Только сейчас благодаря прекрасной
sabaha_ha ознакомился со
статьей Марка Головизнина. Она бы мне очень пригодилась полтора года назад. Ну ладно. За полтора года много воды утекло. Что я хочу сказать в первую очередь. Объяснительную записку французского издателя Мориса Надо Головизнин получил в 2008 году, а обнародована эта ценнейшая информация была только спустя три с лишним года, в 2011. Электронная же версия, совершенно необходимая при тиражах Шаламовских сборников, появляется только сейчас, в этом сообществе. Я нормально отношусь к сайту shalamov.ru, несмотря на идеологические, вернее сказать, стилистические разногласия, ценю их работу и желаю им всего наилучшего, но манипулирование материалами и цензура, которые они осуществляют - это позор для ученых и достойно презрения! Толкуйте как считаете нужным, но делайте материалы доступными для широкой публики! Три года, чтобы опубликовать важнейший для понимания шаламовской ситуации шестидесятых годов материал! Ну правильно. Как же его подать, если официально принятая в российском шаламоведение версия - что пай-мальчик Шаламов никогда не имел дела с плохими западными издателями? Да никак! Подайте как есть, sapienti sat, у кого есть одна извилина, разберется.
Теперь. Какое еще доказательство требуется Головизнину для подтверждения свидетельства Мориса Надо? Фотокопии фотокопий списков, переданных Шаламовым и хранящихся в архиве издательства? Его фотография с дарственной надписью? А откуда я, например, знаю, что опубликованные Сиротинской дневники и письма Шаламова не фальсифицированы? Да ниоткуда, у меня же нет сканов этих дневников и писем. Просто доверяю ей как источнику информации. Неужели Надо с его репутацией заслуживает меньшего доверия, чем Сиротинская? Фотокопии этих списков нужны не для доказательства правдивости Надо, она и так вне сомнения, а текстологам!
Теперь. Это поклонение документам, которое я наблюдаю у наших робких шаламоведов, просто смешно. Остается воздвигнуть алтарь и назначить главного жреца культа. Какие еще документы, если речь идет о подпольной деятельности, о подпольной борьбе? Шаламов занимался подрывной деятельностью, в которую, кроме него, были вовлечены и другие, помогавшие ему люди. Какие документы оставляет подпольщик? Подпольщик оставляет дела. Документы составляет и подшивает к делу охранка, которая за ним следит в оба глаза, но охранка по мере надобности эти предметы культа шаламоведов преспокойно сжигает, для нее это не бог, а макулатура. Одумайтесь, господа! Поймите, наконец, что изучаете вы деятельность подпольщика, и не ищите в дневниках и письмах Шаламова имен Кларенса Брауна, Пинского, Каневской, Александра Гинзбурга, Елены Кавельмахер, Степана Татищева, Никиты Струве. Их там нет, а которые промелькнули, то по оплошности. Учитесь видеть, что перед вами пресловутый айсберг, на девять десятых погруженный в подполье. Учитесь, наконец, понимать и уважать предмет изучения.
Теперь. По поводу несуразиц в мемуарах Ирины Каневской
я уже писал. Каневская не знала Шаламова или знала плохо. Но Шаламова не знали ни Кларенс Браун, ни Александр Гинзбург, ни Жанна и Рауль Леви, ни тот сотрудник французского посольства, от которого они получили фотопленки для Мориса Надо. Всем им Шаламов доверял в силу доверия к тому, кто рекомендовал их как надежных людей. Вот и все. Поэтому в свидетельстве Каневской важен единственный факт - собственноручные получение от Шаламова и передача рукописей КР за границу. Каневскую Шаламову рекомендовало какое-то доверенное лицо. Каневской совершенно не обязательно было знать Шаламова, досточно было шапошного знакомства. Просто ищите эти пропавшие рукописи, они существуют, вот будет вам неопровержимое доказательство, сможете приобщить его к уничтоженной ГБ "папке" Шаламова. Зато текстологи вам скажут спасибо.
И наконец. Все-таки величайший респект Головизнину за то, что раскопал это дело и обнародовал вопреки генеральной линии партии.
Последнее. Считаю включенные в статью Головизнина объяснительную записку Мориса Надо и предисловие Оливье Симона к французскому изданию КР достаточно важными, чтобы выложить их отдельными постами. Контекст, в который они включены, частично способствует их пониманию, а частично сбивает с толку. Контекст должен формировать сам читатель.