"Тамиздат: 100 избранных книг": Шаламов и "Колымские рассказы"
Статья кандидата философских наук, переводчицы Натальи Ликвинцевой, посвященная Шаламову и "Колымским рассказам", в книге "Тамиздат: 100 избранных книг", составитель М.В. Сеславинский. - М. : ОЛМА Медиа Групп, 2014. Невысокого мнения об этой статье.
Из анонса книги:
"Издание посвящено книгам, вышедшим за пределами СССР на протяжении XX века. Подавляющее большинство их было запрещено в нашем отечестве и распространялось на его территории нелегально. Составителем отобрано 100 книг, представляющих своеобразные опорные вехи в литературном процессе, - истории создания и выхода в свет каждой из них посвящена отдельная статья".
ШAЛАМOB В.Т.
"Колымские рассказы" Варлам Шаламов; предисл. М. Геллера = Varlam Shalamov; with introd. by M. Heller. - L.: Overseas publ. interchange, Ltd, 1978. - 895 с.
Варлам Тихонович Шаламов (1907-1982) родился в Вологде, в семье священника. В 1923 году он приехал в Москву, где сначала работал рабочим на заводе, а затем, с 1926 по 1928 год, учился в МГУ на факультете советского права.
В 1929-м Шаламов был арестован как «участник» подпольной троцкистской группы и осужден на три года лагерей. Срок он отбывал в Вишерском лагере на Северном Урале. В 1932 году возвратился в Москву, работал в журналах, писал статьи и очерки, а в 1937-м был арестован повторно - по обвинению в «контрреволюционной троцкистской деятельности» - и осужден на пять лет лагерей. Новый срок писатель провел на Колыме, в крайне тяжелых условиях: трудился на золотых приисках, несколько раз оказывался на больничной койке. В 1943 году он был осужден еще раз - теперь уже на десять лет - за «антисоветскую агитацию». Окончив в заключении фельдшерские курсы, Шаламов с 1946 по 1953 год работал в больнице для заключенных в колымском поселке Дебин и на лесной «командировке» лесорубов. Затем жил на поселении в деревне Решетниково Калининской области.
Только в 1956-м, после реабилитации, смог вернуться в Москву. Писал стихи (в СССР вышло несколько его поэтических сборников) и прозу (она распространялась в самиздате). Дружил с Н.Я. Мандельштам. В 1981 году французское отделение ПЕН-клуба присудило Шаламову премию Свободы. Здоровье писателя было сильно подорвано на Колыме, и в последние годы он практически не видел и не слышал, жил в доме инвалидов и престарелых, в тяжелых условиях, похожих на условия заключенного.
«Колымские рассказы» - один из главных трудов своей жизни - Шаламов писал с 1954 по 1973 год. Сам автор делил их на шесть циклов: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2». В основе рассказов - реальный страшный опыт Колымы, лагерной жизни. Сам писатель так определял особенности своей прозы: «Здесь взяты люди без биографии, без прошлого и без будущего, взяты в момент их настоящего - звериного или человеческого? И на кого идет материал лучше - на зверей, на животных или на людей? “Колымские рассказы” - это судьба мучеников, не бывших и не ставших героями. В “Колымских рассказах” - как кажется автору-нет ничего, что не было бы преодолением зла, торжеством добра... Собственная кровь - вот что сцементировало фразы...»; «Когда меня спрашивают, что я пишу, я отвечаю: я не пишу воспоминаний. Никаких воспоминаний в “Колымских рассказах” нет. Я не пишу и рассказов - вернее, стараюсь написать не рассказ, а то, что было бы не литературой. Не проза документа, а проза, выстраданная как документ»1.
Все попытки опубликовать рассказы в СССР оказались тщетными. Через круг Н.Я. Мандельштам и через самиздат проза Шаламова «утекает» на Запад, где начиная с 1966 года появляется на страницах эмигрантских журналов («Новый журнал», «Грани», «Посев»). В СССР это привлекает к бывшему лагернику внимание властей. В 1971 году главный цензор страны и начальник Главлита П.К. Романов составил справку для ЦК КПСС, где были и такие слова: «Буржуазные обозреватели всячески раздувают вопрос о так называемом литературном подполье в СССР, пытаясь внушить читателям мысль о “подлинной талантливости” таких его представителей, как Н. Горбаневская, В. Шаламов, В. Буковский и ряд других антисоветски настроенных авторов»2. Шаламов был вынужден написать «отказное» письмо - оно появилось 15 февраля 1972 года в «Литературной газете»: «Подлый способ публикации, применяемый редакцией этих зловонных журнальчиков - по рассказу-два в номере - имеет целью создать у читателя впечатление, что я - их постоянный сотрудник. Эта омерзительная змеиная практика господ из “Посева” и “Нового журнала” требует бича, клейма»3. Сложность с этим письмом, вызвавшим осуждение писателя в диссидентских кругах, состояла не только в давлении, оказываемом на потерявшего здоровье писателя, не только в его недоверии к таким журналам, как «Посев», в отсутствии интереса к эмигрантской жизни и желании публиковаться на родине4. Сложность была еще и в том, что писатель искренне был недоволен и негодовал на разрозненные публикации своих рассказов. Подлинный поэт, он как никто знал и чувствовал музыкальный, поэтический характер своей прозы, проявляющийся не столько в звуковом характере фраз, сколько в композиции целого, наподобие целостности импрессионистических полотен5, образуемого, например, пульсирующим ритмом повествования, переданным определенной последовательностью текстов, абсолютно теряющейся в отдельных публикациях. Шаламов писал: «Все рассказы имеют единый музыкальный строй, известный автору. Существительные-синонимы, глаголы-синонимы должны усилить желаемое впечатление. Композиция сборника продумывалась автором. Автор отказался от короткой фразы как литературщины, отказался от физиологической меры Флобера - “фраза диктуется дыханием человека”. Отказался от толстовских “что” и “который”, от хемингуэевских находок... Автор хотел получить только живую жизнь»6.
Такую музыкальную, композиционную целостность «Колымских рассказов» могла бы передать лишь большая книга, составленная человеком, внимательным к авторскому замыслу. Таким человеком оказался Михаил Геллер, бережно издавший со своим предисловием книгу Шаламова в лондонском издательстве «Overseas Publications» в 1978 году. Этот же сборник был переиздан в 1982 и 1985 годах парижским издательством «YMCA-Press», а затем переведен на европейские языки.
М. Геллер так рассказывает об издании книги: «Варлам Шаламов давно уже стал частью моей жизни. Сначала было открытие его рассказов, ходивших по Москве в самиздатовских тетрадочках. Это было открытие великого писателя, сумевшего представить знакомый мне по опыту мир таким, каким я его знал, - и преображенным, как это может сделать только подлинная литература. В 1974 году, оказавшись в Париже, я написал книгу “Концентрационный мир и советская литература”, в которой посвятил “Колымским рассказам” отдельную главу “Полюс лютости”. На Западе к тому времени было уже немало шаламовских рассказов, уже вышли небольшие книжки по-французски, по-немецки, по-итальянски. А по-русски они все еще печатались врассыпную - по одному-два - в разных журналах. После долгих стараний, с помощью московского друга, мне удалось собрать, как мне тогда казалось, все “Колымские рассказы” и опубликовать их. Как мне передали, Варлам Тихонович, совсем уже слепой, перед смертью держал в руках толстый том - 895 страниц, 103 рассказа»7.
Однако ощущение неуслышанности не покидало Шаламова до самой смерти. Появлялись отдельные статьи о его прозе в не доходившей до него эмигрантской прессе8, в СССР писались «внутренние рецензии» в советские журналы и издательства, так и не приводившие к печатанию9. Один из самых глубоких отзывов - Андрея Синявского - звучал по радио10, но Шаламов не слушал западных станций, да и не мог слышать - из-за глухоты. Жизнь писателя догорала. В дневнике его есть запись: «Мне нужно сжечь себя, чтобы привлечь внимание»11. Догорев, он стал светить все ярче и ярче. После падения советской власти проза Шаламова стараниями И. Сиротинской стала выходить на родине писателя, сначала отдельными журнальными публикациями, затем полноценными книгами. О Шаламове пишут статьи, исследования, диссертации12, издаются «Шаламовские сборники». Творчество писателя, как некогда он сам, пройдя через ад, выходит к свету. Незадолго до смерти режиссер Андрей Тарковский записал в своем дневнике: «Читаю “Колымские рассказы” Шаламова - это невероятно! - Гениальный писатель! И не по тому, что он пишет, а по тому, какие чувства оставляет нам, прочитавшим его. Многие, прочтя, удивляются - откуда после всех этих ужасов чувство очищения - Шаламов рассказывает о страданиях и своей бескомпромиссной правдой - единственным оружием - заставляет сострадать и преклоняться перед человеком, который был в аду»13.
1 Шаламов В. О прозе (1965) // Шаламов В. Колымские рассказы. Стихотворения. М.: Эксмо, 2008. С. 24, 26.
2 История советской политической цензуры. М.: РОССПЭН, 1997. С. 583.
3 Шаламов В. В редакцию «Литературной газеты» // Литературная газета. 1972. 23 февраля.
4 В. Шаламов записывает в дневнике: «К сожалению, я поздно узнал о всем этом зловещем “Посеве” - только 25 января 1972 года от редактора своей книги в “Советском писателе”, а то бы поднял тревогу и год назад. При моей и без того трудной биографии только связи с эмигрантами мне не хватало» (Шаламов В. Несколько моих жизней. М.: Эксмо, 2009. С. 365). Вот что пишет о письме Шаламова Е. Шкловский: «Есть сведения, что у истоков этой шаламовской “акции” стоял Борис Полевой, в то время главный редактор “Юности”, где чаще всего выступал со стихами Шаламов. Полевой хорошо к нему относился и вполне мог из лучших побуждений подвигнуть его написать такое письмо. Но кондово-дежурные фразы... говорят о внутренней отстраненности автора от содержания этого письма. Философ Ю. Шрейдер, который встретился с Шаламовым через несколько дней после появления письма, вспоминает, что сам писатель относился к этой публикации как к ловкому трюку: вроде как он хитро всех провел, обманул начальство и тем самым смог себя обезопасить» (Шкловский Е.А. Варлам Шаламов. М.: Знание, 1991. С. 59-60).
5 Ср. с дневниковыми записями В. Шаламова: «Граница реализма проходит ныне в другом месте, чем сто и тысячу лет тому назад. Импрессионистов никак не обойдешь...»; «Я тоже считаю себя наследником, но не гуманной русской литературы XIX века, а наследником модернизма начала века. Проверка на звук. Многоплановость и символичность» (Шаламов В. Несколько моих жизней. С. 289, 333).
6 Шаламов В. О прозе. С. 19.
7 Геллер М. «Колымские рассказы», или «Левый берег» // Русская мысль (Париж). 1989. 22 сентября. С. 10.
8 Кроме статей М. Геллера, см., напр.: Шрейдер Ю. Философская проза Варлама Шаламова // Русская мысль. 1991. 14 июля. С. 11; Айги Г. Один вечер с Шаламовым // Вестник РХД (Париж; Нью-Йорк; М.). 1982. № 137. Там же, в рубрике «Вокруг Шаламова»: Якубов В. В круге последнем; Корнев Л. Геологическая тайна; Якобсон А. Лицо пейзажа-человека.
9 См., напр.: Дремов А. Рецензия на рукопись «Колымских рассказов» (внутренняя рецензия для «Нового мира», 1963) // Шаламовский сборник. Вологда: Грифон, 2002. Вып. 3 / сост. В.В. Есипов. С. 35-38. О. Волков вспоминает, как «написал рецензию на сборник его колымских рассказов, горячо их рекомендуя издательству “Советский писатель”. Вполне, впрочем, бесполезно. В те годы никакое издательство не могло и помыслить их опубликовать» (см.: Волков О. Наша вина и боль // Шаламовский сборник. Вып. 3. С. 39-43).
10 «Рассказы Шаламова применительно к человеку - учебник “Сопромата” (сопротивления материалов). Техники, инженеры это знают, имея дело с производством, строительством. А нам зачем? Ради опоры. Чтобы чувствовать предел. И поддаваясь мечтам и соблазнам, помнить, помнить - из чего мы сотканы. Для этого должен был кто-то подвести черту Колыме, черту человеку. С воздушными замками мы не устоим. Но, зная худшее, - можно еще попробовать жить» (см.: Синявский А.Д. О «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Срез материала (1980) // Синявский А.Д. Литературный процесс в России. М.: РГГУ, 2003. С. 342).
11 Шаламов В. Несколько моих жизней. С. 307.
12 См., напр., диссертацию на степень кандидата филологических наук A.B. Аношиной «Художественный мир Варлама Шаламова», защищенную в 2006 г. в Северодвинске.
13 Тарковский А. «Мартиролог»: Из дневника // Шаламовский сборник. Вологда: Грифон, 1997. Вып. 2 / сост. В.В. Есипов. С. 100.
Из анонса книги:
"Издание посвящено книгам, вышедшим за пределами СССР на протяжении XX века. Подавляющее большинство их было запрещено в нашем отечестве и распространялось на его территории нелегально. Составителем отобрано 100 книг, представляющих своеобразные опорные вехи в литературном процессе, - истории создания и выхода в свет каждой из них посвящена отдельная статья".
ШAЛАМOB В.Т.
"Колымские рассказы" Варлам Шаламов; предисл. М. Геллера = Varlam Shalamov; with introd. by M. Heller. - L.: Overseas publ. interchange, Ltd, 1978. - 895 с.
Варлам Тихонович Шаламов (1907-1982) родился в Вологде, в семье священника. В 1923 году он приехал в Москву, где сначала работал рабочим на заводе, а затем, с 1926 по 1928 год, учился в МГУ на факультете советского права.
В 1929-м Шаламов был арестован как «участник» подпольной троцкистской группы и осужден на три года лагерей. Срок он отбывал в Вишерском лагере на Северном Урале. В 1932 году возвратился в Москву, работал в журналах, писал статьи и очерки, а в 1937-м был арестован повторно - по обвинению в «контрреволюционной троцкистской деятельности» - и осужден на пять лет лагерей. Новый срок писатель провел на Колыме, в крайне тяжелых условиях: трудился на золотых приисках, несколько раз оказывался на больничной койке. В 1943 году он был осужден еще раз - теперь уже на десять лет - за «антисоветскую агитацию». Окончив в заключении фельдшерские курсы, Шаламов с 1946 по 1953 год работал в больнице для заключенных в колымском поселке Дебин и на лесной «командировке» лесорубов. Затем жил на поселении в деревне Решетниково Калининской области.
Только в 1956-м, после реабилитации, смог вернуться в Москву. Писал стихи (в СССР вышло несколько его поэтических сборников) и прозу (она распространялась в самиздате). Дружил с Н.Я. Мандельштам. В 1981 году французское отделение ПЕН-клуба присудило Шаламову премию Свободы. Здоровье писателя было сильно подорвано на Колыме, и в последние годы он практически не видел и не слышал, жил в доме инвалидов и престарелых, в тяжелых условиях, похожих на условия заключенного.
«Колымские рассказы» - один из главных трудов своей жизни - Шаламов писал с 1954 по 1973 год. Сам автор делил их на шесть циклов: «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы» и «Перчатка, или КР-2». В основе рассказов - реальный страшный опыт Колымы, лагерной жизни. Сам писатель так определял особенности своей прозы: «Здесь взяты люди без биографии, без прошлого и без будущего, взяты в момент их настоящего - звериного или человеческого? И на кого идет материал лучше - на зверей, на животных или на людей? “Колымские рассказы” - это судьба мучеников, не бывших и не ставших героями. В “Колымских рассказах” - как кажется автору-нет ничего, что не было бы преодолением зла, торжеством добра... Собственная кровь - вот что сцементировало фразы...»; «Когда меня спрашивают, что я пишу, я отвечаю: я не пишу воспоминаний. Никаких воспоминаний в “Колымских рассказах” нет. Я не пишу и рассказов - вернее, стараюсь написать не рассказ, а то, что было бы не литературой. Не проза документа, а проза, выстраданная как документ»1.
Все попытки опубликовать рассказы в СССР оказались тщетными. Через круг Н.Я. Мандельштам и через самиздат проза Шаламова «утекает» на Запад, где начиная с 1966 года появляется на страницах эмигрантских журналов («Новый журнал», «Грани», «Посев»). В СССР это привлекает к бывшему лагернику внимание властей. В 1971 году главный цензор страны и начальник Главлита П.К. Романов составил справку для ЦК КПСС, где были и такие слова: «Буржуазные обозреватели всячески раздувают вопрос о так называемом литературном подполье в СССР, пытаясь внушить читателям мысль о “подлинной талантливости” таких его представителей, как Н. Горбаневская, В. Шаламов, В. Буковский и ряд других антисоветски настроенных авторов»2. Шаламов был вынужден написать «отказное» письмо - оно появилось 15 февраля 1972 года в «Литературной газете»: «Подлый способ публикации, применяемый редакцией этих зловонных журнальчиков - по рассказу-два в номере - имеет целью создать у читателя впечатление, что я - их постоянный сотрудник. Эта омерзительная змеиная практика господ из “Посева” и “Нового журнала” требует бича, клейма»3. Сложность с этим письмом, вызвавшим осуждение писателя в диссидентских кругах, состояла не только в давлении, оказываемом на потерявшего здоровье писателя, не только в его недоверии к таким журналам, как «Посев», в отсутствии интереса к эмигрантской жизни и желании публиковаться на родине4. Сложность была еще и в том, что писатель искренне был недоволен и негодовал на разрозненные публикации своих рассказов. Подлинный поэт, он как никто знал и чувствовал музыкальный, поэтический характер своей прозы, проявляющийся не столько в звуковом характере фраз, сколько в композиции целого, наподобие целостности импрессионистических полотен5, образуемого, например, пульсирующим ритмом повествования, переданным определенной последовательностью текстов, абсолютно теряющейся в отдельных публикациях. Шаламов писал: «Все рассказы имеют единый музыкальный строй, известный автору. Существительные-синонимы, глаголы-синонимы должны усилить желаемое впечатление. Композиция сборника продумывалась автором. Автор отказался от короткой фразы как литературщины, отказался от физиологической меры Флобера - “фраза диктуется дыханием человека”. Отказался от толстовских “что” и “который”, от хемингуэевских находок... Автор хотел получить только живую жизнь»6.
Такую музыкальную, композиционную целостность «Колымских рассказов» могла бы передать лишь большая книга, составленная человеком, внимательным к авторскому замыслу. Таким человеком оказался Михаил Геллер, бережно издавший со своим предисловием книгу Шаламова в лондонском издательстве «Overseas Publications» в 1978 году. Этот же сборник был переиздан в 1982 и 1985 годах парижским издательством «YMCA-Press», а затем переведен на европейские языки.
М. Геллер так рассказывает об издании книги: «Варлам Шаламов давно уже стал частью моей жизни. Сначала было открытие его рассказов, ходивших по Москве в самиздатовских тетрадочках. Это было открытие великого писателя, сумевшего представить знакомый мне по опыту мир таким, каким я его знал, - и преображенным, как это может сделать только подлинная литература. В 1974 году, оказавшись в Париже, я написал книгу “Концентрационный мир и советская литература”, в которой посвятил “Колымским рассказам” отдельную главу “Полюс лютости”. На Западе к тому времени было уже немало шаламовских рассказов, уже вышли небольшие книжки по-французски, по-немецки, по-итальянски. А по-русски они все еще печатались врассыпную - по одному-два - в разных журналах. После долгих стараний, с помощью московского друга, мне удалось собрать, как мне тогда казалось, все “Колымские рассказы” и опубликовать их. Как мне передали, Варлам Тихонович, совсем уже слепой, перед смертью держал в руках толстый том - 895 страниц, 103 рассказа»7.
Однако ощущение неуслышанности не покидало Шаламова до самой смерти. Появлялись отдельные статьи о его прозе в не доходившей до него эмигрантской прессе8, в СССР писались «внутренние рецензии» в советские журналы и издательства, так и не приводившие к печатанию9. Один из самых глубоких отзывов - Андрея Синявского - звучал по радио10, но Шаламов не слушал западных станций, да и не мог слышать - из-за глухоты. Жизнь писателя догорала. В дневнике его есть запись: «Мне нужно сжечь себя, чтобы привлечь внимание»11. Догорев, он стал светить все ярче и ярче. После падения советской власти проза Шаламова стараниями И. Сиротинской стала выходить на родине писателя, сначала отдельными журнальными публикациями, затем полноценными книгами. О Шаламове пишут статьи, исследования, диссертации12, издаются «Шаламовские сборники». Творчество писателя, как некогда он сам, пройдя через ад, выходит к свету. Незадолго до смерти режиссер Андрей Тарковский записал в своем дневнике: «Читаю “Колымские рассказы” Шаламова - это невероятно! - Гениальный писатель! И не по тому, что он пишет, а по тому, какие чувства оставляет нам, прочитавшим его. Многие, прочтя, удивляются - откуда после всех этих ужасов чувство очищения - Шаламов рассказывает о страданиях и своей бескомпромиссной правдой - единственным оружием - заставляет сострадать и преклоняться перед человеком, который был в аду»13.
1 Шаламов В. О прозе (1965) // Шаламов В. Колымские рассказы. Стихотворения. М.: Эксмо, 2008. С. 24, 26.
2 История советской политической цензуры. М.: РОССПЭН, 1997. С. 583.
3 Шаламов В. В редакцию «Литературной газеты» // Литературная газета. 1972. 23 февраля.
4 В. Шаламов записывает в дневнике: «К сожалению, я поздно узнал о всем этом зловещем “Посеве” - только 25 января 1972 года от редактора своей книги в “Советском писателе”, а то бы поднял тревогу и год назад. При моей и без того трудной биографии только связи с эмигрантами мне не хватало» (Шаламов В. Несколько моих жизней. М.: Эксмо, 2009. С. 365). Вот что пишет о письме Шаламова Е. Шкловский: «Есть сведения, что у истоков этой шаламовской “акции” стоял Борис Полевой, в то время главный редактор “Юности”, где чаще всего выступал со стихами Шаламов. Полевой хорошо к нему относился и вполне мог из лучших побуждений подвигнуть его написать такое письмо. Но кондово-дежурные фразы... говорят о внутренней отстраненности автора от содержания этого письма. Философ Ю. Шрейдер, который встретился с Шаламовым через несколько дней после появления письма, вспоминает, что сам писатель относился к этой публикации как к ловкому трюку: вроде как он хитро всех провел, обманул начальство и тем самым смог себя обезопасить» (Шкловский Е.А. Варлам Шаламов. М.: Знание, 1991. С. 59-60).
5 Ср. с дневниковыми записями В. Шаламова: «Граница реализма проходит ныне в другом месте, чем сто и тысячу лет тому назад. Импрессионистов никак не обойдешь...»; «Я тоже считаю себя наследником, но не гуманной русской литературы XIX века, а наследником модернизма начала века. Проверка на звук. Многоплановость и символичность» (Шаламов В. Несколько моих жизней. С. 289, 333).
6 Шаламов В. О прозе. С. 19.
7 Геллер М. «Колымские рассказы», или «Левый берег» // Русская мысль (Париж). 1989. 22 сентября. С. 10.
8 Кроме статей М. Геллера, см., напр.: Шрейдер Ю. Философская проза Варлама Шаламова // Русская мысль. 1991. 14 июля. С. 11; Айги Г. Один вечер с Шаламовым // Вестник РХД (Париж; Нью-Йорк; М.). 1982. № 137. Там же, в рубрике «Вокруг Шаламова»: Якубов В. В круге последнем; Корнев Л. Геологическая тайна; Якобсон А. Лицо пейзажа-человека.
9 См., напр.: Дремов А. Рецензия на рукопись «Колымских рассказов» (внутренняя рецензия для «Нового мира», 1963) // Шаламовский сборник. Вологда: Грифон, 2002. Вып. 3 / сост. В.В. Есипов. С. 35-38. О. Волков вспоминает, как «написал рецензию на сборник его колымских рассказов, горячо их рекомендуя издательству “Советский писатель”. Вполне, впрочем, бесполезно. В те годы никакое издательство не могло и помыслить их опубликовать» (см.: Волков О. Наша вина и боль // Шаламовский сборник. Вып. 3. С. 39-43).
10 «Рассказы Шаламова применительно к человеку - учебник “Сопромата” (сопротивления материалов). Техники, инженеры это знают, имея дело с производством, строительством. А нам зачем? Ради опоры. Чтобы чувствовать предел. И поддаваясь мечтам и соблазнам, помнить, помнить - из чего мы сотканы. Для этого должен был кто-то подвести черту Колыме, черту человеку. С воздушными замками мы не устоим. Но, зная худшее, - можно еще попробовать жить» (см.: Синявский А.Д. О «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Срез материала (1980) // Синявский А.Д. Литературный процесс в России. М.: РГГУ, 2003. С. 342).
11 Шаламов В. Несколько моих жизней. С. 307.
12 См., напр., диссертацию на степень кандидата филологических наук A.B. Аношиной «Художественный мир Варлама Шаламова», защищенную в 2006 г. в Северодвинске.
13 Тарковский А. «Мартиролог»: Из дневника // Шаламовский сборник. Вологда: Грифон, 1997. Вып. 2 / сост. В.В. Есипов. С. 100.