Алексей Панфилов. Мемуары Шаламова и литературный лабиринт 20-х годов (I)
Литсеминар. А.Н. Чичерин
Составляя биобиблиографическую заметку об А.Н.Чичерине для своих разысканий по поводу его очерка "Каждый человек", я сослался на В.Т.Шаламова, который в паре своих эссе начала 60-х годов ставил Чичерина в пример молодым современным поэтам-авангардистам. Знал бы я, куда эта невинная ссылка меня приведет!..
Помимо этих эссе, Шаламов пишет о Чичерине в своих литературных воспоминаниях "Двадцатые годы". Они были впервые полностью опубликованы в 1991 году [точнее, в 1985 в парижском альманахе "А-Я" под аутентичным названием "Осколки двадцатых годов", см. ниже]. Здесь он останавливается на этой фигуре несколько подробнее. Но в каком виде предстает у него этот поэт и теоретик! -
"Недавно мне в руки попали стихотворения молодого "новатора" Г. Сапгира. Это были странички, заполненные точками, и среди точек попадали два-три слова, составляющие, по мнению автора, сокровенный смысл стихов:
...Взрыв...жив
и т. п.
Увы, эти использования точек довел до совершенства в двадцатых годах Алексей Николаевич Чичерин, грамотный и хитрый ничевок, выступавший на концертах, безмолвно скрещивая руки и делая трагическое лицо. "Опус" назывался "Поэма конца". Все эти ничевоки, фразари выступали на эстрадах и даже не без успеха у публики".
Начать с того, что Шаламов вдруг причисляет его... к поэтической группе "ничевоков" - тогда как, если о Чичерине и вспоминают, то только как об одном, наряду с Сельвинским, из основателей конструктивизма в литературе. Во-вторых же... и вовсе приписывает ему авторство произведения, столь же хрестоматийно известного, как этот факт. Воспоминания Шаламова процитировал в своей статье, напечатанной в 1989 году в журнале "Русская литература" (Амстердам), Д.Янечек - один из составителей антологии "Забытый авангард" 1987 года, где был воспроизведен текст чичеринского манифеста "Кан-Фун". Янечек с изумлением отмечает, что скандально знаменитая "Поэма конца", о которой говорит Шаламов, принадлежала в действительности поэту-футуристу Василиску Гнедову, да и вообще... появилась на свет еще в предыдущем десятилетии!
Сюда нужно добавить искаженное отчество - "Иванович" (впрочем, фигурирующее лишь в той парижской публикации воспоминаний Шаламова 1985 года, сделанной по тексту неправленной машинописи, которую цитирует исследователь; не знаю, передает ли это разночтение написание отчества в авторской рукописи и не "исправили" ли позднейшие публикаторы эту "ошибку" мемуариста, печатая привычное отчество Чичерина - "Николаевич"). Наконец, Шаламов, уверенно числит Чичерина в 1960-е годы живым, тогда как, согласно архивным данным, он скончался на самом пороге их, в 1960 году...
Д.Янечек ситает это нагромождение невероятных ошибок самым вопиющим проявлением того состояния малоизученности, в котором находится чичеринская биография. По мнению исследователя, все это можно объяснить ошибками памяти мемуариста, не имевшего возможности проверить приводимые им сведения по документальным источникам. В то же время, противореча себе, указанный автор признает... что чтение В.Гнедовым его "Поэмы конца" (известное нам по воспоминаниям В.Пяста) описывается Шаламовым очень точно! Следовательно, мемуарист должен был прекрасно знать, что, рассказывая об А.Н.Чичерине, он контаминирует черты разных литературных деятелей первой трети ХХ века...
И действительно: если детально проанализировать приводимый Шаламовым литературный портрет, то окажется, что он представляет собой... самое настоящее произведение искусства, пастиш, выполненный очень тщательно, со знанием дела, и демонстрирующий великолепную осведомленность мемуариста о малоизвестных или вообще не дошедших еще до нашего времени подробностях литературной жизни 20-х годов. И автор указанного исследования о Чичерине Д.Янечек должен был бы знать это, как никто другой.
А.Н.Чичерин к группе "ничевоков", конечно, не принадлежал. Но ассоциация его имени с нею говорит о том, что Шаламов знает литературную биографию Чичерина не по наслышке. Сам же Янечек в своей работе сообщает хорошо известный факт: поэму Чичерина "Звонок к дворнику" иллюстрировал, или вернее - выполнил в графическом материале, поскольку поэма и состоит из одних рисунков, художник Борис Земенков. Причем известно, что рисунки были сделаны по собственным указаниям автора-поэта (подобно тому, скажем, как В.А.Фаворский выполнял по авторским указаниям знаменитую обложку к книге П.А.Флоренского 1922 года "Мнимости в геометрии"). Это означает, что между Чичериным и Земенковым существовали такие же тесные творческие контакты.
А в начале 1920-х годов не кто иной, как Б.Земенков... и являлся одним из основателей и участников поэтической группы "ничевоков"!
Тот же Янечек приводит данные автобиографии А.Н.Чичерина, в которой тот, в частности, утверждает, что во второй половине 1920-х годов являлся техническим и художественным редактором журнала "Советское искусство", выходившего под эгидой Главискусства Наркомпроса, то есть А.В.Луначарского и А.И.Свидерского. Одним из активных участников этого журнала также являлся Б.Земенков. Кроме того, на его страницах в эти годы появилось несколько статей, подписанных именами Рюрика Рока (не путать с Александром Семеновичем Рокком - героем повести "Роковые яйца" М.А.Булгакова!) и Ипполита Соколова - бывших соратников Земенкова, сначала по литературной группе экспрессионистов, а затем - тех самых "ничевоков".
Спрашивается теперь: неужто Шаламов "случайно" причисляет основателя литературного конструктивизма в России А.Н.Чичерина к "ничевокам", и не свидетельствует ли эта его "ошибка" - о действительно существовавших литературных связях Чичерина?
Янечек прекрасно характеризует парадоксальность теоретической концепции Чичерина, которая может служить уже не только биографическим, но и концептуальным основанием к тому, чтобы ассоциировать его с литературной группой, сформулировавшей свое жизненное и творческое кредо с помощью понятия "ничто". Позиция Чичерина, в конечном счете, означала... исчезновение поэзии как словесного искусства, превращение ее как такой - в ничто, переход в иное: немую визуальность. Путь самого Земенкова от поэзии "ничевочества" к живописи и графике - и был, собственно говоря, практическим эквивалентом этих теоретических взглядов.
То же можно сказать и о поэзии Чичерина, хорошо в этом аспекте охарактеризованной Янечеком: она является... как бы слепком с творческой манеры Земенкова. Говоря об иллюстрациях художника к поэме "Звонок к дворнику", исследователь отмечает вполне традиционную предметную изобразительность их, лишь осложненную элементами сюрреалистического видения мира (так что даже отечественные авторы, пишущие о Чичерине, говорят об этих рисунках как первой ласточке сюрреализма в России; впрочем, полу-комическим, полу-провидческим предвосхищением этого веяния можно считать... еще последнюю поэтическую книгу мэтра русского символизма В.Я.Брюсова, которая так и называлась: "Дали").
Ничего удивительного в этом характере рисунков нет: Борис Земенков в середине 20-х годов входил в группу художников "Бытие", творческим принципом которых как раз и являлось стремление избежать крайностей авангардизма. Но тот же самый контраст Янечек (и другие исследователи) отмечает и в собственноручных "конструкциях" Чичерина: наряду с крайне авангардными вещами, уничтожающими поэзию дотошными попытками передачи фонетических особенностей устной речи, переходящими в бессмысленные геометрические построения, - у него имеются вполне осмысленные поэтические тексты, написанные с минимальными отступлениями от традиционной системы стихосложения, а также "стихотворения", представляющие собой на самом деле прозаические тексты - "сказовые" повествования, вполне достойные, как справедливо отмечает автор работы... пера Лескова и Зощенко!
*
Сообщив в первой записи этого "чичеринского" блока о том, что мемуары В.Т.Шаламова "Двадцатые годы" впервые полностью были опубликованы в нашей стране в 1991 году, - я совершил ошибку. Я имел в виду сборник нескольких авторов "Записки очевидцев", в который вошли и данные воспоминания Варлама Шаламова. Однако... в этом издании они были перепечатаны по первой своей, сокращенной публикации в журнале "Юность" в 1987 году! Фрагмент об А.Н.Чичерине в эти публикации вообще не вошел. Судите сами: мог ли я предположить, что в 1991 году, на пике "перестроечного" полиграфического бума мемуары Шаламова будут печататься... в сокращенном виде?!
Но это еще что: оказывается, в сокращенной редакции этот текст был напечатан и в сборнике шаламовских мемуаров... аж 2001 года! Первую публикацию, в которой текст воспоминаний приводится полностью (да и то - употребляя это выражение условно), пролистав известные мне издания, я нашел только в сборнике Шаламова: "Новая книга. Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела". А была издана эта "Новая книга"... лишь совсем недавно, только в 2004 году! Не могу не ставить в каждой фразе восклицательных знаков: почти 20 лет спустя после публикации в парижском издании мемуары Шаламова впервые в полном (и опять повторю: относительно полном) виде были напечатаны на родине автора!.. Это что-нибудь да говорит об их исторической ценности, вернее даже - сенсационности?.. [Говорит, в первую очередь, о качестве публикаций Сиротинской, что очевидно, несмотря на примирительный тон следующего абзаца].
Я нисколько не хочу умалить заслуг и трудов публикатора шаламовского литературного наследия И.П.Сиротинской. Данное произведение - мемуары "Двадцатые годы" - действительно представляет собой сложнейшую текстологическую проблему, которую вообще невозможно разрешить принятыми сегодня средствами историко-литературной науки и которая требует совершенно иных научных подходов, развиваемых, в частности, здесь, у нас на "Литсеминаре". Теперь, после более подробного, чем в начале, знакомства с доступными печатными источниками для меня, даже без обращения к рукописям, совершенно ясен эдиционный приоритет парижского издания 1985 года. Вопрос о достоверности воспроизведения в нем самых интересных для нас мест возник сразу же при разговоре об отражении в этом тексте фигуры Алексея Н. Чичерина.
Совершенно ясно теперь, что в случаях разночтений следует доверять не отечественным (роковым образом продолжающим оставаться... сокращенными!) публикациям воспоминаний Шаламова, а этому, первому его воспроизведению, несмотря на то что оно было осуществлено, как нам сообщают, с неправленной, неавторизованной машинописи. Парижские издатели просто-напросто буквально, с фотографической точностью воспроизвели имеющийся у них в распоряжении текст - в отечественных изданиях осложненный редакторскими конъектурами (совершавшимися, в этом не может быть никаких сомнений, с самыми лучшими намерениями).
Речь идет о всех тех мнимых "ошибках" мемуариста, которые послужили предметом анализа в настоящей серии заметок и выявили в результате свою... огромную историческую ценность! Об этом легко судить, взглянув на текст посвященного А.Н.Чичерину фрагмента, опубликованного в указанном издании 2004 года и на сайте, посвященном В.Т.Шаламову, в Интернете. Часть того, что при первом взгляде кажется ошибками Шаламова, в этих публикациях (в сравнении с изданием 1985 года) убрано. Но не нужно думать, что тем самым убраны "ошибки", вызванные публикацией воспоминаний по несовершенной рукописи. Другая часть ошибок осталась.
Осталось - причисление Шаламовым А.Н.Чичерина к группе поэтов-"ничевоков" (к которой он в действительности никогда не принадлежал), осталось столь же вопиющее приписание ему авторства поэмы Василиска Гнедова. О последнем казусе в комментариях 2004 года вообще ничего не говорится. "Поэму конца" следует считать... принадлежащей Чичерину! Но не лучшим образом обстоит дело и относительно первого. Комментарии подтверждают, сообщенную мемуаристом, принадлежность Чичерина к группе поэтов-"ничевоков". А.Н.Чичерин так прямо и характеризуется: "поэт-ничевок"! Заметим: это говорится не о ком-нибудь, а об основателе такой солиднейшей литературной группы, как поэты-конструктивисты!..
Совершенно ясно: отечественные публикаторы, помедлив... в течении двадцати лет, в конце концов те "ошибки", которые были им известны, - из текста Шаламова изъяли. Но точно такие же, и еще даже более вопиющие ошибки, установить которые они не смогли, - остались... К числу изъятых, но существующих в оригинале "ошибок", в чем у меня теперь нет сомнений, и принадлежат те разночтения между парижским и отечественными изданиями, которые вызвали у меня недоумения в самом начале.
А именно: интересующее нас на всем протяжении нашего разговора лицо поименовано в издании 1985 года... "Алексеем Ивановичем Чичериным". Разумеется: упоминания такого имени ни в каких справочниках по истории литературы найти невозможно, и публикаторы с легкой душой... решают считать это опиской, обмолвкой автора, которую безо всяких оговорок можно и нужно исправить. А между тем... после внимательного изучения творческого наследия А.Н.Чичерина выбор этого мнимого отчества оказывается ничуть не менее ценным откровением мемуариста, чем те другие его "ошибки", которые позднейшие публикаторы не исключили.
Чтобы очертить весь круг проблематики, открывающейся этим очередным указанием Шаламова и вновь демонстрирующей его безукоризненную и прямо-таки ошеломляющую компетентность, - нужно написать отдельное исследование. В самом деле, будет ли для читателя иметь какое-нибудь значение, если я просто скажу, что тем самым Шаламовым ставится в связь с А.Н.Чичериным... выдающийся поэт-символист Вячеслав Иванов? - Ведь для того, чтобы эта "расшифровка" загаданной мемуаристом загадки действительно имела какое-нибудь значение, необходимо прийти к открытию роли фигуры Вяч. Иванова в известном нам "чичеринском" корпусе текстов самостоятельным путем...
Но даже и помимо этого скрытого пласта, уже руководствуясь знаниями, которые приводились мной в предшествующих записях, можно сразу же оценить принципиальность факта замены отчества у Чичерина - статус этого явления как литературного приема, а не случайной ошибки. Ведь мы знаем, что на путаницу их имен сетовал другой... А.Чичерин, его современник, тоже поэт, ставший затем известным литературоведом, имя которого отличалось от имени А.Н.Чичерина одним только отчеством!
И именно к этому относится другая "ошибка" мемуариста, известная нам по сборнику 1985 года и... тоже исключенная в отечественных публикациях! Придав Чичерину "неправильное" отчество (только не "Владимирович", как у его тезки, а "Иванович"), В.Т.Шаламов в конце посвященного ему фрагмента сообщает и вовсе шутовскую, гротескную "новость":
"А.Чичерин впоследствии, в конце 1950-х годов написал большое исследование о русском романе - вполне традиционную книжку".
Повторю: речь шла об Алексее Николаевиче Чичерине, а книгу, о которой идет речь, - "Возникновение романа-эпопеи" (М., 1958) написал другой Чичерин, Алексей Владимирович! И вновь публикаторы не могли ошибиться: им нужно было только взглянуть на персоналии советских литературоведов. И они... вновь сочли за лучшее сократить (в "первом полном издании"!) этот "неудобный", этот бесценный отрывок...
В чем состоит шутовской характер последней шаламовской "ошибки" - нужно пояснить. Шутовство, гротескность фразы возникает, в первую очередь, благодаря обычному для клоунады стечению кричащих контрастов. Между прочим, эти контрасты становятся особенно очевидными в том английском переводе (в статье Д.Янечека об А.Н.Чичерине 1989 года), по которому, в обратном переводе на русский язык, я цитирую полный текст воспоминаний Шаламова. С одной стороны, поэт-авангардист Чичерин, утверждает мемуарист, - создает "традиционную книжку". Далее, эта "книжка" (так, очевидно, должно быть сказано в русском оригинале) переводится у Янечеком выражением "little book" - и, таким образом, "большое исследование" - оказывается... "маленькой книгой".
Наконец, в столкновении с именем А.Н.Чичерина этой, а не другой какой-либо литературоведческой работы его тезки - Шаламовым обнаруживается один из важнейших его, этого имени, обертонов. "Роман-эпопея", как нетрудно догадаться, - это "Война и мир", произведение... Льва Николаевича Толстого. А другого Толстого - современника Чичерина, Булгакова и Шаламова звали... Алексеем Николаевичем, то есть являлся он - полным тезкой героя шаламовских мемуаров! И это имя-отчество, должен сказать, служит одним из важнейших намеков, связанных с "А.Н.Чичериным", указывая на писателя, который, со времен своего заведования литературным отделом берлинской газеты "Накануне" являлся литературным знакомым, другом того писателя, в связи с которым, собственно, у нас и возник интерес к фигуре А.Н.Чичерина и его произведениям, - М.А.Булгакова.
Итак, имя А.Н.Чичерина - вообще оказывается созданным, склеенным из имен его современников-знаменитостей: известнейший русский писатель, "красный граф" А.Н.Толстой, народный комиссар иностранных дел Г.В.Чичерин (пронизывающую книгу А.Н.Чичерина "Кан-Фун" игру на этом совпадении фамилий я уже мимоходом отмечал в одной из предшествующих записей)... И безусловная аутентичность всех этих мнимых "ошибок" Шаламова проявляется, в частности, в том, что он - продолжает эту, не им основанную стратегию построения литературной фигуры.
И у него тоже, как мы видели, образ А.Н.Чичерина создается отнюдь не из присущих ему индивидуальных черт, с которыми столкнулся мемуарист, но... из лоскутьев литературных биографий иных писателей, его современников - футуриста В.Гнедова, поэтов-"ничевоков"!.. Словом, усилиями мемуариста создается такое впечатление, что... "А.Н.Чичерин" - это "ничто", пустое, несуществующее место, форму которому придают заимствованные, готовые материалы. Оправдывается, тем самым, и сакраментальное причисление Чичерина к "ничевокам", становясь... определением сущности уже не поэтического метода, не отношения к литературе - а самой этой литературной фигуры!
То же самое значение, по-видимому, имеет и утверждение Шаламова, что в момент написания его воспоминаний и эссе 1960-х годов Алексей Чичерин... был еще жив (напомню, что, согласно сведениям РГАЛИ, он умер как раз в 1960 году). С внешней стороны "легенда" у этой, очередной "ошибки" мемуариста - безупречная: подобное утверждение было бы совершенно справедливо по отношению к тезке, Алексею Владимировичу, литературоведу - а ведь с ним-то Шаламов нашего А.Н.Чичерина якобы "путает"!
Но наличие доподлинной, настоящей ошибки в столь математически выверенных воспоминания Шаламова, какими они теперь предстают перед нами, - то, что он счел здравствующего А.В.Чичерина тем самым поэтом-авангардистом 20-х годов, о котором вспоминает, - наличие такой ошибки в них было бы чем-то... сверхъестественным!
Да к тому же мемуарист не зря же создавал свои гротескные противопоставления, в том числе противопоставление "авангардного" и "традиционного": свидетель литературной жизни 1920-х годов, он мог, теоретически говоря, спутать крайнего поэта-авангардиста Алексея Чичерина с традиционным, "нормальным" литературоведом 50-х - 60-х годов, его тезкой. Но не мог же он, при всей своей внушительной осведомленности и проявленной в литературных разборах щепетильности и чутье в отношении поэзии, спутать... того Алексея Н. Чичерина, о котором мы ведем речь, - со вполне заурядным, традиционным (даже - "классицистическим", как заявляла себя группа литературной молодежи, к которой он принадлежал) поэтом, каким был в немногочисленных своих стихотворных опусах 1920-х годов Алексей В. Чичерин!..
А.В.Чичерин уже в 1920-е годы стал известен в качестве литературоведа; список его книжек по литературоведению приводится на последней странице итогового сборника его лирики "Крутой подъем" (М., 1927) - вовсе не создавая кричащего контраста, о котором пишет Шаламов, а вполне гармонируя с ним своей традиционностью; причем одна из этих книжек (Литература как искусство слова: Очерк теории литературы. М., 1927) была отрцензирована не где-нибудь, а... в журнале "Советское искусство", чуть ли не в одном из номеров, где в списке редакторов фигурирует имя... другого Чичерина!
Так что "легенда" мемуариста оказывается на поверку дутой, как мыльный пузырь, и совершенно очевидно, что его сенсационное заявление о "жизни после смерти" нужно относить именно к тому А.Чичерину, который "умер" в 1960 году. И... ровным счетом ничего абсурдного в этом заявлении Шаламова нет! Если А.Н.Чичерин был биографической фикцией, литературным "ничто" - то каким же образом, спрашивается, он мог... умереть?
И теперь, после нашего знакомства с воспоминаниями В.Т.Шаламова и разбора их, становится совершенно понятной та линия, которая с какой-то удивляющей неизбежностью дает о себе знать во всех, без исключения, других мемуарных пассажах современников, посвященных А.Н.Чичерину (большая их часть собрана в указанной мной в самом начале антологии Д.Янечека и А.Очеретянского).
Мемуары Шаламова просто явились наиболее ярким, откровенным и полным проявлением этой линии и послужили окончательным подтверждением того, что странности в описании фигуры Чичерина у остальных мемуаристов не являются ни случайными казусами и искажениями, будь то памяти или текста, - ни иллюзиями воображения чересчур впечатлительного исследователя. То есть вашего покорного слуги, который, впрочем, ни малейших подозрений относительно факта существования "А.Н.Чичерина" никогда не имел и поначалу просто не хотел верить своим глазам, когда свидетельства этого не-существования стали попадаться на каждом шагу и по самым различным поводам!..
*
(окончание здесь)
Составляя биобиблиографическую заметку об А.Н.Чичерине для своих разысканий по поводу его очерка "Каждый человек", я сослался на В.Т.Шаламова, который в паре своих эссе начала 60-х годов ставил Чичерина в пример молодым современным поэтам-авангардистам. Знал бы я, куда эта невинная ссылка меня приведет!..
Помимо этих эссе, Шаламов пишет о Чичерине в своих литературных воспоминаниях "Двадцатые годы". Они были впервые полностью опубликованы в 1991 году [точнее, в 1985 в парижском альманахе "А-Я" под аутентичным названием "Осколки двадцатых годов", см. ниже]. Здесь он останавливается на этой фигуре несколько подробнее. Но в каком виде предстает у него этот поэт и теоретик! -
"Недавно мне в руки попали стихотворения молодого "новатора" Г. Сапгира. Это были странички, заполненные точками, и среди точек попадали два-три слова, составляющие, по мнению автора, сокровенный смысл стихов:
...Взрыв...жив
и т. п.
Увы, эти использования точек довел до совершенства в двадцатых годах Алексей Николаевич Чичерин, грамотный и хитрый ничевок, выступавший на концертах, безмолвно скрещивая руки и делая трагическое лицо. "Опус" назывался "Поэма конца". Все эти ничевоки, фразари выступали на эстрадах и даже не без успеха у публики".
Начать с того, что Шаламов вдруг причисляет его... к поэтической группе "ничевоков" - тогда как, если о Чичерине и вспоминают, то только как об одном, наряду с Сельвинским, из основателей конструктивизма в литературе. Во-вторых же... и вовсе приписывает ему авторство произведения, столь же хрестоматийно известного, как этот факт. Воспоминания Шаламова процитировал в своей статье, напечатанной в 1989 году в журнале "Русская литература" (Амстердам), Д.Янечек - один из составителей антологии "Забытый авангард" 1987 года, где был воспроизведен текст чичеринского манифеста "Кан-Фун". Янечек с изумлением отмечает, что скандально знаменитая "Поэма конца", о которой говорит Шаламов, принадлежала в действительности поэту-футуристу Василиску Гнедову, да и вообще... появилась на свет еще в предыдущем десятилетии!
Сюда нужно добавить искаженное отчество - "Иванович" (впрочем, фигурирующее лишь в той парижской публикации воспоминаний Шаламова 1985 года, сделанной по тексту неправленной машинописи, которую цитирует исследователь; не знаю, передает ли это разночтение написание отчества в авторской рукописи и не "исправили" ли позднейшие публикаторы эту "ошибку" мемуариста, печатая привычное отчество Чичерина - "Николаевич"). Наконец, Шаламов, уверенно числит Чичерина в 1960-е годы живым, тогда как, согласно архивным данным, он скончался на самом пороге их, в 1960 году...
Д.Янечек ситает это нагромождение невероятных ошибок самым вопиющим проявлением того состояния малоизученности, в котором находится чичеринская биография. По мнению исследователя, все это можно объяснить ошибками памяти мемуариста, не имевшего возможности проверить приводимые им сведения по документальным источникам. В то же время, противореча себе, указанный автор признает... что чтение В.Гнедовым его "Поэмы конца" (известное нам по воспоминаниям В.Пяста) описывается Шаламовым очень точно! Следовательно, мемуарист должен был прекрасно знать, что, рассказывая об А.Н.Чичерине, он контаминирует черты разных литературных деятелей первой трети ХХ века...
И действительно: если детально проанализировать приводимый Шаламовым литературный портрет, то окажется, что он представляет собой... самое настоящее произведение искусства, пастиш, выполненный очень тщательно, со знанием дела, и демонстрирующий великолепную осведомленность мемуариста о малоизвестных или вообще не дошедших еще до нашего времени подробностях литературной жизни 20-х годов. И автор указанного исследования о Чичерине Д.Янечек должен был бы знать это, как никто другой.
А.Н.Чичерин к группе "ничевоков", конечно, не принадлежал. Но ассоциация его имени с нею говорит о том, что Шаламов знает литературную биографию Чичерина не по наслышке. Сам же Янечек в своей работе сообщает хорошо известный факт: поэму Чичерина "Звонок к дворнику" иллюстрировал, или вернее - выполнил в графическом материале, поскольку поэма и состоит из одних рисунков, художник Борис Земенков. Причем известно, что рисунки были сделаны по собственным указаниям автора-поэта (подобно тому, скажем, как В.А.Фаворский выполнял по авторским указаниям знаменитую обложку к книге П.А.Флоренского 1922 года "Мнимости в геометрии"). Это означает, что между Чичериным и Земенковым существовали такие же тесные творческие контакты.
А в начале 1920-х годов не кто иной, как Б.Земенков... и являлся одним из основателей и участников поэтической группы "ничевоков"!
Тот же Янечек приводит данные автобиографии А.Н.Чичерина, в которой тот, в частности, утверждает, что во второй половине 1920-х годов являлся техническим и художественным редактором журнала "Советское искусство", выходившего под эгидой Главискусства Наркомпроса, то есть А.В.Луначарского и А.И.Свидерского. Одним из активных участников этого журнала также являлся Б.Земенков. Кроме того, на его страницах в эти годы появилось несколько статей, подписанных именами Рюрика Рока (не путать с Александром Семеновичем Рокком - героем повести "Роковые яйца" М.А.Булгакова!) и Ипполита Соколова - бывших соратников Земенкова, сначала по литературной группе экспрессионистов, а затем - тех самых "ничевоков".
Спрашивается теперь: неужто Шаламов "случайно" причисляет основателя литературного конструктивизма в России А.Н.Чичерина к "ничевокам", и не свидетельствует ли эта его "ошибка" - о действительно существовавших литературных связях Чичерина?
Янечек прекрасно характеризует парадоксальность теоретической концепции Чичерина, которая может служить уже не только биографическим, но и концептуальным основанием к тому, чтобы ассоциировать его с литературной группой, сформулировавшей свое жизненное и творческое кредо с помощью понятия "ничто". Позиция Чичерина, в конечном счете, означала... исчезновение поэзии как словесного искусства, превращение ее как такой - в ничто, переход в иное: немую визуальность. Путь самого Земенкова от поэзии "ничевочества" к живописи и графике - и был, собственно говоря, практическим эквивалентом этих теоретических взглядов.
То же можно сказать и о поэзии Чичерина, хорошо в этом аспекте охарактеризованной Янечеком: она является... как бы слепком с творческой манеры Земенкова. Говоря об иллюстрациях художника к поэме "Звонок к дворнику", исследователь отмечает вполне традиционную предметную изобразительность их, лишь осложненную элементами сюрреалистического видения мира (так что даже отечественные авторы, пишущие о Чичерине, говорят об этих рисунках как первой ласточке сюрреализма в России; впрочем, полу-комическим, полу-провидческим предвосхищением этого веяния можно считать... еще последнюю поэтическую книгу мэтра русского символизма В.Я.Брюсова, которая так и называлась: "Дали").
Ничего удивительного в этом характере рисунков нет: Борис Земенков в середине 20-х годов входил в группу художников "Бытие", творческим принципом которых как раз и являлось стремление избежать крайностей авангардизма. Но тот же самый контраст Янечек (и другие исследователи) отмечает и в собственноручных "конструкциях" Чичерина: наряду с крайне авангардными вещами, уничтожающими поэзию дотошными попытками передачи фонетических особенностей устной речи, переходящими в бессмысленные геометрические построения, - у него имеются вполне осмысленные поэтические тексты, написанные с минимальными отступлениями от традиционной системы стихосложения, а также "стихотворения", представляющие собой на самом деле прозаические тексты - "сказовые" повествования, вполне достойные, как справедливо отмечает автор работы... пера Лескова и Зощенко!
*
Сообщив в первой записи этого "чичеринского" блока о том, что мемуары В.Т.Шаламова "Двадцатые годы" впервые полностью были опубликованы в нашей стране в 1991 году, - я совершил ошибку. Я имел в виду сборник нескольких авторов "Записки очевидцев", в который вошли и данные воспоминания Варлама Шаламова. Однако... в этом издании они были перепечатаны по первой своей, сокращенной публикации в журнале "Юность" в 1987 году! Фрагмент об А.Н.Чичерине в эти публикации вообще не вошел. Судите сами: мог ли я предположить, что в 1991 году, на пике "перестроечного" полиграфического бума мемуары Шаламова будут печататься... в сокращенном виде?!
Но это еще что: оказывается, в сокращенной редакции этот текст был напечатан и в сборнике шаламовских мемуаров... аж 2001 года! Первую публикацию, в которой текст воспоминаний приводится полностью (да и то - употребляя это выражение условно), пролистав известные мне издания, я нашел только в сборнике Шаламова: "Новая книга. Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела". А была издана эта "Новая книга"... лишь совсем недавно, только в 2004 году! Не могу не ставить в каждой фразе восклицательных знаков: почти 20 лет спустя после публикации в парижском издании мемуары Шаламова впервые в полном (и опять повторю: относительно полном) виде были напечатаны на родине автора!.. Это что-нибудь да говорит об их исторической ценности, вернее даже - сенсационности?.. [Говорит, в первую очередь, о качестве публикаций Сиротинской, что очевидно, несмотря на примирительный тон следующего абзаца].
Я нисколько не хочу умалить заслуг и трудов публикатора шаламовского литературного наследия И.П.Сиротинской. Данное произведение - мемуары "Двадцатые годы" - действительно представляет собой сложнейшую текстологическую проблему, которую вообще невозможно разрешить принятыми сегодня средствами историко-литературной науки и которая требует совершенно иных научных подходов, развиваемых, в частности, здесь, у нас на "Литсеминаре". Теперь, после более подробного, чем в начале, знакомства с доступными печатными источниками для меня, даже без обращения к рукописям, совершенно ясен эдиционный приоритет парижского издания 1985 года. Вопрос о достоверности воспроизведения в нем самых интересных для нас мест возник сразу же при разговоре об отражении в этом тексте фигуры Алексея Н. Чичерина.
Совершенно ясно теперь, что в случаях разночтений следует доверять не отечественным (роковым образом продолжающим оставаться... сокращенными!) публикациям воспоминаний Шаламова, а этому, первому его воспроизведению, несмотря на то что оно было осуществлено, как нам сообщают, с неправленной, неавторизованной машинописи. Парижские издатели просто-напросто буквально, с фотографической точностью воспроизвели имеющийся у них в распоряжении текст - в отечественных изданиях осложненный редакторскими конъектурами (совершавшимися, в этом не может быть никаких сомнений, с самыми лучшими намерениями).
Речь идет о всех тех мнимых "ошибках" мемуариста, которые послужили предметом анализа в настоящей серии заметок и выявили в результате свою... огромную историческую ценность! Об этом легко судить, взглянув на текст посвященного А.Н.Чичерину фрагмента, опубликованного в указанном издании 2004 года и на сайте, посвященном В.Т.Шаламову, в Интернете. Часть того, что при первом взгляде кажется ошибками Шаламова, в этих публикациях (в сравнении с изданием 1985 года) убрано. Но не нужно думать, что тем самым убраны "ошибки", вызванные публикацией воспоминаний по несовершенной рукописи. Другая часть ошибок осталась.
Осталось - причисление Шаламовым А.Н.Чичерина к группе поэтов-"ничевоков" (к которой он в действительности никогда не принадлежал), осталось столь же вопиющее приписание ему авторства поэмы Василиска Гнедова. О последнем казусе в комментариях 2004 года вообще ничего не говорится. "Поэму конца" следует считать... принадлежащей Чичерину! Но не лучшим образом обстоит дело и относительно первого. Комментарии подтверждают, сообщенную мемуаристом, принадлежность Чичерина к группе поэтов-"ничевоков". А.Н.Чичерин так прямо и характеризуется: "поэт-ничевок"! Заметим: это говорится не о ком-нибудь, а об основателе такой солиднейшей литературной группы, как поэты-конструктивисты!..
Совершенно ясно: отечественные публикаторы, помедлив... в течении двадцати лет, в конце концов те "ошибки", которые были им известны, - из текста Шаламова изъяли. Но точно такие же, и еще даже более вопиющие ошибки, установить которые они не смогли, - остались... К числу изъятых, но существующих в оригинале "ошибок", в чем у меня теперь нет сомнений, и принадлежат те разночтения между парижским и отечественными изданиями, которые вызвали у меня недоумения в самом начале.
А именно: интересующее нас на всем протяжении нашего разговора лицо поименовано в издании 1985 года... "Алексеем Ивановичем Чичериным". Разумеется: упоминания такого имени ни в каких справочниках по истории литературы найти невозможно, и публикаторы с легкой душой... решают считать это опиской, обмолвкой автора, которую безо всяких оговорок можно и нужно исправить. А между тем... после внимательного изучения творческого наследия А.Н.Чичерина выбор этого мнимого отчества оказывается ничуть не менее ценным откровением мемуариста, чем те другие его "ошибки", которые позднейшие публикаторы не исключили.
Чтобы очертить весь круг проблематики, открывающейся этим очередным указанием Шаламова и вновь демонстрирующей его безукоризненную и прямо-таки ошеломляющую компетентность, - нужно написать отдельное исследование. В самом деле, будет ли для читателя иметь какое-нибудь значение, если я просто скажу, что тем самым Шаламовым ставится в связь с А.Н.Чичериным... выдающийся поэт-символист Вячеслав Иванов? - Ведь для того, чтобы эта "расшифровка" загаданной мемуаристом загадки действительно имела какое-нибудь значение, необходимо прийти к открытию роли фигуры Вяч. Иванова в известном нам "чичеринском" корпусе текстов самостоятельным путем...
Но даже и помимо этого скрытого пласта, уже руководствуясь знаниями, которые приводились мной в предшествующих записях, можно сразу же оценить принципиальность факта замены отчества у Чичерина - статус этого явления как литературного приема, а не случайной ошибки. Ведь мы знаем, что на путаницу их имен сетовал другой... А.Чичерин, его современник, тоже поэт, ставший затем известным литературоведом, имя которого отличалось от имени А.Н.Чичерина одним только отчеством!
И именно к этому относится другая "ошибка" мемуариста, известная нам по сборнику 1985 года и... тоже исключенная в отечественных публикациях! Придав Чичерину "неправильное" отчество (только не "Владимирович", как у его тезки, а "Иванович"), В.Т.Шаламов в конце посвященного ему фрагмента сообщает и вовсе шутовскую, гротескную "новость":
"А.Чичерин впоследствии, в конце 1950-х годов написал большое исследование о русском романе - вполне традиционную книжку".
Повторю: речь шла об Алексее Николаевиче Чичерине, а книгу, о которой идет речь, - "Возникновение романа-эпопеи" (М., 1958) написал другой Чичерин, Алексей Владимирович! И вновь публикаторы не могли ошибиться: им нужно было только взглянуть на персоналии советских литературоведов. И они... вновь сочли за лучшее сократить (в "первом полном издании"!) этот "неудобный", этот бесценный отрывок...
В чем состоит шутовской характер последней шаламовской "ошибки" - нужно пояснить. Шутовство, гротескность фразы возникает, в первую очередь, благодаря обычному для клоунады стечению кричащих контрастов. Между прочим, эти контрасты становятся особенно очевидными в том английском переводе (в статье Д.Янечека об А.Н.Чичерине 1989 года), по которому, в обратном переводе на русский язык, я цитирую полный текст воспоминаний Шаламова. С одной стороны, поэт-авангардист Чичерин, утверждает мемуарист, - создает "традиционную книжку". Далее, эта "книжка" (так, очевидно, должно быть сказано в русском оригинале) переводится у Янечеком выражением "little book" - и, таким образом, "большое исследование" - оказывается... "маленькой книгой".
Наконец, в столкновении с именем А.Н.Чичерина этой, а не другой какой-либо литературоведческой работы его тезки - Шаламовым обнаруживается один из важнейших его, этого имени, обертонов. "Роман-эпопея", как нетрудно догадаться, - это "Война и мир", произведение... Льва Николаевича Толстого. А другого Толстого - современника Чичерина, Булгакова и Шаламова звали... Алексеем Николаевичем, то есть являлся он - полным тезкой героя шаламовских мемуаров! И это имя-отчество, должен сказать, служит одним из важнейших намеков, связанных с "А.Н.Чичериным", указывая на писателя, который, со времен своего заведования литературным отделом берлинской газеты "Накануне" являлся литературным знакомым, другом того писателя, в связи с которым, собственно, у нас и возник интерес к фигуре А.Н.Чичерина и его произведениям, - М.А.Булгакова.
Итак, имя А.Н.Чичерина - вообще оказывается созданным, склеенным из имен его современников-знаменитостей: известнейший русский писатель, "красный граф" А.Н.Толстой, народный комиссар иностранных дел Г.В.Чичерин (пронизывающую книгу А.Н.Чичерина "Кан-Фун" игру на этом совпадении фамилий я уже мимоходом отмечал в одной из предшествующих записей)... И безусловная аутентичность всех этих мнимых "ошибок" Шаламова проявляется, в частности, в том, что он - продолжает эту, не им основанную стратегию построения литературной фигуры.
И у него тоже, как мы видели, образ А.Н.Чичерина создается отнюдь не из присущих ему индивидуальных черт, с которыми столкнулся мемуарист, но... из лоскутьев литературных биографий иных писателей, его современников - футуриста В.Гнедова, поэтов-"ничевоков"!.. Словом, усилиями мемуариста создается такое впечатление, что... "А.Н.Чичерин" - это "ничто", пустое, несуществующее место, форму которому придают заимствованные, готовые материалы. Оправдывается, тем самым, и сакраментальное причисление Чичерина к "ничевокам", становясь... определением сущности уже не поэтического метода, не отношения к литературе - а самой этой литературной фигуры!
То же самое значение, по-видимому, имеет и утверждение Шаламова, что в момент написания его воспоминаний и эссе 1960-х годов Алексей Чичерин... был еще жив (напомню, что, согласно сведениям РГАЛИ, он умер как раз в 1960 году). С внешней стороны "легенда" у этой, очередной "ошибки" мемуариста - безупречная: подобное утверждение было бы совершенно справедливо по отношению к тезке, Алексею Владимировичу, литературоведу - а ведь с ним-то Шаламов нашего А.Н.Чичерина якобы "путает"!
Но наличие доподлинной, настоящей ошибки в столь математически выверенных воспоминания Шаламова, какими они теперь предстают перед нами, - то, что он счел здравствующего А.В.Чичерина тем самым поэтом-авангардистом 20-х годов, о котором вспоминает, - наличие такой ошибки в них было бы чем-то... сверхъестественным!
Да к тому же мемуарист не зря же создавал свои гротескные противопоставления, в том числе противопоставление "авангардного" и "традиционного": свидетель литературной жизни 1920-х годов, он мог, теоретически говоря, спутать крайнего поэта-авангардиста Алексея Чичерина с традиционным, "нормальным" литературоведом 50-х - 60-х годов, его тезкой. Но не мог же он, при всей своей внушительной осведомленности и проявленной в литературных разборах щепетильности и чутье в отношении поэзии, спутать... того Алексея Н. Чичерина, о котором мы ведем речь, - со вполне заурядным, традиционным (даже - "классицистическим", как заявляла себя группа литературной молодежи, к которой он принадлежал) поэтом, каким был в немногочисленных своих стихотворных опусах 1920-х годов Алексей В. Чичерин!..
А.В.Чичерин уже в 1920-е годы стал известен в качестве литературоведа; список его книжек по литературоведению приводится на последней странице итогового сборника его лирики "Крутой подъем" (М., 1927) - вовсе не создавая кричащего контраста, о котором пишет Шаламов, а вполне гармонируя с ним своей традиционностью; причем одна из этих книжек (Литература как искусство слова: Очерк теории литературы. М., 1927) была отрцензирована не где-нибудь, а... в журнале "Советское искусство", чуть ли не в одном из номеров, где в списке редакторов фигурирует имя... другого Чичерина!
Так что "легенда" мемуариста оказывается на поверку дутой, как мыльный пузырь, и совершенно очевидно, что его сенсационное заявление о "жизни после смерти" нужно относить именно к тому А.Чичерину, который "умер" в 1960 году. И... ровным счетом ничего абсурдного в этом заявлении Шаламова нет! Если А.Н.Чичерин был биографической фикцией, литературным "ничто" - то каким же образом, спрашивается, он мог... умереть?
И теперь, после нашего знакомства с воспоминаниями В.Т.Шаламова и разбора их, становится совершенно понятной та линия, которая с какой-то удивляющей неизбежностью дает о себе знать во всех, без исключения, других мемуарных пассажах современников, посвященных А.Н.Чичерину (большая их часть собрана в указанной мной в самом начале антологии Д.Янечека и А.Очеретянского).
Мемуары Шаламова просто явились наиболее ярким, откровенным и полным проявлением этой линии и послужили окончательным подтверждением того, что странности в описании фигуры Чичерина у остальных мемуаристов не являются ни случайными казусами и искажениями, будь то памяти или текста, - ни иллюзиями воображения чересчур впечатлительного исследователя. То есть вашего покорного слуги, который, впрочем, ни малейших подозрений относительно факта существования "А.Н.Чичерина" никогда не имел и поначалу просто не хотел верить своим глазам, когда свидетельства этого не-существования стали попадаться на каждом шагу и по самым различным поводам!..
*
(окончание здесь)