Что-то есть в мытье посуды перед сном
Из цикла: Традиционалист с мебельной фабрики.
Что-то есть в мытье посуды перед сном. Кастрюлька после завтрака и тарелка из-под каши, замоченные с утра. Кастрюлька и тарелка с обеда. Кружки из-под чая. Нож, ложки. Вилки, которыми я иногда отламываю масло от холодного бруска, или намазываю что-нибудь на хлеб. Иногда две сковородки, если я жарю оладьи на ужин. В дни большой готовки посуды меньше, я мою ее в промежутках, пока закипает варево или тушатся овощи.
Мылю размеренно, смываю мыло горячейшей водой. Обжигаюсь, краснеют руки, но от тарелок идет пар, и высыхают они совсем быстро.
Еще чистить ботинки - необязательно каждый день, но часто, когда дороги посыпают солью. Брать тяжелую обувь, обмывать ее в раковине. Белые разводы оплывают, теряют резкость. Потом в дело ищет щетка, серость сменяется матовым кремом. Через час надеваю ботинки, не шнуруя, попеременно, и полирую бархоткой. Сапожный запах меня не тревожит. Когда им наполняется комната, возникает ощущение выполненного долга.
Блестящие ботинки скромны, но подталкивают меня к патетичности.
День клонится к закату, а за окошком уже совсем непроглядно.
Гуляет ветер, и я прикрываю стекло.
Время заварвать по второму разу ромашковый чай.
Подутренние сны, после которых встаю с послечувствием. Я в большом городе, и я один понимаю, что происходит. Надо мной кружится летающая тарелка молочно-шоколадного цвета с черно-белыми, поблескивающими лазерами, крестообразными окнами-бойницами. Я бегу безо всякой нагрузки на сердце, через безлюдные улицы и бульвары. На набережной бросаюсь в воду и плыву - легко и не чувствуя влажности. Водная гладь не движется, я прохожу сквозь нее, как нож сквозь забытое на столе масло.
Выскакиваю из воды на заднем дворе какого-то дома, внутри, в лабиринте комнат и тревог, беззаботных голосов сквозь полуоткрытые двери, порывисто двигаюсь, ищу выход из ловушки, в которую попали все, но знаю об этом только я.
Высокие приятные голоса и тени за стеклянно-матовыми дверями принадлежат обитателям тарелки.
Может быть, по сюжету сна я пересек бы черту порога и вышел бы к ним, в комнаты - я знаю - с книжными стеллажами вдоль стен. Но звенит будильник, и я додумываю сон за столом.
Еще несколько похожих тем, о которых писал раньше
Что-то есть в мытье посуды перед сном. Кастрюлька после завтрака и тарелка из-под каши, замоченные с утра. Кастрюлька и тарелка с обеда. Кружки из-под чая. Нож, ложки. Вилки, которыми я иногда отламываю масло от холодного бруска, или намазываю что-нибудь на хлеб. Иногда две сковородки, если я жарю оладьи на ужин. В дни большой готовки посуды меньше, я мою ее в промежутках, пока закипает варево или тушатся овощи.
Мылю размеренно, смываю мыло горячейшей водой. Обжигаюсь, краснеют руки, но от тарелок идет пар, и высыхают они совсем быстро.
Еще чистить ботинки - необязательно каждый день, но часто, когда дороги посыпают солью. Брать тяжелую обувь, обмывать ее в раковине. Белые разводы оплывают, теряют резкость. Потом в дело ищет щетка, серость сменяется матовым кремом. Через час надеваю ботинки, не шнуруя, попеременно, и полирую бархоткой. Сапожный запах меня не тревожит. Когда им наполняется комната, возникает ощущение выполненного долга.
Блестящие ботинки скромны, но подталкивают меня к патетичности.
День клонится к закату, а за окошком уже совсем непроглядно.
Гуляет ветер, и я прикрываю стекло.
Время заварвать по второму разу ромашковый чай.
Подутренние сны, после которых встаю с послечувствием. Я в большом городе, и я один понимаю, что происходит. Надо мной кружится летающая тарелка молочно-шоколадного цвета с черно-белыми, поблескивающими лазерами, крестообразными окнами-бойницами. Я бегу безо всякой нагрузки на сердце, через безлюдные улицы и бульвары. На набережной бросаюсь в воду и плыву - легко и не чувствуя влажности. Водная гладь не движется, я прохожу сквозь нее, как нож сквозь забытое на столе масло.
Выскакиваю из воды на заднем дворе какого-то дома, внутри, в лабиринте комнат и тревог, беззаботных голосов сквозь полуоткрытые двери, порывисто двигаюсь, ищу выход из ловушки, в которую попали все, но знаю об этом только я.
Высокие приятные голоса и тени за стеклянно-матовыми дверями принадлежат обитателям тарелки.
Может быть, по сюжету сна я пересек бы черту порога и вышел бы к ним, в комнаты - я знаю - с книжными стеллажами вдоль стен. Но звенит будильник, и я додумываю сон за столом.
Еще несколько похожих тем, о которых писал раньше