Андрей Василевский. "Метаморфозы "воровской идеи"
Из рецензии критика Андрея Василевского на переиздание в СССР книги известного диссидента, физика Валерия Чалидзе "Уголовная Россия". Опубликована в журнале Новый мир за январь 1992 года.
__________
Важнейшая тема в книге Чалидзе - воровской мир и его взаимоотношения с государством. «Основной смысл воровской идеи заключается в том, что вор обязан жить в весьма сильной степени отдельно от общества, не являться субъектом диктуемых обществом социальных связей», - пишет В. Чалидзе. Очень наглядно передает дух и суть этой «идеи» Шаламов, анализируя в своих «Очерках преступного мира» знаменитую книгу Достоевского. Так, большинство современных читателей вряд ли задумывались над тем, что в «Записках из Мертвого дома» вообще нет «блатных». «Все эти Петровы, Лучки, Сушиловы, Газины - все это, с точки зрения подлинного преступного мира... - «асмодеи», «фраера», «черти», «мужики», то есть такие люди, которые презираются, грабятся, топчутся настоящим «преступным миром»... Вор ведь - это не тот человек, который украл, - объясняет нам Шаламов. - Можно украсть... но не быть блатным, то есть не принадлежать к этому подземному гнусному ордену... Достоевский на своей каторге их не встречал, а если бы встретил, мы лишились бы, может быть, лучших страниц этой книги - утверждения веры в человека, утверждения доброго начала, заложенного в людской природе (разрядка моя.- А.В.)». Все персонажи «Мертвого дома», считает Шаламов, это «просто люди, столкнувшиеся с негативной силой закона, столкнувшиеся случайно, в потемках переступившие какую-то грань, вроде Акима Акимовича... Блатной же мир - это мир особого закона, ведущий вечную войну с тем миром, представителями которого являются и Аким Акимович, и Петров, вкупе с восьмиглазым плац-майором... Угреватый, наивный плац-майор - это их открытый враг, а Акимы Акимовичи и Петровы - их жертвы».
Так вот - и это любимая мысль В. Чалидзе - «русской истории было угодно, чтобы в соперничестве преступного мира с подражающими ему дилетантами одержали верх именно дилетанты». Это не означает, что дилетанты захватили первенство в преступной иерархии - от этого, считает автор, преступный мир сумел бы себя оградить. «Победа дилетантов состояла в том, что они (осенью 1917 года. - А.В.) захватили власть в стране и образовали свое государство, которое, подобно ранее существовавшим государственным конструкциям, располагало карательной системой для борьбы с преступным миром. Конечно, борьба с преступным миром не была с самого начала важной целью вновь организованного государства этих дилетантов. Напротив, они даже надеялись на своего рода мир с уголовными элементами: они освободили их из тюрем и... объявили социально близкими. Они даже высказали надежду, что деятели преступного мира также сочтут их социально близкими и прекратят деятельность, которая является преступной с точки зрения новой власти. Преступный мир, похоже, не был нисколько озадачен тем, что дилетанты захватили власть... Однако объявление уголовных преступников социально близкими новой власти было первым успешным шагом в борьбе с преступным миром (но не с преступностью. - А.В.)».
«До тех пор государство в России вело борьбу с преступным миром, а преступный мир исповедовал доктрину о неприкосновенности к действиям государственной власти: единственной формой контактов преступного мира с государством была карательная деятельность государства против преступного мира...». Новая власть протянула руку уголовникам, и некоторые из них ответили на этот призыв (кое-кто из них даже оказался на государственной службе и даже в правоохранительных органах). Таких «изменников» было относительно немного, им мстили; однако, как считает В. Чалидзе, «падение нравов» в воровском мире уже началось. Немалую роль тут сыграло новое, небывалое доселе положение уголовников в местах заключения. Как объясняет В. Чалидзе, уголовники пользовались бы любой возможностью притеснять «фраеров» и б е з пожеланий администрации, однако они не могли не знать, что этот террор угоден администрации, таким образом они действовали заодно с администрацией, выполняли ее волю3 независимо от того, оформлялось ли это соучастие в какие-либо конкретные договоренности. С точки зрения ортодоксальной «воровской идеи» это был подлинный упадок воровской «морали». В этом упадке В. Чалидзе видит руку искусного режиссера, что, по-моему, вовсе не очевидно. Но как бы то ни было, с началом войны началась новая фаза этого «упадка». Под угрозой расстрела многие заключенные, включая «цвет» уголовного мира, согласились проявить свой «патриотизм» (на самом деле несовместимый с блатной психологией) и пошли воевать, то есть оказались на государственной службе, нарушив тем самым основное правило воровского мира. Отвоевав, они возвращались к прежней профессии и в лагеря, где их встречали как изменников, заслуживающих смерти, - «сук» на блатном жаргоне. Но, как отмечает автор, в истории российского преступного мира еще не было столь массового и внезапного «ссучивания» - убивать пришлось бы слишком многих. «Суки» приняли вызов, и началась так называемая сучья война, выразительно описанная В. Шаламовым. «Суки» провозгласили «новый воровской закон», разрешающий ворам в известной мере сотрудничать с администрацией. Под страхом смерти часть воров приняла новый закон, часть погибла за «старую веру». Но не следует думать, замечает автор, что это был шаг к победе над преступным миром. С введением нового воровского закона легче стало быть вором, поэтому известный упадок воровского мира как некоего социального института означал вовсе не его крах, а, напротив, повышение его жизнеспособности.
Такова вкратце концепция В. Чалидзе.
3 В последние десятилетия положение начало меняться. «Когда мои сокамерники узнавали, в чем меня обвиняют, они реагировали однозначно: «Так ты против коммуняков? Дайте ему лучшее место!» - вспоминает Феликс Светов.- Возможно ли это было во времена Шаламова и Солженицына? В современной тюрьме больше нет деления на ”классово чуждых” и ”социально близких”» («Московские новости» 17.02.91)
__________
Важнейшая тема в книге Чалидзе - воровской мир и его взаимоотношения с государством. «Основной смысл воровской идеи заключается в том, что вор обязан жить в весьма сильной степени отдельно от общества, не являться субъектом диктуемых обществом социальных связей», - пишет В. Чалидзе. Очень наглядно передает дух и суть этой «идеи» Шаламов, анализируя в своих «Очерках преступного мира» знаменитую книгу Достоевского. Так, большинство современных читателей вряд ли задумывались над тем, что в «Записках из Мертвого дома» вообще нет «блатных». «Все эти Петровы, Лучки, Сушиловы, Газины - все это, с точки зрения подлинного преступного мира... - «асмодеи», «фраера», «черти», «мужики», то есть такие люди, которые презираются, грабятся, топчутся настоящим «преступным миром»... Вор ведь - это не тот человек, который украл, - объясняет нам Шаламов. - Можно украсть... но не быть блатным, то есть не принадлежать к этому подземному гнусному ордену... Достоевский на своей каторге их не встречал, а если бы встретил, мы лишились бы, может быть, лучших страниц этой книги - утверждения веры в человека, утверждения доброго начала, заложенного в людской природе (разрядка моя.- А.В.)». Все персонажи «Мертвого дома», считает Шаламов, это «просто люди, столкнувшиеся с негативной силой закона, столкнувшиеся случайно, в потемках переступившие какую-то грань, вроде Акима Акимовича... Блатной же мир - это мир особого закона, ведущий вечную войну с тем миром, представителями которого являются и Аким Акимович, и Петров, вкупе с восьмиглазым плац-майором... Угреватый, наивный плац-майор - это их открытый враг, а Акимы Акимовичи и Петровы - их жертвы».
Так вот - и это любимая мысль В. Чалидзе - «русской истории было угодно, чтобы в соперничестве преступного мира с подражающими ему дилетантами одержали верх именно дилетанты». Это не означает, что дилетанты захватили первенство в преступной иерархии - от этого, считает автор, преступный мир сумел бы себя оградить. «Победа дилетантов состояла в том, что они (осенью 1917 года. - А.В.) захватили власть в стране и образовали свое государство, которое, подобно ранее существовавшим государственным конструкциям, располагало карательной системой для борьбы с преступным миром. Конечно, борьба с преступным миром не была с самого начала важной целью вновь организованного государства этих дилетантов. Напротив, они даже надеялись на своего рода мир с уголовными элементами: они освободили их из тюрем и... объявили социально близкими. Они даже высказали надежду, что деятели преступного мира также сочтут их социально близкими и прекратят деятельность, которая является преступной с точки зрения новой власти. Преступный мир, похоже, не был нисколько озадачен тем, что дилетанты захватили власть... Однако объявление уголовных преступников социально близкими новой власти было первым успешным шагом в борьбе с преступным миром (но не с преступностью. - А.В.)».
«До тех пор государство в России вело борьбу с преступным миром, а преступный мир исповедовал доктрину о неприкосновенности к действиям государственной власти: единственной формой контактов преступного мира с государством была карательная деятельность государства против преступного мира...». Новая власть протянула руку уголовникам, и некоторые из них ответили на этот призыв (кое-кто из них даже оказался на государственной службе и даже в правоохранительных органах). Таких «изменников» было относительно немного, им мстили; однако, как считает В. Чалидзе, «падение нравов» в воровском мире уже началось. Немалую роль тут сыграло новое, небывалое доселе положение уголовников в местах заключения. Как объясняет В. Чалидзе, уголовники пользовались бы любой возможностью притеснять «фраеров» и б е з пожеланий администрации, однако они не могли не знать, что этот террор угоден администрации, таким образом они действовали заодно с администрацией, выполняли ее волю3 независимо от того, оформлялось ли это соучастие в какие-либо конкретные договоренности. С точки зрения ортодоксальной «воровской идеи» это был подлинный упадок воровской «морали». В этом упадке В. Чалидзе видит руку искусного режиссера, что, по-моему, вовсе не очевидно. Но как бы то ни было, с началом войны началась новая фаза этого «упадка». Под угрозой расстрела многие заключенные, включая «цвет» уголовного мира, согласились проявить свой «патриотизм» (на самом деле несовместимый с блатной психологией) и пошли воевать, то есть оказались на государственной службе, нарушив тем самым основное правило воровского мира. Отвоевав, они возвращались к прежней профессии и в лагеря, где их встречали как изменников, заслуживающих смерти, - «сук» на блатном жаргоне. Но, как отмечает автор, в истории российского преступного мира еще не было столь массового и внезапного «ссучивания» - убивать пришлось бы слишком многих. «Суки» приняли вызов, и началась так называемая сучья война, выразительно описанная В. Шаламовым. «Суки» провозгласили «новый воровской закон», разрешающий ворам в известной мере сотрудничать с администрацией. Под страхом смерти часть воров приняла новый закон, часть погибла за «старую веру». Но не следует думать, замечает автор, что это был шаг к победе над преступным миром. С введением нового воровского закона легче стало быть вором, поэтому известный упадок воровского мира как некоего социального института означал вовсе не его крах, а, напротив, повышение его жизнеспособности.
Такова вкратце концепция В. Чалидзе.
3 В последние десятилетия положение начало меняться. «Когда мои сокамерники узнавали, в чем меня обвиняют, они реагировали однозначно: «Так ты против коммуняков? Дайте ему лучшее место!» - вспоминает Феликс Светов.- Возможно ли это было во времена Шаламова и Солженицына? В современной тюрьме больше нет деления на ”классово чуждых” и ”социально близких”» («Московские новости» 17.02.91)