Надежда Халитова. Лагерная речь и литературный язык в "Колымских рассказах"
Статья опубликована в сборнике "На крыльях слова : материалы международной заочной научной конференции, посвященной юбилею д-ра филол. наук, проф. С.Г. Шулежковой / Науч.-исслед. словарн. лаб., каф. РЯОЯиМК ; гл. ред. А.А. Осипова, Н.В. Позднякова"; чл. редколл. : С.А. Анохина, И.С. Клинкова, Е.П. Соколова, Л.Н. Чурилина. - Магнитогорск : ЗАО «Магнитогорский Дом печати», 2015. Электронная версия - на сайте Научно-исследовательской словарной лаборатории МГТУ им. Г.И. Носова.
__________
"Лагерная проза" В.Т. Шаламова как образец взаимотношения лагерной речи и литературного языка советской эпохи
В русской литературе второй половины ХХ в. возникает такое явление, как «лагерная проза». Сам термин сформировался в 1980-е гг., когда были опубликованы многочисленные воспоминания и художественные произведения о ГУЛАГе. «Лагерная проза» - это «самостоятельный словесный архипелаг в океане российской прозы. Гигантские, соизмеримые с континентами острова, помельче островки, островушки, банки да отмели судьбой соединены в единый художественно-тематический массив» [Емцев 1992: 82]. «Открыл» «лагерную» тему «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына (первая публикация в 1962 г.), в 1988 году увидел свет «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского. Среди произведений «лагерной прозы» следует назвать романы «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «Погружение во тьму» О. Волкова, «История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек» Е. Матвеевой, повести Е. Федорова «Жареный петух» и «Одиссея», «Непридуманное» Л. Разгона.
Варлам Тихонович Шаламов (1907-1982) завоевал известность шестью циклами очерков «Колымские рассказы», написанных между 1954 и 1973 годами. «Колымские рассказы» занимают в «лагерной прозе» особое место. И.В. Некрасова в исследовании «В. Шаламов-прозаик» пишет, что проза В.Т. Шаламова - «абсолютно отдельно стоящий остров в архипелаге «лагерной прозы». Неповторимое писательское видение, постоянное ощущение края жизни, за которым - лишь безумие, особые художественные приемы, отрицание классических реалистических традиций - все вобрала эта проза» [Некрасова 1995: 181]. Опыт описания идиостиля В.Т. Шаламова посредством комплексного лексикографического и фразеографического изучения индивидуальной языковой системы представлен в ряде научных исследований [Халитова 2009, 2014].
«Колымские рассказы» - это не просто воспоминания человека, прошедшего через ужасы советских лагерей, - это литература особого рода - «новая проза», как называл ее сам писатель. В письме к Ю. Шрейдеру В.Т. Шаламов писал: «Новая проза - само событие, бой, а не его описание. То есть документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза переживается как документ» [Шаламовский сборник 1994: 205]. Писатель неоднократно подчеркивал документальность своей прозы: «писатель должен уступить место документу и сам быть документальным» [Там же: 82].
Художественным принципом В.Т. Шаламова стало достижение «достоверности бытовой и психологической» [Емцев 1992: 327¬328]. Формулируя свои задачи как прозаика, В.Т. Шаламов пишет: «Отражать жизнь? Я ничего не хочу отражать, не имею права говорить за кого-то (кроме мертвецов колымских, может быть)» [Шаламовский сборник 1994: 204]. В следовании данному принципу В.Т. Шаламов был не одинок. Такой же позиции, например, придерживался видный прозаик В.П. Астафьев в романе о Великой Отечественной войне «Прокляты и убиты». Многие читатели восхищались «достоверностью и психологической убедительностью изображенного в романе бытия солдат на войне» [Осипова 2012: 73].
Многие исследователи творчества В.Т. Шаламова отмечают документальность, правдивость шаламовской прозы, ее автобиографичность. Вот типичные характеристики со страниц работ о В.Т. Шаламове: «Колымские рассказы» - прежде всего свидетельство» [Шаламовский сборник 1994: 217], «Его рассказы - типичный слепок места и времени» [Там же: 238], «Шаламов мечтал достичь достоверности протокола, наделенного статусом высшей художественности» [Там же: 176]. Помимо этого, отмечается аскетичность, сжатость его прозы, минимальная художественность, сдержанность в использовании художественных приемов.
Исследователи творчества В.Т. Шаламова еще не дали окончательного ответа на вопрос, чем является проза В.Т. Шаламова. Психологическо-физиологическим очерком? Этнографическим исследованием? Остросюжетной романтической новеллой или чем-то еще?
В «Воспоминаниях о Колыме» писатель, определяя особенности своего художественного языка, пишет: «На каком языке говорить с читателем? Если стремиться к подлинности, правде - язык будет беден, скуден. Метафоричность, усложненность речи возникает на какой-то ступени развития и исчезает, когда эту ступень перешагнуть в обратной дороге <...> Обогащение языка - это обеднение рассказа в смысле фактичности, правдивости. Я вынужден писать тем языком, которым я пишу сейчас и, конечно же, у него очень мало общего с языком, достаточным для передачи тех примитивных чувств и мыслей, которыми я жил в те годы» [Шаламовский сборник 1994: 38-39]. Вот что пишет о языке «тех лет» В.Т. Шаламов в рассказе «Сентенция»: «Язык мой, приисковый грубый язык, был беден, как бедны были чувства, еще живущие около костей. Подъем, развод по работам, обед, конец работы, отбой, гражданин начальник, разрешите обратиться, лопата, шурф, слушаюсь, бур, кайло, на улице холодно, дождь, суп холодный, суп горячий, хлеб, пайка, оставь покурить - двумя десятками слов обходился я не первый год. Половина из этих слов была ругательствами» (Шаламов, кн. 1, с. 346).
А. Синявский в статье «Срез материала» написал: «Героев в рассказах Шаламова нет. Характеры отсутствуют: не до психологии. Есть более или менее равномерные отрезки “человеко-времени” - сами рассказы» [Шаламовский сборник 1994: 227]. Сам автор «колымской эпопеи» особенностями жизни человека в лагере объяснял примитивность психологии своих героев: «... писатели с удручающей настойчивостью начиняют своих героев психологией, далекой от действительности, гораздо более усложненной. В человеке гораздо больше животного, чем кажется нам. Он много примитивнее, чем нам кажется. И даже в тех случаях, когда он образован, он использует это оружие для защиты своих примитивных чувств. В обстановке же, когда тысячелетняя цивилизация слетает, как шелуха, и звериное биологическое начало выступает в полном обнажении, остатки культуры используются для реальной и грубой борьбы за жизнь в ее непосредственной, примитивной форме» [Там же: 63].
Произведения В.Т. Шаламова открыли читателю неизвестную жизнь, познакомили с новыми героями - людьми, у которых вывернутое сознание. Для их изображения нельзя было использовать традиционные художественные приемы, и В.Т. Шаламов всем своим творчеством «восстал против литературных уроков гуманизма. «Русские писатели второй половины 19-го века, - писал В.Т. Шаламов, - несут в душе великий грех человеческой крови, пролитой под их знаменем в 20-м веке. Все террористы были толстовцы и вегетарианцы, все фанатики - ученики русских гуманистов. Этот грех им не замолить...» Отсюда и шаламовская нетерпимость к проповеди, указующему персту, к иллюзиям, что искусство может облагородить или научить человека добру и счастью. Отсюда поиски лаконизма, устранение всего лишнего, всего канонизированного в форме литературного письма...» [Шаламовский сборник 1994: 172].
Все произведения так называемой «гулаговской литературы» [Емцев 1992: 82] отличаются использованием элементов лагерной речи. Однако приемы «вживления» этой речи у каждого автора свои. Для художественной манеры Е. Гинзбург в романе «Крутой маршрут» характерна некая стилевая рафинированность, естественное отторжение единиц «блатной фени» и, одновременно, подчеркнутая небрежность в использовании официальных наименований (так, например, в тексте «Крутого маршрута» не представлен широкий спектр наименований, называющих представителей лагерной охраны, надзорсостава и конвоя - всех их Е. Гинзбург называет «вохровцами»). Напротив, «блатная феня», как и остальные составляющие лагерной речи, органично входят в художественную ткань романа «История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек» Е. Матвеевой (уже в заголовке романа в одном ряду наименований лагерного населения употреблены обще-тюремно-лагерное «зечка», официальное сокращение «з/к» и блатное «вольняшка»).
А. Солженицын графически точен в использовании единиц «блатной фени», к которым он обычно относится как к естественной реалии лагерной жизни.
В.Т. Шаламов - единственный из писателей лагерной прозы, кто стоял на твердых эстетических позициях в отношении к лагерной речи. В первую очередь, в использовании единиц «блатной фени». Если единицы «блатной фени» появляются в авторской речи, то в большинстве случаев за этим следует замечание, которым В. Шаламов маркирует данные единицы («как говорят блатные», «так говорят блатные», «по-блатному» и т. п.). Исследователи творчества В.Т. Шаламова (те немногие, кто обращает внимание на язык его произведений) отмечают, что в «Колымских рассказах» повествователь «отмежевывается от абсурдного языка абсурдного мира», что «к языку Колымы, к циничному лагерному жаргону Шаламов относится с откровенной брезгливостью» [Лейдерман 1992: 179]. «Блатное слово в «Колымских рассказах» появляется лишь как отголосок “чужой речи”. Причем повествователь чистоплотно отделяет его кавычками и тут же переводит <...> на нормальный язык» [Там же]. Используя традиционные единицы лагерной речи,
В.Т. Шаламов добивается той документальности, правдивости, к которой он стремился; он «рисует достоверную картину лагерной жизни, чьими приметами становятся фрагменты “блатной фени”, официального новояза, языка следственной практики и делопроизводства в СССР - лагерной речи в целом» [Халитова 2000: 20].
«Колымские рассказы» В.Т. Шаламова, занимающие особое место среди произведений лагерной прозы, являют собой образец «вживления» лагерной речи в художественную ткань произведения с целью максимально достоверно описать пережитое им и миллионами ему подобных, создать правдивую картину жизни людей, вместе с В.Т. Шаламовым переживших непростую эпоху сталинизма.
Литература
Берков, В.П. Большой словарь крылатых слов и выражений русского языка : ок. 5000 ед. : в 2 т. / В.П. Берков, В.М. Мокиенко, С.Г. Шулежкова ; под ред. С.Г. Шулежковой. - 2-е изд., испр. и доп. - Магнитогорск : МаГУ ; Greifswald : Ernst-Moritz-Arndt-Universitàt, 2008. - Т. 1. - 658 с.
Берков, В.П. Большой словарь крылатых слов и выражений русского языка : ок. 5000 ед. : в 2 т. / В.П. Берков, В.М. Мокиенко, С.Г. Шулежкова ; под ред. С.Г. Шулежковой. - 2-е изд., испр. и доп. - Магнитогорск : МаГУ ; Greifswald : Ernst-Moritz-Arndt-Universitàt, 2009. - Т. 2. - 737 с.
Емцев, М. Больно ли клюется жареный петух? / М. Емцев // Литературное обозрение. - 1992. - № 2. - С. 79-82.
Лейдерман, Н. «... В метельный, леденящий век»: О «Колымских рассказах» В. Шаламова / Н. Лейдерман // Урал. - 1992. - № 3. - С. 171-182.
Некрасова, И.В. В. Шаламов-прозаик (проблематика и поэтика) : дис. ... канд. филол. наук / И.В. Некрасова. - Самара, 1995. - 202 с.
Осипова, А.А. Концепты «Жизнь» и «Смерть» в художественной картине мира В.П. Астафьева : монография / А.А. Осипова. - М. : ФЛИНТА : Наука, 2012. - 200 с.
Халитова, Н.Р. К проблеме создания словаря языка В.Т. Шаламова / Н.Р. Халитова // Проблемы истории, филологии, культуры. - М. ; Магнитогорск ; Новосибирск, 2014. - № 3 (45). - С. 357-359.
Халитова, Н.Р. Лексико-семантическое поле «Жители страны ГУЛАГ» в «Колымских рассказах» В.Т. Шаламова (особенности структурно-семантической организации) : дис. . канд. филол. наук / Н.Р. Халитова. - Магнитогорск, 2000. - 194 с.
Халитова, Н.Р. Фрагмент словаря языка «Колымских рассказов» В.Т. Шаламова / Н.Р. Халитова // Проблемы истории, филологии, культуры. - М. ; Магнитогорск ; Новосибирск, 2009. - № 3 (24). - С. 550-555.
Шаламов, В. Колымские рассказы : в 2 кн. / В.Т. Шаламов. - М. : Рус. книга, 1992.
Шаламовский сборник / сост. В.В. Есипов. - Вологда : Изд-во ин-та повыш. квалификации и переподготовки пед. кадров, 1994. - Вып. 1. - 248 с.
Халитова Надежда Рэнатовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры сервиса и туризма Института истории, филологии и иностранных языков Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова. E-mail: halitova006@mail.ru
__________
"Лагерная проза" В.Т. Шаламова как образец взаимотношения лагерной речи и литературного языка советской эпохи
В русской литературе второй половины ХХ в. возникает такое явление, как «лагерная проза». Сам термин сформировался в 1980-е гг., когда были опубликованы многочисленные воспоминания и художественные произведения о ГУЛАГе. «Лагерная проза» - это «самостоятельный словесный архипелаг в океане российской прозы. Гигантские, соизмеримые с континентами острова, помельче островки, островушки, банки да отмели судьбой соединены в единый художественно-тематический массив» [Емцев 1992: 82]. «Открыл» «лагерную» тему «Один день Ивана Денисовича» А. Солженицына (первая публикация в 1962 г.), в 1988 году увидел свет «Факультет ненужных вещей» Ю. Домбровского. Среди произведений «лагерной прозы» следует назвать романы «Крутой маршрут» Е. Гинзбург, «Погружение во тьму» О. Волкова, «История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек» Е. Матвеевой, повести Е. Федорова «Жареный петух» и «Одиссея», «Непридуманное» Л. Разгона.
Варлам Тихонович Шаламов (1907-1982) завоевал известность шестью циклами очерков «Колымские рассказы», написанных между 1954 и 1973 годами. «Колымские рассказы» занимают в «лагерной прозе» особое место. И.В. Некрасова в исследовании «В. Шаламов-прозаик» пишет, что проза В.Т. Шаламова - «абсолютно отдельно стоящий остров в архипелаге «лагерной прозы». Неповторимое писательское видение, постоянное ощущение края жизни, за которым - лишь безумие, особые художественные приемы, отрицание классических реалистических традиций - все вобрала эта проза» [Некрасова 1995: 181]. Опыт описания идиостиля В.Т. Шаламова посредством комплексного лексикографического и фразеографического изучения индивидуальной языковой системы представлен в ряде научных исследований [Халитова 2009, 2014].
«Колымские рассказы» - это не просто воспоминания человека, прошедшего через ужасы советских лагерей, - это литература особого рода - «новая проза», как называл ее сам писатель. В письме к Ю. Шрейдеру В.Т. Шаламов писал: «Новая проза - само событие, бой, а не его описание. То есть документ, прямое участие автора в событиях жизни. Проза переживается как документ» [Шаламовский сборник 1994: 205]. Писатель неоднократно подчеркивал документальность своей прозы: «писатель должен уступить место документу и сам быть документальным» [Там же: 82].
Художественным принципом В.Т. Шаламова стало достижение «достоверности бытовой и психологической» [Емцев 1992: 327¬328]. Формулируя свои задачи как прозаика, В.Т. Шаламов пишет: «Отражать жизнь? Я ничего не хочу отражать, не имею права говорить за кого-то (кроме мертвецов колымских, может быть)» [Шаламовский сборник 1994: 204]. В следовании данному принципу В.Т. Шаламов был не одинок. Такой же позиции, например, придерживался видный прозаик В.П. Астафьев в романе о Великой Отечественной войне «Прокляты и убиты». Многие читатели восхищались «достоверностью и психологической убедительностью изображенного в романе бытия солдат на войне» [Осипова 2012: 73].
Многие исследователи творчества В.Т. Шаламова отмечают документальность, правдивость шаламовской прозы, ее автобиографичность. Вот типичные характеристики со страниц работ о В.Т. Шаламове: «Колымские рассказы» - прежде всего свидетельство» [Шаламовский сборник 1994: 217], «Его рассказы - типичный слепок места и времени» [Там же: 238], «Шаламов мечтал достичь достоверности протокола, наделенного статусом высшей художественности» [Там же: 176]. Помимо этого, отмечается аскетичность, сжатость его прозы, минимальная художественность, сдержанность в использовании художественных приемов.
Исследователи творчества В.Т. Шаламова еще не дали окончательного ответа на вопрос, чем является проза В.Т. Шаламова. Психологическо-физиологическим очерком? Этнографическим исследованием? Остросюжетной романтической новеллой или чем-то еще?
В «Воспоминаниях о Колыме» писатель, определяя особенности своего художественного языка, пишет: «На каком языке говорить с читателем? Если стремиться к подлинности, правде - язык будет беден, скуден. Метафоричность, усложненность речи возникает на какой-то ступени развития и исчезает, когда эту ступень перешагнуть в обратной дороге <...> Обогащение языка - это обеднение рассказа в смысле фактичности, правдивости. Я вынужден писать тем языком, которым я пишу сейчас и, конечно же, у него очень мало общего с языком, достаточным для передачи тех примитивных чувств и мыслей, которыми я жил в те годы» [Шаламовский сборник 1994: 38-39]. Вот что пишет о языке «тех лет» В.Т. Шаламов в рассказе «Сентенция»: «Язык мой, приисковый грубый язык, был беден, как бедны были чувства, еще живущие около костей. Подъем, развод по работам, обед, конец работы, отбой, гражданин начальник, разрешите обратиться, лопата, шурф, слушаюсь, бур, кайло, на улице холодно, дождь, суп холодный, суп горячий, хлеб, пайка, оставь покурить - двумя десятками слов обходился я не первый год. Половина из этих слов была ругательствами» (Шаламов, кн. 1, с. 346).
А. Синявский в статье «Срез материала» написал: «Героев в рассказах Шаламова нет. Характеры отсутствуют: не до психологии. Есть более или менее равномерные отрезки “человеко-времени” - сами рассказы» [Шаламовский сборник 1994: 227]. Сам автор «колымской эпопеи» особенностями жизни человека в лагере объяснял примитивность психологии своих героев: «... писатели с удручающей настойчивостью начиняют своих героев психологией, далекой от действительности, гораздо более усложненной. В человеке гораздо больше животного, чем кажется нам. Он много примитивнее, чем нам кажется. И даже в тех случаях, когда он образован, он использует это оружие для защиты своих примитивных чувств. В обстановке же, когда тысячелетняя цивилизация слетает, как шелуха, и звериное биологическое начало выступает в полном обнажении, остатки культуры используются для реальной и грубой борьбы за жизнь в ее непосредственной, примитивной форме» [Там же: 63].
Произведения В.Т. Шаламова открыли читателю неизвестную жизнь, познакомили с новыми героями - людьми, у которых вывернутое сознание. Для их изображения нельзя было использовать традиционные художественные приемы, и В.Т. Шаламов всем своим творчеством «восстал против литературных уроков гуманизма. «Русские писатели второй половины 19-го века, - писал В.Т. Шаламов, - несут в душе великий грех человеческой крови, пролитой под их знаменем в 20-м веке. Все террористы были толстовцы и вегетарианцы, все фанатики - ученики русских гуманистов. Этот грех им не замолить...» Отсюда и шаламовская нетерпимость к проповеди, указующему персту, к иллюзиям, что искусство может облагородить или научить человека добру и счастью. Отсюда поиски лаконизма, устранение всего лишнего, всего канонизированного в форме литературного письма...» [Шаламовский сборник 1994: 172].
Все произведения так называемой «гулаговской литературы» [Емцев 1992: 82] отличаются использованием элементов лагерной речи. Однако приемы «вживления» этой речи у каждого автора свои. Для художественной манеры Е. Гинзбург в романе «Крутой маршрут» характерна некая стилевая рафинированность, естественное отторжение единиц «блатной фени» и, одновременно, подчеркнутая небрежность в использовании официальных наименований (так, например, в тексте «Крутого маршрута» не представлен широкий спектр наименований, называющих представителей лагерной охраны, надзорсостава и конвоя - всех их Е. Гинзбург называет «вохровцами»). Напротив, «блатная феня», как и остальные составляющие лагерной речи, органично входят в художественную ткань романа «История одной зечки и других з/к, з/к, а также некоторых вольняшек» Е. Матвеевой (уже в заголовке романа в одном ряду наименований лагерного населения употреблены обще-тюремно-лагерное «зечка», официальное сокращение «з/к» и блатное «вольняшка»).
А. Солженицын графически точен в использовании единиц «блатной фени», к которым он обычно относится как к естественной реалии лагерной жизни.
В.Т. Шаламов - единственный из писателей лагерной прозы, кто стоял на твердых эстетических позициях в отношении к лагерной речи. В первую очередь, в использовании единиц «блатной фени». Если единицы «блатной фени» появляются в авторской речи, то в большинстве случаев за этим следует замечание, которым В. Шаламов маркирует данные единицы («как говорят блатные», «так говорят блатные», «по-блатному» и т. п.). Исследователи творчества В.Т. Шаламова (те немногие, кто обращает внимание на язык его произведений) отмечают, что в «Колымских рассказах» повествователь «отмежевывается от абсурдного языка абсурдного мира», что «к языку Колымы, к циничному лагерному жаргону Шаламов относится с откровенной брезгливостью» [Лейдерман 1992: 179]. «Блатное слово в «Колымских рассказах» появляется лишь как отголосок “чужой речи”. Причем повествователь чистоплотно отделяет его кавычками и тут же переводит <...> на нормальный язык» [Там же]. Используя традиционные единицы лагерной речи,
В.Т. Шаламов добивается той документальности, правдивости, к которой он стремился; он «рисует достоверную картину лагерной жизни, чьими приметами становятся фрагменты “блатной фени”, официального новояза, языка следственной практики и делопроизводства в СССР - лагерной речи в целом» [Халитова 2000: 20].
«Колымские рассказы» В.Т. Шаламова, занимающие особое место среди произведений лагерной прозы, являют собой образец «вживления» лагерной речи в художественную ткань произведения с целью максимально достоверно описать пережитое им и миллионами ему подобных, создать правдивую картину жизни людей, вместе с В.Т. Шаламовым переживших непростую эпоху сталинизма.
Литература
Берков, В.П. Большой словарь крылатых слов и выражений русского языка : ок. 5000 ед. : в 2 т. / В.П. Берков, В.М. Мокиенко, С.Г. Шулежкова ; под ред. С.Г. Шулежковой. - 2-е изд., испр. и доп. - Магнитогорск : МаГУ ; Greifswald : Ernst-Moritz-Arndt-Universitàt, 2008. - Т. 1. - 658 с.
Берков, В.П. Большой словарь крылатых слов и выражений русского языка : ок. 5000 ед. : в 2 т. / В.П. Берков, В.М. Мокиенко, С.Г. Шулежкова ; под ред. С.Г. Шулежковой. - 2-е изд., испр. и доп. - Магнитогорск : МаГУ ; Greifswald : Ernst-Moritz-Arndt-Universitàt, 2009. - Т. 2. - 737 с.
Емцев, М. Больно ли клюется жареный петух? / М. Емцев // Литературное обозрение. - 1992. - № 2. - С. 79-82.
Лейдерман, Н. «... В метельный, леденящий век»: О «Колымских рассказах» В. Шаламова / Н. Лейдерман // Урал. - 1992. - № 3. - С. 171-182.
Некрасова, И.В. В. Шаламов-прозаик (проблематика и поэтика) : дис. ... канд. филол. наук / И.В. Некрасова. - Самара, 1995. - 202 с.
Осипова, А.А. Концепты «Жизнь» и «Смерть» в художественной картине мира В.П. Астафьева : монография / А.А. Осипова. - М. : ФЛИНТА : Наука, 2012. - 200 с.
Халитова, Н.Р. К проблеме создания словаря языка В.Т. Шаламова / Н.Р. Халитова // Проблемы истории, филологии, культуры. - М. ; Магнитогорск ; Новосибирск, 2014. - № 3 (45). - С. 357-359.
Халитова, Н.Р. Лексико-семантическое поле «Жители страны ГУЛАГ» в «Колымских рассказах» В.Т. Шаламова (особенности структурно-семантической организации) : дис. . канд. филол. наук / Н.Р. Халитова. - Магнитогорск, 2000. - 194 с.
Халитова, Н.Р. Фрагмент словаря языка «Колымских рассказов» В.Т. Шаламова / Н.Р. Халитова // Проблемы истории, филологии, культуры. - М. ; Магнитогорск ; Новосибирск, 2009. - № 3 (24). - С. 550-555.
Шаламов, В. Колымские рассказы : в 2 кн. / В.Т. Шаламов. - М. : Рус. книга, 1992.
Шаламовский сборник / сост. В.В. Есипов. - Вологда : Изд-во ин-та повыш. квалификации и переподготовки пед. кадров, 1994. - Вып. 1. - 248 с.
Халитова Надежда Рэнатовна - кандидат филологических наук, доцент кафедры сервиса и туризма Института истории, филологии и иностранных языков Магнитогорского государственного технического университета им. Г. И. Носова. E-mail: halitova006@mail.ru