-
xix -
Итак, поздним утром Василий стоял в кабинете перед владыкой. Тот предложил ему присесть. Вася сел.
Теперь необходимо рассказать о том свойстве Василия, которое, кстати, и мне, скажу без лишней скромности присуще. Василий может на незнакомых людей, впервые его видящих произвести настолько умильное и благодатное впечатление, так очаровать, что аж кровь в жилах стынет.
Вася, не моргнув, глазом сразу стал врать, что уже более десяти лет активно подвизается. Что мы все (он имел ввиду нас троих) уже восемь лет вместе, рука об руку. Друг друга поддерживаем в подвиге, постимся, молимся и все в таком духе. Скажу честно, я лично Васю знал не более двух лет, и далеко не как фанатичного подвижника а, скорее, наоборот.
Но тем не менее, он произвел на владыку такое мощное впечатление, что тот вынес вердикт:
- Чтобы за оставшееся время до пострига ему сшили облачение, будет постригаться вместе со всеми! Все!
Кандидатов снова стало восемь.
Мы втроем, откровенно говоря, припухли. Больше всего удивился тот брат, что его вытащил с Приморья, оплатив ему билет на самолет. Дело в том, что он имел совсем другие планы на Ваську. Он хотел «подмять» его под себя. Его нутро очень нуждалось в подчиненных, которые делают то «что он скажет». Брат это пытал первым делом так повлиять на одного из двух приезжих, того самого из-за которого весь замут и случился. Но там то ему сразу дали понять, как обстоит на самом деле. А в случае с Василием, который не обладал даром высокого интеллекта, он думал, что прокатит. Причем, в будущем, дошло до крайности. Василий, когда тот брат пытался его погнать на послушания к нему на грядки ему ответил:
- Слыш, а ты кто тут? Самый главный? Вот есть Мелетий, есть Алексеич, они и говорят мне что делать.
Тот прям таки реально обидился:
- Если не будешь работать со мной, возвращай деньги за билет!
Тут даже дошло до наместника. Хотя в принципе, никто серьезно это не принял, было неприятно. Утешение было в том, что никто на того брата не обижался, ибо имел он в кармане справку из психоневрологического диспансера, как следствие инвалидность и получал пенсию.
Васю несколько раз ставили помогать мне печь просфоры, что-то еще он делал по мелочам.
День пострига стремительно приближался.
За два дня до пострига ушли в запой два послушника: Александр - дядька лет шестидесяти и Ильюша - чистокровный молдаванин, этой характеристикой и ограничусь.
Причем пофестивалили они как-то так весело, что Сашу на утро выгнали, Ильюша покаялся и его оставили. Но двоих из списка однозначно вычеркнули. Осталось шесть человек.
У меня за это время притупилось чувство опасности и сомнения вроде как потихоньку разсеялись. Наверное, дело было в том, что меня никто не трогал. Я пек просфоры, на клиросе по возможности подпевал, на выходные ехали в тот храм, где нашим трио пели службу. В остальном я был предоставлен сам себе. Читал книжки, гулял на речку. Даже Алексеич притих, потому как мы для него были уже потерянные люди. На черных он влияния не имел.
Итак, прошла вечерняя служба, все поужинали, и около 21:00 вся братия вместе с отцами, владыка, нас шесть человек, две женщины с клироса, и человек пять прихожан снова собрались в храме. Горел где-то совсем тусклый свет, была почти темнота. Полная тишина. Чувство, что в данный момент происходит что-то очень таинственное и важное.
И тут из алтаря выходит дьякон Максим в рясе, поверх которой одет орарь: стихаря не было. Я до сих пор не знаю так надо было или это его самодеятельность. И он, необычно тихим, но красивым голосом, нараспев, начал ектинию: «Помилуй мя Боже, по велицей милосте твоей молим ти ся, услыши и помилуй»…
Чин пострига начался…
-
xxi -