Священная область мусульман в Аравии: Из воспоминаний паломника (6)
Хаджи Салим-Гирей Султанов. Священная область мусульман в Аравии. (Из воспоминаний паломника) // Землеведение, 1901, I-II. Предыдущие части: [1], [2], [3], [4], [5].
Временем совершения хаджа считаются мусульманские месяцы лунного года: шевваль, зулькаде и небольшая часть следующего затем месяца зульхидже, но так как месяцы лунного года не совпадают с месяцами года солнечного, то хадж совершается в разные времена года; в 1893 году, в год моего путешествия, он был летом.
После обрядов таваф и саги в седьмой день зульхидже совершается путешествие на Арафат слушать проповедь (хутьбу) имама; сюда ходят в ихрамах.
Долина Арафат находится от Мекки на восток верстах в 20-ти. Между ней и городом есть местечки Муздаляфа и Мина, о которых речь будет впереди. Дорога пролегает меж пустынных гор. Самый Арафат - песчано-каменистая долина приблизительно в 15 квадратных верст; на ней растет колючий кустарник и местами какая-то трубчатая трава, похожая на мелкий камыш. Кругом долины высятся скалистые горы. Место в долине (мяукуф), предназначаемое для табора паломников, находится в северной стороне. Тут же невдалеке, отдельно от других гор, вдаваясь в долину, высится Гора милосердия, где, по преданию, Адам в первый раз по выходе из рая молил Бога о милосердии к своему будущему потомству; на том месте, где он молился, поставлен каменный столб. На гору ведут каменные ступеньки. Неподалеку от вершины находится платформа, где становится имам и читает проповедь. Кругом довольно много построек. По долине проходит водопровод; пройдя у самого подножья Горы милосердия, он впадает в довольно большой бассейн, из которого идет зигзагообразно по месту стоянки паломников, а далее проходит в Мекку и Джедду. В южной части долины находится огромный двор и мечеть пророка Ибрагима.
Абд аль-Джаббар. Западная часть долины Мина во время хаджа. Конец 1880-х
Когда мы прибыли в Арафат, долина сплошь была усеяна палатками, так как собралось около полумиллиона паломников разных национальностей: местные арабы, бедуины, африканские уроженцы из Египта, Алжира, Марокко, индусы, жители островов Суматры и Явы, бухарцы, персы-шииты [Разделение мусульманского мира на две, все более и более расходившиеся между собой затем половины - суннитов и шиитов, произошло в 681 (40) году. Существенная разница обоих исповеданий заключается в том, что шииты отказались признавать обязательными большинство изречений пророка. Кроме того, у них получили видную роль мистические и пантеистические идеи, лежавшие в крови у персов как у народа арийского, неохотно усваивавшего часто семитический дух исламизма. С точки зрения ортодоксального мусульманства, говорит Мюллер, секта шиитов должна считаться ересью по отношению к первоначальному вероучению Ислама.], босняки, затем до двух тысяч русских мусульман, еще менее афганцев и, наконец, человек 10 китайцев. Впрочем, все национальности здесь сглаживались уравнивающим всех паломников общим костюмом, ихрамом.
Абд аль-Джаббар. Паломники у горы Арафат. Конец 1880-х. (Кликабельно)
Как велик был стан, может дать понятие следующий случай. Один из русских мусульман, разгуливая по лагерю, потерял место стоянки. На расспросы, где ему найти своих, его спрашивали, кто он такой, откуда родом. Это потому, что, зная его родину, можно было догадаться, с каким караваном он прибыл и где остановился. Но простак на все эти расспросы не догадался ответить: «казанлы», т. е. казанский, из Казани, а отвечал «бугульминский», не подозревая того, что о существовании уездного городишки Самарской губернии Бугульмы не только в Аравии, а, пожалуй, и в России знают очень немногие. Поэтому на расспросы свои он ни от кого не мог добиться ответа и, проведя добрую половину дня в розысках, только к вечеру случайно набрел на палатки своих земляков.
Всю ночь с 11 на 12 июня в стане паломников гремела музыка, пускались фейерверки, ракеты, и время от времени раздавались пушечные выстрелы; всего было три пушки: одна с нашим караваном, другая с египетским и одна с меккским.
Следующий день, день Арафата, начался чтением поучения, которое продолжалось до 4-х часов пополудни. Проповедь читал особо назначенный имам, поднявшись на гору на белом верблюде и остановившись в нескольких саженях от водруженного на Горе милосердия каменного столба. Содержание проповеди осталось мне неизвестным вследствие шума, неизбежного при таком многолюдстве, и вследствие отдаленности имама…
В полдень между паломниками появились случаи заболевания; первые больные оказались среди йеменцев, а несколько часов спустя, словно молния, пронесся по лагерю слух о смертельных случаях. Все склонили было головы, но мусульманская покорность воле Аллаха взяла свое. Обычный порядок отправления великого и для огромного большинства крайне редкого праздника не был нарушен. Кроме того, всех утешала вера в то, что проведшему на Арафате ночь прощаются все грехи, совершенные им до этого.
Пред закатом солнца все богомольцы, за исключением шиитов, начали собираться в путь, и с залпом пушки вся полумиллионная масса издала громкий возглас исповедания Бога Единого и беспорядочно тронулась по Меккской дороге в Минскую долину.
Толпа представляла крайнее разнообразие: кто шел пешком, кто ехал на осле или верблюде, одни в скромных шюрдюфах, другие в богато украшенных тахтираванах, некоторые на прекрасных лошадях и - даже в раззолоченных колясках.
Абд аль-Джаббар. Муздалифа. Конец 1880-х
Верстах в десяти от Арафата на несколько часов все остановились на равнине Муздаляфа, где, по преданию, Адам сошелся с Евой после изгнания из рая и где они провели первую ночь. Равнина находится между гор. Здесь есть небольшое селение, имеется мечеть, окруженная стеной. Совершив соединенную вечернюю и утреннюю молитву, на рассвете двинулись далее, причем каждый из паломников набрал для себя определенное число мелких камешков. В нескольких верстах от Муздаляфы находится миниатюрный поселок Мина в долине того же названия. Долина эта богата воспоминаниями и у мусульманских историков упоминается неоднократно. Здесь, говорят, была могила Адама, Кавель и Авель приносили свои жертвы, в одной пещере Агарь родила Измаила, Авраам хотел принести в жертву сына своего, а диавол, в образе старого шейха, препятствовал тому, за что патриарх бросал в него камнями. Здесь, наконец, тот же диавол соблазнил Измаила на самоубийство и три раза преграждал дорогу Аврааму и Измаилу, когда они возвращались с Арафата в Мекку по совершении хаджа, за что он должен был поплатиться: оба пророка - отец и сын - начали в него бросать камнями. Далее, как гласить предание, Измаил, идя добровольно на то место, где ему следовало быть принесенным в жертву, трижды был здесь искушаем диаволом, пытавшимся отклонить его от послушания отцу и намерения предать себя в жертву. Место каждой из этих трех встреч Измаила с диаволом отмечено каменным столбом, в которые паломники и кидают (в течение трех дней во время пребывания на Мине) привезенные с Муздаляфы камни в память того, что Измаил на обольщение искусителя отвечал, кидая в него камнями [побиение сатаны богомольцами производится так: положивши камешек на ноготь большого пальца левой руки, по нем делают щелчок пальцами правой руки].
В Минской долине весь караван паломников, за исключением шиитов, оставшихся на Арафате, остановился на три дня. Это была самая трудная стоянка. Подул самум, и температура, стоявшая на 27° по Р., сразу поднялась до 35° в тени.
Абд аль-Джаббар. Восточная часть долины Мина. Конец 1880-х. (Кликабельно)
Долина, правильнее ущелье, очень тесна, так что раскинутые пилигримами шатры почти соприкасались один с другим; окружающие долину голые скалы, раскаленные солнцем, положительно превращали ее в громадную печь, еще более усиливая и так уже нестерпимую жару и духоту. Число заболеваний увеличилось, увеличилась и смертность.
На другой день было обычное жертвоприношение [в жертву приносятся различные животные, но преимущественно - бараны, причем животное должно быть без телесных недостатков и совершенно здоровое].
Хотя жертвоприношения служат как бы заключительным актом всех паломнических празднеств и хотя на третий день с заходом солнца караван должен был вернуться в Мекку, но на этот раз, ввиду все более усиливавшейся смертности, допущено было отступление от обыденного порядка, и мы вернулись в Мекку днем позже, а именно 15 июня.
Типы паломников. 1880-е
Нужно заметить, что невыносимая жара, стоявшая в Минской долине, имела и свои хорошие стороны. При иных условиях громадное скопление людей и животных в узкой глубокой долине и масса отбросов после жертвоприношений непременно повлекли бы за собой страшное зловоние, чего здесь не было: аравийское солнце прекрасно исполняло обязанности санитара: все отбросы моментально высыхали и теряли способность заражать воздух зловонием…
Из компании русских мусульман в числе 42-х, следовавших с дамасским караваном, четверо прибыли в Мекку больными и трое из них в тот день умерли в страшных мучениях от судорог. Затем стали получаться сведения о новых и новых случаях заболеваний и смерти между путешественниками из русских мусульман.
Типы паломников. 1880-е
Кроме климатических условий, для прибывающих в Мекку большую опасность представляет мясо местных баранов, правда, очень вкусное, но производящее сильное расстройство желудка. Это приписывается тому, что животные едят так называемую меккскую траву (сякай-мекка), т. е. александрийский лист. Растение это, как известно, обладает слабительным свойством. Для того же, чтобы устранить это неприятное действие здешнего мяса на организм, советуют, прежде чем варить его, разрезать на мелкие части и поджарить, а затем уже употреблять в пищу; суп из такого мяса и другие кушания при умеренном употреблении вредного влияния на желудок, действительно, не оказывали.
Болезнь выражалась общей слабостью, поносом, рвотой и судорогами. Смерть наступала через два, три часа. Я имею много оснований назвать эту болезнь настоящей азиатской холерой [холера в Геджасе явление обычное, будучи ежегодной гостьей].
Типы паломников. 1880-е
Жара с каждым днем все увеличивалась, смертность усиливалась, а потому все спешили подобру-поздорову выбраться из города…
По возвращении из Мины в Мекку, на другой день мы закупили кое-какие вещи, затем после полудня умылись водою Зем-Зем, совершили прощальный таваф (таваф-уль-видаг), поцеловали последний раз Хаджар-уль-асвад, порог Бейтуллаха, покрывало его и, совершив молебствие, вышли из мечети, смотря на Бейтуллах до тех пор, пока он не скрылся из глаз.
Я и еще один из наших компаньонов с закатом солнца в сопровождении трех арабов выехали в Джедду с тем, чтобы там сесть на пароход и отправиться на родину в Россию. Я ехал верхом на муле, и так как все расстояние между городами (70 верст) мы совершили ночью, то я ничего не видал, кроме встречных путников, то и дело шумно проезжавших партиями на ослах.
Шарль Винкельсен. Джидда. Площадь и оживленная улица с лавками. 1918
Шарль Винкельсен. Джидда. Улица. Ворота Баб-Шериф. 1918
Рано утром мы были уже в Джедде. Гор. Джедда, находясь на берегу Красного моря, служит портом Мекки и главным торговым пунктом всей области Геджас. Город довольно бойкий. Здесь находятся консульства европейских держав, в том числе и русское. Главное занятие жителей - ловля кораллов, преимущественно черных (юсирь).
Шарль Винкельсен. Джидда. „Негритянская деревня“. 1918
Шарль Винкельсен. Джидда. Осмотр улова. 1918
Возле города указывают могилу прародительницы всех человеческих существ - Евы, - могилу длиной приблизительно аршин 60; на средине ее построена мечеть, где посещающие совершают богослужение. На этом же кладбище, между прочим, похоронен первый русский консул в Джедде действ. ст. сов. Ибрагимов (туркестанский татарин); он умер трагическою смертью в дороге между Джеддой и Меккой от холеры в первый же год своего назначения в 1892 году. Говорят, что покойный был ревностный и энергичный консул, заботившийся об интересах своих соотечественников - паломников, русских мусульман.
Шарль Винкельсен. Могила Евы на кладбище Джидды. 1918
Русский консул, Александр Дмитриевич Левитский, оказался настолько любезным, что с удовольствием предложил остановиться в своей квартире, несмотря даже на то, что мы прибыли из местности, где свирепствовала болезнь, свойства которой еще не были определены точно, и которую, ввиду громадной смертности, в Джедде называли холерой.
Пользуясь гостеприимством Александра Дмитриевича, мы прожили здесь трое суток, поджидая своих спутников, оставшихся в Мекке, и отхода первых пароходов с паломниками. Одним из первых отходил «Абдул-Кадыр», на который мы и поместились в числе других пассажиров - преимущественно турок, русских мусульман и босняков; здесь же ехали возвращавшиеся из Мекки китайцы. В Мекку они следовали чрез Индию, а теперь избрали другой путь, чтобы посмотреть Константинополь, но эта любознательность, вследствие карантина, обошлась им дорого. Из Джедды мы выехали 21 июня и 24-го остановились у Синайских гор, в расстоянии 12 часов пути от города Суэца и начала Суэцкого канала.
Выбор парохода «Абдул-Кадыр» оказался неудачным: на пароход набрали до двух тысяч пассажиров, т. е. вдвое более, чем следовало по размеру парохода, и набрали их без разбора как здоровых, так и больных, которых другие пароходы сажать отказались. Последствия всего этого скоро обнаружились: теснота оказалась такая, что пассажиры третьего класса буквально были уложены как сельди в бочке, а многие были помещены даже в трюме, прозванном пассажирами адом за его невыносимую жару и духоту. Вследствие того, что на пароход были приняты больные, вскоре обнаружилась смертность, и во время перехода от Джедды до Синая было выброшено за борт 25 трупов умерших пассажиров.
У Синая мы застали уже четыре парохода, выдерживающие карантин. Пассажиры были спущены на берег и размещены в шатрах так, что пассажиры каждого парохода образовали отдельную группу, совершенно разобщенную с другими, причем изоляция поддерживалась вооруженной стражей. Мы все время карантина оставались на пароходе и лично на себе неудобств этого карантина не испытали.
Синай. Карантинная станция в Эт-Тур. Между 1898 и 1914 гг.
Местность у Синайских гор представляет плоскую песчаную равнину, ограниченную на заднем плане высокими горами. Кое-где виднеются пальмовые сады. Здоровою эту местность едва ли можно считать, так как во время карантина было очень много заболеваний разными болезнями, особенно глазными; из числа пассажиров одного «Абдул-Кадыра» оказалось больных глазами до 200 человек, умерло же во время стоянки от разных недугов 153 паломника. К числу главных неудобств этой стоянки нужно также отнести плохую воду; вода, кроме одного только колодца, недостаточного для такой массы народа, минеральная.
При карантине имелась больница, но больные шли в нее крайне неохотно, потому что и врачи и прислуга при ней - арабы, не понимающие языка больных. Содержание во время карантина доставлялось из Египта евреями, которые продавали провизию по ценам, для них очень необидным: фунт мяса 40 к., курица 1 р. 20 к. и дороже, тогда как в Суэце, на расстоянии 12 часов пути, фунт мяса стоит только 10 к., а разного рода живностью - курами, кроликами и голубями в Александрии и Каире буквально были переполнены рынки. Впрочем, для лиц несостоятельных содержание доставлялось бесплатно на счет турецкого правительства.
Вслед за нашим «Абдул-Кадыром» стали подходить другие пароходы и также останавливались для выдержания карантина. К 15-му дню стоянки у Синайских гор набралось уже 25 пароходов. В это время пароходы, пришедшие прежде «Абдул-Кадыра», были отпущены, а затем начали мало-помалу отходить и те, которые пришли после него, но признаны были выдержавшими карантин. На место отходивших приходили новые пароходы, так что всего за время нашей стоянки перебывало у Синайских гор до сорока пароходов с паломниками из Мекки.
Для нас, пассажиров «Абдул-Кадыра», карантин продолжался 33 дня, и только 25 июля было объявлено, что пароход может продолжать свой путь. Пассажиры с берега были на лодках переправлены на пароход. Но вместе с ними было помещено до 60 больных, оставшихся от других пароходов. Было ли это злоупотребление или простой недосмотр, во всяком случае представлялось странным, что продержав нас в карантине 33 дня, кончили тем, что снова посадили к нам больных с других пароходов; результаты, конечно, не замедлили обнаружиться: чрез сутки на «Абдул-Кадыре» было уже пять трупов.
26 июля вечером «Абдул-Кадыр» тронулся в путь и утром на другой день подошел ко входу в Суэцкий канал. Здесь пароход посетили члены международной санитарной комиссии, осмотрели больных, проверили число пассажиров, а затем он вошел в Суэцкий канал, представляющий из себя узкую полосу воды между низменными песчаными берегами. Канал настолько узок, что два парохода не могут разойтись, а должны поджидать один другого в некоторых более широких местах.
По каналу плыли целые сутки, конвоируемые маленьким санитарным пароходом и вооруженной стражей с того и другого берега канала. Во время переезда каналом встретили один французский военный пароход и один, тоже военный, английский; последний был с кадетами, совершавшими плавание с учебной целью.
Порт-Саид. Египетское мясо для океанских лайнеров. 1900-е
28 июля, проходя мимо Измаилии, на санитарный пароход передали трупы умерших пассажиров для погребения. Вечером в тот же день прошли Порт-Саид и вступили в Средиземное море, что сразу сказалось как переменой воздуха, так и растительностью по берегам, которой мы до этого ни разу не видали во все время плавания на «Абдул-Кадыре».
Филип Бонфис. Вид на Бейрут и Ливанские горы. 1870-е
Повернув на восток, оставили вправо города Яффу и Сидон и 30 июля вечером прибыли в Бейрут. На следующий день на пароход приплыл драгоман при российском генеральном консуле в Бейруте с извещением, что для нас на берегу уже приготовлено чистое помещение, где придется отбывать карантин. Весь этот день мы пробыли на пароходе, а на следующее утро (1 августа) были высажены в карантинный лагерь.
Танкред Дюма. Бейрут и Ливанские горы. 1889
Под карантин в Бейруте приспособлены старые отремонтированные казармы, занимающие довольно большую площадь, окруженную с трех сторон каменной стеной, а с четвертой - морем. Внутри этого пространства имеется несколько каменных построек; в одной из них, более или менее приспособленной для жилья, помещался доктор, состоящий при карантине; здесь же была отведена комната и для нас. Все пространство лагеря внутри разгорожено решетчатыми перегородками на три части, чтобы пассажиры одного парохода не сообщались с пассажирами других.
Карантин обильно снабжен прекрасной ключевой водой, а внутри его рассажены деревья. В общем естественные условия бейрутского карантина можно было бы назвать благоприятными, но зато устройство и порядки были в высшей степени безобразны. Пассажиры «Абдул-Кадыра» в числе более 1300 человек, высаженные в одно из отделений карантина, не могли, понятно, все разместиться в находящихся в нем каменных постройках, а шатров оказалось мало, так что очень многим пришлось выдерживать карантин под открытым небом.
Доктор был один на всю без малого полуторатысячную толпу населения карантина, без помощников и фельдшеров, и вдобавок не понимающий языка ни одной из тех народностей, представители которых были в числе пассажиров «Абдул-Кадыра»; санитарные служители также не знали никакого языка, кроме арабского. Можно себе представить, как печально было положение тех, кто имел несчастие попасть в больницу, где не мог даже попросить воды у не понимающих его языка служителей.
Больница помещалась рядом с жилыми постройками; трупы умерших кое-как обмывались у самых дверей под окнами жилых помещений; ретирады, по-видимому, никогда не очищаемые, издавали страшное зловоние; дезинфекция производилась крайне плохо. В довершение всего больница не была снабжена даже койками и больные лежали прямо на полу.
Благодаря только энергичному вмешательству русского консула, покойного К. Д. Пятковича, которому мы сообщили о карантинных порядках, последние начали изменяться к лучшему: карантин был снабжен достаточным количеством шатров, были приняты меры к поддержанию чистоты и к устранению господствовавшего зловония; под больницу было отведено здание вдали от жилых построек и шатров; появились кровати, так что больные более уже на полу не валялись. Последствием всего этого было уменьшение смертности в больнице: в первое время смертность в ней равнялась 100%, так что население карантина больницу стало называть не «кастахана», а «касапхана» [«кастахана» - больница, лечебница; «касапхана» - бойня], и всякого попавшего туда считали все равно как умершего. Когда после улучшения санитарной части в карантине некоторые из больных стали выздоравливать, этому все удивились как чему-то необычайному.
Были и курьезные случаи. С нами ехало двое крымских татар; из них один заболел и был положен в больницу; товарищ его, будучи уверен в том, что из больницы один только выход - в могилу, и предполагая, что компаньону, как мертвому, имущество не понадобится, устроил своего рода аукцион и распродал все его вещи, но, к его неожиданности, больной чрез 13 дней выздоравливает, является из больницы и находит, что все его богатство перешло к другим и он остался почти без всякого костюма.
С каждым днем число выздоравливающих становилось больше, а заболевающих меньше, и наконец общее состояние здоровья пассажиров «Абдул-Кадыра» было признано вполне удовлетворительным и нас освободили от карантина. Всего в Бейрутском карантине мы пробыли 43 дня. В продолжение всего этого времени лица несостоятельные получали содержание бесплатно, хотя и крайне скудное: в день две небольших лепешки из пшеничного теста и микроскопический кусочек соленого-пресоленого сыра.
Выехав 15 сентября из Бейрута, злополучный «Абдул-Кадыр» при Урле, близ Смирны, должен был выдержать еще двухдневный карантин и, высадив здесь часть своих пассажиров, около пятисот человек, отправился далее. В Дарданеллах был осмотр пассажиров, вызвавший непродолжительную остановку. Наконец, после целого ряда мытарств, 20-го мы прибыли в Константинополь. Здесь на пароходе встретил нас чиновник посольства, г. Яковлев, с которым мы и сошли на берег.
Погостив в Константинополе у родных, проживающих здесь издавна, неделю, 27-го сентября мы выехали в Одессу и 1-го октября вступили на родную почву, а еще чрез неделю я был уже в Уфе, дома, среди родных, близких, друзей и знакомых.
Временем совершения хаджа считаются мусульманские месяцы лунного года: шевваль, зулькаде и небольшая часть следующего затем месяца зульхидже, но так как месяцы лунного года не совпадают с месяцами года солнечного, то хадж совершается в разные времена года; в 1893 году, в год моего путешествия, он был летом.
После обрядов таваф и саги в седьмой день зульхидже совершается путешествие на Арафат слушать проповедь (хутьбу) имама; сюда ходят в ихрамах.
Долина Арафат находится от Мекки на восток верстах в 20-ти. Между ней и городом есть местечки Муздаляфа и Мина, о которых речь будет впереди. Дорога пролегает меж пустынных гор. Самый Арафат - песчано-каменистая долина приблизительно в 15 квадратных верст; на ней растет колючий кустарник и местами какая-то трубчатая трава, похожая на мелкий камыш. Кругом долины высятся скалистые горы. Место в долине (мяукуф), предназначаемое для табора паломников, находится в северной стороне. Тут же невдалеке, отдельно от других гор, вдаваясь в долину, высится Гора милосердия, где, по преданию, Адам в первый раз по выходе из рая молил Бога о милосердии к своему будущему потомству; на том месте, где он молился, поставлен каменный столб. На гору ведут каменные ступеньки. Неподалеку от вершины находится платформа, где становится имам и читает проповедь. Кругом довольно много построек. По долине проходит водопровод; пройдя у самого подножья Горы милосердия, он впадает в довольно большой бассейн, из которого идет зигзагообразно по месту стоянки паломников, а далее проходит в Мекку и Джедду. В южной части долины находится огромный двор и мечеть пророка Ибрагима.
Абд аль-Джаббар. Западная часть долины Мина во время хаджа. Конец 1880-х
Когда мы прибыли в Арафат, долина сплошь была усеяна палатками, так как собралось около полумиллиона паломников разных национальностей: местные арабы, бедуины, африканские уроженцы из Египта, Алжира, Марокко, индусы, жители островов Суматры и Явы, бухарцы, персы-шииты [Разделение мусульманского мира на две, все более и более расходившиеся между собой затем половины - суннитов и шиитов, произошло в 681 (40) году. Существенная разница обоих исповеданий заключается в том, что шииты отказались признавать обязательными большинство изречений пророка. Кроме того, у них получили видную роль мистические и пантеистические идеи, лежавшие в крови у персов как у народа арийского, неохотно усваивавшего часто семитический дух исламизма. С точки зрения ортодоксального мусульманства, говорит Мюллер, секта шиитов должна считаться ересью по отношению к первоначальному вероучению Ислама.], босняки, затем до двух тысяч русских мусульман, еще менее афганцев и, наконец, человек 10 китайцев. Впрочем, все национальности здесь сглаживались уравнивающим всех паломников общим костюмом, ихрамом.
Абд аль-Джаббар. Паломники у горы Арафат. Конец 1880-х. (Кликабельно)
Как велик был стан, может дать понятие следующий случай. Один из русских мусульман, разгуливая по лагерю, потерял место стоянки. На расспросы, где ему найти своих, его спрашивали, кто он такой, откуда родом. Это потому, что, зная его родину, можно было догадаться, с каким караваном он прибыл и где остановился. Но простак на все эти расспросы не догадался ответить: «казанлы», т. е. казанский, из Казани, а отвечал «бугульминский», не подозревая того, что о существовании уездного городишки Самарской губернии Бугульмы не только в Аравии, а, пожалуй, и в России знают очень немногие. Поэтому на расспросы свои он ни от кого не мог добиться ответа и, проведя добрую половину дня в розысках, только к вечеру случайно набрел на палатки своих земляков.
Всю ночь с 11 на 12 июня в стане паломников гремела музыка, пускались фейерверки, ракеты, и время от времени раздавались пушечные выстрелы; всего было три пушки: одна с нашим караваном, другая с египетским и одна с меккским.
Следующий день, день Арафата, начался чтением поучения, которое продолжалось до 4-х часов пополудни. Проповедь читал особо назначенный имам, поднявшись на гору на белом верблюде и остановившись в нескольких саженях от водруженного на Горе милосердия каменного столба. Содержание проповеди осталось мне неизвестным вследствие шума, неизбежного при таком многолюдстве, и вследствие отдаленности имама…
В полдень между паломниками появились случаи заболевания; первые больные оказались среди йеменцев, а несколько часов спустя, словно молния, пронесся по лагерю слух о смертельных случаях. Все склонили было головы, но мусульманская покорность воле Аллаха взяла свое. Обычный порядок отправления великого и для огромного большинства крайне редкого праздника не был нарушен. Кроме того, всех утешала вера в то, что проведшему на Арафате ночь прощаются все грехи, совершенные им до этого.
Пред закатом солнца все богомольцы, за исключением шиитов, начали собираться в путь, и с залпом пушки вся полумиллионная масса издала громкий возглас исповедания Бога Единого и беспорядочно тронулась по Меккской дороге в Минскую долину.
Толпа представляла крайнее разнообразие: кто шел пешком, кто ехал на осле или верблюде, одни в скромных шюрдюфах, другие в богато украшенных тахтираванах, некоторые на прекрасных лошадях и - даже в раззолоченных колясках.
Абд аль-Джаббар. Муздалифа. Конец 1880-х
Верстах в десяти от Арафата на несколько часов все остановились на равнине Муздаляфа, где, по преданию, Адам сошелся с Евой после изгнания из рая и где они провели первую ночь. Равнина находится между гор. Здесь есть небольшое селение, имеется мечеть, окруженная стеной. Совершив соединенную вечернюю и утреннюю молитву, на рассвете двинулись далее, причем каждый из паломников набрал для себя определенное число мелких камешков. В нескольких верстах от Муздаляфы находится миниатюрный поселок Мина в долине того же названия. Долина эта богата воспоминаниями и у мусульманских историков упоминается неоднократно. Здесь, говорят, была могила Адама, Кавель и Авель приносили свои жертвы, в одной пещере Агарь родила Измаила, Авраам хотел принести в жертву сына своего, а диавол, в образе старого шейха, препятствовал тому, за что патриарх бросал в него камнями. Здесь, наконец, тот же диавол соблазнил Измаила на самоубийство и три раза преграждал дорогу Аврааму и Измаилу, когда они возвращались с Арафата в Мекку по совершении хаджа, за что он должен был поплатиться: оба пророка - отец и сын - начали в него бросать камнями. Далее, как гласить предание, Измаил, идя добровольно на то место, где ему следовало быть принесенным в жертву, трижды был здесь искушаем диаволом, пытавшимся отклонить его от послушания отцу и намерения предать себя в жертву. Место каждой из этих трех встреч Измаила с диаволом отмечено каменным столбом, в которые паломники и кидают (в течение трех дней во время пребывания на Мине) привезенные с Муздаляфы камни в память того, что Измаил на обольщение искусителя отвечал, кидая в него камнями [побиение сатаны богомольцами производится так: положивши камешек на ноготь большого пальца левой руки, по нем делают щелчок пальцами правой руки].
В Минской долине весь караван паломников, за исключением шиитов, оставшихся на Арафате, остановился на три дня. Это была самая трудная стоянка. Подул самум, и температура, стоявшая на 27° по Р., сразу поднялась до 35° в тени.
Абд аль-Джаббар. Восточная часть долины Мина. Конец 1880-х. (Кликабельно)
Долина, правильнее ущелье, очень тесна, так что раскинутые пилигримами шатры почти соприкасались один с другим; окружающие долину голые скалы, раскаленные солнцем, положительно превращали ее в громадную печь, еще более усиливая и так уже нестерпимую жару и духоту. Число заболеваний увеличилось, увеличилась и смертность.
На другой день было обычное жертвоприношение [в жертву приносятся различные животные, но преимущественно - бараны, причем животное должно быть без телесных недостатков и совершенно здоровое].
Хотя жертвоприношения служат как бы заключительным актом всех паломнических празднеств и хотя на третий день с заходом солнца караван должен был вернуться в Мекку, но на этот раз, ввиду все более усиливавшейся смертности, допущено было отступление от обыденного порядка, и мы вернулись в Мекку днем позже, а именно 15 июня.
Типы паломников. 1880-е
Нужно заметить, что невыносимая жара, стоявшая в Минской долине, имела и свои хорошие стороны. При иных условиях громадное скопление людей и животных в узкой глубокой долине и масса отбросов после жертвоприношений непременно повлекли бы за собой страшное зловоние, чего здесь не было: аравийское солнце прекрасно исполняло обязанности санитара: все отбросы моментально высыхали и теряли способность заражать воздух зловонием…
Из компании русских мусульман в числе 42-х, следовавших с дамасским караваном, четверо прибыли в Мекку больными и трое из них в тот день умерли в страшных мучениях от судорог. Затем стали получаться сведения о новых и новых случаях заболеваний и смерти между путешественниками из русских мусульман.
Типы паломников. 1880-е
Кроме климатических условий, для прибывающих в Мекку большую опасность представляет мясо местных баранов, правда, очень вкусное, но производящее сильное расстройство желудка. Это приписывается тому, что животные едят так называемую меккскую траву (сякай-мекка), т. е. александрийский лист. Растение это, как известно, обладает слабительным свойством. Для того же, чтобы устранить это неприятное действие здешнего мяса на организм, советуют, прежде чем варить его, разрезать на мелкие части и поджарить, а затем уже употреблять в пищу; суп из такого мяса и другие кушания при умеренном употреблении вредного влияния на желудок, действительно, не оказывали.
Болезнь выражалась общей слабостью, поносом, рвотой и судорогами. Смерть наступала через два, три часа. Я имею много оснований назвать эту болезнь настоящей азиатской холерой [холера в Геджасе явление обычное, будучи ежегодной гостьей].
Типы паломников. 1880-е
Жара с каждым днем все увеличивалась, смертность усиливалась, а потому все спешили подобру-поздорову выбраться из города…
По возвращении из Мины в Мекку, на другой день мы закупили кое-какие вещи, затем после полудня умылись водою Зем-Зем, совершили прощальный таваф (таваф-уль-видаг), поцеловали последний раз Хаджар-уль-асвад, порог Бейтуллаха, покрывало его и, совершив молебствие, вышли из мечети, смотря на Бейтуллах до тех пор, пока он не скрылся из глаз.
Я и еще один из наших компаньонов с закатом солнца в сопровождении трех арабов выехали в Джедду с тем, чтобы там сесть на пароход и отправиться на родину в Россию. Я ехал верхом на муле, и так как все расстояние между городами (70 верст) мы совершили ночью, то я ничего не видал, кроме встречных путников, то и дело шумно проезжавших партиями на ослах.
Шарль Винкельсен. Джидда. Площадь и оживленная улица с лавками. 1918
Шарль Винкельсен. Джидда. Улица. Ворота Баб-Шериф. 1918
Рано утром мы были уже в Джедде. Гор. Джедда, находясь на берегу Красного моря, служит портом Мекки и главным торговым пунктом всей области Геджас. Город довольно бойкий. Здесь находятся консульства европейских держав, в том числе и русское. Главное занятие жителей - ловля кораллов, преимущественно черных (юсирь).
Шарль Винкельсен. Джидда. „Негритянская деревня“. 1918
Шарль Винкельсен. Джидда. Осмотр улова. 1918
Возле города указывают могилу прародительницы всех человеческих существ - Евы, - могилу длиной приблизительно аршин 60; на средине ее построена мечеть, где посещающие совершают богослужение. На этом же кладбище, между прочим, похоронен первый русский консул в Джедде действ. ст. сов. Ибрагимов (туркестанский татарин); он умер трагическою смертью в дороге между Джеддой и Меккой от холеры в первый же год своего назначения в 1892 году. Говорят, что покойный был ревностный и энергичный консул, заботившийся об интересах своих соотечественников - паломников, русских мусульман.
Шарль Винкельсен. Могила Евы на кладбище Джидды. 1918
Русский консул, Александр Дмитриевич Левитский, оказался настолько любезным, что с удовольствием предложил остановиться в своей квартире, несмотря даже на то, что мы прибыли из местности, где свирепствовала болезнь, свойства которой еще не были определены точно, и которую, ввиду громадной смертности, в Джедде называли холерой.
Пользуясь гостеприимством Александра Дмитриевича, мы прожили здесь трое суток, поджидая своих спутников, оставшихся в Мекке, и отхода первых пароходов с паломниками. Одним из первых отходил «Абдул-Кадыр», на который мы и поместились в числе других пассажиров - преимущественно турок, русских мусульман и босняков; здесь же ехали возвращавшиеся из Мекки китайцы. В Мекку они следовали чрез Индию, а теперь избрали другой путь, чтобы посмотреть Константинополь, но эта любознательность, вследствие карантина, обошлась им дорого. Из Джедды мы выехали 21 июня и 24-го остановились у Синайских гор, в расстоянии 12 часов пути от города Суэца и начала Суэцкого канала.
Выбор парохода «Абдул-Кадыр» оказался неудачным: на пароход набрали до двух тысяч пассажиров, т. е. вдвое более, чем следовало по размеру парохода, и набрали их без разбора как здоровых, так и больных, которых другие пароходы сажать отказались. Последствия всего этого скоро обнаружились: теснота оказалась такая, что пассажиры третьего класса буквально были уложены как сельди в бочке, а многие были помещены даже в трюме, прозванном пассажирами адом за его невыносимую жару и духоту. Вследствие того, что на пароход были приняты больные, вскоре обнаружилась смертность, и во время перехода от Джедды до Синая было выброшено за борт 25 трупов умерших пассажиров.
У Синая мы застали уже четыре парохода, выдерживающие карантин. Пассажиры были спущены на берег и размещены в шатрах так, что пассажиры каждого парохода образовали отдельную группу, совершенно разобщенную с другими, причем изоляция поддерживалась вооруженной стражей. Мы все время карантина оставались на пароходе и лично на себе неудобств этого карантина не испытали.
Синай. Карантинная станция в Эт-Тур. Между 1898 и 1914 гг.
Местность у Синайских гор представляет плоскую песчаную равнину, ограниченную на заднем плане высокими горами. Кое-где виднеются пальмовые сады. Здоровою эту местность едва ли можно считать, так как во время карантина было очень много заболеваний разными болезнями, особенно глазными; из числа пассажиров одного «Абдул-Кадыра» оказалось больных глазами до 200 человек, умерло же во время стоянки от разных недугов 153 паломника. К числу главных неудобств этой стоянки нужно также отнести плохую воду; вода, кроме одного только колодца, недостаточного для такой массы народа, минеральная.
При карантине имелась больница, но больные шли в нее крайне неохотно, потому что и врачи и прислуга при ней - арабы, не понимающие языка больных. Содержание во время карантина доставлялось из Египта евреями, которые продавали провизию по ценам, для них очень необидным: фунт мяса 40 к., курица 1 р. 20 к. и дороже, тогда как в Суэце, на расстоянии 12 часов пути, фунт мяса стоит только 10 к., а разного рода живностью - курами, кроликами и голубями в Александрии и Каире буквально были переполнены рынки. Впрочем, для лиц несостоятельных содержание доставлялось бесплатно на счет турецкого правительства.
Вслед за нашим «Абдул-Кадыром» стали подходить другие пароходы и также останавливались для выдержания карантина. К 15-му дню стоянки у Синайских гор набралось уже 25 пароходов. В это время пароходы, пришедшие прежде «Абдул-Кадыра», были отпущены, а затем начали мало-помалу отходить и те, которые пришли после него, но признаны были выдержавшими карантин. На место отходивших приходили новые пароходы, так что всего за время нашей стоянки перебывало у Синайских гор до сорока пароходов с паломниками из Мекки.
Для нас, пассажиров «Абдул-Кадыра», карантин продолжался 33 дня, и только 25 июля было объявлено, что пароход может продолжать свой путь. Пассажиры с берега были на лодках переправлены на пароход. Но вместе с ними было помещено до 60 больных, оставшихся от других пароходов. Было ли это злоупотребление или простой недосмотр, во всяком случае представлялось странным, что продержав нас в карантине 33 дня, кончили тем, что снова посадили к нам больных с других пароходов; результаты, конечно, не замедлили обнаружиться: чрез сутки на «Абдул-Кадыре» было уже пять трупов.
26 июля вечером «Абдул-Кадыр» тронулся в путь и утром на другой день подошел ко входу в Суэцкий канал. Здесь пароход посетили члены международной санитарной комиссии, осмотрели больных, проверили число пассажиров, а затем он вошел в Суэцкий канал, представляющий из себя узкую полосу воды между низменными песчаными берегами. Канал настолько узок, что два парохода не могут разойтись, а должны поджидать один другого в некоторых более широких местах.
По каналу плыли целые сутки, конвоируемые маленьким санитарным пароходом и вооруженной стражей с того и другого берега канала. Во время переезда каналом встретили один французский военный пароход и один, тоже военный, английский; последний был с кадетами, совершавшими плавание с учебной целью.
Порт-Саид. Египетское мясо для океанских лайнеров. 1900-е
28 июля, проходя мимо Измаилии, на санитарный пароход передали трупы умерших пассажиров для погребения. Вечером в тот же день прошли Порт-Саид и вступили в Средиземное море, что сразу сказалось как переменой воздуха, так и растительностью по берегам, которой мы до этого ни разу не видали во все время плавания на «Абдул-Кадыре».
Филип Бонфис. Вид на Бейрут и Ливанские горы. 1870-е
Повернув на восток, оставили вправо города Яффу и Сидон и 30 июля вечером прибыли в Бейрут. На следующий день на пароход приплыл драгоман при российском генеральном консуле в Бейруте с извещением, что для нас на берегу уже приготовлено чистое помещение, где придется отбывать карантин. Весь этот день мы пробыли на пароходе, а на следующее утро (1 августа) были высажены в карантинный лагерь.
Танкред Дюма. Бейрут и Ливанские горы. 1889
Под карантин в Бейруте приспособлены старые отремонтированные казармы, занимающие довольно большую площадь, окруженную с трех сторон каменной стеной, а с четвертой - морем. Внутри этого пространства имеется несколько каменных построек; в одной из них, более или менее приспособленной для жилья, помещался доктор, состоящий при карантине; здесь же была отведена комната и для нас. Все пространство лагеря внутри разгорожено решетчатыми перегородками на три части, чтобы пассажиры одного парохода не сообщались с пассажирами других.
Карантин обильно снабжен прекрасной ключевой водой, а внутри его рассажены деревья. В общем естественные условия бейрутского карантина можно было бы назвать благоприятными, но зато устройство и порядки были в высшей степени безобразны. Пассажиры «Абдул-Кадыра» в числе более 1300 человек, высаженные в одно из отделений карантина, не могли, понятно, все разместиться в находящихся в нем каменных постройках, а шатров оказалось мало, так что очень многим пришлось выдерживать карантин под открытым небом.
Доктор был один на всю без малого полуторатысячную толпу населения карантина, без помощников и фельдшеров, и вдобавок не понимающий языка ни одной из тех народностей, представители которых были в числе пассажиров «Абдул-Кадыра»; санитарные служители также не знали никакого языка, кроме арабского. Можно себе представить, как печально было положение тех, кто имел несчастие попасть в больницу, где не мог даже попросить воды у не понимающих его языка служителей.
Больница помещалась рядом с жилыми постройками; трупы умерших кое-как обмывались у самых дверей под окнами жилых помещений; ретирады, по-видимому, никогда не очищаемые, издавали страшное зловоние; дезинфекция производилась крайне плохо. В довершение всего больница не была снабжена даже койками и больные лежали прямо на полу.
Благодаря только энергичному вмешательству русского консула, покойного К. Д. Пятковича, которому мы сообщили о карантинных порядках, последние начали изменяться к лучшему: карантин был снабжен достаточным количеством шатров, были приняты меры к поддержанию чистоты и к устранению господствовавшего зловония; под больницу было отведено здание вдали от жилых построек и шатров; появились кровати, так что больные более уже на полу не валялись. Последствием всего этого было уменьшение смертности в больнице: в первое время смертность в ней равнялась 100%, так что население карантина больницу стало называть не «кастахана», а «касапхана» [«кастахана» - больница, лечебница; «касапхана» - бойня], и всякого попавшего туда считали все равно как умершего. Когда после улучшения санитарной части в карантине некоторые из больных стали выздоравливать, этому все удивились как чему-то необычайному.
Были и курьезные случаи. С нами ехало двое крымских татар; из них один заболел и был положен в больницу; товарищ его, будучи уверен в том, что из больницы один только выход - в могилу, и предполагая, что компаньону, как мертвому, имущество не понадобится, устроил своего рода аукцион и распродал все его вещи, но, к его неожиданности, больной чрез 13 дней выздоравливает, является из больницы и находит, что все его богатство перешло к другим и он остался почти без всякого костюма.
С каждым днем число выздоравливающих становилось больше, а заболевающих меньше, и наконец общее состояние здоровья пассажиров «Абдул-Кадыра» было признано вполне удовлетворительным и нас освободили от карантина. Всего в Бейрутском карантине мы пробыли 43 дня. В продолжение всего этого времени лица несостоятельные получали содержание бесплатно, хотя и крайне скудное: в день две небольших лепешки из пшеничного теста и микроскопический кусочек соленого-пресоленого сыра.
Выехав 15 сентября из Бейрута, злополучный «Абдул-Кадыр» при Урле, близ Смирны, должен был выдержать еще двухдневный карантин и, высадив здесь часть своих пассажиров, около пятисот человек, отправился далее. В Дарданеллах был осмотр пассажиров, вызвавший непродолжительную остановку. Наконец, после целого ряда мытарств, 20-го мы прибыли в Константинополь. Здесь на пароходе встретил нас чиновник посольства, г. Яковлев, с которым мы и сошли на берег.
Погостив в Константинополе у родных, проживающих здесь издавна, неделю, 27-го сентября мы выехали в Одессу и 1-го октября вступили на родную почву, а еще чрез неделю я был уже в Уфе, дома, среди родных, близких, друзей и знакомых.