NB-3
Блокнот Квентин-3
Я не верю, что он - Зло. Эти руки умеют врачевать, эти глаза умеют светиться. И смеяться умеют тоже - я видела в Мортлейке.
Он защищал меня. Он меня спас.
Таковы факты.
А вот ощущения.
Ему ничего не стоит солгать. Вот глазом не моргнув, скажет то, что считает нужным. И преспокойно себя же опровергнет.
Мистер Деймон играет людьми. У него хорошо получается. Может быть, он не сразу этому научился. Может, и поэтому тоже так немолоды его глаза. Но в застенке он не играл мною - просто вытаскивал. И то, что он разделил со мной и боль, и унижение, и стыд, то, во что он это превратил, и особенно то, что я видела в его глазах за стеклом - все это не дает мне покоя, и лишает страха, и гонит на поиски.
Я же не совсем бесполезна. Нашла же ему анкх.
Но зацепки пока не срабатывают. Поездка в Париж - без результата. Пожилая экономка поддерживает квартиру в порядке, но ее хозяин в отъезде уже не первый месяц, и рассказал это портье - а женщина хранит молчание. Молодец.
Тишина в ответ по всем номерам телефонов. Обидная неудача в Мортлейке - Дом жив, но пуст, это ощущается на расстоянии, можно не нарываться на неприятности с полицейскими. Он дышит ожиданием, и ждем мы одного и того же. Придет Профессор, и даже воздух станет иным: свежим, солоноватым, как на побережье. Магия заискрится, облагораживая выцветшую обивку кресел и проявляя инкрустации на мебели, заиграет на тиснении книжных корешков и в застежках переплетов. Все преобразится, начиная с одежды мистера Деймона: темное останется темным, но рукава удлинятся, наползая на кисти, и застегнутся на множество маленьких пуговиц, а с плеч упадет на пол непроглядно черный плащ - и останется чистым, по какой бы пыли ему ни пришлось волочиться. Белоснежная полоска воротничка, черненое серебро застежек, мягкие лунные отблески на черной коже обуви - вот так. Ни посоха, ни палочки - что там на вооружении у волшебников? Ничего этого нет. Но когда я в первый и единственный раз увидела его таким, мне пришли на ум рыцари, которые так же - по горло - упакованы в доспехи, но далеко не так легки в движении, как мистер Деймон в его черных одеждах. Одна и та же воинственная готовность. Опасность, исходящая от него и ожидаемая им.
…и в этом месте я снова ставлю nota bene.
Что-то было не так с самого начала. В нем самом - не так. И дело вовсе не в злосчастной ловушке, от которой он не уберег ни нас, ни себя. Я привыкла, общаясь с ним, ощущать многоуровневую мыслительную работу - на поверхностном уровне Профессор мог расспрашивать о Москве и набрасывать тезисы для моего выступления на конгрессе, а на прочих - размышлял о чем-то своем и так напряженно, что порой «выключался», закуривая и глядя в окно.
Он думал, и я думала - на что он смотрит, когда один? И что любит. Бывают ли у него времена, когда никуда уезжать не надо? Какими были его родители? Остался ли у него вообще кто-нибудь родной? Помнит ли этот «кто-то», каким он был, когда был маленьким, и в какие игрушки играл, и как звали его щенка. Есть ли такой человек, рядом с которым он может спокойно закрыть свои невозможные глаза и позволить себе выйти из военных действий хоть ненадолго. Позволить - себе - невынужденную паузу. Восстановиться.
Потому что…
Потому что мне кажется, что ему это было нужно.
Может быть, именно это он и сделал? Позволил себе паузу?
Мне достаточно было знать, что где-то он есть, пусть далеко, что ему можно написать, что существует маленькая вероятность застать его в парижском доме, но он - где-то - был. И вот теперь будоражащее ощущение присутствия в этом мире мистера Деймона улетучилось. В один день с Волной. Какое удивительное совпадение.
Что же - погиб, опустился на дно?
Легче поверить, что он сам ее и вызвал. Он жив, я знаю совершенно точно. И это не эмоции, не истерические восклицания: не верю, этого не может быть… Зачем мне верить или не верить? Я просто знаю, и могла бы доказать».
Я не верю, что он - Зло. Эти руки умеют врачевать, эти глаза умеют светиться. И смеяться умеют тоже - я видела в Мортлейке.
Он защищал меня. Он меня спас.
Таковы факты.
А вот ощущения.
Ему ничего не стоит солгать. Вот глазом не моргнув, скажет то, что считает нужным. И преспокойно себя же опровергнет.
Мистер Деймон играет людьми. У него хорошо получается. Может быть, он не сразу этому научился. Может, и поэтому тоже так немолоды его глаза. Но в застенке он не играл мною - просто вытаскивал. И то, что он разделил со мной и боль, и унижение, и стыд, то, во что он это превратил, и особенно то, что я видела в его глазах за стеклом - все это не дает мне покоя, и лишает страха, и гонит на поиски.
Я же не совсем бесполезна. Нашла же ему анкх.
Но зацепки пока не срабатывают. Поездка в Париж - без результата. Пожилая экономка поддерживает квартиру в порядке, но ее хозяин в отъезде уже не первый месяц, и рассказал это портье - а женщина хранит молчание. Молодец.
Тишина в ответ по всем номерам телефонов. Обидная неудача в Мортлейке - Дом жив, но пуст, это ощущается на расстоянии, можно не нарываться на неприятности с полицейскими. Он дышит ожиданием, и ждем мы одного и того же. Придет Профессор, и даже воздух станет иным: свежим, солоноватым, как на побережье. Магия заискрится, облагораживая выцветшую обивку кресел и проявляя инкрустации на мебели, заиграет на тиснении книжных корешков и в застежках переплетов. Все преобразится, начиная с одежды мистера Деймона: темное останется темным, но рукава удлинятся, наползая на кисти, и застегнутся на множество маленьких пуговиц, а с плеч упадет на пол непроглядно черный плащ - и останется чистым, по какой бы пыли ему ни пришлось волочиться. Белоснежная полоска воротничка, черненое серебро застежек, мягкие лунные отблески на черной коже обуви - вот так. Ни посоха, ни палочки - что там на вооружении у волшебников? Ничего этого нет. Но когда я в первый и единственный раз увидела его таким, мне пришли на ум рыцари, которые так же - по горло - упакованы в доспехи, но далеко не так легки в движении, как мистер Деймон в его черных одеждах. Одна и та же воинственная готовность. Опасность, исходящая от него и ожидаемая им.
…и в этом месте я снова ставлю nota bene.
Что-то было не так с самого начала. В нем самом - не так. И дело вовсе не в злосчастной ловушке, от которой он не уберег ни нас, ни себя. Я привыкла, общаясь с ним, ощущать многоуровневую мыслительную работу - на поверхностном уровне Профессор мог расспрашивать о Москве и набрасывать тезисы для моего выступления на конгрессе, а на прочих - размышлял о чем-то своем и так напряженно, что порой «выключался», закуривая и глядя в окно.
Он думал, и я думала - на что он смотрит, когда один? И что любит. Бывают ли у него времена, когда никуда уезжать не надо? Какими были его родители? Остался ли у него вообще кто-нибудь родной? Помнит ли этот «кто-то», каким он был, когда был маленьким, и в какие игрушки играл, и как звали его щенка. Есть ли такой человек, рядом с которым он может спокойно закрыть свои невозможные глаза и позволить себе выйти из военных действий хоть ненадолго. Позволить - себе - невынужденную паузу. Восстановиться.
Потому что…
Потому что мне кажется, что ему это было нужно.
Может быть, именно это он и сделал? Позволил себе паузу?
Мне достаточно было знать, что где-то он есть, пусть далеко, что ему можно написать, что существует маленькая вероятность застать его в парижском доме, но он - где-то - был. И вот теперь будоражащее ощущение присутствия в этом мире мистера Деймона улетучилось. В один день с Волной. Какое удивительное совпадение.
Что же - погиб, опустился на дно?
Легче поверить, что он сам ее и вызвал. Он жив, я знаю совершенно точно. И это не эмоции, не истерические восклицания: не верю, этого не может быть… Зачем мне верить или не верить? Я просто знаю, и могла бы доказать».