Аркагала. Шаламов и некоторые персонажи КР
На форуме сайта колымского поселка Нексикан один из пользователей выложил статью неизвестного ему автора под названием "Химик на Колыме" (фамилию автора можно установить по публикации в журнале "Колыма", №3, 1947 год). Это небольшой мемуар заключенного, работавшего во время войны по профессии в аркагалинской химической лаборатории. Он упоминает не только Шаламова, но и знакомых читателю "Колымских рассказов" "потомка декабриста" Сергея Лунина и завлабораторией Галину Зыбалову. В приведенном ниже отрывке рассказывается о поиске средств лечения желудочно-кишечных расстройств, принимавших на лагерной Колыме характер смертоносной эпидемии.
UPD
Нашел имя автора мемуара. Это известный ученый Олег Борисович Максимов (1911-2001), сотрудник Тихоокеанского института биоорганической химии, автор более 150 научных работ и изобретений. В колымских лагерях - с 1936 по 1945 гг. Его подробная биография включая научную выложена на странице, посвященной Максимову, на сайте Дальневосточного отделения РАН. Здесь же - "Химик на Колыме". Кстати, Максимов тоже упоминается Шаламовым в рассказе "Галина Павловна Зыбалова".
_______
"Все описываемые ниже события происходили вскоре после начала второй мировой войны в Аркагале, маленьком колымском поселке, расположенном возле угольных шахт, в ту пору только-только начинавших выдавать товарный уголь, а впоследствии превратившихся в основную кочегарку "золотой" Магаданской области.
[...] колымская глубинка отстояла от Магадана на 700-900 километров и доставка туда грузов автотранспортом была разорительной из-за непомерного расхода бензина на прямые и обратные рейсы. Леса же на Колыме убоги и рождают только чахлую лиственницу, растущую сотни лет. Поэтому расходовать древесину на чурку для газогенераторных автомашин было бы преступно. Вскоре к нам из Москвы подъехали молодые специалисты: Г.П.Зыбалова и ее муж П.С.Подосенов, которые и должны были заняться с Турским переконструированием существовавших транспортных генераторов. [...]
Амбулаторией аркагалинского лагеря ведал Сергей Михайлович Лунин, вчерашний студент пятикурсник, попавший на Колыму за анекдот, со смешным трехлетним сроком. Сережа, коренной москвич и прямой потомок декабриста Лунина, отличался легким и веселым характером, что не мешало ему очень вдумчиво и ответственно относиться к своей нелегкой работе - на угольных шахтах почти неизбежен частый и, порой, тяжелый травматизм. Ему была крайне необходима на операциях мало-мальски квалифицированная помощь (подать инструмент, следить за наркозом и т.д.), и он часто обращался ко мне за такой помощью в вечерние и ночные часы. Я стал допоздна засиживаться в амбулатории, а потом тайком от лагерных охранников пробирался в свой барак. Вскоре на наши посиделки "нештатных медработников" стал заглядывать Тимофей Родионов, горный инженер, в молодости "комсомолец двадцатых годов", а ныне с нехорошей статьей КРТД отбывавший свой "первоначальный" пятилетний срок. Позже к нам присоединился Варлам Тихонович Шаламов, в будущем крупнейший поэт и писатель, автор "Колымских рассказов". В ту пору, особенно с наступлением весны, в лагерях свирепствовали желудочно-кишечные заболевания, уносившие тысячи жизней. Причин было много, а вот лекарств никаких. Сережа тяжело переживал свою беспомощность, часто ездил в базовую лагерную больницу Чай-Урьинской долины, но там было не лучше. Все забирал фронт, а заключенные умирали как мухи. [...]
Я наготовил несколько сот грамм натриевых солей гуминовых кислот (НСГК) и стал в повышающихся дозах поедать их с пищей. Занятие это было достаточно противным и, достигнув суточной дозы в 30 грамм, я прекратил его, отделавшись лишь небольшой задержкой стула. Далее, необходимо было подтвердить лечебное действие НСГК. Порция несвежей похлебки вызвала нужный эффект, и я стал лечить себя ежедневными дозами около 1 грамма НСГК. Собственно, уже к концу второго дня нужда в лечении отпала. Потом мы с Сережей повторяли этот эксперимент, меняя "инициатор" расстройства и сроки начала лечения. Все предположения полностью оправдывались, от добровольцев, предлагавших свои услуги, не было отбоя, но мы, многоопытные зеки, понимали, что на широкие эксперименты требуется санкция "свыше", т.е. от вольнонаемного врачебного начальства. Сережа добился новой поездки в базовую больницу и, счастливый, такую санкцию привез. Моя старческая память не сохранила фамилии той женщины, врача Чай-Урьинской больницы, которая тогда уверовала в нашу инициативу, пошла нам навстречу, а, позднее, сама принимала участие в широком внедрении этого лекарственного средства. Началась самая радостная пора: большинство Сережиных пациентов быстро поправлялось, популярность лекарства росла. Правда, успех был не стопроцентным. Истощенные больные с запущенными кровавыми поносами гибли, но кто мог знать, что было причиной самой болезни: бактериальная инфекция, застарелая цинга, пеллагра или иной цветок из букета хронических недугов заключенного. [...]
Тысячи больных, явных и потенциальных, было вылечено, эпидемия явно шла на убыль, лагерные врачи слали нам свои поздравления. Но тут произошло непредвиденное. Где-то в верхах Севвостлага сменилось начальство, начались кадровые перестановки и был заменен начальник аркагалинского лагпункта, который, хотя и не помогал, но и не препятствовал нашим лекарственным мероприятиям. В лагере участились "шмоны" (ночные обыски), был произведен обыск и в больнице. Папку со всеми нашими записями, историями болезней и прочим изъяли, а Сергея за бурные протесты посадили в карцер и пригрозили отправить на прииск (а ему-то и сидеть оставались пустяки). Мне удалось с помощью лабораторного начальства (заведующей тогда еще была Г.П.Зыбалова, которой Шаламов впоследствии посвятил один из своих рассказов) связаться с базовой больницей, и Сережу срочно перевели в другой лагпункт; связь с ним у меня надолго утратилась. Вот так бесславно завершилась наша инициатива, которая пришла в диссонанс с генеральным назначением колымских лагерей смерти. Сергея судьба забросила далеко на север (в Певек), препарата он не имел и вскоре после освобождения уехал заканчивать учебу в Москву. [...]
Мною была сделана попытка опубликовать наши результаты. В рукописи большой статьи, посвященной физико-химической характеристике аркагалинских углей (журнал "Колыма" N 3, 1947 г.) я привел данные, обосновывающие возможность такого применения гуминовых кислот, результаты наших экспериментов и указания на тот значительный успех, который был получен при их использовании в лагерных больницах (речь шла о многих тысячах спасенных жизней). Однако, редакция журнала изъяла эту часть рукописи, сославшись на горнопромышленный профиль журнала и полный запрет на публикацию сведений о лагерях."
"Химик на Колыме", с форума сайта поселка Нексикан