Борис Смелов (третья часть)
Первые две части ( первая часть, вторая часть)
ЭТИМИ ГЛАЗАМИ МЫ СМОТРЕЛИ НА ГОРОД
ГОЛУБЬ НА МОГИЛЕ ФОТОГРАФА
Бориса Смелова похоронили 24 января на Смоленском кладбище, неподалеку от часовни Ксении Блаженной. Как только могильщик в последний раз прихлопнул лопатой свежий холмик, сверху слетел голубь, увенчав, как живое надгробие, эту горку мерзлой земли. Петроградские птицы прощались с Птишкой, Пти-Борисом, как с начала 70-х звали Борю Смелова друзья. Один из лучших снимков Птишки - голубь на тумбе, от которой уходит в даль гранитный парапет набережной, изгибаясь и как бы повторяя в камне взмывающую форму птичьего тельца. Фотограф щелкает - и Птишка улетает...
Его открыл в 1972 году Костя Кузьминский, вернее, сам Боря, тогда еще студент Института точной механики и оптики, каким-то образом оказался закручен в пьянящую круговерть стихов, картин и встреч, вечно клубившуюся вокруг костиного дивана на бульваре Профсоюзов. Именно там Смелов очень рано осознал себя петербургским фотографом - посреди тогдашнего Ленинграда это было рискованное и романтическое состояние.
Состояние мучительное и восторженное одновременно, словно слой за слоем сдираешь старые обои, обнажая совершенные композиции из островков полуобвалившейся штукатурки, граней битого кирпича, газет с портретом Льва Толстого в траурной рамке и - сбоку, в углу - внезапно открывшейся перспективы бесконечных подворотенных арок. Видеть город Птишка учился не у своих старших товарищей по фотографическому цеху, но у поэтов и художников, а собственную манеру съемки обрел, читая Достоевского.
Галерея фотопортретов и городских пейзажей, созданных Смеловым в 1974-1975 годах, могла бы блистательно аккомпанировать любому изданию, скажем "Дневника писателя", хотя на этих фотографиях - лица наших современников и проходные дворы, где "проклятые" ленинградские поэты последнего призыва - Олег Охапкин, Борис Куприянов, Петр Чейгин, Виктор Ширали - пили свой портвейн и читали свои новые стихи. Их лица, выпрастывающиеся, исходящие из мрака и хаоса, схваченные в момент рождения на свет, прорывающие марлю израненной каменной плоти города - больше, чем само время, когда они жили, реальней тогдашних и нынешних забот и тягот.
Птишка работал взахлеб, на пределе возможностей и нервов, с лихорадочностью обреченного. С самого начала он поставил перед собой задачу вроде бы заведомо невыполнимую - стерев случайные черты, запечатлеть на пленке никогда в реальности не бывший, но более чем реальный Петербург, который населен героями "Идиота" или "Преступления и наказания", насильно или добровольно сведенными из своих каморок, подвалов и чердаков в одну общую коммунальную квартиру, в прошлом, вероятно, генеральскую, епанчинскую, так сказать. Она и была самым сокровенным, подлинным лицом города, сменившего паспортное имя, но забывшего наклеить новую фотку.
Крюков канал, Новая Голландия, Екатерининский канал, сфинксы, Адмиралтейская набережная и Галерная улица - вот излюбленные сюжеты смеловских пейзажей. В них изображение дышит по законам классического стихосложения - строгий, завораживающий ритм угадывается в чередовании темных и светлых пятен, линии крыш и набережных очевидным, но причудливым образом рифмуются, причем со временем способы рифмовки становятся все более и более изысканными.
К середине 70-х его мастерство достигает пика, у Бори появляются последователи, ученики, открывшие вслед за ним возможность одухотворенного пре-ображения ленинградских "видов" в пространства петербургского мифа. Но вряд ли кому-либо из них удалось по-настоящему то, что легко удавалось ему. "Птишка" снимал, словно заново творил судорожно схватываемую камерой реальность. Увидеть и запечатлеть какой-либо предмет или пейзаж, или натюрморт, или человеческое лицо - для него было равнозначно акту внутреннего, душевного откровения, и результатом такой работы должно было стать открытие скрытой внутренней красоты. Он стеснялся своей тяги к прекрасному, мучился ею, пытаясь достичь в композициях все большей и большей степени совершенства, в том числе - и технического.
Техническое совершенство ярче всего выявилось в цветовых натюрмортах рубежа 70-80-х. Эти композиции в лучшем смысле слова барочны, перенасыщены цветом и светом: пылающие внутренним огнем плоды граната, глуховатый медный отблеск подсвечников и хрусталь, многократно отражающий выплески сокровенного света, скрытого под хрупкой плотью "неживых" вещей. Натюрморты Смелова экспонировались как произведения живописи, а не фотоискусства - на квартирных выставках (квартира Кузьминского, экспозиция "Под парашютом", 1974), и в престижных музеях (Оксфордский музей современного искусства (1986), галерея Нортона Доджа (1992) и др.).
Смелова ценили как живописца, но в первую очередь все-таки он был Фотографом высочайшего класса. Его репортерские и хроникальные снимки не раз удостаивались высших международных фотонаград (например, Золотая медаль 11 Международного фотосалона (Бухарест, 1977). Он работал невероятно много и практически во всех жанрах. Но все же главным для него всегда оставался жанр городского пейзажа. Петербург Смелова - и я в этом не сомневаюсь - со временем станет такой же художественной реальностью, как Петербург Добужинского или Блока.
В последние месяцы Птишка постоянно жаловался, что ему не хватает света, как воздуха. Со стороны это казалось капризом, но на самом деле было предчувствием. Борис Иванович Смелов, гениальный фотограф, без которого уже невозможно представить художественную жизнь Петербурга, был найден мертвым на улице в темном внутреннем дворе доходного дома на Большом проспекте Васильевского острова, неподалеку от своей квартиры.
"Гениальный фотограф" - словосочетание на грани абсурда, но именно на грани абсурда и реальности, как птица, между небом, землей и водой, прожил он свои сорок шесть лет. И птицы слетелись проводить его в последний путь.
Виктор Кривулин: ГОРОД ОН СНИМАЛ НОЧЬЮ И ДНЕМ В январе 1979 года я стал фотографом. Бросил денежную работу авиамеханика в Пулково и оставил попытки закрепиться на рок-сцене. Обманув всех, я устроился фотографом в НИИ им. Попова. Мне дали отдельную лабораторию и 2-недельный испытательный срок. Я, как всякий хозяин, начал с перестановки и уборки. И из-под промывочной ванны вдруг вытащил большой пласт полуслепленной фотобумаги. Это были брак и пробы. Что ожидаешь найти в фотопробах в радиотехническом институте? Портреты передовиков, обрывки радиосхем, семейные фотографии... Стоило разлепить первые листы, как показались фрагменты романтического натюрморта удивительной красоты. Стало ясно - до меня здесь работал гениальный фотограф. Года через три я увидел на выставке его фотографии, прочитал подпись - Борис Смелов.
Есть люди, общение с которыми считаешь за счастье. Радуешься каждой встрече, но продлить эти минуты стесняешься, боишься быть навязчивым. Как жаль, что подобная стеснительность не позволила мне провести в обществе Бориса Смелова ни одного вечера, ни одного дня.
Фотограф от Бога, Борис при жизни стал классиком. Его натюрморты по поэтике могут сравниться, пожалуй, только с работами Йозефа Судека, а городские пейзажи аналогов не имеют.
Город он снимал один, ночью и днем. Лазал по крышам и чердакам, находил самые невероятные точки. По себе знаю: найдешь что-то оригинальное, а посмотришь подборку фотографий Смелова - он уже это снимал.
Теперь мы ни о чем не спросим художника, не узнаем, какой он представлял себе свою авторскую фотографическую книгу. Его имя вошло в фотографические энциклопедии и справочники. И как это у нас водится, Бориса Смелова больше знали и ценили за рубежом.
Его убил наш любимый и страшный город.
Андрей (Вилли) Усов
Первая фотография из книги В. Т. Стигнеева "Век фотографии", остальные фотографии из альманаха Фото-89, сост. Л.И. Ильина-Козловская, эссе Андрея "Вилли" Усова с сайта газеты На дне
.