Андижанская катастрофа (3/4)
К. А. Тимаев. Андижанская катастрофа (3 декабря 1902 г.) // Русская мысль. 1903, № 6, 7.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Проезжая площадью, я заметил обработанную под культуру хлопка почву. Меня поразило, что в черте города имеются хлопковые поля. По проверке оказалось, что культура хлопчатника настолько прибыльна, что если было бы возможно, то хлопком засеяли бы даже улицы, не говоря уже о свободных участках земли на городских площадях.
Далее мы поехали по широкой улице, ведущей от крепости в азиатскую часть города.
Слева - развалины городской больницы. Это нечто ужасное. Передняя комната с главною входною дверью целиком рухнула на улицу. Виднеются внутренняя стена (внешняя обвалилась), печи, шкаф, и над всем этим грузно нависла железная крыша. Как спаслись отсюда больные, не знаю. Могу только вообразить, какая тут была сумятица при первых же подземных толчках.
Дальше - развалины уездного управления. На развалинах виднеются в облаках пыли фигуры солдат. Крыша и стропила уже разобраны и сброшены на землю. Стены все в сквозных трещинах и подлежат уничтожению.
Тут же мне указали дом г. Казанского, в котором погиб сам хозяин.
Вблизи дом уездного начальника полковника Дановского. Этот дом - печальная руина.
Справа от дороги, около разрушенного здания, стоят на улице несколько юрт. Тут же толпа и среди нее красный околыш участкового пристава, заведывающего раздачей для пострадавших юрт. Недостаток в юртах громадный. Но ничего нельзя поделать. Прежде всего, юрты не так-то дешевы. Каждая стоит не меньше 100 руб. Свободных же у населения юрт оказалось мало. Больше всего доставили юрт кочевники киргизы, но их юрты очень старые, не с полным комплектом кошмы, так что получались отверстия, в которые проникали холод и сырость.
На одной из развалин, на полуобрушившейся внутренней стене дома сидит какой-то господин, поставив венский стул на стену, и наблюдает за раскопками. Пост очень удобный, но вряд ли безопасный при часто повторяющихся еще, как бы судорожных, вздрагиваниях земли.
Полюбопытствовали мы осмотреть хлопкоочистительный завод (они все без исключения выстроены были основательно и прочно). Осмотренный нами завод занимал чуть ли не весь городской квартал. На кирпичном столбе ворот высечена дата постройки завода - «1901 год». Не долго, однако, он просуществовал. Въехали в ворота, с опаской поглядывая на башнеобразные столбы, готовые, как казалось, рухнуть при самом легком толчке. Обширное здание с джинами. Наружная стена обвалилась, и машины хорошо видны. Во дворе юрта. Близ юрты расставлены столы. За одним сидит господин и пьет чай. За другим столом женщина на швейной машине торопливо исполняет какую-то работу. Дальше видны рабочие туземцы, снующие взад и вперед. Слышны окрики распоряжающихся работами. Тут же играют дети. Стены в сквозных трещинах, идущих чуть ли не от самого верха до земли. Здесь чувствуется сила капитала, и потому нет того гнетущего впечатления, как при осмотре развалин домов частных лиц, чиновников и прочей мелкой братии, у которых весь достаток большею частью заключался в домах, выстроенных на участках, отведенных правительством на льготных условиях.
Хлопковый завод
Отсюда проехали к дому, в котором была квартира заведывающего государственными имуществами в уезде г. Гродзского. Руины страшные. Откапывают заваленное обломками имущество. Кое-что вытащено. Вот в грязи валяются фотографические группы, лимонное дерево, совершенно целое, но с обнаженными корнями. Среди кирпичей виднеется какая-то безделушка, расколотая пепельница, вдребезги разбитая деревянная полочка в японском вкусе и т. п. Ничего нельзя добыть, не приподняв железную крышу или не удалив ее совсем с развалин: крыша угрожает придавить смельчаков, которые рискнули бы подлезть под нее, чтобы вынести венский стул или ковер и т. п.
Грязь на улицах невылазная. Это напоминало Ташкент. Улица, которая пролегает мимо городского сада, представляет собою настоящее болото с трясинами. Как раз тут встретили обоз из нескольких арб, нагруженных хлебом, одеждой, кошмами и прочим. Обоз направлялся в отдаленный кишлак, разрушенный землетрясением. Лошади, выбившись из сил, останавливались почти через каждые пять шагов.
Интересно здание железнодорожной водокачки. Деревянный колпак над железным баком, стоящим на башне из жженого кирпича, съехал набок, будучи удержан самим баком. Впечатление получается как бы от шапки, надетой набекрень. Для фотографов водокачка представляла любопытный и оригинальный объект для снимков.
Здание паровозного депо стоит, и даже крыша не обрушилась, но когда подойти ближе, то становится очевидным, что это здание никуда не годно и его надо разрушить, чтобы создать новое.
Убытки железной дороги от землетрясения 3 декабря превышают 600 тысяч руб., не считая при этом стоимости ремонта поврежденного пути и моста на Шарихан-Сае. Общая стоимость разрушенных землетрясением построек в русской части города Андижана доходит до 956 тысяч рублей; движимого имущества в русской части уничтожено под развалинами на 427 тысяч руб. Таким образом, у одних только русских в Андижане погибло на 1.383.000 руб. В эту сумму входит только стоимость имущества частных лиц. Если прибавить сюда убытки железной дороги, то получим два миллиона рублей. Так как казенные здания и вообще потери казны от землетрясения в Андижане оцениваются в один миллион рублей, то общий убыток одного только русского города Андижана будет равняться трем миллионам рублей, не считая человеческих жизней и раненых.
Выше я упомянул о гибели во время землетрясения домовладельца г. Казанского. Когда его близкие заметили первое колебание земли, то крикнули ему, чтобы он выбегал. Старик, оставаясь в постели, совершенно хладнокровно ответил: «Ничего, я еще полежу». До того, значит, человек привык к часто случающимся в Туркестане землетрясениям, что не мог себе представить что-либо страшное. Увидев, однако, что дело серьезное, г. Казанский соскочил с постели и стал под арку, которая была без косяка. Несчастного страшно засыпало и придавило. Он громко стонал. Помощи подать нельзя было. В 9 час. 25 мин. утра сильный подземный толчок повторился. Дом окончательно развалился. Крики и стоны г. Казанского стали едва слышными и вскоре прекратились. Отрыли его мертвым.
Повернув отсюда в поперечную от городского сада улицу, мы остановились около только что законченного перед землетрясением постройкою нового театра-цирка Гамкрелидзе. Высокая шатрообразная железная крыша покоится на деревянных столбах и совершенно сохранилась. Вывалилась и развалилась только окружавшая здание стенка, высотою приблизительно полторы сажени. Если бы возобновить из досок и столбов эту стенку, то здание театра-цирка, при приспособлении его для отопления в холодное время, могло бы принести андижанцам громадную пользу. Оно безопасно, как показал опыт землетрясения 3 декабря, обширно (купол высится над землею сажен на 6-7). Как передают «Турк. ведом.», у администрации было предположение поместить под крышею цирка, в случае дождя, русское население.
Цирк-театр производит странное впечатление среди развалин города. Он не гармонирует с общей картиной разрушения.
Как говорят, владелец цирка г. Гамкрелидзе потерпел убытку в 16 тыс. руб. На 6 декабря в театре было назначено первое представление опереточной труппы, которая должна была прибыть из Ташкента. Но судьба решила иначе.
Миновав коновязи и бивуак семиреченских казаков, мы снова очутились около вагонного городка, среди самой разнообразной толпы. Жизнь кругом била ключом. Мы сдали лошадей откуда-то вернувшемуся Магомету-полицейскому и вручили владельцам их «селяну», что по-нашему, по-русски значит «на чай», причем деньги были даны в увеличенном размере по случаю народного бедствия.
Раздача лепешек еще продолжалась. Около юрт уездной администрации тоже солидная толпа туземцев. Это съехались волостные управители, их помощники, аксакалы и прочие сельские власти.
Обычного типа почтовый вагон, в котором помещена почтово-телеграфная контора, осажден публикой.
Недавно, в двадцатых числах января, прибыл в Туркестан сотрудник «Нового времени» Н. Н. Шамшев, который, помимо собирания разного рода сведений в канцеляриях правительственных учреждений, посетил между прочим и Андижан. Вскоре в «Турк. ведом.» появись корреспонденция из Андижана о том, что г. Шамшев пробыл там лишь один день, чему выражалось удивление. В ответь на это, в № 15 «Турк. ведом.», г. Шамшев в письме в редакцию просил предоставить ему полную свободу действий и не оглашать в печати о его разъездах по краю, а также к кому он обращается за справками и разъяснениями.
Просьба, надо сказать, крайне оригинальная.
Я подошел к товарному вагону, где происходила раздача пострадавшим одежды. Вагон этот прибыл с нашим поездом, с которым пришли также и открытые платформы, груженные разною разностью для потерпевших от землетрясения. Грузы эти в дороге охранялись полицейскими и казаками. Жутко пришлось этой стране во время вечернего движения поезда, когда ветер и холод так и пронизывали насквозь. Между прочим, на одну из платформ в Маргелане при мне нагрузили несколько ящиков с пивом и водкой: спиртные напитки требовались в Андижан в изрядном количестве, так как ими приходилось согреваться.
Вагон с платьем, присланным кокандским комитетом, берется приступом жаждущими получить хоть какую-нибудь одежду, чтобы прикрыть нахолодевшее тело. Из вагона то и дело протягивается рука, и в воздух летит то женская кофта, то туземный халат, то теплый платок, то детская юбочка и т. д., а другая рука из толпы подхватывает эту вещь. Иногда случаются недоразумения.
- Постой, постой, как тебя там… зачем взял кофту? Ведь ты мужчина, - кричит дама-благотворительница туземцу, схватившему на лету женскую кофту.
Переводчик разъясняет туземцу, что он получит более подходящую для себя, а если нужно, то и для своей жены, одежду, а кофту надо вернуть русской бабе. Туземец получает халат и еще какую-то длинную одежду и, довольный своей судьбой и счастливо улыбаясь, уходить прочь, бормоча благодарность.
- Тебе что надо? А дети есть? Может быть, и для детей дать платьице? - спрашивает другая дама какую-то женщину, типа железнодорожных сторожих.
Женщина ловит доставшуюся ей атласную юбку и узелок с детскими вещами, отходит в сторону и с крайним интересом рассматривает атлас. Быть может, первый раз в жизни ей приходится видеть такую красивую и плотную материю.
Вещи так и мелькают в воздухе. Толпа мало убывает. Ведет себя толпа совершенно пристойно. Ни ссор, ни ругани, ни завистливых взглядов. Тут все равны: и русский, и сарт, и киргиз, и перс, и простая баба, и чиновница.
Дамы благотворительницы работают самоотверженно. Некоторые потеряли даже голос на холодном и сыром воздухе. Раздача одежды идет безостановочно целый день. Раздают сразу в нескольких пунктах. Первые дни это была тяжелая, чисто каторжная работа: прилив нуждающихся в одежде был колоссальный. Впоследствии дело наладилось, да и острый период нужды несколько утих. В данном отношении великую службу сослужили маргеланский и кокандский комитеты, первыми пришедшие хотя отчасти облегчить участь разоренных стихийным бедствием.
К вагону подошел туземец с маленьким мальчиком. Взирая с мольбой на дом, он что-то говорил, умолял. Перевели. Оказалось, что он сам нуждается в пище и что приведенный им мальчик круглый сирота его соседа, у которого вся семья погибла под развалинами. На лице ребенка виднелись струпья от сильных царапин, полученных во время землетрясения.
Тут же туземцу было указано, куда обратиться за продовольствием, а мальчика-сироту дамы взяли пока под свое покровительство. Что сталось затем с этим ребенком, мне неизвестно, знаю только, что подобных сирот после катастрофы 3 декабря осталось немало.
Первою на помощь андижанским сиротам пришла администрация московских детских приютов, вице-председатель которых гофмейстер Жедринский телеграфировал 17 декабря туркестанскому генерал-губернатору, что Московский совет детских приютов предоставил семь вакансий для бесплатного воспитания андижанских сирот.
Затем, при личном участии камергера Александровского, командированного от общества Красного Креста с особым отрядом на место катастрофы, в январе был выстроен деревянный барак для детского приюта, в который тотчас же были доставлены 30 мальчиков и 2 девочки, осиротевших после землетрясения. Под руководством камергера Александровского, в Андижане, на ассигнованные обществом Красного Креста деньги, по совещании на месте, было предпринято: 1) устройство в городе взамен пункта лазарета, в палатках и бараках; при лазарете открыта аптека для удовлетворения потребностей населения; выясняется нужда в медицинской помощи, ввиду значительного числа тяжелораненых, охотно обращающихся в последнее время к врачам; 2) приспособлены 30 товарных вагонов для русских обывателей города на зимний период; 3) воспособлено благотворительному комитету для устройства при станции платной столовой двух разрядов, для чернорабочих плата - 8 коп., с выдачею неимущим бесплатных обедов; 4) устройство склада предметов первой необходимости для продажи по заготовительным ценам жителям и снабжения врачебно-питательных пунктов; 5) устройство склада для продажи и выдачи беднейшим бесплатно материалов на постройку временного жилья.
Во время поисков знакомого в вагонном городке, я с удовольствием заметил, что приняты меры к очистке загрязненной почвы между вагонами и под ними. Как раз на это загрязнение мне жаловались проживающие в вагонах. Действительно, грязь и мусор копились с 3 декабря, и только теперь пошла радикальная чистка «по всей линии».
Тут же, проходя среди длинных рядов вагонов, пришлось наблюдать несложный и примитивный обиход жизни пострадавших от землетрясения. Видел стирку белья, шитье на скорую руку одежды, купание детей на открытом воздухе (sic!), выколачивание и чистку парадного мундира какой-то особы, разнос джигита, который не сразу остановился на окрик начальства. Видел, наконец, наших русских солдатиков, обладавших удивительною способностью приноравливаться ко всяким, хотя бы и невозможным, условиям жизни. Среди них я даже слышал звуки отечественной гармоники и легкий припев какой-то русской песенки.
Описывая разрушения, произведенные землетрясением в месте расположения андижанского гарнизона, я забыл упомянуть, что самая крепость пришла в такой вид, как будто она подверглась долгой бомбардировке со стороны неприятельских батарей. На южной стороне имеются даже обвалы, подобные тем, которые происходят при минных взрывах, во время подготовительных действий к штурму. На исковерканном землетрясением барбете стояла пушка, про которую говорили, что вследствие подземных толчков ее сбросило в ров, но ее тотчас же установили на старое место.
Землетрясение 3 декабря напугало и потрясло туземцев не меньше, чем русских. Разница лишь та, что у туземцев все свелось на религиозную почву, вследствие основного учения ислама о покорности воле Божией. Туземцы, почувствовав сильные колебания земли я увидев всеобщее ужасное разрушение, простирали руки к небу и кричали: «Аллах акбар!» Затем в разговорах между собою и на расспросы русских они то и дело повторяли: «Худай урды» (Бог поразил), «Худодан» (от Бога все) и т. п. Очевидцы рассказывают, что убеленные сединами старики плакали навзрыд, что многие туземцы в немом отчаянии взирали на свершившееся бедствие, поразившее одинаково всех, и правоверных и русских, и богатых и бедных.
Неизвестный автор заметки в № 101 «Турк. ведом.» о настроении туземцев во время катастрофы между прочим говорит, что первоначальная апатия быстро сменилась обычным у туземцев меркантильным настроением. 6 декабря уже можно было видеть импровизированные лавочки; к двум жердям, вкопанным в землю, привязана третья и на ней висит на нитках десяток свечей; на обрывке ткани разложены две-три пригоршни мелочного товара, торговец сидит тут же.
Я считаю необходимым внести в эти суждения о меркантильности туземцев поправку, дабы читающие вышеприведенные строки не подумали действительно, что коммерческая жилка присуща всем поголовно туземцам. Далеко нет. То, что сказал автор об обычном у туземцев торгашеском настроении, относится всецело лишь к городскому населению. В городах на самом деле проживают преимущественно торгаши, купцы, баи (богатые). Эти люди действительно удивляют наблюдателя своими меркантильными наклонностями. Сплошь и рядом на городских базарах вы видите, что в лавчонке товару всего только рубля на три, а между тем владелец этой лавчонки держит себя именитым купцом, живет своей торговлей. Отнюдь нельзя сказать того же про сельское туземное население, особенно в такой плодородной местности, как благодатная Ферганская долина. Здесь в многочисленных кишлаках живет настоящий земледелец, пахарь, народ трудолюбивый, энергичный, добывающий себе пищу именно в поте труда своего. Было бы крайне несправедливо и даже обидно высказать по поводу этих истинных пахарей, что им присуще меркантильное настроение.
ОКОНЧАНИЕ
Другие материалы о городе Андижане:
• В. И. Кушелевский. Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области;
• Е. Л. Марков. Россия в Средней Азии: Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге;
• Ю. Д. Головнина. На Памирах. Записки русской путешественницы;
• Н. П. Остроумов. Мусульманские ишаны;
• В. Н. Гартевельд. Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана;
• В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Проезжая площадью, я заметил обработанную под культуру хлопка почву. Меня поразило, что в черте города имеются хлопковые поля. По проверке оказалось, что культура хлопчатника настолько прибыльна, что если было бы возможно, то хлопком засеяли бы даже улицы, не говоря уже о свободных участках земли на городских площадях.
Далее мы поехали по широкой улице, ведущей от крепости в азиатскую часть города.
Слева - развалины городской больницы. Это нечто ужасное. Передняя комната с главною входною дверью целиком рухнула на улицу. Виднеются внутренняя стена (внешняя обвалилась), печи, шкаф, и над всем этим грузно нависла железная крыша. Как спаслись отсюда больные, не знаю. Могу только вообразить, какая тут была сумятица при первых же подземных толчках.
Дальше - развалины уездного управления. На развалинах виднеются в облаках пыли фигуры солдат. Крыша и стропила уже разобраны и сброшены на землю. Стены все в сквозных трещинах и подлежат уничтожению.
Тут же мне указали дом г. Казанского, в котором погиб сам хозяин.
Вблизи дом уездного начальника полковника Дановского. Этот дом - печальная руина.
Справа от дороги, около разрушенного здания, стоят на улице несколько юрт. Тут же толпа и среди нее красный околыш участкового пристава, заведывающего раздачей для пострадавших юрт. Недостаток в юртах громадный. Но ничего нельзя поделать. Прежде всего, юрты не так-то дешевы. Каждая стоит не меньше 100 руб. Свободных же у населения юрт оказалось мало. Больше всего доставили юрт кочевники киргизы, но их юрты очень старые, не с полным комплектом кошмы, так что получались отверстия, в которые проникали холод и сырость.
На одной из развалин, на полуобрушившейся внутренней стене дома сидит какой-то господин, поставив венский стул на стену, и наблюдает за раскопками. Пост очень удобный, но вряд ли безопасный при часто повторяющихся еще, как бы судорожных, вздрагиваниях земли.
Полюбопытствовали мы осмотреть хлопкоочистительный завод (они все без исключения выстроены были основательно и прочно). Осмотренный нами завод занимал чуть ли не весь городской квартал. На кирпичном столбе ворот высечена дата постройки завода - «1901 год». Не долго, однако, он просуществовал. Въехали в ворота, с опаской поглядывая на башнеобразные столбы, готовые, как казалось, рухнуть при самом легком толчке. Обширное здание с джинами. Наружная стена обвалилась, и машины хорошо видны. Во дворе юрта. Близ юрты расставлены столы. За одним сидит господин и пьет чай. За другим столом женщина на швейной машине торопливо исполняет какую-то работу. Дальше видны рабочие туземцы, снующие взад и вперед. Слышны окрики распоряжающихся работами. Тут же играют дети. Стены в сквозных трещинах, идущих чуть ли не от самого верха до земли. Здесь чувствуется сила капитала, и потому нет того гнетущего впечатления, как при осмотре развалин домов частных лиц, чиновников и прочей мелкой братии, у которых весь достаток большею частью заключался в домах, выстроенных на участках, отведенных правительством на льготных условиях.
Хлопковый завод
Отсюда проехали к дому, в котором была квартира заведывающего государственными имуществами в уезде г. Гродзского. Руины страшные. Откапывают заваленное обломками имущество. Кое-что вытащено. Вот в грязи валяются фотографические группы, лимонное дерево, совершенно целое, но с обнаженными корнями. Среди кирпичей виднеется какая-то безделушка, расколотая пепельница, вдребезги разбитая деревянная полочка в японском вкусе и т. п. Ничего нельзя добыть, не приподняв железную крышу или не удалив ее совсем с развалин: крыша угрожает придавить смельчаков, которые рискнули бы подлезть под нее, чтобы вынести венский стул или ковер и т. п.
Грязь на улицах невылазная. Это напоминало Ташкент. Улица, которая пролегает мимо городского сада, представляет собою настоящее болото с трясинами. Как раз тут встретили обоз из нескольких арб, нагруженных хлебом, одеждой, кошмами и прочим. Обоз направлялся в отдаленный кишлак, разрушенный землетрясением. Лошади, выбившись из сил, останавливались почти через каждые пять шагов.
Интересно здание железнодорожной водокачки. Деревянный колпак над железным баком, стоящим на башне из жженого кирпича, съехал набок, будучи удержан самим баком. Впечатление получается как бы от шапки, надетой набекрень. Для фотографов водокачка представляла любопытный и оригинальный объект для снимков.
Здание паровозного депо стоит, и даже крыша не обрушилась, но когда подойти ближе, то становится очевидным, что это здание никуда не годно и его надо разрушить, чтобы создать новое.
Убытки железной дороги от землетрясения 3 декабря превышают 600 тысяч руб., не считая при этом стоимости ремонта поврежденного пути и моста на Шарихан-Сае. Общая стоимость разрушенных землетрясением построек в русской части города Андижана доходит до 956 тысяч рублей; движимого имущества в русской части уничтожено под развалинами на 427 тысяч руб. Таким образом, у одних только русских в Андижане погибло на 1.383.000 руб. В эту сумму входит только стоимость имущества частных лиц. Если прибавить сюда убытки железной дороги, то получим два миллиона рублей. Так как казенные здания и вообще потери казны от землетрясения в Андижане оцениваются в один миллион рублей, то общий убыток одного только русского города Андижана будет равняться трем миллионам рублей, не считая человеческих жизней и раненых.
Выше я упомянул о гибели во время землетрясения домовладельца г. Казанского. Когда его близкие заметили первое колебание земли, то крикнули ему, чтобы он выбегал. Старик, оставаясь в постели, совершенно хладнокровно ответил: «Ничего, я еще полежу». До того, значит, человек привык к часто случающимся в Туркестане землетрясениям, что не мог себе представить что-либо страшное. Увидев, однако, что дело серьезное, г. Казанский соскочил с постели и стал под арку, которая была без косяка. Несчастного страшно засыпало и придавило. Он громко стонал. Помощи подать нельзя было. В 9 час. 25 мин. утра сильный подземный толчок повторился. Дом окончательно развалился. Крики и стоны г. Казанского стали едва слышными и вскоре прекратились. Отрыли его мертвым.
Повернув отсюда в поперечную от городского сада улицу, мы остановились около только что законченного перед землетрясением постройкою нового театра-цирка Гамкрелидзе. Высокая шатрообразная железная крыша покоится на деревянных столбах и совершенно сохранилась. Вывалилась и развалилась только окружавшая здание стенка, высотою приблизительно полторы сажени. Если бы возобновить из досок и столбов эту стенку, то здание театра-цирка, при приспособлении его для отопления в холодное время, могло бы принести андижанцам громадную пользу. Оно безопасно, как показал опыт землетрясения 3 декабря, обширно (купол высится над землею сажен на 6-7). Как передают «Турк. ведом.», у администрации было предположение поместить под крышею цирка, в случае дождя, русское население.
Цирк-театр производит странное впечатление среди развалин города. Он не гармонирует с общей картиной разрушения.
Как говорят, владелец цирка г. Гамкрелидзе потерпел убытку в 16 тыс. руб. На 6 декабря в театре было назначено первое представление опереточной труппы, которая должна была прибыть из Ташкента. Но судьба решила иначе.
Миновав коновязи и бивуак семиреченских казаков, мы снова очутились около вагонного городка, среди самой разнообразной толпы. Жизнь кругом била ключом. Мы сдали лошадей откуда-то вернувшемуся Магомету-полицейскому и вручили владельцам их «селяну», что по-нашему, по-русски значит «на чай», причем деньги были даны в увеличенном размере по случаю народного бедствия.
Раздача лепешек еще продолжалась. Около юрт уездной администрации тоже солидная толпа туземцев. Это съехались волостные управители, их помощники, аксакалы и прочие сельские власти.
Обычного типа почтовый вагон, в котором помещена почтово-телеграфная контора, осажден публикой.
Недавно, в двадцатых числах января, прибыл в Туркестан сотрудник «Нового времени» Н. Н. Шамшев, который, помимо собирания разного рода сведений в канцеляриях правительственных учреждений, посетил между прочим и Андижан. Вскоре в «Турк. ведом.» появись корреспонденция из Андижана о том, что г. Шамшев пробыл там лишь один день, чему выражалось удивление. В ответь на это, в № 15 «Турк. ведом.», г. Шамшев в письме в редакцию просил предоставить ему полную свободу действий и не оглашать в печати о его разъездах по краю, а также к кому он обращается за справками и разъяснениями.
Просьба, надо сказать, крайне оригинальная.
Я подошел к товарному вагону, где происходила раздача пострадавшим одежды. Вагон этот прибыл с нашим поездом, с которым пришли также и открытые платформы, груженные разною разностью для потерпевших от землетрясения. Грузы эти в дороге охранялись полицейскими и казаками. Жутко пришлось этой стране во время вечернего движения поезда, когда ветер и холод так и пронизывали насквозь. Между прочим, на одну из платформ в Маргелане при мне нагрузили несколько ящиков с пивом и водкой: спиртные напитки требовались в Андижан в изрядном количестве, так как ими приходилось согреваться.
Вагон с платьем, присланным кокандским комитетом, берется приступом жаждущими получить хоть какую-нибудь одежду, чтобы прикрыть нахолодевшее тело. Из вагона то и дело протягивается рука, и в воздух летит то женская кофта, то туземный халат, то теплый платок, то детская юбочка и т. д., а другая рука из толпы подхватывает эту вещь. Иногда случаются недоразумения.
- Постой, постой, как тебя там… зачем взял кофту? Ведь ты мужчина, - кричит дама-благотворительница туземцу, схватившему на лету женскую кофту.
Переводчик разъясняет туземцу, что он получит более подходящую для себя, а если нужно, то и для своей жены, одежду, а кофту надо вернуть русской бабе. Туземец получает халат и еще какую-то длинную одежду и, довольный своей судьбой и счастливо улыбаясь, уходить прочь, бормоча благодарность.
- Тебе что надо? А дети есть? Может быть, и для детей дать платьице? - спрашивает другая дама какую-то женщину, типа железнодорожных сторожих.
Женщина ловит доставшуюся ей атласную юбку и узелок с детскими вещами, отходит в сторону и с крайним интересом рассматривает атлас. Быть может, первый раз в жизни ей приходится видеть такую красивую и плотную материю.
Вещи так и мелькают в воздухе. Толпа мало убывает. Ведет себя толпа совершенно пристойно. Ни ссор, ни ругани, ни завистливых взглядов. Тут все равны: и русский, и сарт, и киргиз, и перс, и простая баба, и чиновница.
Дамы благотворительницы работают самоотверженно. Некоторые потеряли даже голос на холодном и сыром воздухе. Раздача одежды идет безостановочно целый день. Раздают сразу в нескольких пунктах. Первые дни это была тяжелая, чисто каторжная работа: прилив нуждающихся в одежде был колоссальный. Впоследствии дело наладилось, да и острый период нужды несколько утих. В данном отношении великую службу сослужили маргеланский и кокандский комитеты, первыми пришедшие хотя отчасти облегчить участь разоренных стихийным бедствием.
К вагону подошел туземец с маленьким мальчиком. Взирая с мольбой на дом, он что-то говорил, умолял. Перевели. Оказалось, что он сам нуждается в пище и что приведенный им мальчик круглый сирота его соседа, у которого вся семья погибла под развалинами. На лице ребенка виднелись струпья от сильных царапин, полученных во время землетрясения.
Тут же туземцу было указано, куда обратиться за продовольствием, а мальчика-сироту дамы взяли пока под свое покровительство. Что сталось затем с этим ребенком, мне неизвестно, знаю только, что подобных сирот после катастрофы 3 декабря осталось немало.
Первою на помощь андижанским сиротам пришла администрация московских детских приютов, вице-председатель которых гофмейстер Жедринский телеграфировал 17 декабря туркестанскому генерал-губернатору, что Московский совет детских приютов предоставил семь вакансий для бесплатного воспитания андижанских сирот.
Затем, при личном участии камергера Александровского, командированного от общества Красного Креста с особым отрядом на место катастрофы, в январе был выстроен деревянный барак для детского приюта, в который тотчас же были доставлены 30 мальчиков и 2 девочки, осиротевших после землетрясения. Под руководством камергера Александровского, в Андижане, на ассигнованные обществом Красного Креста деньги, по совещании на месте, было предпринято: 1) устройство в городе взамен пункта лазарета, в палатках и бараках; при лазарете открыта аптека для удовлетворения потребностей населения; выясняется нужда в медицинской помощи, ввиду значительного числа тяжелораненых, охотно обращающихся в последнее время к врачам; 2) приспособлены 30 товарных вагонов для русских обывателей города на зимний период; 3) воспособлено благотворительному комитету для устройства при станции платной столовой двух разрядов, для чернорабочих плата - 8 коп., с выдачею неимущим бесплатных обедов; 4) устройство склада предметов первой необходимости для продажи по заготовительным ценам жителям и снабжения врачебно-питательных пунктов; 5) устройство склада для продажи и выдачи беднейшим бесплатно материалов на постройку временного жилья.
Во время поисков знакомого в вагонном городке, я с удовольствием заметил, что приняты меры к очистке загрязненной почвы между вагонами и под ними. Как раз на это загрязнение мне жаловались проживающие в вагонах. Действительно, грязь и мусор копились с 3 декабря, и только теперь пошла радикальная чистка «по всей линии».
Тут же, проходя среди длинных рядов вагонов, пришлось наблюдать несложный и примитивный обиход жизни пострадавших от землетрясения. Видел стирку белья, шитье на скорую руку одежды, купание детей на открытом воздухе (sic!), выколачивание и чистку парадного мундира какой-то особы, разнос джигита, который не сразу остановился на окрик начальства. Видел, наконец, наших русских солдатиков, обладавших удивительною способностью приноравливаться ко всяким, хотя бы и невозможным, условиям жизни. Среди них я даже слышал звуки отечественной гармоники и легкий припев какой-то русской песенки.
Описывая разрушения, произведенные землетрясением в месте расположения андижанского гарнизона, я забыл упомянуть, что самая крепость пришла в такой вид, как будто она подверглась долгой бомбардировке со стороны неприятельских батарей. На южной стороне имеются даже обвалы, подобные тем, которые происходят при минных взрывах, во время подготовительных действий к штурму. На исковерканном землетрясением барбете стояла пушка, про которую говорили, что вследствие подземных толчков ее сбросило в ров, но ее тотчас же установили на старое место.
Землетрясение 3 декабря напугало и потрясло туземцев не меньше, чем русских. Разница лишь та, что у туземцев все свелось на религиозную почву, вследствие основного учения ислама о покорности воле Божией. Туземцы, почувствовав сильные колебания земли я увидев всеобщее ужасное разрушение, простирали руки к небу и кричали: «Аллах акбар!» Затем в разговорах между собою и на расспросы русских они то и дело повторяли: «Худай урды» (Бог поразил), «Худодан» (от Бога все) и т. п. Очевидцы рассказывают, что убеленные сединами старики плакали навзрыд, что многие туземцы в немом отчаянии взирали на свершившееся бедствие, поразившее одинаково всех, и правоверных и русских, и богатых и бедных.
Неизвестный автор заметки в № 101 «Турк. ведом.» о настроении туземцев во время катастрофы между прочим говорит, что первоначальная апатия быстро сменилась обычным у туземцев меркантильным настроением. 6 декабря уже можно было видеть импровизированные лавочки; к двум жердям, вкопанным в землю, привязана третья и на ней висит на нитках десяток свечей; на обрывке ткани разложены две-три пригоршни мелочного товара, торговец сидит тут же.
Я считаю необходимым внести в эти суждения о меркантильности туземцев поправку, дабы читающие вышеприведенные строки не подумали действительно, что коммерческая жилка присуща всем поголовно туземцам. Далеко нет. То, что сказал автор об обычном у туземцев торгашеском настроении, относится всецело лишь к городскому населению. В городах на самом деле проживают преимущественно торгаши, купцы, баи (богатые). Эти люди действительно удивляют наблюдателя своими меркантильными наклонностями. Сплошь и рядом на городских базарах вы видите, что в лавчонке товару всего только рубля на три, а между тем владелец этой лавчонки держит себя именитым купцом, живет своей торговлей. Отнюдь нельзя сказать того же про сельское туземное население, особенно в такой плодородной местности, как благодатная Ферганская долина. Здесь в многочисленных кишлаках живет настоящий земледелец, пахарь, народ трудолюбивый, энергичный, добывающий себе пищу именно в поте труда своего. Было бы крайне несправедливо и даже обидно высказать по поводу этих истинных пахарей, что им присуще меркантильное настроение.
ОКОНЧАНИЕ
Другие материалы о городе Андижане:
• В. И. Кушелевский. Материалы для медицинской географии и санитарного описания Ферганской области;
• Е. Л. Марков. Россия в Средней Азии: Очерки путешествия по Закавказью, Туркмении, Бухаре, Самаркандской, Ташкентской и Ферганской областям, Каспийскому морю и Волге;
• Ю. Д. Головнина. На Памирах. Записки русской путешественницы;
• Н. П. Остроумов. Мусульманские ишаны;
• В. Н. Гартевельд. Среди сыпучих песков и отрубленных голов. Путевые очерки Туркестана;
• В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации.