Кровавые хвосты, сборка-разборка и Доктор Равиль
Вслед посту про Кварка, равилева помощника, состоялся у нас захватывающий разговор про Доктора Равиля и его проблемы коннекта со значимыми людьми. По ходу мы припомнили во многих смыслах достославный момент:
Доктор Аддел послеживал за состоянием Рэва, мониторил на своих лечебных приборах (меня ещё не было). Был эпизод, вскоре после оживления, Аддел усадил Рэва в кресло, пристегнул датчики, посмотрел, отошёл в сторону, а Рэв начал отстёгиваться и что-то заело. Рэв немного занервничал и спрашивает вежливо - вы меня отстегнёте? Аддел рассеянно: посмотрим, посмотрим...
Аддел потом рассказывал, что только глянул на приборы - там всё зашкалило так, как будто у Рэва уже прединсульт - и в секунду Рэва стал отстёгивать, стараясь не подавать вида, что понял, как Рэв испугался.
А Рэв потом рассказывал, что в ту секунду ему пришла в голову мысль: всё ясно, все предыдущие вежливые разговоры и человечное отношение - это всё был флёр чтобы он расслабился, а вот сейчас он зафиксирован, беспомощен - и сейчас ему врежут по полной, за все его дела, вот прямо сейчас Аддел скажет "... только сперва поговори-и-и-м!"
Мой рассказ вызвал живой отклик у читающих:
Ал: Ну блин, тут любой старый параноик человек, знакомый с предметом, такскать, испугался бы...
Шеол:
Но прикинь, до этого Рэв уже провёл десять дней в общении с ребятами, было уже столько сказано друг другу, и рыдания головой на коленях, и прогулки за руку. Его купали, спать укладывали, выгуливали, постепенно приучали к нормальной еде (он в последние годы жизни ел преимущественно булку), о себе рассказывали, о нём говорили. То есть уже считай были близкие люди - и Герман, и Аддел.
А в этот момент, когда Аддел это сказал - Рэва "конкретно приложило" что называется. "Провал в травму". Как будто заслонка упала на эти десять дней. Потом сразу отпустило - он ничего не сказал, Аддел ничего не сказал. А потом уже Рэв ужасался - мол, ну как я так, ведь это предательство с моей стороны - я в тот миг как будто всё забыл, что уже было в эти дни, как меня приняли! - поверил злой силе во мне, что сейчас со мной начнут "разбираться"...
Корэн:
+1 к старому параноику, получить счёт на оплату кровью можно почти через любое количество времени.
А десять дней - это прям срок? На ЗЗ, бывает, годами жертву приручают, чтобы потом начать "разбираться". И починить перед разборками вообще-то весьма желательно, а то не выдержит. Десять дней - это не просто не близкие люди, это вообще никто. Ну, если не силой воли "а вот теперь мы начинаем старательно дружить".
Хотя, конечно, если это несколько лет - то сам дурак, что раньше не разобрался, но десять дней - вообще не срок.
* * *
Этот разговор подвиг меня на размышления о том, "каким местом", так сказать, определяется, что такое "близкие люди" - и что для этого необходимо, в том числе, сколько времени.
Сперва о разборках
Меня как разведчика иной раз спрашивают: вот вы оживляете субъектов, за которыми тянется длинный хвост злодеяний, и субъекты имеют основания ожидать, что их теперь догонит то, от чего они всю жизнь так ловко уворачивались (как правило, с помощью новых подобных же деяний). Эту встречу можно называть высоким стилем - "возмездие", можно сказать - "разборка" (и даже "сборка-разборка"), главный смысл события - существу придётся встретиться лицом к лицу с последствиями своих действий, вещи будут названы своими именами на общем для всех языке. (На самом деле куда важнее именно это, а не то, что автору этих действий по ходу объяснений объяснятели причинят боль или другие неудобства.) Так как, спрашивают меня, вам удаётся вменить своим клиентам причастность к их деяниям, известным вам? Неужели они не стараются отказаться? Есть ведь разные способы…
Да, и я видел разные варианты отказа от принятия этого "заказного письма с уведомлением о содеянном". Вариант "это не мог быть я, у меня алиби!" не проходит, потому что разведчик, во-первых, как правило уже успел всё выяснить с жертвой и свидетелями, а во-вторых, самое главное, отслеживает движение материальных тел и точно знает, кто где когда был в интересующем его узле событий. Существует вариант отмазки: "физически это был я, но в тот момент моим телом владела чужая воля, так что ничего не знаю, ни за что не отвечаю". Это на Зз-шный манер называется "отказ от авторизации результата". В условиях ЗА такое объяснение вполне возможно, но оно тянет за собой ряд добавочных вопросов, из которых основной: "но _сам ты_ как к этому эпизоду относишься?"
Бывает, что существо просто не в силах встречаться со своим "хвостом" по причине психологической незрелости. Ему может быть много сотен лет от роду, оно может распоряжаться большими мощностями, но при этом оставаться весьма частично дееспособным. Случается даже, такой субъект просто впадает в детство после оживления, входит в состояние "я маленький ребёнок, ничего плохого не хотел и не хочу, просто мне надо то-то и то-то, давайте это мне и всё у нас будет хорошо". На Зз это назвали бы отказом от дееспособности. На ЗА и такой вариант возможен, и он влечёт за собой соответствующее обращение с субъектом: ну раз ты маленький, так сиди дома или гуляй за ручку со старшими, всегда предупреждай, когда что-то затеваешь, слушай советов и помогай исправлять последствия шалостей - и точно, всё у нас будет хорошо.
Существуют варианты с принятием дееспособности, но отказом называть вещи своими именами. "Я просто не мог поступить иначе, после того как со мной… на меня… от меня…" Субъект настаивает, что он-то вёл себя нормально для тех _вынужденных условий_. А вот те, кто эти условия ему создал, вот они!... Тогда на разведчика ложится задача "раскатать" вместе с клиентом, кто что реально мог сделать в данных условиях, кто что из возможного сделал, почему, можно ли было сделать иначе, кто чем руководствовался в выборе на самом деле и что объявлял, и что при этом могли в этом понимать участники узла.
Как правило, это ставит человека перед новым для него взглядом на ситуацию - и, как правило, он соглашается рассмотреть и осмыслить это новое вИдение, хотя оно делает его беззащитным, отнимая у него возможность утверждать свою субъективную правоту.
Кого угодно можно заставить слушать. Но никого нельзя заставить слышать. Что стимулирует разведчика перебирать тактики и делать разные заходы в надежде, что клиент его таки услышит? С другой стороны - что побуждает наших людей идти на коннект там, где это делает их уязвимыми?
Профит общения собой-целиком. Возможность быть самим_собой_перед_собой, неразрывно (хотя и не линейно) связанная с возможностью видеть собеседника какой_он_есть - и, в частности, как он относится к тебе. Только недавно я выяснил, что механизм, который это обеспечивает, называется ментализация. Сам термин Зз-шный, но мне это явление известно в основном по ЗА.
Эта штука вызревает в начале жизни, если детёныш получает адекватную реакцию на себя, на все свои внутренние и внешние движения, со стороны того, кто лично о нём заботится. Это больше всего похоже на обучение языку, который не лжив по дефолту. Если детёныша игнорируют, он научится языку кое-как. Если детёныша непрерывно обзывают и поносят, он возненавидит эту подлую игру - "разговаривать". Если ему врут и путают его, или просто думают о своём и отвечают невпопад, он будет краснобаем, парадоксально страдающим от невозможности самовыражения и коннекта.
Этот язык обеспечивает внятное и бесперебойное сообщение между участниками взаимодействия. То есть на нём можно и слукавить, если хорошо им владеешь, но это будет не столько ложное сообщение, сколько сообщение о том, что ты нечто скрываешь, что ты желаешь играть в умолчания и обиняки. И тогда уже дело окружающих: хотят они в это играть с тобой или предпочтут других собеседников.
Население ЗА в отношении оптимальных условий для развития ментализации "устроилось лучше", потому что на ЗА о ребёнке, помимо окружающих сородичей, заботятся праматери. Поэтому на ЗА как правило, а на Зз только время от времени, существо вырастает с навыком ментализации, и это обеспечивает ему полноценное "дыхание в общении". Прокачанные в этом плане участники общения (как на ЗА, так и на Зз) довольно быстро постигают, кто как к кому относится и чего в принципе ожидать / чего точно не ожидать от такого-то (возможный спектр действий и заведомо исключённые варианты). Можно "закрыться", то есть как бы "не дышать", и никто не узнает, что у тебя на уме - но тогда и ты ни про кого не узнаешь. Можно создать некий буферный интерфейс между собой-настоящим и окружающими - но внимательный собеседник, не заинтересованный в самообмане (что в норме на ЗА и, увы, более редко на Зз), это увидит: он не сможет проникнуть за этот барьер, но в общении с тобой будет иметь в виду, что ты-настоящий по каким-то причинам скрываешься.
Как я понял, такой формат общения (скрывание себя) на Зз настолько распространён, что считается вполне приемлемым. Между тем очевидно, что он лишает тебя-настоящего возможности не только получить на себя от визави адекватную реакцию (и этот дефицит воспринимается жителем Зз очень болезненно, сродни удушью!), но и узнать визави по-настоящему. Во-первых, он может не захотеть, не смочь открыто и раскованно общаться с "маской" (с собеседником в полумаске, даже точнее). Во-вторых, ты не сможешь из "промежуточного интерфейса" задать ему таких вопросов, которые хотел бы задать собой-настоящим - потому что вопросы раскрывают лицо задающего их.
Тем не менее, жители Зз в огромном большинстве по разным причинам (в том числе потому, что с другим не встречались) используют именно такой способ общения "вполдыха". Поэтому у них все процессы взаимного познания (и самопознания, что необходимо не только для развития личности вообще, но и для понимания, что ты делаешь в этих конкретных отношениях) протекают исключительно медленно и вяло, либо поверхностно, либо с отшатыванием в недоумение и обрушиванием понятий о визави в полный хаос. Я вижу, что житель Зз воспринимает эту хроническую асфиксию как неизбежный спутник выживания в обществе: быть собой нельзя / себя предъявлять неприлично / собеседник предъявляющий себя-настоящего некомфортен и опасен / дистанция и вежливость - залог взаимной безопасности.
Житель ЗА (конечно, есть разные, как я уже сказал выше, но пусть будет "рядовой") не долго стал бы продолжать отношения в таком формате - либо форсировал бы их (слушай, давай начистоту / скажи просто / я тебе скажу как есть / ты мне только объясни вот это…), либо прекратил бы отношения в случае неготовности партнёра предъявить себя в общении целиком. Существу, привыкшему жить в атмосфере свободного дыхания, непонятен профит затягивать на себе самом удавку. "Удавиться ради безопасности?"
Поэтому на ЗА отношения устанавливаются быстро, романы протекают стремительно, общее понятие о визави и о его отношении к тебе складывается в первые же дни общения. По-другому взаимодействовать никому не интересно. Ещё раз: если общения избегать - вполне можно сохранить инкогнито, если не хочешь услышать и согласен не быть услышанным - всегда есть возможность отказаться слушать. Но у нас "покрутились вокруг со своими предложениями и отвяли, я опять один" не воспринимается как выигрыш, скорее наоборот. В том числе потому, что дефолтна свобода в любой момент разорвать или изменить такие отношения, которые придутся не по нутру. Именно потому, что роляет ментализация, твой визави не получит удовлетворения в отношениях, подневольных-недобровольных с твоей стороны.
Теперь о Равиле конкретно
Он после оживления прибег к достаточно оригинальному способу уйти от объяснения лицом к лицу. Он сообщил Адделу, Старшему и Герману, что они обознались: вовсе он не какой-то там Доктор Равиль! Он и не слыхал о таком! Он - инженер Мезень, скромный работник канцелярии на пенсии и цветовод-любитель, живёт в Городе Сосен по такому-то адресу.
Вообразим картину: ребята только что оживили его, откачали воду из всех полостей (Рэв в помрачении от гидрофобии бросился в Чёрную с моста, из своего автомобиля), очистили ткани от инфекции, более-менее ввели в эксплуатацию основные жизненные органы - а клиент сообщает, что он не Равиль, что его наверняка перепутали: мол, этот ваш доктор упал в воду, вы меня выловили и думаете, что он это я, а зря!
Далее началось общение, сперва медленное и осторожное, больше с рассказами Аддела и Германа со Старшим о разведчиках и их делах, потом всё более стремительное и увлекающее, по темам, которые были для Доктора горячими - в ходе которого Рэв время от времени напоминал, что он не Рэв (просто, мол, не хочет всё время поправлять Аддела, который его так называет) и всё это его совершенно не касается - так, в принципе интересно, он кое-что слышал про то и сё, а можно ли узнать ещё про вот что…
Перед тем, как заняться Равилем, Аддел и его команда потратили полгода 06 по ЧМ на то, чтобы узнать про дела в клиниках и у Рэва дома по возможности ФСЁ. Оживили кого только было возможно из жертв и персонала. С этим так спешили, чтобы Рэву не понадобилось переламывать себя, преодолевать чудовищный для него барьер признания в своей страсти и в конкретных смертях. Разведчики и так всё знали, и давали понять клиенту, что знают, и готовы поговорить - если он захочет, и не торопят, если не хочет. И раз оживили - значит, принимают его с его хвостом.
Рэв вспоминает, что первая реакция его была: "главное - не раскрываться, и пускай делают что хотят". Вторая - "как бы узнать, они совсем-совсем не верят, что я - не Равиль? Или пока не уверены, и поэтому так спокойно со мной общаются?" Затем: "может ли быть такое, что они знают всё или практически всё? что я потеряю, если соглашусь говорить о себе?"
Рэв помнит, что у него временами голова буквально начинала кружиться как от избытка кислорода, когда он думал, что может поговорить в открытую с этими людьми. Он прощупывал их в разных областях - что для них является пределом отвращения, физического или когнитивного, который они не смогут переступить? Могут ли они испугаться его или силы, которая за ним стоит, настолько, чтобы захотеть его уничтожить физически, психически или морально? Он побуждал их на рассказы о них самих (о том, как Герман пристрастился к пыткам, о комендатурском прошлом Старшего и о криминальном опыте Аддела), о самых тяжёлых клиентах, жадно слушал и постоянно прикидывал: как на этом фоне смотрится он сам - запредельно или в пределах? Рэв понимал, что давно уже перешёл за грань открытости, которую положил для себя в начале общения - но ему важнее было продолжать двигаться, чем контролировать ситуацию.
В разговоре между делом Аддел сообщил, что выдаёт приз каждому, кто найдёт слабое звено в его доме-замке, предназначенном для работы с самыми коварными и изобретательными злодеями.
Рэв загорелся идеей, попросил отвернуться и за десять минут создал из подручных деталей обстановки семь условий для удачного нападения на хозяина дома. При этом он и обмирал от азарта, и умирал со смеху, представляя себе, как выглядел бы Аддел в ситуации такой атаки; потешался над собой, что выдаёт своим потенциальным противникам эту стратегическую комбинацию; утешался тем, что всё равно она не решает ключевой вопрос - как выбраться наружу; поверх всех этих мыслей (или под ними всеми, он затрудняется) бушевала чистая радость игры - он с детских лет не мог позволить себе так поиграть и смертельно истосковался.
Аддел пришёл в буйный восторг, Герман со Старшим тоже, и Рэв подумал (не со смесью умиления и досады, как он привык думать о немногих близких, а с чувством успокоения): "ну совершенно меня не боятся, как будто я им какой-нибудь цветовод-любитель Мезень".
Понятно, что в этом случае он имел в виду не свою опасность для жизни собеседников или "для общества" (что такое возможности разведчика, он быстро просёк), а глубинный ужас неприятия себя как структуры-концентрации Вольдемор, тысячелетней бессмысленной неумолимой мясорубки. Он сам этого в себе боялся, но и потерять себя как личность, вырвав "это" из своей сущности, боялся не меньше. Рэв считает, что примерно тогда стал думать "они поймут, что я хочу оставаться сам собой, не испугаются, не передёрнутся, если я скажу, что безмерно хочу сохранить возможность погружаться в эту силу; я с ними могу поговорить, как бы это сделать".
Он это осознал как ностальгическое для себя ощущение - "доверие": мол, я вдруг понял, что именно это я в последний раз испытывал в четырнадцать, когда отец был ещё жив, и я с ним мог спокойно советоваться насчёт своих школьных проблем - как бы мне избежать неприятных объяснений, что я промотал уроки, потому что так уж хотелось посидеть в тёмном месте и подумать о своём.
Это было ровно через три дня после начала знакомства.
Рэв некоторое время жалел, что у Аддела или у Германа со Старшим нет какой-нибудь крутой и жуткой тайны, чтобы они могли бы ответно получить поддержку его доверием. Ему так хотелось воздать им той же монетой. Но сперва решил - "это нехорошо с моей стороны, желать им затруднений и мучений вроде моих, только чтобы я им ответил взаимностью" А вскоре Аддел стал с ним разговаривать о своих любовных делах, и Рэв остался доволен.
Поэтому, когда через декаду Рэва накрыло непроизвольной догадкой "всё это время они молчали, а сейчас с меня взыщут" - это было с его точки зрения чистое помрачение. Вроде как когда друг тебе кладёт сахар в чай, а ты внезапно думаешь "чего это он вдруг? а если это не сахар а яд? может я ему уже так надоел, что он хочет от меня избавиться, а я и не замечаю!…" Или твоя девушка, в ходе эротических игр изображая Юдифь, выхватывает из-под подушки кинжал, а тебя осеняет "наверное, она любит другого и не решалась мне про это сказать, с горя решила убить меня и освободиться!" Ты глотаешь чай или подставляешь горло с мыслью "ну а если так, то лучше я умру!" - а в следующую минуту ощущаешь сладость и негу и уже недоумеваешь, что это было за мгновенное умопомешательство. В традиции ЗА иной раз это называют демонскими наветами или "чёрной стрекозой" или "дыханием дна" (возлагая вину на Обитателей Глубин), а я думаю, что это - глюки раненой ментализации, неуверенной в своей качественности, отголосок какой-то давней травмы доверия к реальности.
Доктор Аддел послеживал за состоянием Рэва, мониторил на своих лечебных приборах (меня ещё не было). Был эпизод, вскоре после оживления, Аддел усадил Рэва в кресло, пристегнул датчики, посмотрел, отошёл в сторону, а Рэв начал отстёгиваться и что-то заело. Рэв немного занервничал и спрашивает вежливо - вы меня отстегнёте? Аддел рассеянно: посмотрим, посмотрим...
Аддел потом рассказывал, что только глянул на приборы - там всё зашкалило так, как будто у Рэва уже прединсульт - и в секунду Рэва стал отстёгивать, стараясь не подавать вида, что понял, как Рэв испугался.
А Рэв потом рассказывал, что в ту секунду ему пришла в голову мысль: всё ясно, все предыдущие вежливые разговоры и человечное отношение - это всё был флёр чтобы он расслабился, а вот сейчас он зафиксирован, беспомощен - и сейчас ему врежут по полной, за все его дела, вот прямо сейчас Аддел скажет "... только сперва поговори-и-и-м!"
Мой рассказ вызвал живой отклик у читающих:
Ал: Ну блин, тут любой старый параноик человек, знакомый с предметом, такскать, испугался бы...
Шеол:
Но прикинь, до этого Рэв уже провёл десять дней в общении с ребятами, было уже столько сказано друг другу, и рыдания головой на коленях, и прогулки за руку. Его купали, спать укладывали, выгуливали, постепенно приучали к нормальной еде (он в последние годы жизни ел преимущественно булку), о себе рассказывали, о нём говорили. То есть уже считай были близкие люди - и Герман, и Аддел.
А в этот момент, когда Аддел это сказал - Рэва "конкретно приложило" что называется. "Провал в травму". Как будто заслонка упала на эти десять дней. Потом сразу отпустило - он ничего не сказал, Аддел ничего не сказал. А потом уже Рэв ужасался - мол, ну как я так, ведь это предательство с моей стороны - я в тот миг как будто всё забыл, что уже было в эти дни, как меня приняли! - поверил злой силе во мне, что сейчас со мной начнут "разбираться"...
Корэн:
+1 к старому параноику, получить счёт на оплату кровью можно почти через любое количество времени.
А десять дней - это прям срок? На ЗЗ, бывает, годами жертву приручают, чтобы потом начать "разбираться". И починить перед разборками вообще-то весьма желательно, а то не выдержит. Десять дней - это не просто не близкие люди, это вообще никто. Ну, если не силой воли "а вот теперь мы начинаем старательно дружить".
Хотя, конечно, если это несколько лет - то сам дурак, что раньше не разобрался, но десять дней - вообще не срок.
* * *
Этот разговор подвиг меня на размышления о том, "каким местом", так сказать, определяется, что такое "близкие люди" - и что для этого необходимо, в том числе, сколько времени.
Сперва о разборках
Меня как разведчика иной раз спрашивают: вот вы оживляете субъектов, за которыми тянется длинный хвост злодеяний, и субъекты имеют основания ожидать, что их теперь догонит то, от чего они всю жизнь так ловко уворачивались (как правило, с помощью новых подобных же деяний). Эту встречу можно называть высоким стилем - "возмездие", можно сказать - "разборка" (и даже "сборка-разборка"), главный смысл события - существу придётся встретиться лицом к лицу с последствиями своих действий, вещи будут названы своими именами на общем для всех языке. (На самом деле куда важнее именно это, а не то, что автору этих действий по ходу объяснений объяснятели причинят боль или другие неудобства.) Так как, спрашивают меня, вам удаётся вменить своим клиентам причастность к их деяниям, известным вам? Неужели они не стараются отказаться? Есть ведь разные способы…
Да, и я видел разные варианты отказа от принятия этого "заказного письма с уведомлением о содеянном". Вариант "это не мог быть я, у меня алиби!" не проходит, потому что разведчик, во-первых, как правило уже успел всё выяснить с жертвой и свидетелями, а во-вторых, самое главное, отслеживает движение материальных тел и точно знает, кто где когда был в интересующем его узле событий. Существует вариант отмазки: "физически это был я, но в тот момент моим телом владела чужая воля, так что ничего не знаю, ни за что не отвечаю". Это на Зз-шный манер называется "отказ от авторизации результата". В условиях ЗА такое объяснение вполне возможно, но оно тянет за собой ряд добавочных вопросов, из которых основной: "но _сам ты_ как к этому эпизоду относишься?"
Бывает, что существо просто не в силах встречаться со своим "хвостом" по причине психологической незрелости. Ему может быть много сотен лет от роду, оно может распоряжаться большими мощностями, но при этом оставаться весьма частично дееспособным. Случается даже, такой субъект просто впадает в детство после оживления, входит в состояние "я маленький ребёнок, ничего плохого не хотел и не хочу, просто мне надо то-то и то-то, давайте это мне и всё у нас будет хорошо". На Зз это назвали бы отказом от дееспособности. На ЗА и такой вариант возможен, и он влечёт за собой соответствующее обращение с субъектом: ну раз ты маленький, так сиди дома или гуляй за ручку со старшими, всегда предупреждай, когда что-то затеваешь, слушай советов и помогай исправлять последствия шалостей - и точно, всё у нас будет хорошо.
Существуют варианты с принятием дееспособности, но отказом называть вещи своими именами. "Я просто не мог поступить иначе, после того как со мной… на меня… от меня…" Субъект настаивает, что он-то вёл себя нормально для тех _вынужденных условий_. А вот те, кто эти условия ему создал, вот они!... Тогда на разведчика ложится задача "раскатать" вместе с клиентом, кто что реально мог сделать в данных условиях, кто что из возможного сделал, почему, можно ли было сделать иначе, кто чем руководствовался в выборе на самом деле и что объявлял, и что при этом могли в этом понимать участники узла.
Как правило, это ставит человека перед новым для него взглядом на ситуацию - и, как правило, он соглашается рассмотреть и осмыслить это новое вИдение, хотя оно делает его беззащитным, отнимая у него возможность утверждать свою субъективную правоту.
Кого угодно можно заставить слушать. Но никого нельзя заставить слышать. Что стимулирует разведчика перебирать тактики и делать разные заходы в надежде, что клиент его таки услышит? С другой стороны - что побуждает наших людей идти на коннект там, где это делает их уязвимыми?
Профит общения собой-целиком. Возможность быть самим_собой_перед_собой, неразрывно (хотя и не линейно) связанная с возможностью видеть собеседника какой_он_есть - и, в частности, как он относится к тебе. Только недавно я выяснил, что механизм, который это обеспечивает, называется ментализация. Сам термин Зз-шный, но мне это явление известно в основном по ЗА.
Эта штука вызревает в начале жизни, если детёныш получает адекватную реакцию на себя, на все свои внутренние и внешние движения, со стороны того, кто лично о нём заботится. Это больше всего похоже на обучение языку, который не лжив по дефолту. Если детёныша игнорируют, он научится языку кое-как. Если детёныша непрерывно обзывают и поносят, он возненавидит эту подлую игру - "разговаривать". Если ему врут и путают его, или просто думают о своём и отвечают невпопад, он будет краснобаем, парадоксально страдающим от невозможности самовыражения и коннекта.
Этот язык обеспечивает внятное и бесперебойное сообщение между участниками взаимодействия. То есть на нём можно и слукавить, если хорошо им владеешь, но это будет не столько ложное сообщение, сколько сообщение о том, что ты нечто скрываешь, что ты желаешь играть в умолчания и обиняки. И тогда уже дело окружающих: хотят они в это играть с тобой или предпочтут других собеседников.
Население ЗА в отношении оптимальных условий для развития ментализации "устроилось лучше", потому что на ЗА о ребёнке, помимо окружающих сородичей, заботятся праматери. Поэтому на ЗА как правило, а на Зз только время от времени, существо вырастает с навыком ментализации, и это обеспечивает ему полноценное "дыхание в общении". Прокачанные в этом плане участники общения (как на ЗА, так и на Зз) довольно быстро постигают, кто как к кому относится и чего в принципе ожидать / чего точно не ожидать от такого-то (возможный спектр действий и заведомо исключённые варианты). Можно "закрыться", то есть как бы "не дышать", и никто не узнает, что у тебя на уме - но тогда и ты ни про кого не узнаешь. Можно создать некий буферный интерфейс между собой-настоящим и окружающими - но внимательный собеседник, не заинтересованный в самообмане (что в норме на ЗА и, увы, более редко на Зз), это увидит: он не сможет проникнуть за этот барьер, но в общении с тобой будет иметь в виду, что ты-настоящий по каким-то причинам скрываешься.
Как я понял, такой формат общения (скрывание себя) на Зз настолько распространён, что считается вполне приемлемым. Между тем очевидно, что он лишает тебя-настоящего возможности не только получить на себя от визави адекватную реакцию (и этот дефицит воспринимается жителем Зз очень болезненно, сродни удушью!), но и узнать визави по-настоящему. Во-первых, он может не захотеть, не смочь открыто и раскованно общаться с "маской" (с собеседником в полумаске, даже точнее). Во-вторых, ты не сможешь из "промежуточного интерфейса" задать ему таких вопросов, которые хотел бы задать собой-настоящим - потому что вопросы раскрывают лицо задающего их.
Тем не менее, жители Зз в огромном большинстве по разным причинам (в том числе потому, что с другим не встречались) используют именно такой способ общения "вполдыха". Поэтому у них все процессы взаимного познания (и самопознания, что необходимо не только для развития личности вообще, но и для понимания, что ты делаешь в этих конкретных отношениях) протекают исключительно медленно и вяло, либо поверхностно, либо с отшатыванием в недоумение и обрушиванием понятий о визави в полный хаос. Я вижу, что житель Зз воспринимает эту хроническую асфиксию как неизбежный спутник выживания в обществе: быть собой нельзя / себя предъявлять неприлично / собеседник предъявляющий себя-настоящего некомфортен и опасен / дистанция и вежливость - залог взаимной безопасности.
Житель ЗА (конечно, есть разные, как я уже сказал выше, но пусть будет "рядовой") не долго стал бы продолжать отношения в таком формате - либо форсировал бы их (слушай, давай начистоту / скажи просто / я тебе скажу как есть / ты мне только объясни вот это…), либо прекратил бы отношения в случае неготовности партнёра предъявить себя в общении целиком. Существу, привыкшему жить в атмосфере свободного дыхания, непонятен профит затягивать на себе самом удавку. "Удавиться ради безопасности?"
Поэтому на ЗА отношения устанавливаются быстро, романы протекают стремительно, общее понятие о визави и о его отношении к тебе складывается в первые же дни общения. По-другому взаимодействовать никому не интересно. Ещё раз: если общения избегать - вполне можно сохранить инкогнито, если не хочешь услышать и согласен не быть услышанным - всегда есть возможность отказаться слушать. Но у нас "покрутились вокруг со своими предложениями и отвяли, я опять один" не воспринимается как выигрыш, скорее наоборот. В том числе потому, что дефолтна свобода в любой момент разорвать или изменить такие отношения, которые придутся не по нутру. Именно потому, что роляет ментализация, твой визави не получит удовлетворения в отношениях, подневольных-недобровольных с твоей стороны.
Теперь о Равиле конкретно
Он после оживления прибег к достаточно оригинальному способу уйти от объяснения лицом к лицу. Он сообщил Адделу, Старшему и Герману, что они обознались: вовсе он не какой-то там Доктор Равиль! Он и не слыхал о таком! Он - инженер Мезень, скромный работник канцелярии на пенсии и цветовод-любитель, живёт в Городе Сосен по такому-то адресу.
Вообразим картину: ребята только что оживили его, откачали воду из всех полостей (Рэв в помрачении от гидрофобии бросился в Чёрную с моста, из своего автомобиля), очистили ткани от инфекции, более-менее ввели в эксплуатацию основные жизненные органы - а клиент сообщает, что он не Равиль, что его наверняка перепутали: мол, этот ваш доктор упал в воду, вы меня выловили и думаете, что он это я, а зря!
Далее началось общение, сперва медленное и осторожное, больше с рассказами Аддела и Германа со Старшим о разведчиках и их делах, потом всё более стремительное и увлекающее, по темам, которые были для Доктора горячими - в ходе которого Рэв время от времени напоминал, что он не Рэв (просто, мол, не хочет всё время поправлять Аддела, который его так называет) и всё это его совершенно не касается - так, в принципе интересно, он кое-что слышал про то и сё, а можно ли узнать ещё про вот что…
Перед тем, как заняться Равилем, Аддел и его команда потратили полгода 06 по ЧМ на то, чтобы узнать про дела в клиниках и у Рэва дома по возможности ФСЁ. Оживили кого только было возможно из жертв и персонала. С этим так спешили, чтобы Рэву не понадобилось переламывать себя, преодолевать чудовищный для него барьер признания в своей страсти и в конкретных смертях. Разведчики и так всё знали, и давали понять клиенту, что знают, и готовы поговорить - если он захочет, и не торопят, если не хочет. И раз оживили - значит, принимают его с его хвостом.
Рэв вспоминает, что первая реакция его была: "главное - не раскрываться, и пускай делают что хотят". Вторая - "как бы узнать, они совсем-совсем не верят, что я - не Равиль? Или пока не уверены, и поэтому так спокойно со мной общаются?" Затем: "может ли быть такое, что они знают всё или практически всё? что я потеряю, если соглашусь говорить о себе?"
Рэв помнит, что у него временами голова буквально начинала кружиться как от избытка кислорода, когда он думал, что может поговорить в открытую с этими людьми. Он прощупывал их в разных областях - что для них является пределом отвращения, физического или когнитивного, который они не смогут переступить? Могут ли они испугаться его или силы, которая за ним стоит, настолько, чтобы захотеть его уничтожить физически, психически или морально? Он побуждал их на рассказы о них самих (о том, как Герман пристрастился к пыткам, о комендатурском прошлом Старшего и о криминальном опыте Аддела), о самых тяжёлых клиентах, жадно слушал и постоянно прикидывал: как на этом фоне смотрится он сам - запредельно или в пределах? Рэв понимал, что давно уже перешёл за грань открытости, которую положил для себя в начале общения - но ему важнее было продолжать двигаться, чем контролировать ситуацию.
В разговоре между делом Аддел сообщил, что выдаёт приз каждому, кто найдёт слабое звено в его доме-замке, предназначенном для работы с самыми коварными и изобретательными злодеями.
Рэв загорелся идеей, попросил отвернуться и за десять минут создал из подручных деталей обстановки семь условий для удачного нападения на хозяина дома. При этом он и обмирал от азарта, и умирал со смеху, представляя себе, как выглядел бы Аддел в ситуации такой атаки; потешался над собой, что выдаёт своим потенциальным противникам эту стратегическую комбинацию; утешался тем, что всё равно она не решает ключевой вопрос - как выбраться наружу; поверх всех этих мыслей (или под ними всеми, он затрудняется) бушевала чистая радость игры - он с детских лет не мог позволить себе так поиграть и смертельно истосковался.
Аддел пришёл в буйный восторг, Герман со Старшим тоже, и Рэв подумал (не со смесью умиления и досады, как он привык думать о немногих близких, а с чувством успокоения): "ну совершенно меня не боятся, как будто я им какой-нибудь цветовод-любитель Мезень".
Понятно, что в этом случае он имел в виду не свою опасность для жизни собеседников или "для общества" (что такое возможности разведчика, он быстро просёк), а глубинный ужас неприятия себя как структуры-концентрации Вольдемор, тысячелетней бессмысленной неумолимой мясорубки. Он сам этого в себе боялся, но и потерять себя как личность, вырвав "это" из своей сущности, боялся не меньше. Рэв считает, что примерно тогда стал думать "они поймут, что я хочу оставаться сам собой, не испугаются, не передёрнутся, если я скажу, что безмерно хочу сохранить возможность погружаться в эту силу; я с ними могу поговорить, как бы это сделать".
Он это осознал как ностальгическое для себя ощущение - "доверие": мол, я вдруг понял, что именно это я в последний раз испытывал в четырнадцать, когда отец был ещё жив, и я с ним мог спокойно советоваться насчёт своих школьных проблем - как бы мне избежать неприятных объяснений, что я промотал уроки, потому что так уж хотелось посидеть в тёмном месте и подумать о своём.
Это было ровно через три дня после начала знакомства.
Рэв некоторое время жалел, что у Аддела или у Германа со Старшим нет какой-нибудь крутой и жуткой тайны, чтобы они могли бы ответно получить поддержку его доверием. Ему так хотелось воздать им той же монетой. Но сперва решил - "это нехорошо с моей стороны, желать им затруднений и мучений вроде моих, только чтобы я им ответил взаимностью" А вскоре Аддел стал с ним разговаривать о своих любовных делах, и Рэв остался доволен.
Поэтому, когда через декаду Рэва накрыло непроизвольной догадкой "всё это время они молчали, а сейчас с меня взыщут" - это было с его точки зрения чистое помрачение. Вроде как когда друг тебе кладёт сахар в чай, а ты внезапно думаешь "чего это он вдруг? а если это не сахар а яд? может я ему уже так надоел, что он хочет от меня избавиться, а я и не замечаю!…" Или твоя девушка, в ходе эротических игр изображая Юдифь, выхватывает из-под подушки кинжал, а тебя осеняет "наверное, она любит другого и не решалась мне про это сказать, с горя решила убить меня и освободиться!" Ты глотаешь чай или подставляешь горло с мыслью "ну а если так, то лучше я умру!" - а в следующую минуту ощущаешь сладость и негу и уже недоумеваешь, что это было за мгновенное умопомешательство. В традиции ЗА иной раз это называют демонскими наветами или "чёрной стрекозой" или "дыханием дна" (возлагая вину на Обитателей Глубин), а я думаю, что это - глюки раненой ментализации, неуверенной в своей качественности, отголосок какой-то давней травмы доверия к реальности.