Александр Балтин - поэт, прозаик, эссеист, автор нескольких десятков книг и лауреат различных литературных премий.
Стихотворение опубликовано в альманахе
"45-я параллель", 2007.
Памяти В. Шаламова
Лагерь плавит кости, чтобы
Гнулся человек легко.
В густоте людской чащобы
Черный цвет. Где молоко?
Где осмысленность? Где соли
Мощь крупитчатая? Где?
Лагерь это область боли.
Души стонут в пустоте.
Выстоявший проницает
Солнцем ту реальность зла,
Чтобы - перспектив не знает -
Повториться не могла.
* * *
Эссе Балтина опубликовано на сайте Топос, 14 августа 2022 года
Его глагол... Варлам Тихонович Шаламов
Он падал на улице - думали пьяный: а он был болен, так тяжело, что, составленный из осколков собственной жизни, словно…проклинал её, непонятную, когда-то начавшуюся прекрасно, сулившую литературный взлёт…
Отец, проповедовавший некогда христианство среди алеутов, отличался жёсткостью, и когда младшему сыну было поручено зарезать козлёнка для вечерней трапезы, и сын, боясь исполнить поручение и считая его чрезмерным, оного козлёнка отпустил, нарушив волю отца, но не был подвергнут наказанию, узнал - ибо отпущенный козлёнок вернулся - силу схождения властности и нежности: в одном пункте отцовского решения…
Мама, ах, нежность, ах, шёлк её дыхания, считала, что в будущем люди будут лёгкими, полупрозрачными даже, о чём говорила на кладбище, и отец, слышав её утопические речи, прагматично пожимал плечами: Это фёдоровщина!
…и старый русский философ Фёдоров приподнимался со своего тяжелого сундука, улыбаясь благодушно и луковато…
Варлуша - так тепло называемый в недрах семьи - узнал то, что, став опытом, перемалывало внутренний состав человека адскими жерновами, и, сохранившись - и как человек, и как сочинитель, утверждал, что лагерный опыт не имеет никакого позитива.
Вообще.
Он - единственный, кто имел право на такое утверждение: создавший циклы рассказов из жизни - той, адской абсолютно, лишённой измерения последнего аккорда Данте, опровергающей этот аккорд - падал на улице, будучи уже освобождённым, для и ведя нищенскую жизнь, покупая у уличной торговки, что вызывало её удивление, сразу по сорок пирожков…
…у всех спрашивавший снотворное: ибо голодать - можно, но без сна - выдержать долго не получится.
Он, лучше, чем кто бы ни было другой, прекрасно знал подлую пытку бессонницей: не физиологически-естественной, а навязанной, искусственной: под бравые ухмылки патлатых палачей, посчитавший муки других - мерой своей жизни.
И он, прошедший мясорубки, в реальность которых не поверил бы и протопоп, вечно возносящийся огнём над нами, писал, обращаясь к нему, своему брату:
Не в бревнах, а в ребрах
Церковь моя.
В усмешке недоброй
Лицо бытия.
Сложеньем двуперстным
Поднялся мой крест,
Горя в Пустозерске,
Блистая окрест.
Я всюду прославлен,
Везде заклеймен,
Легендою давней
В сердцах утвержден.
Мощь, превосходящая силу византийски-европейского органа, вибрировала в его стихах, точно влекла их выше и выше, и, казалось, сам Микеланджело, давший завораживающие картины потустороннего характера, втянувший в них, изображённых на плафоне Сикстины, некоторую часть человечества, отвечает русскому мученику…
…оставшемуся живым - против всех правил: ибо пытки, через которые он прошёл, были более «яркими», нежели те, что великолепный Илья Грабарь сводил в свод, исследуя античеловеческие художества инквизиции…
…редактор наливает ему рюмку настоящей абхазской чачи, и он - Варлам Тихонович Шаламов - выпивает.
Редактор говорит, что он - яркий и сильный писатель, и за это: за рождение нового! - стоит выпить…
Шаламов пьёт…
…естественно, русский порок-счастье не коснулся его: времени не было…
Дальше последует каскад арестов, и годы того, что не имеет никакого позитивного опыта: опровергая пример Иова, для которого даже бездна лишения всего имела смысл…
Но… мы не может взять интервью у Иова.
Не можем расспросить.
Теперь нельзя расспросить и Шаламова: ни о чём - только его книги…
И, выпав из книги, краткое, мощно-мускульно-сделанное стихотворение, расскажет, что, сколько бы ни пытали - счастье жизни, её цветы, её высота - не подлежат изъятию из самого сердца сердца, из недр алхимической субстанции, живущей вечно:
Цветы на голом горном склоне,
Где для цветов и места нет,
Как будто брошенный с балкона
И разлетевшийся букет.
Они лежат в пыли дорожной,
Едва живые чудеса...
Их собираю осторожно
И поднимаю - в небеса.