Перекати-поле
«Кто может осудить евреев за то, что они со всем пылом вмешиваются в судьбы народов, искусственно проникают в их лоно, в центр их жизни, связывают себя с судьбой, к которой не имеют отношения, из-за которой они никогда не страдали и которая их никогда по-настоящему ни к чему не обязывала».
Эмиль ЧОРАН.
В противоположность русским и немцам, о своих соплеменниках Горенштейн пишет с полным сочувствием, ни словом не поминая их участия в устроенном, главным образом благодаря их стараниям и участию, Большом погроме России, хотя время действия романа, а тем более его тема, не только позволяли, но даже, казалось, подталкивали к этому автора.
Дореволюционную жизнь евреев в России Фридрих Наумович описывает исключительно в черте оседлости, в замкнутом мiрке, устроенном - не забудем этого, - как и в Европе, исключительно по их собственному желанию, - намеренно оставляя при этом за скобками евреев торговцев, банкиров-ростовщиков, журналистов, артистов, музыкантов, врачей, аптекарей и адвокатов, живших в Империи всюду без каких-либо ограничений.
Но это ему было лишнее. Нужным же было подчеркнуть, что евреи в России жили «в бытовых концлагерях - местечках, среди кислых брачных ночей двоюродных братьев с двоюродными сестрами, в духоте, чтоб сквозняк не простудил чахоточные легкие […]
Потому все случайно сохранившее здоровые истоки старалось бежать из еврейства, несмотря на суровые запреты талмудистов-догматиков, здоровое бежало, спасало себя из бытовых концлагерей, куда были заперты евреи для разложения и вырождения…[…]
Бежали умные. Бежали цепкие. Бежали умелые… В любую щелочку, в любой промежуток…[…]
Они бежали от еврейского, чтобы сохранить в себе человеческое. Но цена, которую они при этом заплатили, стала понятна гораздо позднее, хоть и поныне не всем она понятна. Гораздо дороже она цены, которую заплатил Фауст Мефистофелю. Не душу они продали, а дух. Душа сохраняет в человеке человека, дух - сохраняет в человеке Бога. Бежавшие из еврейства спасали душу, но губили дух…»
Забывает Горенштейн при этом самую малость: назвать тех, кто в действительности был заинтересован в этой скученности: раввинов, цадиков и кагал.
Гюстав Доре. Вечный жид.
Далее - понятное дело - в романе сплошные дифирамбы, идет гимн non stop еврейскому народу.
Начинается с банальной «мiровой скорби еврейских глаз».
Но, как говорится, лиха беда начало.
Даже теоретически присущие евреям, как и любому другому народу, недостатки под пером автора превращаются в продолжение невиданных достоинств этого народа.
«…Основы еврейской мысли, - пишет он, - крайняя практичность в бытии при предельной метафизичности в Небесном. Путь непротивления злу перед лицом сильного нечестивца возможен, однако при одной важной оговорке, указанной у Иеремии.
В принципе она звучит так: пусть нечестивец берет всё, но и ты должен взять у нечестивца в качестве добычи своей душу свою…
Главное - перед лицом нечестивца сохранить как добычу душу свою, ибо нечестивец душу свою рано или поздно потеряет, а любовью твоей, которой ты полюбишь его за зло его, воспользоваться не сумеет. Ты же сам ею и воспользуешься. Вот она, предельная еврейская практичность мысли о непротивлении злу насилием…»
Вечный жид. Французская литография XIX века.
«…Только один Господень народ, - читаем далее, - удостоен чести быть ненавидимым вселенской плодотворной ненавистью более двух тысяч лет неизменно и на протяжении более чем десяти империй - Вавилонских башен. Ничем он не выделен от остальных народов, и ничем он не лучше, но этой неизменной ненавистью выделен и этой ненавистью лучше».
И еще: «…Как историческое образование, как библейское явление это народ близкий Богу, а человек по сути своей ненавидит Бога, поэтому он ненавидит и евреев, и поэтому многие евреи как люди ненавидят себя и свою библейскую судьбу. […]
…А поскольку человек - враг Бога и, чтоб верить в Бога, ему надо преодолеть свою, проклятую Богом, человеческую природу и лишь немногим это удается, то его ненависть к еврею вполне естественна. И чем далее на нынешнем своем историческом развитии тот или иной народ от Бога, тем сильней ненависть, тем естественнее антисемитизм как национальный признак. Да и сама многовековая судьба еврейского народа показывает человеку, что он, человек, не есть на земле хозяин, а лишь Божий работник и скиталец».
Собственно, так же думал и считающийся вполне ассимилированным Осип Эмильевич Мандельштам. По его словам, «одна капля еврейской крови определяет личность человека - подобно тому, как капля мускуса наполняет ароматом большую комнату».
Еще более определенно высказывалась его жена Надежда Яковлевна, происходившая из семьи крещеных евреев Хазиных. «Еврей больше, чем человек», - утверждала она.
Марк Шагал. Вечный жид. 1914 г.
Вполне в духе всех этих софизмов та единственная вина, признаваемая Горенштейном за еврейским народом.
«Только одна подлинная вина… - вещает в романе Фридрих Наумович от имени Бога [sic!]. - Имя этой вины - Беззащитность… Только этим вы виновны перед другими народами, и только в этом ваш грех передо Мной. Но пока есть на вас эта особая вина перед мiром и грех передо мной, прощу я вам все грехи ваши».
Иными словами, по логике вещей, - «нет на вас никакого греха».
По мнению писателя, еврейская «избранность» ДОЛЖНА исполниться даже «не во имя народа, который так же дурен, как и иные народы, а во имя исполнения предсказания пророка».
Нужно ли говорить, что прерогативу истолкования пророческих слов Фридрих Наумович героически принимает на себя…
Марк Шагал. Вечный жид. 1923-1925 гг.
Среди всего этого вороха славословия и словоблудия есть, однако, одна верно подмеченная, имеющая существенное значение, деталь.
По словам Горенштейна, - это особая, доведенная даже до некоторой экзальтации, любовь евреев к своим детям.
«…Так любят у евреев детей, хоть и не осознают часто причины, поскольку любовь к Творцу у народа Авраама не столько религия, сколько, прежде всего, национальный инстинкт. С собственными же инстинктами у человека отношения не простые, часто основанные на непонимании, случается, и научно-философском, или на отрицании, конечно, безсильном.
Потому среди многочисленных отрицателей Господа евреи выглядят особенно фальшиво, и среди талантливых атеистов евреев мало, а все больше остроумной, ветреной французской сатиры. Еврей-атеист, как правило, или бездарен, или непоследователен.
Однако даже те из евреев, что отрицают Господа, в бытовом своем живут Господним, и великий национальный инстинкт любви, которой они обучены через Господа, проявляется в еврейских матерях и отцах, в их религиозной [sic!] любви к детям своим».
Тот же главный герой романа Антихрист «страдал безмерно религиозным страданием еврейского отца, души не чаявшего в своем ребенке».
Но именно в этом заключается и их слабость, та самая кощеева игла...
На чем и основано, как я теперь понимаю, одно из пророчеств Преподобного Лаврентия Черниговского о конце времен, переданное мне много лет назад одним из его духовных чад, объясняющее причину отъезда евреев из России как раз именно в это время…
Алексей Пояганов. Вечный жид. 2009 г.
Лишь об одних евреях-выкрестах пишет Горенштейн с явным негодованием и нескрываемым возмущением.
«Дореволюционный выкрест в значительной степени был купец, торговец или инженер, доктор, человек с расчетом, ничего не имеющий против Моисея, если тот обезпечивал ему прибыль. Ныне выкрест - это интеллектуал, философ, мистик, Моисеем он сознательно недоволен. “Сплошные запреты: нельзя, нельзя, нельзя. А у Христа: можно, можно, можно”. Но из Моисея знает в основном: “Око за око”. Из Христа: “Возлюби врага своего”…»
Один из таковых в романе «Псалом» - искусствовед Алексей Иосифович Иволгин, «еврей-интернационалист, а говоря языком христианским, попросту выкрест, крещенный не через чистую воду, а через сладкозвучную чистую идеологию, что в принципе одно и то же и имеет в основе то доброе, что рождает злое».
«Внешность Иволгина, - пишет Горенштейн, - была неопределенная, фамилия замечательная, причем не псевдоним, а по паспорту, ибо еще отец его, дореволюционный интеллигент, патриот России, удачно сменил фамилию, как он говорил - “из кошки по-еврейски стал птичкой по-русски”… С именем Иволгину повезло, только отчество немного подводило. […]
…Не ради своего он жил и не ради своего погибал. Не Иван да Марья встретились, чтоб зачать Алексея Иосифовича, - вот что его губило… Обидно, обидно… […]
А ведь если б ему, Алексею Иосифовичу, только разрешили быть русским, каким бы русским патриотом он был…»
Приговор автора таким Иволгиным однозначен. Вытекает он вот из этой оценки их действий: «Так расторгли они Договор с Господом…»
Эдмунд Салливан. Вечный жид.
Разумеется, нет ничего удивительного в том, что тема выкрестов была столь болезненной для Фридриха Горенштейна.
Проблема эта для каждого представителя этого народа (неважно, сохранившего ли веру отцов, ассимилянта ли, атеиста ли) - деликатная, болезненная и животрепещущая одновременно.
Тем, кто будет утверждать, что выкресты вообще - это, мол, суть люди, принявшие другую веру, а сегодня - атеисты или агностики, другими словами, не несущие уже на своих плечах «груз прежней своей веры», - я порекомендовал бы еще раз перечитать тексты того же Фридриха Горенштейна (хотя бы приведенные нами цитаты из его романа), не получившего, как известно, традиционного еврейского образования и не ходившего в синагогу, но вот оказывается всё же…
Однако по сути-то это ведь типичное (вне зависимости от времени и страны) поведение представителя этого народа.
Вспомним хотя бы тех же марранов - крестившихся для пользы дела испанских и португальских евреев, продолжавших, тем не менее, исповедовать якобы отвергнутый ими талмудизм.
Опыт этих последних в 1943-1945 гг. внимательно изучал известный историк религий Мирча Элиаде в бытность его советником румынского посла по вопросам культуры в Лиссабоне.
Марраны, захваченные врасплох Великой инквизицией. (Моисей Маймон. Тайный седер в Испании во времена инквизиции. 1893 г.)
Для лучшего понимания сути проблемы проиллюстрируем некоторые из ее аспектов на одном конкретном примере, взятом из недавнего прошлого Румынии (одного из постоянных мест присутствия евреев в Европе и, одновременно, напряженнейшего противостояния их местному православному населению).
В этой частной ситуации, как нам кажется, можно будет уловить какие-то общие, характерные черты, выявляющие существо дела.
Один из ярких примеров - конфликт, возникший между профессором кафедры философии Бухарестского университета Нае Ионеску (1890†1940) и его учеником и земляком (оба были родом из города Брэилы) евреем Иосифом Хехтером (1907-1945), известным впоследствии (под псевдонимом Михаил Себастиан) писателем и драматургом.
Что касается Ионеску, то он был известен как наставник «Нового поколения» румынских интеллектуалов. Опекаемая им молодежь называла его Учителем с большой буквы, пронеся благодарность и признательность ему через всю жизнь. Многие современники называли его совестью поколения 1930-х годов.
Профессор Нае Ионеску.
Как и другие, Себастиан испытывал по отношению к Ионеску чувства безграничного восхищения.
При этом он всю свою жизнь пытался утвердиться в качестве собственно румынского интеллектуала, желая быть принятым, в качестве «своего», среди коллег.
Тем временем он создал свой роман «В течение двух тысяч лет», попросив профессора Нае Ионеску ознакомиться с ним и написать к нему предисловие.
Основное содержание произведения - что значит быть евреем в Румынии.
Себастиан, разумеется, был прекрасно осведомлен о том, что его учитель придерживался правых взглядов, причем в православном их изводе. В 1926 г. в прессе появилась широко известная в свое время серия его статей под общим названием «Кризис иудаизма».
«Если еврейский вопрос существует здесь, - писал он в одной из них, - это связано в значительной степени с неэффективностью методов борьбы с ним. [...] И решение? Только одно: исчезновение филосемитизма. Я имею в виду прекращение зловещей комедии ассимиляции».
Не забудем также и еще одно важное обстоятельство: по времени это обращение Себастиана совпало с освобождением профессора Нае Ионеску из лагеря в Меркуря Чук, куда его заключили за поддержку им идей Железной Гвардии.
Нельзя, конечно, отрицать, что линию поведения Михаила Себастиана во многом определял его комплекс, от которого он не в силах был освободиться. Знакомые с проблемой пишут, что он буквально метался в поисках самоидентификации, настаивая на том, что он - одновременно - и румын, и еврей.
Встретив неприятие этого посыла со стороны учителя, он, тем не менее, продолжал настаивать: «Называй меня как угодно, я чувствую себя здешним, я человек с Дуная. Дунай - часть моего существа».
На что получил недвусмысленный (и вполне ожидаемый) ответ: «Да неужели? Ты Иосиф Хехтер, человек с Дуная? Нет, ты еврей с Дуная. Это так. И именно так это и должно быть».
Но, видно, что и при таких обстоятельствах получить предисловие к роману Себастиану было почему-то крайне важно. (Не исключено, что последовавшие затем события были уже тогда запланированы и, вполне вероятно, не только им лично…)
И предисловие это, в конце концов, он получил.
Главное содержание романа своего ученика профессор Ионеску рассматривал с точки зрения богословской перспективы.
Существуют, писал он, такие этнические и религиозные группы, которые никак не могут сущностно меняться.
К таковым относятся, в частности, и евреи, которые - в таком положении (не имея на деле возможности отказаться от своей сущности, став искренними христианами) - лишены вечного спасения.
И вывод: «Христиане и евреи - это два чужеродных тела, которые ни при каких условиях не могут слиться воедино: два тела, мир между которыми может воцариться только при условии… исчезновения одного из них».
Именно таков был смысл предисловия Нае Ионеску к книге Михаила Себастиана «В течение двух тысяч лет», вышедшей в 1934 г. в Бухаресте.
И сам роман Михаила Себастиана, и, особенно, предисловие профессора Нае Ионеску вызвали страстную полемику в румынской прессе. Роман, кстати говоря, не приняла не только правая, но даже левая интеллигенция.
Словом, пиар удался на славу.
Подобрав соответствующим образом появившиеся в прессе статьи, Михаил Себастиан уже в следующем 1935-м выпустил новую книгу «Как я стал хулиганом».
По существу это был развернутый ответ на предисловие и статьи, поддерживающие круг идей, выдвинутых Нае Ионеску. По словам нынешних литературоведов, эта новая книга была страстным протестом автора против нетерпимости, характеризуя фашистов и коммунистов, как врагов свободы личности.
Всё это было вполне предсказуемо, однако, по сути (как мы в этом убедимся далее) было полным лицемерием, впрочем, разумеется, также неудивительным…
Михаил Себастиан.
Даже после смерти спор этот продолжался.
Нае Ионеску скончался 15 марта 1940 г. (вскоре после очередной отсидки в лагере Меркуря Чук) на своей вилле Бэняса. Официально смерть наступила от сердечного приступа. Однако весь Бухарест был полон слухов о том, что его отравили. (После кончины философа вилла, построенная для него во второй половине 1930-х его другом фабрикантом Николае Малакса, стала резиденцией маршала Антонеску. Во время войны там проходили заседания Совета министров.)
Что касается Михаила Себастиана, то он погиб 29 мая 1945 г. под колесами грузовика в Бухаресте.
Его личный дневник 1935-1944 гг. был вывезен из Румынии в Израиль одним из братьев по дипломатическим каналам. Оригинал его хранится в Иерусалимском университете. Копии - для верности - у его родственников.
Когда пришло время (в период роста в посткоммунистической Румынии национального самосознания), дневник этот опубликовали. Первое издание вышло в Бухаресте в 1995 году, а вскоре переводы его издали во Франции, США, Голландии, Чехии и Германии.
Другим таким же по своей значимости документом была публикация в то же время писем Эжена Ионеско (1909-1994) - французского драматурга и писателя, основателя «театра абсурда», по отцу румына, а по матери - еврея, о котором мы уже писали:
http://sergey-v-fomin.livejournal.com/124534.html В обоих публикациях упоминаются такие известные румынские философы, как Нае Ионеску, Мирча Элиаде, Эмиль Чоран, Константин Нойка, Мирча Вулканеску. Причем подчеркиваются их симпатии к Железной Гвардии и фиксируются их антисемитские высказывания.
Вот, к примеру, характерный отрывок из одного частного письма Эжена Ионеско от 19 сентября 1945 г., в котором он набросал коллективный портрет интеллектуалов «Нового поколения», в состав которого и сам когда-то входил на правах «маррана» новейшей формации:
«Мы были неудачниками, преступившими все пределы. Не могу упрекнуть себя, что был фашистом. Но в этом можно упрекнуть всех остальных. […] Чоран здесь в изгнании. Признает ошибки молодости. Мне тяжело его простить. Приехал или на днях приедет Мирча Элиаде. Для него все потеряно после победы коммунизма. Этот во многом виноват.
Но и он, и Чоран, и глупец Нойка, и толстяк Вулканеску, и многие другие […] являются жертвами омерзительного покойника Нае Ионеску. Если бы не было Нае Ионеску, […] сегодня бы у нас было поколение выдающихся руководителей в возрасте от 35 до 40 лет. Из-за него все они стали фашистами. Он сотворил тупую, бешеную реакционную Румынию.
Второй виновник - Элиаде. […] Он повел за собой часть коллег, принадлежавших к нашему поколению, и всех более молодых интеллектуалов. Нае Ионеску и Мирча Элиаде пользовались непревзойденным авторитетом. […]
Я их всё время ненавидел; я с ними боролся; они тоже меня ненавидели».
Весьма откровенное высказывание. Видимо, он и вправду тогда думал, что всё закончилось, что никогда никому не выбраться уже «из-под глыб»…
Эжен Ионеско - лидер театрального авангарда, основоположник абсурдизма, член Французской академии (1970).
Как бы то ни было, публикация этих и других подобных документов, по мысли их издателей, должна была способствовать внедрению в румынское сознание вины за участие в холокосте.
Однако в 2009 г. грянул гром: в Яссах в издательстве «Polirom» вышла книга доктора философии Бухарестского университета Марты Петреу «Дьявол и его ученик: Нае Ионеску и Михаил Себастиан».
Монография основывалась на скрупулезном исследовании большого массива источников.
Автор подвергла тщательному анализу тот период деятельности Михаила Себастиана, который до сего времени оставался замолчанным и, как оказалось, неспроста.
В результате она пришла к выводу, что тот сам фактически являлся «рупором крайне правых».
Судя по публикациям в прессе в 1927-1933 гг., Себастиан, вслед за его учителем профессором Нае Ионеску, выступал против европейской демократии, парламентаризма, либеральных партий.
Как и другие молодые интеллектуалы (такие как Элиаде, Чоран, Нойка, Вулканеску), Себастиан был противником капитализма и вообще прогресса (в общепринятом понимании этого слова). Урбанизация была для него тем же, что и денационализация.
Но мало того, Михаил Себастиан был приверженцем идей Муссолини, который вызывал в нем чувства искреннего восхищения. Государство, созданное Дуче, было в его представлении образцом для подражания.
Профессор Марта Петреу (литературный псевдоним Родики Марты Вартик, урожденной Кришан) родилась в одном из трансильванских сел в Клужском уезде. Докторскую степень получила в Бухарестском университете в 1992 г. В настоящее время преподает в Клужском университете.
Нужно ли говорить, что выход книги Марты Петреу, обрушившей ранее поднятый на щит моральный облик Михаила Себастиана, произвел в Румынии настоящий фурор. Уже в следующем 2010 году последовало второе ее издание.
Наряду с чувствами удивления и разочарования, «Дьявол и его ученик» вызвали также вполне предсказуемые чувства ненависти.
«Монография Марты Петреу о межвоенной журналистской деятельности Михаила Себастиана, - писал, например, Александр Ласло, - является одним из самых возмутительных злоупотреблений современного румынского литературоведения. Жест профессионально несостоятельный и возмутительный морально».
Однако автор получил поддержку профессионального румынского сообщества. Монографии Марты Петреу стала лауреатом премии «Книга 2009 года», присуждаемой Ассоциацией ARIEL.
Так что процесс, как говорится, не завершен, эпилог всё еще остается открытым…
Продолжение следует.