Возьми в дорогу Платона 2
Подолжаю разбирать доказательства бессмертия души в "Федоне".
Итак, отвечая Кебету, Сократ формулирует 4-е доказательство, которое в рубрикации А.Ф.Лосева озаглавлено так: «теория души как эйдоса жизни» - неверно, как я намерен показать, озаглавлено.
Я пропущу рассказ Сократа о том, как он пытался доискиваться до причин рождения и гибели вещей через изучение природы, его любопытнейшие рассуждения о числах и характеристику Анаксагора. Перейду прямо к доказательству.
1. Нам вместе с Кебетом надо согласиться с тем исходным положением, что существуют эйдосы, они же общие понятия (logoi, логосы), такие как прекрасное, количество, равенство сами по себе. А все вещи получают соответствующие качества и имена через причастность эйдосам: прекрасная женщина прекрасна не потому, что у нее прекрасные глаза или роскошная фигура (и даже не потому, что, как пишет современный поэт, она прошла для встречи с ним «20 тысяч ли», т.е. историей своей души), а потому что она причастна идее прекрасного. Мы должны это принять, иначе все остальное обсуждать бессмысленно - это то, без чего нет Платона; хотя, замечу на полях, признание этого как основополагающей причины вовсе не означает отрицание роли всего остального, для чего у Платона-Сократа есть специальное название того, «без чего причина не могла бы быть причиной» (99b).
2. Дальше Сократ рассматривает некий род качеств вещей (получаемых ими через причастность идеям), которые мы можем охарактеризовать как случайные. Скажем, Симмий выше Сократа не потому что он Симмий, а в силу причастности большому; он же ниже Кебета - в силу причастности малому. Здесь важно, что противоположные качества такого рода вполне уживаются в одной вещи.
3. Не то - сами идеи. Сократ легко убеждает собеседников, что большое само по себе никак не совместимо с малым самим по себе, оно не может быть и большим, и малым. Метафорически он выражает это так: большое либо отступает и бежит с приближением врага, малого, либо гибнет, если тот приблизится вплотную.
4. А вот следующим шагом Сократ выделяет особый род вещей; такая вещь «не есть идея, но обладает ее формой во все время своего существования» (103е). В качестве примеров он называет снег, всегда холодный, огонь, всегда горячий, и тройку, всегда нечетную. Такая вещи, не будучи сама противоположна идее, противоположной той, которая ее формирует, тем не менее, ведет себя так же: нельзя сказать, что тройка есть противоположное нечетности, но она никогда не бывает четной, т.е. на том же метафорическом языке отступает или гибнет при ее приближении. Иначе: у нее «нет доли в четности» (104е).
5. Вот к такого рода сущностям Сократ относит душу:
- Тогда вернемся к началу. Только теперь, пожалуйста, отвечай мне не так, как я спрашиваю, но подражая мне. Дело в том, что помимо прежнего надежного ответа я усмотрел по ходу нашего рассуждения еще и другую надежность. Если бы ты спросил меня, что должно появиться в теле, чтобы оно стало теплым, я бы уже не дал того надежного, но невежественного ответа, не сказал бы, что теплота, но, наученный нашим рассуждением, ответил бы потоньше - что огонь. И если ты спросишь, от чего тело становится недужным, не скажу, что от недуга, но - от горячки. Подобным же образом, если ты спросишь меня, что должно появиться в числе, чтобы оно сделалось нечетным, я отвечу, что не нечетность, но единица. Ну и так далее. Теперь ты достаточно ясно понимаешь, что я имею в виду?
- Вполне достаточно.
- Тогда отвечай: что должно появиться в теле, чтобы оно было живым?
- Душа, -сказал Кебет.
- И так бывает всегда.
- А как может быть иначе? -спросил тот.
- Значит, чем бы душа ни овладела, она всегда привносит в это жизнь?
- Да, верно.
- А есть ли что-нибудь противоположное жизни или нет?
- Есть.
- Что же это?
- Смерть.
- Но - в этом мы уже согласились - душа никогда не примет противоположного тому, что всегда привносит сама?
- Без всякого сомнения! - отвечал Кебет.
- Что же выходит? Как мы сейчас назвали то, что не принимает идеи четного?
- Нечетным.
- А не принимающее справедливости и то, что никогда не примет искусности?
- Одно - неискусным, другое - несправедливым.
- Прекрасно. А то, что не примет смерти, как мы назовем?
- Бессмертным.
- Но ведь душа не принимает смерти?
- Нет.
- Значит, душа бессмертна?
- Бессмертна, - сказал Кебет.
Красивое доказательство, не правда ли?
Однако, как и в других случаях, посмотрим, все ли предпосылки, в нем использованные, приемлемы. Две из них я уже назвал - теория идей и (в прошлом посте по «Федону») представление о душе как животворящем начале. Лично я их разделяю, с теми же, для которых они неприемлемы, нужно переходить к обсуждению проблемы общих понятий и априорных предпосылок знания, с одной стороны, и онтологии жизни, с другой.
Но есть в доказательстве и еще кое-какие неочевидные моменты. Дело в том, что Платон, видимо, мыслит воздействие одной сущности на другую только как сообщение ей того свойства, которым она сама обладает: снег - холодный и холодит. Но мы же знаем, к примеру, что холодная водка горячит. Откуда же у нас может быть уверенность, что про животворящее начало, душу, можно сказать, что она сама жива? В сходном плане возражал Платону Аристотель, когда оспаривал мысль первого о «самодвижении души»: чтобы двигать, не обязательно самому двигаться (пример - цель, движущая человеком). Аристотель и пришел к представлению о душе как эйдосе или энтелехии, движущей форме живого существа (вот у него душа - эйдос, а у Платона, вопреки Лосеву, эйдос. Я здесь, скорее, с Платоном, но аргументы надо специально искать.
Итак, отвечая Кебету, Сократ формулирует 4-е доказательство, которое в рубрикации А.Ф.Лосева озаглавлено так: «теория души как эйдоса жизни» - неверно, как я намерен показать, озаглавлено.
Я пропущу рассказ Сократа о том, как он пытался доискиваться до причин рождения и гибели вещей через изучение природы, его любопытнейшие рассуждения о числах и характеристику Анаксагора. Перейду прямо к доказательству.
1. Нам вместе с Кебетом надо согласиться с тем исходным положением, что существуют эйдосы, они же общие понятия (logoi, логосы), такие как прекрасное, количество, равенство сами по себе. А все вещи получают соответствующие качества и имена через причастность эйдосам: прекрасная женщина прекрасна не потому, что у нее прекрасные глаза или роскошная фигура (и даже не потому, что, как пишет современный поэт, она прошла для встречи с ним «20 тысяч ли», т.е. историей своей души), а потому что она причастна идее прекрасного. Мы должны это принять, иначе все остальное обсуждать бессмысленно - это то, без чего нет Платона; хотя, замечу на полях, признание этого как основополагающей причины вовсе не означает отрицание роли всего остального, для чего у Платона-Сократа есть специальное название того, «без чего причина не могла бы быть причиной» (99b).
2. Дальше Сократ рассматривает некий род качеств вещей (получаемых ими через причастность идеям), которые мы можем охарактеризовать как случайные. Скажем, Симмий выше Сократа не потому что он Симмий, а в силу причастности большому; он же ниже Кебета - в силу причастности малому. Здесь важно, что противоположные качества такого рода вполне уживаются в одной вещи.
3. Не то - сами идеи. Сократ легко убеждает собеседников, что большое само по себе никак не совместимо с малым самим по себе, оно не может быть и большим, и малым. Метафорически он выражает это так: большое либо отступает и бежит с приближением врага, малого, либо гибнет, если тот приблизится вплотную.
4. А вот следующим шагом Сократ выделяет особый род вещей; такая вещь «не есть идея, но обладает ее формой во все время своего существования» (103е). В качестве примеров он называет снег, всегда холодный, огонь, всегда горячий, и тройку, всегда нечетную. Такая вещи, не будучи сама противоположна идее, противоположной той, которая ее формирует, тем не менее, ведет себя так же: нельзя сказать, что тройка есть противоположное нечетности, но она никогда не бывает четной, т.е. на том же метафорическом языке отступает или гибнет при ее приближении. Иначе: у нее «нет доли в четности» (104е).
5. Вот к такого рода сущностям Сократ относит душу:
- Тогда вернемся к началу. Только теперь, пожалуйста, отвечай мне не так, как я спрашиваю, но подражая мне. Дело в том, что помимо прежнего надежного ответа я усмотрел по ходу нашего рассуждения еще и другую надежность. Если бы ты спросил меня, что должно появиться в теле, чтобы оно стало теплым, я бы уже не дал того надежного, но невежественного ответа, не сказал бы, что теплота, но, наученный нашим рассуждением, ответил бы потоньше - что огонь. И если ты спросишь, от чего тело становится недужным, не скажу, что от недуга, но - от горячки. Подобным же образом, если ты спросишь меня, что должно появиться в числе, чтобы оно сделалось нечетным, я отвечу, что не нечетность, но единица. Ну и так далее. Теперь ты достаточно ясно понимаешь, что я имею в виду?
- Вполне достаточно.
- Тогда отвечай: что должно появиться в теле, чтобы оно было живым?
- Душа, -сказал Кебет.
- И так бывает всегда.
- А как может быть иначе? -спросил тот.
- Значит, чем бы душа ни овладела, она всегда привносит в это жизнь?
- Да, верно.
- А есть ли что-нибудь противоположное жизни или нет?
- Есть.
- Что же это?
- Смерть.
- Но - в этом мы уже согласились - душа никогда не примет противоположного тому, что всегда привносит сама?
- Без всякого сомнения! - отвечал Кебет.
- Что же выходит? Как мы сейчас назвали то, что не принимает идеи четного?
- Нечетным.
- А не принимающее справедливости и то, что никогда не примет искусности?
- Одно - неискусным, другое - несправедливым.
- Прекрасно. А то, что не примет смерти, как мы назовем?
- Бессмертным.
- Но ведь душа не принимает смерти?
- Нет.
- Значит, душа бессмертна?
- Бессмертна, - сказал Кебет.
Красивое доказательство, не правда ли?
Однако, как и в других случаях, посмотрим, все ли предпосылки, в нем использованные, приемлемы. Две из них я уже назвал - теория идей и (в прошлом посте по «Федону») представление о душе как животворящем начале. Лично я их разделяю, с теми же, для которых они неприемлемы, нужно переходить к обсуждению проблемы общих понятий и априорных предпосылок знания, с одной стороны, и онтологии жизни, с другой.
Но есть в доказательстве и еще кое-какие неочевидные моменты. Дело в том, что Платон, видимо, мыслит воздействие одной сущности на другую только как сообщение ей того свойства, которым она сама обладает: снег - холодный и холодит. Но мы же знаем, к примеру, что холодная водка горячит. Откуда же у нас может быть уверенность, что про животворящее начало, душу, можно сказать, что она сама жива? В сходном плане возражал Платону Аристотель, когда оспаривал мысль первого о «самодвижении души»: чтобы двигать, не обязательно самому двигаться (пример - цель, движущая человеком). Аристотель и пришел к представлению о душе как эйдосе или энтелехии, движущей форме живого существа (вот у него душа - эйдос, а у Платона, вопреки Лосеву, эйдос. Я здесь, скорее, с Платоном, но аргументы надо специально искать.