Йен Макьюэн "Искупление"
Не прошло и полугода после похода в кинотеатр, как я прочла «Искупление». О, сколько нам открытий чудных всевозможных деталей, столь интересных для истории, оказалось за рамками экранизации. Например, Брайони не страдает в конце болезнью Альцгеймера (у нее тромбоваскулярное слабоумие, которое, впрочем, ненамного легче) и она вдова. Не случайно оказалась она и на свадьбе Лолы, отец прислал письмо об этом событии, из которого можно догадаться, что вероятно, с течением времени, он понял, что же в действительности произошло (но с уверенность утверждать нельзя). Фильм не дает в полной мере оценить и всю трагедию Робби, которого сильнее жалеешь после романа, ведь фильм не рассказывает о том, насколько талантливым, умным и незацикленным на своих возможностях был этот парень.
Неторопливость летних жарких дней старой Англии, с которых начинается рассказ, ощущалась буквально физически, благодаря схожей нынешней погоде за окном. Как известно, «все всех обсуждают», в романе же все за всеми наблюдают. Этим простодушно грешит не только черноволосая (оказывается!) Брайони, но даже ее мама, мало участвующая в происходящем, потому что регулярно скрывается в сумраке своей комнаты, сражаясь с приступами мигрени.
Повествование постоянно перемещается от восприятия одного героя ко взгляду на события через глаза другого, и если в фильме это обычно движение: взгляд Брайони - пара влюбленных, и наоборот, то книга вбирает в себя впечатления и отношение множества других персонажей. Это замечательно иллюстрирует напряженные размышления Брайони об индивидуализме восприятия.
Несмотря на постоянное слежение (невольное часто перерождается в сознательное) за жизнью друг друга, все разобщены и до поразительных мелочей склонны делать неправильные выводы. В этом кроется предзнаменование финальной безысходности, в этом дань тому, что невозможно изменить - так устроена жизнь, человеческое мышление, тот самый «индивидуализм восприятия» и за этим бесконечно долго можно наблюдать, играя фразами автора и понимая, что в жизни постоянно, каждый день, происходит та же игра слов, жестов, неверных их интерпретаций и самых разных, следующих из этого, выводов и событий. Чтобы еще раз напомнить нам, насколько важен элемент случайности, производной «свободной воли» человека, переплетенной с судьбой.
Всего лишь один пример всего лишь одного фрагмента неверного восприятия цепи событий. Робби, уже на войне, до болезненности пытается понять мотивы Брайони и приходит к выводу, что она была влюблена в него (ее увлеченность, длившаяся пару дней, сгорела за несколько лет до роковых летних событий начала романа), и на мосту, когда он вручил ей письмо к Сесилии, ждала его, чтобы признаться в чувствах. Поэтому молча повиновалась, ошеломленная, и тут же убежала. В действительности, Брайони в тот момент перенасытившись собственными думами, была полна ожидания знака, опровергнувшего бы ее представления о собственной воображаемой ничтожности. Внезапное появление Робби и еще более неожиданная просьба передать письмо оказались «ответом» и вот чем объяснялась стремительность ее действий.
Меня потрясло, насколько психологически точно была описана невозможность Брайони, дававшей показания, даже не отказаться - увернуться от них; как она сперва хотела объяснить, что она не «видела - видела», а «думала, что видела», и как никому не были нужны ее подробные размышления, и раз так, решила она, то «в общем мой вывод («виновен») сходится с тем, что от меня ожидают услышать, видимо, они понимают и то, что я им не договорила, поэтому соглашусь с ними».
Главной для меня по-прежнему, как и после фильма, осталась история Брайони. Ее характер. Ее вина. Ее жизнь с этим. Существование ужасного прошлого, которое невозможно изменить (разве что «подсластить», оживив умерших и даровав им счастье в своем романе) и необходимость жить с этим. Наверняка существует немало людей, готовых сказать, что Брайони прожила отпущенные ей долгие-долгие годы в свое удовольствие. Мне хотелось бы обладать оптимизмом этих людей...
Поскольку все, что кажется мне главнейшим и важнейшим, замечательно выражено в первой части романа, то все остальное лишь следствия случившегося, необходимые сопутствующие детали рассказа, поэтому я не возражала бы, если бы они были даже сокращены по сравнению с существующим вариантом, как в фильме, так и в книге.
Фильм все же произвел на меня гораздо более сильное впечатление, чем роман (при том, что я уже знала весь сюжет перед походом в кинотеатр). Но только роман смог полностью утолить интерес, касающийся подробностей мотивации, размышлений, характера Брайони. Быть может, это глуповато, но мне хочется благодарить Макьюэна и за то, что он сознательно шел на такой ошеломительный, безнадежный финал, что он не оставил в живых ту же Сесилию, например. Только при существующих фактах, повествование и получает бесподобную, сокрушительную силу воздействия, поддерживаемую правдой и горькой жизненной (так и бывает), - и сюжетной. И играет свою роль удачная закольцовка сюжета (детская пьеса).
Понравилась, полная едкой иронии, мысль взрослой Брайони:
«В наши дни совершенно невозможно судить об уровне образования человека по тому, как он говорит, одевается, какие у него предпочтения в музыке. Безопаснее всего обращаться с каждым встречным, как с высоким интеллектуалом».
И если вы спросите меня, стоит ли читать роман - я вам, конечно, отвечу, что да (даже после просмотра фильма). Ведь вы уже поняли, что Брайони - мое альтер эго Благодаря Макьюэну я приобрела еще одну любимую героиню.
В завершение хочу привести здесь цитату из темы о фильме «Искупление» с ФЭРа, давно мною сохраненную, потому что в ней выражен очень интересный взгляд, с которым я во многом согласна, спешу уточнить, в отношении фильма же (текст выделен мною).
«Вообще, этический аспект Райтом был начисто задавлен эстетическим. И это самый большой минус, который я могу предъявить к фильму. Память писательницы воссоздает ее прошлое также, как Пруст сочинял (!) свое. Что-то добавляя, что-то упуская из виду, кое-что заменяя из литературных соображений. Если принять во внимание, что Макьюэн всего лишь наследует английской прозе 30-х, а сама английская проза 30-х почти полностью берет свое начало у Пруста, Джойса и Кафки, модернистов начала 20 века, то что мы имеем? Поток сознания, открывающий шлюзы воображения. В результате, его волны затопляют настоящую последовательность событий, воссоздавая только твою, автора, реальность. Что такое реальность? То, что есть на самом деле или то, что мы видим? Обычно мы ставим знак равенства между этими "то, что". Но это неправильно. И вот эту сложность Райт, кстати, передает очень точно в начале. Брайони маленькая - маленький Пруст. Она подмечает мелочи, детали, нюансы, тонкие и едва кем-то уловимые из даже ее взрослых родственников. Она смотрит на мир, как на киноэкран. Впитывая в себя события, преступления и поступки, кажущиеся таковыми, природу как покров (Бунин считал, что любое дуновение ветерка на самом деле уже часть человеческого сознания, и описания природы, таким образом, у Тургенева или у того же Пруста - это описание личности, человека пишущего) окружающего, декорации гостиной, архитектуру загородного поместья, время происходящего. Она смотрит, но не знает истинной природы вещей. Она ее не понимает.
Окей. Это маленькая Брайони, мы можем списать все это на детскую гипервпечатлительность будущей талантливой писательницы. Но понимает ли старшая Брайони истинную природу того, что она видит или помнит? Вряд ли. Как и мы все. Мы хотим от Райта полной и окончательной трактовки событий, что Брайони - сволочь, а Сесилия - бедная влюбленная девушка, а парень - несправедливо обвиненный. Искупление Брайони видит в том, чтобы воссоздать события прошлого, признать свою вину и бла-бла-бла. Почему мне финальный монолог не нравится - он все портит. Любой, любой автор, пытающийся восстановить реальность своего прошлого, так или иначе, начинает ее не воссоздавать, а создавать! Придумывать. Сочинять. Фантазировать. Писательство не документалистика и не журналистика. То, что Брайони присочинила про военные годы вовсе не ее вина, а вина самого принципа сочинительства (+ эмоциональный надлом). Она варьирует события, переставляя их во времени, придумывая, как оно могло бы быть, если бы не...
В результате, поздняя Брайони - та же девочка, только с литературным опытом. Она видит свое прошлое таким, каким оно нарисовалось ей в воображении. Какое искупление?! Не могло быть никакого искупления. Свойство утраченного навсегда времени в том, что его нельзя вернуть, нельзя ничего исправить, не возвратить потерянного, не сказать несказанного. Ее роман это "Пруст в миниатюре в английских декорациях". "Как оно было" - наверное. "Как могло бы быть, если бы не"... - наверное. Все - наверное. Представления, воображение, элементарная перетасовка имеющихся карт. Мне кажется, сам роман Брайони если и искупление, то только в том смысле, в каком искуплением были вериги или самоистязание монахов средневековья. Она пишет книгу, с каждой ее страницей убеждаясь, что ничего исправить нельзя, что она все равно виновата, хоть сто тысяч монологов в конце пробла-бла-блакай.
И да, самое интересное. А с какой стати вы все считаете, что Сесилия бедная влюбленная девушка, а герой Маккэвоя - несчастный влюбленный? Это по словам Брайони у них прям такая-рассякая любовь, что прям ничем ее не уничтожить. Во-первых, разрыв всегда по-началу воспламеняет угольки. Таким образом, время войны пошло бы их чувствам на пользу. Во-вторых, длительный разрыв, скорее всего, уничтожил бы их чувство в конец. В-третьих, если принять положение о том (как в фильме), что ничьих писем Брайони не читала, то... То почему бы не принять положение и о том, что все, что насочинено в поместье - преувеличено? Ну был секс в библиотеке, окей. Была обнаженная Сесилия у фонтана. Было расставание при копах. Ну и что? Только начинающая влюбленность, только появившиеся чувства двух людей, в разрушении которых Брайони винит только себя. Ну да, она сделала так, что влюбленность вообще ни во что не разгорелась. Но, блин, какая там любовь? Откуда она, Брайони, взяла, что это любовь (при том, что она маленькая неопытная девочка)? Несколько дней от силы у них там переглядывания, многозначительные взгляды... А вот уже сам разрыв, как мне кажется, и создал для этих двух недовлюбленных настоящее чувство. Ну еще бы! Им помешали любить, какая романтика, какой надрыв! Мы изгои, наша любовь запретна! А тут еще и Брайони со своим романом и встречами в кафе, киноэкраном на войне и голодной смертью. И вот уже все зрители уверены в том, что сволочная маленькая сестренка разрушила любовь. Уа-ха-ха... Вполне может статься, что она эту любовь создала! И в книжке своей, и на самом деле (ну мы помним "препятствия любви только на пользу"). Создала и разрисовала. А уже потом стала "ныть", что разрушила ее. Это на профжаргоне психиатров как-то называется, вот этот комплекс несуществующей вины» (Сквонк).
Неторопливость летних жарких дней старой Англии, с которых начинается рассказ, ощущалась буквально физически, благодаря схожей нынешней погоде за окном. Как известно, «все всех обсуждают», в романе же все за всеми наблюдают. Этим простодушно грешит не только черноволосая (оказывается!) Брайони, но даже ее мама, мало участвующая в происходящем, потому что регулярно скрывается в сумраке своей комнаты, сражаясь с приступами мигрени.
Повествование постоянно перемещается от восприятия одного героя ко взгляду на события через глаза другого, и если в фильме это обычно движение: взгляд Брайони - пара влюбленных, и наоборот, то книга вбирает в себя впечатления и отношение множества других персонажей. Это замечательно иллюстрирует напряженные размышления Брайони об индивидуализме восприятия.
Несмотря на постоянное слежение (невольное часто перерождается в сознательное) за жизнью друг друга, все разобщены и до поразительных мелочей склонны делать неправильные выводы. В этом кроется предзнаменование финальной безысходности, в этом дань тому, что невозможно изменить - так устроена жизнь, человеческое мышление, тот самый «индивидуализм восприятия» и за этим бесконечно долго можно наблюдать, играя фразами автора и понимая, что в жизни постоянно, каждый день, происходит та же игра слов, жестов, неверных их интерпретаций и самых разных, следующих из этого, выводов и событий. Чтобы еще раз напомнить нам, насколько важен элемент случайности, производной «свободной воли» человека, переплетенной с судьбой.
Всего лишь один пример всего лишь одного фрагмента неверного восприятия цепи событий. Робби, уже на войне, до болезненности пытается понять мотивы Брайони и приходит к выводу, что она была влюблена в него (ее увлеченность, длившаяся пару дней, сгорела за несколько лет до роковых летних событий начала романа), и на мосту, когда он вручил ей письмо к Сесилии, ждала его, чтобы признаться в чувствах. Поэтому молча повиновалась, ошеломленная, и тут же убежала. В действительности, Брайони в тот момент перенасытившись собственными думами, была полна ожидания знака, опровергнувшего бы ее представления о собственной воображаемой ничтожности. Внезапное появление Робби и еще более неожиданная просьба передать письмо оказались «ответом» и вот чем объяснялась стремительность ее действий.
Меня потрясло, насколько психологически точно была описана невозможность Брайони, дававшей показания, даже не отказаться - увернуться от них; как она сперва хотела объяснить, что она не «видела - видела», а «думала, что видела», и как никому не были нужны ее подробные размышления, и раз так, решила она, то «в общем мой вывод («виновен») сходится с тем, что от меня ожидают услышать, видимо, они понимают и то, что я им не договорила, поэтому соглашусь с ними».
Главной для меня по-прежнему, как и после фильма, осталась история Брайони. Ее характер. Ее вина. Ее жизнь с этим. Существование ужасного прошлого, которое невозможно изменить (разве что «подсластить», оживив умерших и даровав им счастье в своем романе) и необходимость жить с этим. Наверняка существует немало людей, готовых сказать, что Брайони прожила отпущенные ей долгие-долгие годы в свое удовольствие. Мне хотелось бы обладать оптимизмом этих людей...
Поскольку все, что кажется мне главнейшим и важнейшим, замечательно выражено в первой части романа, то все остальное лишь следствия случившегося, необходимые сопутствующие детали рассказа, поэтому я не возражала бы, если бы они были даже сокращены по сравнению с существующим вариантом, как в фильме, так и в книге.
Фильм все же произвел на меня гораздо более сильное впечатление, чем роман (при том, что я уже знала весь сюжет перед походом в кинотеатр). Но только роман смог полностью утолить интерес, касающийся подробностей мотивации, размышлений, характера Брайони. Быть может, это глуповато, но мне хочется благодарить Макьюэна и за то, что он сознательно шел на такой ошеломительный, безнадежный финал, что он не оставил в живых ту же Сесилию, например. Только при существующих фактах, повествование и получает бесподобную, сокрушительную силу воздействия, поддерживаемую правдой и горькой жизненной (так и бывает), - и сюжетной. И играет свою роль удачная закольцовка сюжета (детская пьеса).
Понравилась, полная едкой иронии, мысль взрослой Брайони:
«В наши дни совершенно невозможно судить об уровне образования человека по тому, как он говорит, одевается, какие у него предпочтения в музыке. Безопаснее всего обращаться с каждым встречным, как с высоким интеллектуалом».
И если вы спросите меня, стоит ли читать роман - я вам, конечно, отвечу, что да (даже после просмотра фильма). Ведь вы уже поняли, что Брайони - мое альтер эго Благодаря Макьюэну я приобрела еще одну любимую героиню.
В завершение хочу привести здесь цитату из темы о фильме «Искупление» с ФЭРа, давно мною сохраненную, потому что в ней выражен очень интересный взгляд, с которым я во многом согласна, спешу уточнить, в отношении фильма же (текст выделен мною).
«Вообще, этический аспект Райтом был начисто задавлен эстетическим. И это самый большой минус, который я могу предъявить к фильму. Память писательницы воссоздает ее прошлое также, как Пруст сочинял (!) свое. Что-то добавляя, что-то упуская из виду, кое-что заменяя из литературных соображений. Если принять во внимание, что Макьюэн всего лишь наследует английской прозе 30-х, а сама английская проза 30-х почти полностью берет свое начало у Пруста, Джойса и Кафки, модернистов начала 20 века, то что мы имеем? Поток сознания, открывающий шлюзы воображения. В результате, его волны затопляют настоящую последовательность событий, воссоздавая только твою, автора, реальность. Что такое реальность? То, что есть на самом деле или то, что мы видим? Обычно мы ставим знак равенства между этими "то, что". Но это неправильно. И вот эту сложность Райт, кстати, передает очень точно в начале. Брайони маленькая - маленький Пруст. Она подмечает мелочи, детали, нюансы, тонкие и едва кем-то уловимые из даже ее взрослых родственников. Она смотрит на мир, как на киноэкран. Впитывая в себя события, преступления и поступки, кажущиеся таковыми, природу как покров (Бунин считал, что любое дуновение ветерка на самом деле уже часть человеческого сознания, и описания природы, таким образом, у Тургенева или у того же Пруста - это описание личности, человека пишущего) окружающего, декорации гостиной, архитектуру загородного поместья, время происходящего. Она смотрит, но не знает истинной природы вещей. Она ее не понимает.
Окей. Это маленькая Брайони, мы можем списать все это на детскую гипервпечатлительность будущей талантливой писательницы. Но понимает ли старшая Брайони истинную природу того, что она видит или помнит? Вряд ли. Как и мы все. Мы хотим от Райта полной и окончательной трактовки событий, что Брайони - сволочь, а Сесилия - бедная влюбленная девушка, а парень - несправедливо обвиненный. Искупление Брайони видит в том, чтобы воссоздать события прошлого, признать свою вину и бла-бла-бла. Почему мне финальный монолог не нравится - он все портит. Любой, любой автор, пытающийся восстановить реальность своего прошлого, так или иначе, начинает ее не воссоздавать, а создавать! Придумывать. Сочинять. Фантазировать. Писательство не документалистика и не журналистика. То, что Брайони присочинила про военные годы вовсе не ее вина, а вина самого принципа сочинительства (+ эмоциональный надлом). Она варьирует события, переставляя их во времени, придумывая, как оно могло бы быть, если бы не...
В результате, поздняя Брайони - та же девочка, только с литературным опытом. Она видит свое прошлое таким, каким оно нарисовалось ей в воображении. Какое искупление?! Не могло быть никакого искупления. Свойство утраченного навсегда времени в том, что его нельзя вернуть, нельзя ничего исправить, не возвратить потерянного, не сказать несказанного. Ее роман это "Пруст в миниатюре в английских декорациях". "Как оно было" - наверное. "Как могло бы быть, если бы не"... - наверное. Все - наверное. Представления, воображение, элементарная перетасовка имеющихся карт. Мне кажется, сам роман Брайони если и искупление, то только в том смысле, в каком искуплением были вериги или самоистязание монахов средневековья. Она пишет книгу, с каждой ее страницей убеждаясь, что ничего исправить нельзя, что она все равно виновата, хоть сто тысяч монологов в конце пробла-бла-блакай.
И да, самое интересное. А с какой стати вы все считаете, что Сесилия бедная влюбленная девушка, а герой Маккэвоя - несчастный влюбленный? Это по словам Брайони у них прям такая-рассякая любовь, что прям ничем ее не уничтожить. Во-первых, разрыв всегда по-началу воспламеняет угольки. Таким образом, время войны пошло бы их чувствам на пользу. Во-вторых, длительный разрыв, скорее всего, уничтожил бы их чувство в конец. В-третьих, если принять положение о том (как в фильме), что ничьих писем Брайони не читала, то... То почему бы не принять положение и о том, что все, что насочинено в поместье - преувеличено? Ну был секс в библиотеке, окей. Была обнаженная Сесилия у фонтана. Было расставание при копах. Ну и что? Только начинающая влюбленность, только появившиеся чувства двух людей, в разрушении которых Брайони винит только себя. Ну да, она сделала так, что влюбленность вообще ни во что не разгорелась. Но, блин, какая там любовь? Откуда она, Брайони, взяла, что это любовь (при том, что она маленькая неопытная девочка)? Несколько дней от силы у них там переглядывания, многозначительные взгляды... А вот уже сам разрыв, как мне кажется, и создал для этих двух недовлюбленных настоящее чувство. Ну еще бы! Им помешали любить, какая романтика, какой надрыв! Мы изгои, наша любовь запретна! А тут еще и Брайони со своим романом и встречами в кафе, киноэкраном на войне и голодной смертью. И вот уже все зрители уверены в том, что сволочная маленькая сестренка разрушила любовь. Уа-ха-ха... Вполне может статься, что она эту любовь создала! И в книжке своей, и на самом деле (ну мы помним "препятствия любви только на пользу"). Создала и разрисовала. А уже потом стала "ныть", что разрушила ее. Это на профжаргоне психиатров как-то называется, вот этот комплекс несуществующей вины» (Сквонк).