На полях мемуаров - 50. Кое-что о благодарности
Об уцелевшем во время Террора депутате Дульсе - Луи-Гюставе Ле Дульсе де Понтекулане (1764-1853) - речь зашла в связи с тем, что он был одним из предшественников мужа маркизы де Ла Тур дю Пен на посту префекта департамента Диль. Как он попал в префекты, маркиза не писала, а история там оказалась вполне сказочная: герой оказывает услугу незнакомцу (условному), а незнакомец, достигнув высокого положения, осыпает героя милостями. И эта история о благодарности - не единственная в жизни де Понтекулана; он был способен и испытывать благодарность, и совершать поступки, благодарности достойные.
История первая, с участием дамы
Депутат Дульсе, как мы уже знаем, благополучно избежал ареста и добрался до Швейцарии благодаря помощи дамы, которая в его воспоминаниях названа госпожой Л. Настоящее имя госпожи Л. не составляло секрета ни для современников событий, ни для первых читателей воспоминаний в начале 1860-х: в 1793 году ее называли Анн Элизабет Леже, или вдова Леже. Покойный муж, скончавшийся в декабре 1790 года, был книготорговцем, издателем и владельцем типографии (эти виды деятельности в то время часто сочетались в одном предприятии).
Леонард Дефранс (1735-1805). Посещение типографии (около 1782)
Вдова продолжала вести бизнес уже под собственной маркой «Вдова Леже». Была она по тогдашним меркам не молода - более или менее достоверные источники указывают, что она родилась в начале 1763 года, то есть на момент знакомства с депутатом Дульсе ей уже исполнилось тридцать. Красавицей она тоже не была; те, кто относился к ней хорошо, предпочитали писать о ее уме, радушии и всегдашней готовности помочь, а злопыхатели называли откровенно некрасивой. Была она, что называется, «женщина с прошлым» - все знали о ее связи со знаменитым Мирабо, которая продолжалась с 1788 до самой смерти Мирабо в апреле 1791 года.
Первый том полного собрания сочинений Мирабо, отпечатанный в 1791 году в типографии вдовы Леже на улице Сент-Оноре (купить можно было там же). В этой типографии она в 1793 прятала депутата Дульсе.
И вот на этой «женщине с прошлым» женился наш депутат Дульсе, «мужчина с будущим», буквально через несколько дней после своего возвращения из эмиграции. 9 термидора II года по республиканскому календарю, то есть 27 июля 1794 года, случился термидорианский переворот; на следующий день были казнены Робеспьер и его ближайшие сторонники; еще через два дня Революционный трибунал был лишен своих чрезвычайных полномочий. Депутат Дульсе, получив в Швейцарии известия об этих событиях, немедленно приехал в Париж, и уже 10 августа 1794 был зарегистрирован его брак с гражданкой Анн Элизабет Маре (Маре - девичья фамилия вдовы Леже).
Спешка становится несколько более понятной, если учесть еще одно обстоятельство: за три месяца до этого бракосочетания, 10 мая 1794, Анн Элизабет произвела на свет младенца мужского пола. Поскольку в воспоминаниях Луи-Гюстав называет датой своего знакомства с госпожой Л. 31 октября 1793, тут возникают некоторые вопросы. Авторы статьи в Википедии решили, видимо, вопросы снять, отнеся рождение этого ребенка не к 1794, а к 1795 году, но документы указывают именно на 1794 - например, в 1833 году выросший мальчик выступил в качестве свидетеля при регистрации рождения ребенка одного своего брюссельского знакомого и указал свой возраст, 39 лет. Есть и другие подтверждения.
Мы ничего не знаем ни о том, под каким именем и фамилией младенец был зарегистрирован в мае 1794, ни о том, кто был его биологическим отцом, но в дальнейшем этот ребенок будет известен только как Луи-Адольф Ле Дульсе де Понтекулан, сын Луи-Гюстава Ле Дульсе де Понтекулана и Анн Элизабет Маре. Он прожил долгую и богатую опасными приключениями жизнь, но нигде никогда не упоминается, чтобы кто-то сомневался в его законнорожденности. В революционные времена не было ничего исключительного в том, что вернувшийся из эмиграции отец официально признавал ребенка, ранее зарегистрированного как «рожденный от неизвестного отца», и одновременно регистрировал брак с его матерью. Но бывало и так, что детей, например, признавали, а брак не регистрировали, а бывало, как всегда и везде, что и детей признавать не желали. В общем, со стороны Луи-Гюстава женитьба была поступком, современники событий именно как поступок это воспринимали, а общепринятым объяснением была именно благодарность.
«Общая и беспристрастная история проступков, ошибок и преступлений, совершенных во время французской революции» Луи-Мари Прюдома, вышедшая в 1797 году и тут же запрещенная полицией Директории. Среди прочего там есть списки пострадавших от репрессий, в которых депутат Дульсе фигурирует как объявленный вне закона в 1793 году.
Вот, например, Луи-Мари Прюдом в 1797 году о нашем депутате Дульсе сообщает следующее:
«ДУЛЬСЕ (Гюстав), бывший маркиз де Понтекулан, бывший депутат учредительного собрания, депутат Конвента, объявленный вне закона декретом от 3 октября 1793 вследствие событий 31 мая, 1 и 2 июня. Он избежал суда и был обязан жизнью храбрости вдовы Леже, владелицы издательства и книжной торговли; в благодарность он на ней женился. Декрет об объявлении вне закона был отменен 22 жерминаля 3 года, и он вернулся в состав Конвента.»
Была ли там одна лишь благодарность или присутствовали и другие какие-нибудь чувства или соображения, доступные источники не рассказывают. Как бы то ни было, в июне 1795, через десять месяцев после бракосочетания, появился на свет еще один мальчик, Филипп-Гюстав Ле Дульсе де Понтекулан, которого тоже ожидала долгая и интересная жизнь - это в его честь в 1935 был назван кратер на Луне. А родители прожили в браке полвека (Анн Элизабет дожила до 1844), и нигде не сообшается, чтобы они ссорились или как-то друг другу доставляли неприятности.
История вторая, с участием Наполеона
Вернувшись в состав Конвента, депутат Дульсе активно занимался политикой, регулярно выступал с трибуны, а 4 мая 1795 на четыре месяца был избран в состав Комитета общественного спасения, где ему поручили заниматься военными делами. Как раз в то время в Париже появился молодой генерал Наполеон Бонапарт, у которого уже был за плечами Тулон, но не было еще нужных связей, и в военном министерстве ему предложили назначение в пехоту и отправку на подавление восстания в Вандее. Артиллеристу Бонапарту в пехоту не хотелось, да и в Вандею, в общем-то, тоже - он уже успел побывать в командировке в Генуе и имел некоторые идеи насчет ведения войны в Италии.
Наполеон в Тулоне в 1793 г., еще молодой и тощий. Рисунок, конечно, не с натуры - художникам он станет интересен только через пару лет.
Нашелся какой-то знакомый, который отправил его к начальнику военного бюро Дульсе, и на того эти идеи произвели благоприятное впечатление. В результате, заботами Дульсе, Наполеона избавили от необходимости отправляться с пехотой в Вандею, а вместо этого оставили в Париже при военном бюро Комитета общественного спасения и поручили составлять планы итальянской кампании. Дальше его карьерой занимались уже другие люди, и не в последнюю очередь он сам, но вот этого доверия к его талантам и оказанной в нужный момент помощи Наполеон не забыл.
Сделавшись в результате переворота 18 брюмера (9 ноября 1799 года) первым консулом и разобравшись с самыми безотлагательными делами вроде изменения конституции, он в начале следующего 1800 года вызвал к себе Луи-Гюстава ле Дульсе де Понтекулана и предложил ему место в только что учрежденном Охранительном сенате. На справедливое замечание де Понтекулана, что в Сенат ему нельзя по возрасту - там возрастной ценз 40 лет, а ему еще только 36 - Наполеон сказал, что место в сенате тогда подождет, а пока что Понтекулан поедет префектом в Брюссель, где как раз учрежден новый департамент Диль.
Охранительный сенат по конституции 22 фримера VIII года (13 декабря 1799) был одним из трех законодательных собраний Консулата. Собственно законодательные функции осуществляли два других - Трибунат и Законодательный корпус, а Охранительный сенат выбирал из общенационального списка кандидатов новых законодателей, трибунов, консулов, судей кассационного суда, комиссаров счетоводства, а также выступал в качестве некоего аналога Конституционного суда. Члены сената назначались пожизненно самим сенатом из кандидатов, предложенных двумя другими собраниями и первым консулом. Положение сенатора было весьма почетным, да и денежное содержание к нему прилагалось неплохое.
В Брюсселе де Понтекулан пробыл префектом до осени 1805 года, а потом, как и было обещано, перебрался в кресло сенатора и благополучно заседал там до самого конца наполеоновского правления.
Стендаль рассказывает об этом более цветисто, хотя сам при этих разговорах, конечно, не присутствовал (цитируется по книге «Воспоминания о Наполеоне», перевод А.С. Кулишер):
«…Став консулом, он призвал г-на де Понтекулана к себе.
- Вы сенатор,- сказал он, бросив на него тот чарующий взгляд, которым дарил, когда считал себя вправе следовать движениям своего сердца.
- Милость, которую вы хотите мне оказать, неосуществима,- ответил г-н де Понтекулан.- Мне всего тридцать шесть лет, а сенатором можно стать только в сорок.
- Ну что ж, вы будете префектом Брюсселя или любого другого города, какой вам понравится; но помните, что вы сенатор и займете ваше место, когда достигнете установленного возраста; мне хочется доказать вам, что я не забыл, кем вы были для меня в свое время.
Несколько лет спустя г-н де Понтекулан, став сенатором, поселился в Париже; он имел неосторожность поручиться за одного из своих друзей на сумму в триста тысяч франков; тот не смог ее уплатить, и г-н де Понтекулан оказался в величайшем затруднении; ему не представлялось иного выхода, как продать свое единственное поместье (Понтекулан, в департаменте Кальвадос).
- Отчего бы вам не обратиться к императору? - спросил его кто-то из друзей.- Он чрезвычайно благоволит к вам.
- По совести сказать, не решаюсь,- ответил г-н де Понтекулан.- Это было бы неделикатно. Я поставил бы императора и самого себя в пренеприятное положение.
Наконец в один прекрасный день г-н де Понтекулан, весьма удрученный необходимостью продать поместье, испросил у императора аудиенцию и рассказал ему о своей беде.
- Сколько времени вы в таком положении? - спросил его Наполеон.
- Три месяца, ваше величество.
- Значит, вы потеряли три месяца. Как вы думаете, неужели я могу забыть то, что вы сделали для меня? Пойдите сегодня же к казначею, который ведает моим цивильным листом, он вручит вам сто тысяч экю.»
Поместье Понтекулан с замком, голубятней (она на первом плане) и прочими постройками оставалось в семье депутата и его потомков до конца XIX века. В 1896 прямых наследников по мужской линии уже не стало, и внучка (дочь Филиппа-Гюстава) завещала замок департаменту Кальвадос. С 1908 года там действует музей. Фото https://www.calvados.fr/actu/journees-europeennes-patrimoine-2020 .
История третья, с участием Природы
В сентябре 1797 депутат Дульсе при очередном перевороте снова оказался под угрозой репрессий и снова на некоторое время подался в Швейцарию - на этот раз, правда, у него был паспорт на свое имя. Пешком он обошел полстраны, побывав в тех местах, которые не успел посетить во время своей первой эмиграции: в одиночку и с проводником поднимался на вершины гор, осматривал ледники и водопады, дышал свежим горным воздухом, размышлял без помех о судьбах родины, заглянул ненадолго в Италию, где удачно повстречал на прогулке госпожу Бонапарт, а потом был приглашен в Милан в штаб-квартиру главнокомандующего Итальянской армии и там тоже поговорил о судьбах родины. Потом на родине тучи несколько развеялись, и депутат Дульсе вернулся домой через перевал Сен-Готар. Он на всю жизнь сохранил благодарные чувства к швейцарским горам, много раз возвращался туда, чтобы снова полюбоваться красотами природы, и, надо отдать ему должное, кое-что сделал для того, чтобы и другие люди имели такую возможность.
Среди прочих красот, увиденных во время этих прогулок, ему особенно запомнился ледник Мер-де-Глас на северном склоне массива Монблан, недалеко от Шамони. Сейчас это территория Франции, а тогда окрестности ледника числились за Швейцарией.
Депутат был не первым туристом, на кого этот ледник произвел неизгладимое впечатление. Англичанин Уильям Уиндем в 1741 году побывал там и в своих путевых записках много восторгался именно ледником, ни словом не упомянув о Монблане. Экскурсии на ледник и по его окрестностям постепенно приобрели популярность, главным образом среди англичан, и в 1779 некий Чарльз Блэр пожертвовал четыре гинеи, чтобы построить там горный приют для путешественников - первое известное сооружение такого рода. Оно быстро обветшало, но простояло довольно долго.
Карл-Людвиг Хакерт. Вид на Приют Блэра и ледник Мер-де-Глас с вершины Монтанвер. (1781). Если хорошо присмотреться (разрешение позволяет), над дверью хижины видна надпись Hopital Blaire. По-английски фамилия пишется Blair, но художник изобразил так. На самом деле там, вполне возможно, вообще никакой надписи не было.
В 1792 году французский дипломат Шарль Луи де Семонвиль, направляясь с миссией в Константинополь, тоже побывал в этих местах, был очарован их красотой и на следующий год обратился к местному краеведу и пропагандисту горного туризма Марку-Теодору Бурриту с просьбой заняться постройкой рядом со старой хижиной Блэра нового приюта на его, де Семонвиля, средства:
Шарль-Луи-Юге де Монтаран, маркиз де Семонвиль (1759-1839), французский дипломат и политический деятель, успешно делавший карьеру при всех режимах. Просидев два с половиной года в австрийском плену, был вместе с еще двумя французскими представителями обменян на дочь Людовика XVI. Впоследствии он стал коллегой де Понтекулана в сенате и вел переговоры с Австрией о браке между Наполеоном и Марией-Луизой. Портрет, конечно, написан гораздо позже 1793 года.
«...Пусть наше новое жилище дает ученым, натуралистам, художникам, путешественникам всех классов и наций надежное убежище; пусть там в шкафу, ключ от которого будут иметь два владельца гостиниц в Шамони, хранится кое-какая кухонная утварь, средства для разведения и поддержания огня, лампа, гамаки, топор, палки с железными наконечниками, термометр, барометр, корпия, бинты, в общем, предметы первой необходимости для защиты от непогоды и предотвращения неприятных последствий несчастного случая. Часть этих предметов может служить довольно долго; другая часть, когда подойдет к концу, будет, без сомнения, возобновляться благожелательными заботами тех, кто станет посещать этот приют…»
Это был вполне современный план оборудования альпийского приюта, но реализовать его удалось не сразу; де Семонвиль вскорости оказался в плену у австрийцев, и дело на некоторое время заглохло. В 1794 французский представитель в Женеве Феликс Депорт, тоже очарованный видами ледника, берет дело в свои руки и выдает из своих средств двести франков на постройку «Храма Природы», который должен быть украшен восемью медальонами с портретами знаменитых естествоиспытателей. В 1795 муниципальный совет Шамони принимает соответствующее решение.
Феликс Депорт (1763-1849), французский политический деятель и дипломат. С портрета 1818 г. работы Иоганна-Стефана Декера.
Рядом со старой хижиной появляется новая каменная постройка, но и она довольно скоро требует ремонта. На помощь приходит Луи-Гюстав Ле Дульсе де Понтекулан, префект департамента Диль. В ноябре 1803 года он через своего личного секретаря направляет вексель на 200 франков для покрытия расходов на ремонт приюта. Ремонт затягивается, но де Понтекулан из Брюсселя, а потом и из Парижа, регулярно интересуется состоянием дел, дает рекомендации по закупке оборудования, использует свое влияние, чтобы добиться от местных властей помощи в ускорении работ, присылает еще денег. «Храм Природы» был в конце концов приведен в приличный вид, а хижина Блэра окончательно разрушилась примерно к 1812 году.
Жан-Антуан Линк (1766-1843). Вид на ледник Мер-де Глас, Эгий-де-Шармос, Жеан-де-ла-Гранд-Жорас и приюты с вершины Монтанвер. Судя по тому, что Приют Блэра еще стоит, картина относится к периоду до 1812 г.
После 1815 года делами приюта снова стал заниматься Феликс Депорт, вынужденный покинуть Францию после падения Наполеона. Он писал мэру Шамони:
«Я хочу, чтобы мой приют был во всем достоин тех друзей Природы, которые придут туда, чтобы восхищаться и поражаться. Не забудьте о том, что может потребоваться особо для удобства дам. Когда будете в Женеве, купите зеркало, которое надо поместить над камином. Надо также купить пару подставок для дров, совок и железные щипцы… Над зеркалом распорядитесь поместить мое имя (поскольку таково желание жителей Шамони) со следующей надписью: «Эта хижина подарена Феликсом Де Портом друзьям Природы». Господин де Понтекулан был благотворителем этого приюта, пока я находился в чужих странах; его имя надо бережно сохранять. Поместите его над дверью следующим образом: «Дульсе де Понтекулан». (Дальше следуют подробные указания, где и как написать имена шести местных женевских естествоиспытателей и пяти тогдашних мировых светил, в том числе Ньютона - его имя следовало разместить посередине на потолке.)
Здесь тоже вроде бы виден не только Храм Природы, но и Приют Блэра или, по крайней мере, его развалины. https://claireandmarkgotravelling.wordpress.com/2015/03/02/chamonix-the-mer-de-glace-glacier/
Уильям Бартлетт «Мер-де-Глас в Шамони». Иллюстрация из книги 1836 года. Появляются еще какие-то загадочные развалины на переднем плане. https://www.euromanticism.org/le-temple-de-la-nature-chamonix/
Храм Природы снова ремонтировали в 1840, потом перестраивали в 1926. Сейчас доступ туда закрыт, но рядом есть музей.
Храм Природы в 2020 году. https://www.euromanticism.org/le-temple-de-la-nature-chamonix/
В 1879 рядом построили отель, существующий до сих пор, а до Монтанвера провели железную дорогу от Шамони.
Плакат железной дороги Шамони-Монтанвер
Вокзал Монтанвер в наши дни. Невооруженным глазом видно, что ледник сильно уменьшился.
Ледник Мер-де-Глас. Вид с Монтанвер. Снимок, вероятно, начала ХХ века.
Дамы готовятся к переходу через ледник
Туристы на леднике Мер-де-Глас в 1900 году. https://twitter.com/jamie_woodward_/status/958785144940384257?lang=pl
Для франкофонов есть еще отличный ролик о том, как в самом начале ХХ века водили экскурсии на ледник Мер-де Глас. Чудесные фотографии и интересный рассказ.
Click to view