История с редактором газеты "Guardian", ч.2
(продолжение перевода истории, начало: История с редактором газеты "Guardian", ч.1)
Суббота, 30 октября
Сегодня я пошел в гости к Клаусу Мосеру (Claus Moser). Через несколько недель ему исполнится 88 лет. За свою жизнь в Британии он, кажется, руководил всем, от музыкальных академий до банков и Оксфордских колледжей, музеями и Королевским Домом Оперы. Но, похоже, именно любительская игра на фортепиано являлась основной одержимостью в его длинной жизни. Я нашел его сидящим в кресле наверху в гостиной, выходящей окнами на Ридженс-парк. Это была L-образная комната с фамильным роялем Bechstein, который уцелел от Гитлера в одном из крыльев L. «Он не фантастичен», сказал Клаус: «но я не могу от него отказаться; в нем много личного.»
За окном деревья были покрыты темным золотом в лучах позднего октябрьского солнца, что добавляло осеннюю атмосферу в нашу беседу о некоторых его ранних воспоминаниях. Он говорил все еще крепким и резонирующим голосом с безупречной модуляцией, характерной для верхне-среднего класса: «Домашнее музицирование, хаусмюзик, как мы называем это, было центральным звеном в том типе семейной жизни, в котором я рос. Тому, что я описываю как хаусмюзик, даже Гитлер не мог помешать. В любой семье среднего класса, не говоря уже о верхнем классе, к которому, как я полагаю, мы относились, 9 шансов из 10, что кто-то что-то играл. Я имею в виду, что это было более естественным, чем наоборот.
Было абсолютно нормальным и ожидаемым, чтобы хотя бы раз в месяц, но возможно и чаще, проходил домашний музыкальный вечер. Я думаю, что эта традиция восходит к временам Баха и Генделя. Я имею в виду, что хаусмюзик была частью жизни, более привычной, чем устройство званых ужинов или обедов или хождение на них.
Если семья была достаточно обеспеченной, тогда к любителям присоединялись профессионалы. Это не была игра только любителей, это не была просто семейная музыка. Было совершенно привычным, что с нами играли первоклассные профессионалы, и мы занимались как проклятые. Поэтому любители подобные мне росли, пытаясь играть так же хорошо, как профессионалы. Не то, чтобы это нам удавалось, но мы никогда не чувствовали себя отделенным сообществом. Ставились цели с высокими стандартами, так было с самого начала, и все только усиливалось, пока к власти не пришел Гитлер.»
Пятница, 3 декабря
Эта неделя началась с забастовки работников метро, парализовавшей Лондон, что усложнило переезд через город в Вайт-сити для выпуска программы «Сегодня» на радио Би-би-си. К рассвету история с WikiLeaks уже приобрела глобальный масштаб. Понедельник и вторник были как в тумане, когда нас атаковали запросами и требованиями из различных газет со всего мира, а нам приходилось не поднимать голову и сосредотачиваться на подготовке раскрывающих материалов для следующего дня согласно графикам, которые так долго согласовывались с международными партнерами по прессе.
Я стал думать, что такое состояние продолжится до самого Рождества. Я не могу вспомнить истории подобного уровня: каждый день, фактически дважды в день, мы выпускали статьи утром и поздно вечером - газеты-партнеры запускают что-то, что заканчивается одновременными обсуждениями в Белом Доме, Пентагоне, Кремле, Елисейском Дворце, Дели, Каракасе и Канберре. Это первый затяжной, с полным ходом, глобальный сбор информации в реальном времени - обширная информационная утечка, охватившая весь мир.
Как-то мне удается в большинстве дней уделять занятиям 20 минут, а самую середину всей этой заварухи я посвящаю точно 59 минут уроку со своим учителем Майклом Шак (Michael Shak).
Мы продолжаем ровно с того места, на котором остановились в прошлую среду - поиск решения проблемы с взятием октав в 119-м такте. Если я надеялся, что это будут 59 минут передышки или отступления, то я ошибался. Майкл говорит, что гамма, на которую мы смотрим - это си минор, начинающаяся с ми-диеза, что помогло бы мне, если бы я выучил си-минорные гаммы. И что еще хуже, он не согласен ни с какими моими расстановками пальцев. Еще он хочет, чтобы я играл октаву с применением третьего пальца, чего я никогда не делал, на том основании, что использование третьего пальца на первом фа-диезе напомнит о начале гаммы.
Вторая гамма октавами - до-диез минор, начинающаяся с фа-дубль-диез, что также мало что значит для моей головы в это утреннее время (или, если быть честным, всегда). Сейчас он хочет, чтобы я совместно использовал оба третьих пальца. Последняя гамма - в основном соль-диез минор, и опять я должен выучить ее нота за нотой, никогда ранее не предполагая, что игра гамм соль-диез минор окажется таким необходимым навыком в жизни.
На часах 9:29, когда мы останавливаемся. На несколько секунд, пока я щурюсь от дневного света в Кентиш-тауне, моя голова остается погруженной в запутанные технические проблемы Майкла. Но только на секунды. Я тут же проверяю электронную почту и через 15 минут я снова за своим столом, ожидая начала утренней конференции. Короткая «посмертная» статья для выпуска по WikiLeaks в четверг, охватывающая политики Пакистана, Великобритании и Франции, и затем погружение в поток текущих вопросов среды с мириадами порогов.
Проблема расстановки пальцев в октавной гамме до-диез минор быстро улетучивается. Но эти 59 минут без WikiLeaks, как всегда, помогли очистить голову и завести внутренние часы.
Понедельник, 6 декабря
Что мне делать со своей ужасной памятью? Что происходит между глазами, считывающими ноты со страницы, и пальцами, движущимися по клавишам? Кто может мне это объяснить?
Один приятель подсказывает обратиться к Рэю Долану (Ray Dolan), члену Королевского Общества (FRS), профессору нейропсихиатрии в Университетском колледже Лондона (UCL), одному из пионеров современного нейроповеденческого исследования. Он также является партнером по туристическим походам и научной музой для новеллиста Иэна Макьюэна (Ian McEwan). Так что сегодня я встретился с ним за чашкой кофе во время ленча в его офисе, выходящем на площадь Королевы в центре Лондона.
Я обнаружил мягкого, разговорчивого ирландца пятидесяти с небольшим лет, обладающего бесконечным терпением во время объяснения тонкостей поведения мозга для гуманитария, который последний раз знакомился с биологией в подготовительных занятиях 40 лет назад. Я в общих чертах поведал ему суть своей проблемы: что я в состоянии легко читать по нотам, но как только ноты убираются, я испытываю чрезвычайные проблемы. Фактически, до самого последнего времени я не мог сыграть и одной ноты не имея печатных нот перед глазами.
Долан сразу же обнадежил меня. «У вас есть память», сказал он уверенно: «и это подтверждается тем фактом, что в конце первого месяца в горах вы стали лучше играть балладу. Так что что-то проникло в голову, что-то произошло. Нотная страница, по существу, является ключом, и большинство из нас нуждаются в ключе, чтобы вспоминать вещи, в том, что извлечет воспоминания. Так что ноты для вас, в том виде, как они записаны и стоят у вас перед глазами, несомненно, являются путеводителем, сценарием и также ключом. Они вызывают память, которая покоится в голове.»
Он продолжил свой урок о памяти для меня. В широком смысле, как он сказал, есть два вида памяти. «Первый вид - это то, что называют явной памятью. Явной памятью будет то воспоминание, которое я могу вызвать и декларировать каким-нибудь образом. Например, тот факт, что вчера утром я был в Потсдаме. Я могу вспомнить, что я ел на завтрак. Я могу вспомнить, что я дожидался вызванного такси, направляясь в аэропорт. Это декларативная память.»
Я начал уже теряться. Похоже, что уже появились три вида памяти: неявная, явная, декларативная. Не два.
«Хорошо, есть два вида явной памяти, давайте я объясню поподробнее. Та память, которую я описываю, - это то, что называется эпизодической декларативной памятью. Другими словами, я могу вспомнить самого себя, включенного в такие воспоминания. А есть другой подвид памяти, который не требует присутствия моего 'я', но который я могу сделать явным. Например, 'Я знаю, что Ангела Меркель - канцлер Германии; я знаю, что Джо Байден - вице президент США.’ Я не должен вспоминать о себе в этих воспоминаниях, но вместе с тем я могу вызывать и их в сознание.
Так что есть два подвида явной памяти: один эпизодический, а другой семантический. Вы можете вызывать эти воспоминания по желанию. И я бы сказал, что это только небольшая часть возможности мозга к запоминанию. Большая часть вашей памяти неявная. Ее невозможно произвольно извлечь в сознание, но она там, в голове, и мы знаем, что она там по следующим причинам. Основываясь на предыдущем опыте ваша скорость в жизненных делах возрастает, и так происходит во всем, от способности ходить до езды на велосипеде и способности писать.»
Или способности играть на фортепиано.
( Продолжение следует)