Дени Вьенне. Мир и жизненные силы искусства (начало)

Jun 03, 2021 15:38

Статья опубликована в журнале Юность № 7, 2019. Электронная версия - на сайте Журнальный зал.
Типичный современный взгляд: жизнь, искусство, Вселенная - это карусель ублажающего душу разнообразия. Но душа телеологична. Душа приходит в мир, чтобы подвергнуться испытаниям и обрести спасение или погибель.

__________

Мир и жизненные силы искусства: творчество Шаламова, космология Ривза, философия Делёза

Текст1 разрабатывает оригинальное пересечение проблемных полей философии, искусства и космологии в контексте творчества трех авторов: русского писателя Варлама Шаламова, квебекского астрофизика Хьюберта Ривза и французского философа Жиля Делёза. Изучение связей между некоторыми их работами и размышлениями на тему художественного творчества было проведено с целью показать, что в земных масштабах языки имеют локальную форму выражения космических сил, которые берут свое начало в первичных частицах межзвездного пространства уже приблизительно
15 миллиардов лет.

Наш первоначальный вопрос - что такое язык? К этому стоит добавить следующий вопрос, проходящий через всю статью, - что такое культура?
В качестве ответа на него можно выдвинуть небольшую гипотезу, которая заключается в том, что язык - это что-то, постоянно находящееся в процессе становления, развития, даже революции. Он есть выражение жизни.
Действительно, как напомнили некоторые прозвучавшие на конференции доклады, существуют «региональные» языки, диалекты, а также идиолекты, поскольку мир крайне разнообразен. Он являет собой огромное мульти- или транскультурное разнообразие. Согласно Жилю Делёзу, различие превалирует над идентичностью. В онтологическом смысле сначала есть различие, до того, как появляется мир, идентичность, единство.
Данное исследование основывается на оригинальном пересечении (встрече) трех дисциплин с целью осветить точки соприкосновения между ними: это искусство (параграфы I, II и VI), космология (параграфы II и III) и философия (параграфы IV, V и VI). Искусство представлено писателем и поэтом Варламом Шаламовым, космология - Хьюбертом Ривзом, философия - Жилем Делёзом. Чтобы провести связь между наследиями каждого из них, мы используем концепт игры, предложенный психоаналитиком Дональдом Винникоттом.
Прежде всего, стоит сказать несколько слов об этих авторах.
Как известно, Варлам Шаламов - писатель, переживший лагеря сталинской эпохи СССР. Будь то трудовой лагерь в советское время, концлагерь в эпоху национал-социализма в Германии, лагерь вне зависимости от эпохи - это закрытое пространство, где живые существа, вещи или идеи разрушаются, застывают, символически или в действительности, замирают, иными словами, умирают. Свидетельства Шаламова, которые упоминались Любой Юргенсон на конференции в Вологде (17 и 18 июня 2017 года), кажутся невозможными: чтобы суметь что-то написать, выживший должен преодолеть свое предсмертное состояние. Творчество Шаламова может считаться неким чудом воскрешения, возрождением жизни.
Хьюберт Ривз2 родился в Монреале и изучал космологию в Парижском университете, в Тулузской обсерватории Юг-Пиренеи, а также в университете Монреаля. В отличие от астрологии, космология (с древнегреческого cosmos - «мир», logos - «наука, учение, система понятий») изучает происхождение, структуру и развитие Вселенной. Космология связана с астрономией (наукой о наблюдении за звездами), которую зачастую называют самой древней наукой, относящейся по крайней мере к эпохе неолита (около 9000 лет до нашей эры). Она изучалась с периода существования Древней Греции (Аристарх Самосский уже в III веке до нашей эры сформулировал теорию гелиоцентризма) вплоть до времен Коперника в эпоху Возрождения (XVI век). Астрофизик Хьюберт Ривз - один из современных потомков этой науки.
И наконец, Жиль Делёз: его часто называют одним из постмодернистских философов второй половины ХХ века, однако сам он предпочитал не ограничивать себя ярлыком «постмодерн»3. То, что нас интересует в этой работе, - это наиболее существенные, без приклеенных к ним ярлыков характеристики философии Делёза: желание, жизнь, событие, открытость, становление... Для этого мыслителя важно не то, что уже достигнуто и завершено, а то, что идет к своему осуществлению, виртуальное. Для Делёза важна инаковость: различение, неопределенность. Философия стремится «расширять зону неопределенности или неразличимости»4, чтобы создавать новые возможности для жизни.

I. Письмо и жизнь

Варлам Шаламов двенадцать лет провел в лагерях. Этот ужасный, непередаваемый словами опыт он описал в некоторых рассказах, составив повествовательный сборник «Колымские рассказы». В этом невероятном свидетельстве Шаламов говорит: «Человек живет в силу тех же самых причин, что живет дерево, камень, собака»5.
Рискуя быть поглощенным отчаянием самых крайних и невыносимых ситуаций, Шаламов хватался за жизнь. По словам Жака Деррида, Шаламов - выживший. Это выживание - не простое избегание (своей) смерти:
«Выживание - это жизнь вне жизни, жизнь больше жизни, это утверждение живущего, выбирающего эту жизнь жить и пережить, так как выживание - это не просто оставаться в живых, это жизнь насколько интенсивная, насколько это возможно»6.
В «Колымских рассказах», по словам Юргенсон, выживший «приходит к такому экстремальному состоянию, когда исчезают все чувства, необходимость в культуре, когда словарный запас составляют лишь функциональные слова и имена нарицательные, он не может больше общаться и изгнан из живого мира»7. Обесчеловеченный, он теряет язык и превращается в «доходягу»8.
В рассказе «Сентенция»9 перед нами представлено воскрешение мертвого человека, его почти сверхъестественное оттаивание, в момент, когда писатель не знает, почему это происходит и что подталкивает его к выживанию. «Обретение себя вновь сопровождается неразборчивой, чужой, нерасшифровываемой речью, указывающей на какое-то ядро, препятствующее обретению смысла»10 (Jurgenson, RKO, 17). Ее нельзя отнести ни к документальному жанру, ни к поэтическому, она представляет собой нечто среднее, это некая поэтика факта11, в которой пульс жизни превосходит субъекта (его волю и решения), его человечность (способность иметь чувства, желать, любить, различать добро и зло, говорить), до той степени, что поэт говорит, что даже не знает, «хорошо» ли то, что он спасся.
Он пишет «Любовь приходит тогда, когда все человеческие чувства уже вернулись»12. Для человека, доведенного до самого примитивного животного состояния, любовь является роскошью, «незаконной» в его текущем состоянии обесчеловеченности. Какое значение имеют чувства, добро и зло, если не удовлетворены элементарные потребности: поесть, согреться, поспать. «Тепло было для меня важнее добра»13, «о доходягах и говорить нечего. Доходяги просто перешли границы добра и зла, тепла и холода»14. Для висящего на волоске от смерти есть вещи поважнее Добра и Зла - все то, что требуется биологическому телу для жизни.
Шаламов пишет в «Перчатке»:
«Я - доходяга, кадровый инвалид прибольничной судьбы, спасенный, даже вырванный врачами из лап смерти. Но я не вижу блага в моем бессмертии ни для себя, ни для государства. Понятия наши изменили масштабы, перешли границы добра и зла. Спасение может быть благо, а может быть и нет: этот вопрос я не решил для себя и сейчас»15.
В этих строках можно увидеть, что такое жизнь «за чертой добра и зла» в экзистенциальном плане, - это зона, где не существует прав, это необитаемая земля, где нет места жизни и ее человеческим проявлениям (любви, нежности, солидарности, аффективности, альтруизму, способностям, щедрости, доброты, сострадания, братских чувств, взаимопомощи, милосердия, даже возможности улыбаться и смеяться), где не остается практически ничего. Человечность стирается неумолимым Законом рациональной эксплуатации во имя Труда. Но однажды этот «доходяга» очнется. К концлагерному зомби вернется человеческое обличие. Он выжил. Почему? Он не знает. Но он еще жив.
В этом неописуемом контексте поразительна фраза из «Тифозного карантина»: конечно же, мы знаем, что и дерево, и животное обладают жизнью, этим никого не удивишь, но Шаламов добавляет: камень обладает жизнью. То есть камень живет. Вот что поразительно. Именно так, случайным образом, мы находим отголоски этой идеи и в современной космологии.

II. Наука и литература

Вкратце рассмотрим, что было написано Хьюбертом Ривзом в работе «Маликорн». Нам известно, что Вселенная существует уже приблизительно пятнадцать миллиардов лет и что она постоянно находится в процессе непрерывного становления, эволюции. Согласно современной физике, космос - это открытая и неограниченная система. В данном контексте жизнь на Земле не может быть простой случайностью. Существует тенденция утверждать, что жизнь зародилась из-за случайного стечения обстоятельств, однако она является частью эволюции Вселенной.
Ривз различает предмет науки и предмет поэзии. Наука состоит из информации, она использует язык числовых и математических знаков. Когда мы говорим «хорошая погода», то, по существу, мы передаем информацию (метеорологию обычно называют наукой о погоде). Однако когда мы говорим «какая хорошая погода!», мы подбираем слова, которые будут выражать наши чувства. Это совсем другая история, она касается литературного творчества и искусства, задача которых не сводится лишь к передаче научной «точности». Так как литературный оборот (картина или музыкальное произведение) выражает, как хороша погода, есть возможность различного понимания, прочтения и рассмотрения описанного или изображенного. Неотъемлемая, естественная (никак не просчитанная) многозначность открывает возможности толкования смысла и смыслов. Именно поэтому Ривз называет литературу другой тропой, в противоположность, образно говоря, скоростной трассе, ведущей к нужной информации. Тропа литературы ведет к «скрытой магме реальности», к первоначальному хаосу внутри каждого. Таким образом, литература обладает особой значимостью, не результативной и функциональной, а экзистенциальной: «она усиливает возможности речевого выражения»16. Искусство - это представление самого себя начертавшего пути, берущего свое начало в извилинах внутреннего океана и идущего к новому Реальному.
Именно это значит уловить невидимые силы: наши ощущения, которыми мы охвачены. Это и составляет игру и предмет поэзии: попытаться запечатлеть невыразимое чувство (красоты, удовольствия или страха, страдания или радости). Другими словами, воссоздать то, что чувствует тело, то, как частицы нашего тела воздействуют на нас. Это не просто передача информации, а выражение чего-то подобного тому, что Верлен называет «нюансами»17.
Язык представляет возможность для этого, но это не единственная возможность. Есть также цвета, звуки и многие другие аспекты (в данном вопросе необходимо различать понятие «язык» и «речь»).
Именно поэтому в контексте диалога культур мы воспринимаем это выражение как факт коммуникации, в то время как речь идет не только о коммуникации в узком смысле, но и о преобразовании выражаемого, о том, чтобы уметь слушать чуть глубже, чем просто воспринимать информацию. Это поиск некой гармонии в многоголосой сложности.

III. Энтропия

Другой важный аспект работы «Маликорн» состоит в том, чтобы, исходя из астрофизических исследований, рассмотреть понятие энтропии. Появившееся в 1985 году, оно означает меру беспорядка, отсутствия организации. Из этого определения можно установить аналогию с тем, что Гесиод в VIII веке до нашей эры называл «хаосом»18.
Этот «первозданный Хаос» мог бы быть «прошлым состоянием» Вселенной, состоянием горячей, сжатой, неорганизованной субстанции, состоящей из элементарных частиц. В физике существуют основные законы, но они пронизаны индетерминизмом, который обеспечивает подвижность Вселенной. Вселенная расширяется и охлаждается. Именно скорость охлаждения Вселенной допускает случайность, нестабильность, противоположную «первозданной» монотонности.
Однако закон термодинамики понимается неправильно, если полагается, что он воплощает «возвращение к беспорядку», в действительности он означает возможность возникновения локальной организации, способность местного создания организации, порождающей в то же время усиление глобальной энтропии Вселенной. Эти новые «территории свободы», согласно Ривзу, даже ограничивают всемогущество естественных законов. В этой перспективе можно было бы выдвинуть гипотезу, что разделение местное/глобальное или общее/частное неправомерно. Так что же такое «глобальное», если не бесконечное, безграничное, сложное расширение, идущее от множества локальных форм, разграничения между которыми в конце концов неотчетливы и неразрешимы?
Это концепция оспаривает достаточно распространенное для XX века видение, которое Ривз называет «пессимистичным». В какой-то степени это видение заключается в том, чтобы представлять жизнь как исключение из правила энтропии, как если бы жизнь в конечном итоге была обречена исчезнуть.
Это депрессивное видение мира, согласно Ривзу, принадлежит последователям Людвига Витгенштейна. Можно также наблюдать его во фрейдизме и у некоторых философов - сторонников Фрейда («биологизирующая мифология»19), в которой явление «влечения к смерти» было ошибочно трактовано Фрейдом как имеющее биологическое происхождение. Среди «жертв» этого этико-политического заблуждения нелишне упомянуть философию Хайдеггера, отводившего значительную роль экзистенциальной тревоге, что, несомненно, было обусловлено социальным контекстом ХХ века.
Жизнь, в космологическом смысле, не является исключением из так называемого основного правила возвращения в небытие. По мнению Ривза, возникновение жизни на Земле сопровождает движение Вселенной, а природа структурирована так же, как язык.
Как и язык, она не статична и представляет собой движение, в котором атомы находятся в постоянном взаимодействии с Вселенной: атомы человеческого тела, атомы камня, преломляющие лучи солнца, атомы растений, животных... они «сообщаются» в огромном океане под названием Вселенная.
В такой перспективе жизнедеятельность Вселенной, ее творческая способность, имеет космическое происхождение. Вселенная устроена по типу игры.
Искусство - поле для этой игры, которое выявляет новые возможности, среди которых - жизнь на Земле, которой уже около 3 миллиардов 500 миллионов лет. Согласно Ривзу, если существуют общие законы (например, закон энтропии), то случай в здесь всегда определяющий, структурирующий, этот «случай» не является чуждым или противоположным глобальному процессу, и он неотделим от необходимости. Пространственно-временная организация, возникающая в космическом потоке, сопровождает процесс беспорядочного движения случая.
Тогда определение жизни становится следующим: природа всегда изобретает новые решения проблемы существования20. «Изобретение» нового происходит беспрерывно, и поэтому ориентиром космологии может быть поэзия. Для Хьюберта Ривза это не метафора. Это физическое и реальное явление. В «Маликорне» предпринимается попытка «воссоздать историю художественного творчества в ходе космической эволюции»21. В действительности эта история показывает, что расширение Вселенной приводит к состоянию дисбаланса, так как «законы только частично определяют ход развития событий»22. Таким образом, внутри этих «"свободных пространств", где "случай" и "неизбежность" встречаются и дополняют друг друга»23, возникают новые свойства. Человек появился в результате «пятнадцати миллиардов всегда вновь возрождающихся игр»24. Ривз прокомментировал высказывание Демокрита таким размышлением: «Все приходит случайно и неизбежно»25: союз «и» в данном случае выражает не противопоставление, а сосуществование.
Поэтому поэзия - космическое явление. Космический процесс поэзии записан в самих частицах бесконечного Космоса. Говоря словами Эдгара Морена, «мы все - звездная пыль». Каждая частица нашего тела была во Вселенной миллиарды лет назад и будет здесь миллиарды лет спустя после нашей смерти.

(окончание здесь)

Варлам Шаламов, "Колымские рассказы", Запад, философия

Previous post Next post
Up