Марина Адамович. Иван Толстой, Роман Гуль и "Колымские рассказы" в "Новом журнале"
Из очень большой статьи главного редактора нью-йоркского "Нового журнала" Марины Адамович "Диатриба: апология эмиграции, или Роман Борисович vs Роман Николаевич", 14.07.2016. Статья посвящена Роману Гулю и передаче под названием "Жизнь на фукса" Ивана Толстого, посвященной опять же Гулю и транслировавшейся на Радио Свобода 29 июня прошлого года.
Ниже фрагмент статьи Адамович, касающийся Шаламова и публикаций в Новом журнале "Колымских рассказов" (1966-1976).
__________
Аркадий Белинков писал Гулю:
«Все мы без меры обязаны существованию «Нового Журнала»».
Получается, не все, - Иван Толстой обязан чему-то другому. А ведь именно на Радио «Свобода» (где нынче работает г-н Толстой) прошло в 1982 году это интервью с Гулем, откуда я цитирую А. Белинкова (беседовала Ю. Тролль). И там же, в беседе с Юлией Тролль Р. Б. Гуль еще раз сформулировал: (новожурнальцы) «непримиримы к насилью коммунистической диктатуры».
Гуль так и определял свою цель: журнал должен стать «магнитофонной лентой» русской культуры и эмиграции, это «наша посильная борьба с антикультурой большевизма, борьба за свободу». На этой ленте - качественная запись, знайте это.
Отдельно в ряду стоит имя Варлама Шаламова. Отдельно только потому, что сюжету опубликования «Колымских рассказов» Толстой уделил много экранного времени. Ухитрившись не сказать ни слова правды. Но ведь правда - вспомним, - она нетворческая, она не дает полета толстовской фантазии, полета в бездну, из которой звучит голос Ивана Никитича: «Гуль уничтожил Шаламова!.. И я, Иван Толстой, отваживаюсь бросить это обвинение в ответ… в неприятное лицо Романа Гуля!..» (sic!)
О нездоровом пристрастии Толстого к лицам, физиогномике, гаданиям, предсказаниям, видениям и собственным пророчествам сказано уже достаточно. Окститесь, голубчик, что ж вас так развезло… «И я… Иван Толстой…» - Стилистически уместнее было бы воскликнуть вполне по-царски: «Мы, Иван…» - и так далее. Но как заметил по случаю один не самый добрый, но замечательно талантливый эмигрант,- «Толстой да не тот». Вот так-то, Иван Алексеевич, - пардон, Никитич.
Ведь еще живы люди, которые помнят Романа Борисовича Гуля, которые с ним работали… в конце концов, ведь существуют документы… И история публикации шаламовских «Колымских рассказов» задокументирована и описана. [Действительно, задокументирована, только Марине Адамович эта документация будет не по душе]
Рукопись передали лично Р. Б. Гулю для публикации в журнале, ибо было известно, что именно Гуль проявляет интерес к неподцензурной самиздатовской свободной литературе в Советском Союзе.
Почитайте стенограмму из архива Радиостанции «Свобода», на которой вы работаете, - там этот эпизод тоже описан:
«Один известный американский профессор-славист как-то позвонил мне по телефону и сказал, что был в Москве и привез большую рукопись для «Нового Журнала». Я поблагодарил и на другой день профессор привез мне рукопись «Колымских рассказов». Это была очень большая рукопись, страниц в 600. …Мы печатали Шаламова несколько лет и были первыми, кто открыл Западу этого замечательного писателя, взявшего своей темой страшный и бесчеловечный ад Колымы».
Тему гулаговских лагерей Гуль затрагивал еще на страницах своей «Народной правды» в 1940-е годы, где печатал уникального эмигрантского писателя Сергея Максимова, отсидевшего в ГУЛАГе еще до войны, с его лагерными рассказами и очерками; он считал своим политическим, редакторским и человеческим долгом рассказать правду о советской диктатуре.
НЖ был в те времена, в 1960-е, - единственным литературным центром эмиграции, к нему стекалось все, - и Гуль был в ответе за все и за всех, так себя и позиционировал (кстати, редактировал тексты он сам, сам отбирал и формировал каждый номер журнала. Всю эту тщательную гигантскую его работу сохранил журнальный архив).
И когда г-н Толстой говорит, что «Гуль размывает «Колымские рассказы» по номерам журнала, что сборник Шаламова… теряет весь свой звук» - это свидетельствует лишь о том, что г-н Толстой не только плохо знает историю эмиграции, не только мало знаком с историей публикации Варлама Шаламова, но ничего не понимает и в том, как делается толстый литературный журнал, в чем специфика периодического издания такого формата, как работал НЖ с самиздатовскими текстами, как и с каким трудом внедрялось имя никому не известного советского прозаика в контекст мировой литературы.
Но тогда - с чего бы гнев «наивного, чистого сердца»? А даже и в неуравновешенном состоянии, и в творческом захлебе не стоило бы говорить о «Колымских рассказах» как об «ожерелье рассказиков».
Сначала переживи то, что там пережито, напиши - так, как Шаламов это написал, бейся так, как бился за эту прозу Гуль…
После публикации рассказов Шаламова в «Новом Журнале» имя писателя узнали во всех странах (НЖ уже тогда распространялся по всем континентам), и оно вернулось в Россию голосом именно из свободного мира - во всей своей силе. И стало невозможно уничтожить бывшего зека Варлама Шаламов; да, его можно было травить силами советских товарищей-писателей-фантазеров, - но новой посадки быть уже не могло. Все всё поняли правильно. Кроме Ивана Никитича.
Ниже фрагмент статьи Адамович, касающийся Шаламова и публикаций в Новом журнале "Колымских рассказов" (1966-1976).
__________
Аркадий Белинков писал Гулю:
«Все мы без меры обязаны существованию «Нового Журнала»».
Получается, не все, - Иван Толстой обязан чему-то другому. А ведь именно на Радио «Свобода» (где нынче работает г-н Толстой) прошло в 1982 году это интервью с Гулем, откуда я цитирую А. Белинкова (беседовала Ю. Тролль). И там же, в беседе с Юлией Тролль Р. Б. Гуль еще раз сформулировал: (новожурнальцы) «непримиримы к насилью коммунистической диктатуры».
Гуль так и определял свою цель: журнал должен стать «магнитофонной лентой» русской культуры и эмиграции, это «наша посильная борьба с антикультурой большевизма, борьба за свободу». На этой ленте - качественная запись, знайте это.
Отдельно в ряду стоит имя Варлама Шаламова. Отдельно только потому, что сюжету опубликования «Колымских рассказов» Толстой уделил много экранного времени. Ухитрившись не сказать ни слова правды. Но ведь правда - вспомним, - она нетворческая, она не дает полета толстовской фантазии, полета в бездну, из которой звучит голос Ивана Никитича: «Гуль уничтожил Шаламова!.. И я, Иван Толстой, отваживаюсь бросить это обвинение в ответ… в неприятное лицо Романа Гуля!..» (sic!)
О нездоровом пристрастии Толстого к лицам, физиогномике, гаданиям, предсказаниям, видениям и собственным пророчествам сказано уже достаточно. Окститесь, голубчик, что ж вас так развезло… «И я… Иван Толстой…» - Стилистически уместнее было бы воскликнуть вполне по-царски: «Мы, Иван…» - и так далее. Но как заметил по случаю один не самый добрый, но замечательно талантливый эмигрант,- «Толстой да не тот». Вот так-то, Иван Алексеевич, - пардон, Никитич.
Ведь еще живы люди, которые помнят Романа Борисовича Гуля, которые с ним работали… в конце концов, ведь существуют документы… И история публикации шаламовских «Колымских рассказов» задокументирована и описана. [Действительно, задокументирована, только Марине Адамович эта документация будет не по душе]
Рукопись передали лично Р. Б. Гулю для публикации в журнале, ибо было известно, что именно Гуль проявляет интерес к неподцензурной самиздатовской свободной литературе в Советском Союзе.
Почитайте стенограмму из архива Радиостанции «Свобода», на которой вы работаете, - там этот эпизод тоже описан:
«Один известный американский профессор-славист как-то позвонил мне по телефону и сказал, что был в Москве и привез большую рукопись для «Нового Журнала». Я поблагодарил и на другой день профессор привез мне рукопись «Колымских рассказов». Это была очень большая рукопись, страниц в 600. …Мы печатали Шаламова несколько лет и были первыми, кто открыл Западу этого замечательного писателя, взявшего своей темой страшный и бесчеловечный ад Колымы».
Тему гулаговских лагерей Гуль затрагивал еще на страницах своей «Народной правды» в 1940-е годы, где печатал уникального эмигрантского писателя Сергея Максимова, отсидевшего в ГУЛАГе еще до войны, с его лагерными рассказами и очерками; он считал своим политическим, редакторским и человеческим долгом рассказать правду о советской диктатуре.
НЖ был в те времена, в 1960-е, - единственным литературным центром эмиграции, к нему стекалось все, - и Гуль был в ответе за все и за всех, так себя и позиционировал (кстати, редактировал тексты он сам, сам отбирал и формировал каждый номер журнала. Всю эту тщательную гигантскую его работу сохранил журнальный архив).
И когда г-н Толстой говорит, что «Гуль размывает «Колымские рассказы» по номерам журнала, что сборник Шаламова… теряет весь свой звук» - это свидетельствует лишь о том, что г-н Толстой не только плохо знает историю эмиграции, не только мало знаком с историей публикации Варлама Шаламова, но ничего не понимает и в том, как делается толстый литературный журнал, в чем специфика периодического издания такого формата, как работал НЖ с самиздатовскими текстами, как и с каким трудом внедрялось имя никому не известного советского прозаика в контекст мировой литературы.
Но тогда - с чего бы гнев «наивного, чистого сердца»? А даже и в неуравновешенном состоянии, и в творческом захлебе не стоило бы говорить о «Колымских рассказах» как об «ожерелье рассказиков».
Сначала переживи то, что там пережито, напиши - так, как Шаламов это написал, бейся так, как бился за эту прозу Гуль…
После публикации рассказов Шаламова в «Новом Журнале» имя писателя узнали во всех странах (НЖ уже тогда распространялся по всем континентам), и оно вернулось в Россию голосом именно из свободного мира - во всей своей силе. И стало невозможно уничтожить бывшего зека Варлама Шаламов; да, его можно было травить силами советских товарищей-писателей-фантазеров, - но новой посадки быть уже не могло. Все всё поняли правильно. Кроме Ивана Никитича.