Оливье Симон. Предисловие к французскому изданию КР, 1969
"Колыма - это символ... Когда, 16 февраля 1966 года, сталинский историк Деборин в Институте марксизма-ленинизма решил заклеймить своего политического противника, историка Снегова, тихо спросил: «Товарищ Снегов, Вы должны нам сказать, к какому лагерю Вы принадлежите!» Снегов, который совсем недавно разоблачал Сталина как преступника, гордо ответил: «Я принадлежу к лагерям Колымы!»
Королевство холода на крайнем Северо-востоке Сибири, Колыма, отделенная от основного материка горами и тайгой, не достижимая иначе, как по воздуху или морю, по сути, представляет собой огромный замороженный остров. Остров, почти необитаемый, где до начала тридцатых годов, жили лишь разрозненные племена кочевников, бродившие вдоль берегов рек и питавшиеся рыбой.
В 1927 году на территории в пять или шесть раз большей, чем Франция, проживало всего 7580 жителей. В том же году была начата эксплуатация золотых месторождений, обнаруженных в 1925 году. В 1929 году разрабатывалось три таких месторождения.
После первой волны репрессий против троцкистов в 1928 году на всей территории СССР в шести лагерях содержалось около 30000 заключенных. Годом позже их было уже 750000. Среди их был Варлам Шаламов, осужденный на три года ссылки за свои политические взгляды. Так как он будет вновь осужден в 1937 году за контрреволюционную троцкистскую деятельность, возможно предположить, что власть уже в 1929 году (с большим или меньшим на то основанием) причисляла Шаламова к «левой оппозиции».
В конце 1931 года правительство поставило Колымский край и его огромные минеральные богатства под контроль НКВД. «Дальстрой» в 1937 году, к моменту прибытия Шаламова на Колыму, подразделялся на семь управлений, каждое из которых контролировало свою часть территории и в общей сложности шестьдесят шесть золотых приисков. «Дальстрой» полностью контролирует настоящее государство в государстве, выведенное за пределы даже формальных гарантий советской конституции. Его столица, Магадан, построенная исключительно заключенными, предлагала своим жителям и гостям гостиницу, дом культуры, две театральных труппы. В последующие периоды «Дальстрой» будет иметь в своем распоряжении от трехсот тысяч до миллиона «трудящиеся». Эксплуатация началась в 1932 году.
В бухте Нагаево «Дальстрой» построил рудиментарный порт и будущую столицу. Николаевский и Далин описывают этот ландшафт следующим образом: «Бухта защищена высокими скалами высотой три километра и более, которые нависают над водой; но со стороны суши ветер дует безостановочно. Внизу, там, где крутые скалы и море соединяются, не остается места для человека.
Наверху ветер еще более ледяной, более влажный, более пронизывающий, более жестокий, чем где угодно на земле. На скалах, которые нависают над бухтой с северной стороны, видны несколько тощих лиственниц, которые пытаются цепляться за камни, но никак не защищены от ветра. Сразу за скалистым гребнем, покрывающим слой вечного льда, раскинулись болота, многочисленные в этих краях; затем начинается карликовая полярная тайга, усеянная засохшими деревьями, это тайга полярных стран, где вершины деревьев стелются у самой земли, чтобы не быть поглощенными «геологическим льдом».
Евгения Гинзбург, которая провела четырнадцать лет в лагерях Колымы, так описывает пейзаж, увиденный ей по прибытии: «Мы прибыли в августе... но Охотское море все равно отливало безжалостным свинцовым блеском. Я все старалась повернуть голову так, чтобы увидеть свободный кусок горизонта. Но это не удавалось. Лиловатые сопки высились кругом, как тюремные стены. Я еще не знала, что это особенность Колымы. За все годы жизни на ней мне ни разу не удалось прорваться взглядом к свободному горизонту... Это - жестокая и чужая земля».
НКВД поручил руководство «Дальстроя» Эдуарду Берзину, бывшему полковнику латышских стрелков, являвшихся главным оплотом большевистской власти в течение первых месяцев Октября. Под нажимом Берзина заключенные «Дальстроя» возвели Магадан, построили дорогу через болота, горы и вечную мерзлоту, и начали систематическую разработку золотоносных месторождений. В 1937 году специальная команда НКВД, посланная Сталиным, лишила Берзина всех его полномочий и увезла в Москву, где он был расстрелян. Чистки сотрясали «Дальстрой» сверху донизу.
Охота за троцкистами - «японскими шпионами» опустошила Колыму. Истребление политических оппозиционеров, в основном троцкистов или тех, кто был к ним причислен, было доведено практически до конца. Колыма стала вечным пристанищем для всех видов узников сталинизма: вначале троцкистов, затем для более или менее враждебных коллективизации крестьян, снабженных ярлыком «кулак»... Г-жа Ковальска, польская заключенная, оказавшаяся на Колыме в 1938 году, рассказывает: «В 1937 и 1938 годах, когда я сама оказалась в этих лагерях, их узниками было поколение так называемых «контрреволюционеров», которые, в действительности, были настоящими революционерами, то есть теми, кто в большей степени способствовал строительству социализма в СССР и кто воплощал в жизнь первый Пятилетний план. По большей части это были члены партии, рабочие, служащие, крестьяне... Следующее поколение состояло почти исключительно из поляков, высланных из регионов, которые аннексировал Сталин после раздела Польши по договору с Гитлером.
Если «контрреволюционеры» в течение двух лет пребывания в лагерях были практически полностью ликвидированы, мы не можем сказать то же самое о поляках: их коснулась амнистия во время формирования подразделений польской армии на советской территории... После войны в лагерях на положении каторжников особо строгого режима оказались власовцы и бандеровцы. Вскоре они были ликвидированы. В 1946 году прибыли русские военнопленные, которые ранее репатриировались из австрийских и итальянских лагерей.
Магадан, столица Колымы, в качестве витрины имел даже «образцовый» лагерь, который посещало с инспекцией высшее начальство. Там, несмотря на ветер и холод, выращивались цветы. Американский вице-президент Генри Уоллес, будущий руководитель «Американской прогрессивной партии», восхищался этими «достижениями» в 1944 году. Это не помешало Магадану и Колыме стать символами. Один бывший узник нацистских лагерей выразил это, написав: «Впервые люди, которые прошли Освенцим и Бухенвальд, услышат голос людей, которые прошли Колыму и Магадан».
Туда, накануне волны «Большого Террора», которая захлестнула и жертв и их палачей, был выслан в 1937 году Варлам Шаламов. Он выжил, став лагерным фельдшером после войны, провел семнадцать лет в качестве раба «Дальстроя» и был освобожден в 1954 году, когда и возвратился в Москву.
Помимо стихов, опубликованных в различных советских журналах, Шаламов написал несколько циклов рассказов, посвященных своим семнадцати годам ада. Находясь на полпути между документалистикой и жанром романа, «Колымские рассказы», лишенные какой-либо напыщенности, сентиментальности, возможно, благодаря своей нарочитой сухости и наготе, есть наилучшее свидетельство о лагерях в царстве холода, где умирающие люди добывали золото, должное помочь «строительству социализма в одной отдельно взятой стране». Эти лагеря, где волна за волной обрекались на смерть сотни тысяч советских граждан, начиная от цвета большевистской партии и кончая ворами и убийцами, изначально выступавшими союзниками начальства в создании лагерного режима, основанного на страхе. Эти колымские лагеря, которым жертвы дали имя «белый крематорий».
Оливье Симон (Жан-Жак Мари)"
_________
Приводится в статье Марка Головизнина "К вопросу о происхождении первых зарубежных изданий "Колымских рассказов" В. Т. Шаламова", Шаламовский сборник, выпуск 4, 2011