Познай истину и живи себе спокойненько, опирая на неё свои поступки
gignomai взялся исследовать доказательство бессмертия души, проводимого Сократом в "Федоне", на предмет его достоверности, истинности: начало, продолжение. Отличный повод перепрослушать этот диалог и поразмышлять вместе с gignomai'ем и его друзьями. Вот до такого интересного места сейчас дошёл:
68d - Хорошо, - продолжал Сократ. - Если же ты дашь себе труд задуматься над мужеством и рассудительностью остальных людей, ты обнаружишь нечто несообразное.
- Как так, Сократ?
- Ты ведь знаешь, что все остальные считают смерть великим злом?
- Еще бы!
- И если иные из них - когда решатся ее встретить - мужественно встречают смерть, то не из страха ли перед еще большим злом?
- Правильно.
- Стало быть, все, кроме философов, мужественны от боязни, от страха. Но быть мужественным от робости, от страха - ни с чем не сообразно!
e - Да, разумеется.
- Взглянем теперь на людей умеренных. Если иные умеренны, то и тут то же самое: они рассудительны в силу особого рода невоздержности. "Это невозможно!" - скажем мы, а все же примерно так оно и обстоит с туповатой рассудительностью. Те, кому она присуща, воздерживаются от одних удовольствий просто потому, что боятся потерять другие, горячо их желают и целиком находятся в их власти. 69 Хотя невоздержностью называют покорность удовольствиям, все же получается, что эти люди, сдаваясь на милость одних удовольствий, побеждают другие. Вот и выходит так, как мы только что сказали: в известном смысле они воздержны именно благодаря невоздержности.
- Похоже, что так.
- Но, милый мой Симмий, если иметь в виду добродетель, разве это правильный обмен - менять удовольствие на удовольствие, огорчение на огорчение, страх на страх, разменивать большее на меньшее, словно монеты? b Нет, существует лишь одна правильная монета - разумение, и лишь в обмен на нее дóлжно все отдавать; лишь в этом случае будут неподдельны и мужество, и рассудительность, и справедливость - одним словом, подлинная добродетель: она сопряжена с разумением, все равно, сопутствуют ли ей удовольствия, страхи и все иное тому подобное или не сопутствуют. Если же все это отделить от разумения и обменивать друг на друга, как бы не оказалась пустою видимостью такая добродетель, поистине годная лишь для рабов, хилая и подложная. Между тем, истинное - это действительно очищение от всех [страстей], а рассудительность, справедливость, мужество и само разумение - средство такого очищения. c И быть может, те, кому мы обязаны учреждением таинств, были не так уж просты, но на самом деле еще в древности приоткрыли в намеке, что сошедший в Аид непосвященным будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов. Да, ибо, как говорят те, кто сведущ в таинствах, "много тирсоносцев, да мало вакхантов", d и "вакханты" здесь, на мой взгляд, не кто иной, как только истинные философы. Одним из них старался стать и я - всю жизнь, всеми силами, ничего не упуская. Верно ли я старался и чего мы достигли, мы узнаем точно, если то будет угодно богу, когда придем в Аид. Ждать осталось недолго, сколько я понимаю.
Что в этом отрывке собственно утверждается? Я понимаю так, что в нём утвержаются две вещи. Во-первых, что де следует познать истину и жить далее уже опираясь на эту истину. Ибо если жить не опираясь на истину, то все поступки будут двусмысленными: может они и правильные, а может и не правильные, будут как бы подвешенными в воздухе, без опоры на истину. Ясно дело, что грош цена таким поступкам. Ведь любой из них, представляющийся было самым-самым добром, на поверку, когда-нибудь потом, окажется самым-самым злом. Вобщем какая-то заведомая ерунда получается с жизнью без опоры на истину, познанную истину.
Вторая интересная вещь, которая в этом отрывке утверждается, это как быть с тем фактом, что мы наверняка, достоверно, знать про загробный мир не можем. Ведь казалось бы, что раз мы про него знать не можем, то мы не можем и обладать истиной в этой жизни. Так вот Сократ утверждает: хоть и не можем, но должны, выхода другого у нас нет. Поступки-то, как ни крути, мы вынуждены совершать в этой жизни, так стало быть обязаны и истину знать, ну чтоб опереть на неё наши поступки, чтоб не были они бестолковыми и двусмысленными. Собери разум, продумай вопрос до донышка, получи достоверный ответ - вот он-то и будет истиной. Если остались какие-то ещё, пусть самое малюсенькое, сомнения - продолжай продумывать, пока вовсе их не останется. Как продумаешь - так значит и достиг цели, нашёл истину, можешь продолжать себе спокойненько жить и опирать на неё свои поступки. И при этом ты будешь знать, что абсолютной достоверности у твоей истины нет. Но знание это - пустое, так, бирюлька, ведь ты по максимуму вопрос продумал, сделал всё-всё от тебя зависящее. А уж что Бог и судьба тебе далее преподнесут - уж на это их воля и право, от тебя тут уже ничего не зависит.
68d - Хорошо, - продолжал Сократ. - Если же ты дашь себе труд задуматься над мужеством и рассудительностью остальных людей, ты обнаружишь нечто несообразное.
- Как так, Сократ?
- Ты ведь знаешь, что все остальные считают смерть великим злом?
- Еще бы!
- И если иные из них - когда решатся ее встретить - мужественно встречают смерть, то не из страха ли перед еще большим злом?
- Правильно.
- Стало быть, все, кроме философов, мужественны от боязни, от страха. Но быть мужественным от робости, от страха - ни с чем не сообразно!
e - Да, разумеется.
- Взглянем теперь на людей умеренных. Если иные умеренны, то и тут то же самое: они рассудительны в силу особого рода невоздержности. "Это невозможно!" - скажем мы, а все же примерно так оно и обстоит с туповатой рассудительностью. Те, кому она присуща, воздерживаются от одних удовольствий просто потому, что боятся потерять другие, горячо их желают и целиком находятся в их власти. 69 Хотя невоздержностью называют покорность удовольствиям, все же получается, что эти люди, сдаваясь на милость одних удовольствий, побеждают другие. Вот и выходит так, как мы только что сказали: в известном смысле они воздержны именно благодаря невоздержности.
- Похоже, что так.
- Но, милый мой Симмий, если иметь в виду добродетель, разве это правильный обмен - менять удовольствие на удовольствие, огорчение на огорчение, страх на страх, разменивать большее на меньшее, словно монеты? b Нет, существует лишь одна правильная монета - разумение, и лишь в обмен на нее дóлжно все отдавать; лишь в этом случае будут неподдельны и мужество, и рассудительность, и справедливость - одним словом, подлинная добродетель: она сопряжена с разумением, все равно, сопутствуют ли ей удовольствия, страхи и все иное тому подобное или не сопутствуют. Если же все это отделить от разумения и обменивать друг на друга, как бы не оказалась пустою видимостью такая добродетель, поистине годная лишь для рабов, хилая и подложная. Между тем, истинное - это действительно очищение от всех [страстей], а рассудительность, справедливость, мужество и само разумение - средство такого очищения. c И быть может, те, кому мы обязаны учреждением таинств, были не так уж просты, но на самом деле еще в древности приоткрыли в намеке, что сошедший в Аид непосвященным будет лежать в грязи, а очистившиеся и принявшие посвящение, отойдя в Аид, поселятся среди богов. Да, ибо, как говорят те, кто сведущ в таинствах, "много тирсоносцев, да мало вакхантов", d и "вакханты" здесь, на мой взгляд, не кто иной, как только истинные философы. Одним из них старался стать и я - всю жизнь, всеми силами, ничего не упуская. Верно ли я старался и чего мы достигли, мы узнаем точно, если то будет угодно богу, когда придем в Аид. Ждать осталось недолго, сколько я понимаю.
Что в этом отрывке собственно утверждается? Я понимаю так, что в нём утвержаются две вещи. Во-первых, что де следует познать истину и жить далее уже опираясь на эту истину. Ибо если жить не опираясь на истину, то все поступки будут двусмысленными: может они и правильные, а может и не правильные, будут как бы подвешенными в воздухе, без опоры на истину. Ясно дело, что грош цена таким поступкам. Ведь любой из них, представляющийся было самым-самым добром, на поверку, когда-нибудь потом, окажется самым-самым злом. Вобщем какая-то заведомая ерунда получается с жизнью без опоры на истину, познанную истину.
Вторая интересная вещь, которая в этом отрывке утверждается, это как быть с тем фактом, что мы наверняка, достоверно, знать про загробный мир не можем. Ведь казалось бы, что раз мы про него знать не можем, то мы не можем и обладать истиной в этой жизни. Так вот Сократ утверждает: хоть и не можем, но должны, выхода другого у нас нет. Поступки-то, как ни крути, мы вынуждены совершать в этой жизни, так стало быть обязаны и истину знать, ну чтоб опереть на неё наши поступки, чтоб не были они бестолковыми и двусмысленными. Собери разум, продумай вопрос до донышка, получи достоверный ответ - вот он-то и будет истиной. Если остались какие-то ещё, пусть самое малюсенькое, сомнения - продолжай продумывать, пока вовсе их не останется. Как продумаешь - так значит и достиг цели, нашёл истину, можешь продолжать себе спокойненько жить и опирать на неё свои поступки. И при этом ты будешь знать, что абсолютной достоверности у твоей истины нет. Но знание это - пустое, так, бирюлька, ведь ты по максимуму вопрос продумал, сделал всё-всё от тебя зависящее. А уж что Бог и судьба тебе далее преподнесут - уж на это их воля и право, от тебя тут уже ничего не зависит.