Совершенно ясно ощущается прилив огромной благодати, ангелы поют и ликуют. Честно говоря, я очень быстро перестал следить за чином, который по сравнению с монашеским, сильно «упрощен». Мы не произносили обетов, не ползли по храму под мантиями отцов, не подавали владыке ножницы. Прямо на «гражданскую» одежду на нас надели подрясники, мантии, клобуки и выдали четки. Имена нам нарекали не по жребию, они были предопределены. Тем не менее, это было потрясающе. И стал я Сергием, в честь новомученика пресвитера Сергия Скворцова. День пострига был день моего тезоименитства.
После чина мы вновь, всем братством, во главе с архиереем, сходили в трапезную. Перекусив, пошли в храм, где всю ночь должны были по очереди читать Псалтирь.
Во время этой ночи не было усталости и томления. Кто-то читал свою череду, кто-то неспешно беседовал. Кто-то молча перебирал четки.
В полночь пришли все монашествующие обители, кроме епископа и одного иеромонаха, который жил дома с мамой. Все мы дружно, хором, с умилением спели «Се жених». Отец наместник произнес проповедь:
- Сегодняшний день братья я бы назвал днем рождения монастыря. Появилось сразу восемь, пусть еще не монашествующих, но полноценных членов нашего братства, - и еще о чем он говорил хорошем и добром, но о чем именно, уже не помню.
Утром, мы позавтракали и пошли спать.
Вечером, придя на клирос, матушка регент увидела нас в черном, и произнесла с улыбкой:
- Ну что, давайте знакомиться!
Мы назвали новые имена, и вскоре началась служба.
До Пасхи оставалось три недели. Жизнь потекла своим чередом. Мы, по-прежнему, ездили петь по выходным в храм на окраине города, я пек просфорки и чувствовал некую новую благодать, полученную после пострига.
Ах, как же быстро можно все это растерять. Как быстро.
Гром грянул через неделю. Иноков Георгия и Симона, так сейчас именовались бывшие послушники Валерий и Алексей, вызвали к владыке. Тот им предложил дьяконский сан. Георгий полностью отдался во власть владыке, а Симон стал отказываться, ссылаясь на больные ноги и боли в сердце.
Через два дня состоялась дьяконская хиротония инока Георгия, который стал именоваться дьякон инок Георгий. Хотя по «Положению о монашествующих» РПЦ, даже в иноческом сане дьякона допускается называть «иеродьякон».
И тут меня скрутил лукавый так, что я был вне себя от ярости и злости. Просто не находил себе места. Рвал и метал. Не помнил себя от негодования.
Да как же так! Почему так несправедливо! Почему их! А я! Да Я весь клирос мужской тяну! Да Я их раньше приехал! Да Я! Я! Я!
Это был один из недолгих периодов в моей жизни, за который мне по сей день очень стыдно.
- xxii -
Постриг.
Наверное, одно из сильнейших духовных переживаний я пережил во время пострига в рясофор. Сильнее этого была только дьяконская хиротония, о которой речь впереди.
Совершенно ясно ощущается прилив огромной благодати, ангелы поют и ликуют. Честно говоря, я очень быстро перестал следить за чином, который по сравнению с монашеским, сильно «упрощен». Мы не произносили обетов, не ползли по храму под мантиями отцов, не подавали владыке ножницы. Прямо на «гражданскую» одежду на нас надели подрясники, мантии, клобуки и выдали четки. Имена нам нарекали не по жребию, они были предопределены. Тем не менее, это было потрясающе. И стал я Сергием, в честь новомученика пресвитера Сергия Скворцова. День пострига был день моего тезоименитства.
После чина мы вновь, всем братством, во главе с архиереем, сходили в трапезную. Перекусив, пошли в храм, где всю ночь должны были по очереди читать Псалтирь.
Во время этой ночи не было усталости и томления. Кто-то читал свою череду, кто-то неспешно беседовал. Кто-то молча перебирал четки.
В полночь пришли все монашествующие обители, кроме епископа и одного иеромонаха, который жил дома с мамой. Все мы дружно, хором, с умилением спели «Се жених». Отец наместник произнес проповедь:
- Сегодняшний день братья я бы назвал днем рождения монастыря. Появилось сразу восемь, пусть еще не монашествующих, но полноценных членов нашего братства, - и еще о чем он говорил хорошем и добром, но о чем именно, уже не помню.
Утром, мы позавтракали и пошли спать.
Вечером, придя на клирос, матушка регент увидела нас в черном, и произнесла с улыбкой:
- Ну что, давайте знакомиться!
Мы назвали новые имена, и вскоре началась служба.
До Пасхи оставалось три недели. Жизнь потекла своим чередом. Мы, по-прежнему, ездили петь по выходным в храм на окраине города, я пек просфорки и чувствовал некую новую благодать, полученную после пострига.
Ах, как же быстро можно все это растерять. Как быстро.
Гром грянул через неделю. Иноков Георгия и Симона, так сейчас именовались бывшие послушники Валерий и Алексей, вызвали к владыке. Тот им предложил дьяконский сан. Георгий полностью отдался во власть владыке, а Симон стал отказываться, ссылаясь на больные ноги и боли в сердце.
Через два дня состоялась дьяконская хиротония инока Георгия, который стал именоваться дьякон инок Георгий. Хотя по «Положению о монашествующих» РПЦ, даже в иноческом сане дьякона допускается называть «иеродьякон».
И тут меня скрутил лукавый так, что я был вне себя от ярости и злости. Просто не находил себе места. Рвал и метал. Не помнил себя от негодования.
Да как же так! Почему так несправедливо! Почему их! А я! Да Я весь клирос мужской тяну! Да Я их раньше приехал! Да Я! Я! Я!
Это был один из недолгих периодов в моей жизни, за который мне по сей день очень стыдно.
- xxii -