A Church of Empire
В своем свежем интервью, данном уже после его недавнего увольнения с поста главного редактора ЖМП, Сергей Чапнин упоминает, что его статья «A Church of Empire» была опубликована в католическом журнале The First Things в ноябре этого года.
Вот некоторые выдержки оттуда, которые я привожу в собственном переводе с английского, где есть интересные и верные наблюдения, но есть и отдельные спорные, либо нуждающиеся в конкретизации, утверждения. Общие замечания, конечно, выражены весьма верно.
Первую, раннюю стадию церковного возрождения Чапнин называет «Возрождение 1.0»
«В эти годы Церковь была уважаема, оберегаема, и ей придавали публичное значение как антисоветской силе. Большинство русских граждан привлекало в Церкви то, что она сохранила: культура, которая была русская, но не советская. Это было верно даже для тех, кто не интересовался ни церковным учением, ни молитвой. Они хотели приобщиться к этой культуре, совсем даже не зная, как это сделать. Их инстинкт, прорываясь сквозь десятилетия советского конформизма, был в том, чтобы доверять духовенству и уважать его. На этом пути поддержка «церковного возрождения 1.0» стала важным культурным элементом в десоветизации, даже при том, что его защитники слишком мало понимали о Церкви, которую они предлагали возрождать.
… Первые тенденции были обнадеживающие. Но процесс реформ оказался слабым, неполным и обратимым. Уже в середине 1990-х зловещие черты обозначались в церковной иерархии. В советскую эпоху церковное руководство, инкорпорированное в советский истеблишмент, было в основном лояльно государству. Епископы участвовали в публичных церемониях и ценили тот же особый доступ к медицинскому обслуживанию и другим привилегиям, как и государственные и партийные лидеры. Один из немногих, кто стоял особняком, был митрополит Алексий Ридигер. В 1990 он стал Алексием вторым, патриархом Московским и Всея Руси, первым патриархом после революции, выбранным без давления правительства. Алексий родился в независимой Эстонии и помнил её жестокую оккупацию Советами. Личная дистанция, которую он держал по отношению к советскому режиму, значительно определила ту независимость, или видимую независимость, которую православная иерархия поддерживала в 1990-е годы.
Тем временем, ни один из епископов русской Церкви не ценил важность активности мирян в церковном возрождении 1.0. Постсоветская церковь страдала от нехватки духовенства. Москва в 1989 г. была 10-миллионным городом, в котором служила только сотня священников. Оживление приходской жизни тем самым требовало организованных усилий лаиков. Епископат, однако, сопротивлялся всякому взгляду, который придавал бОльшую роль мирянам, и боялся тех, кто пытался озвучить такую точку зрения. Разумеется, епископы, ещё советские внутри, рассматривали мирянские движения как опасно демократические, как угрозу контролю с верху до низу церковных учреждений…
…В середине 1990-х предприняли ограничение новых мирянских организаций, подчинив их настоятелям приходов. Многие братства прекратили деятельность. Начались поиски врагов, столь типичные для идеологов. Первой преследуемой группой была община о. Георгия Кочеткова, которая сконцентрировалась на приходском строительстве и катехизации. Критики о. Кочеткова обвиняли его движение в «анти-церковности». Община избегла осуждения церковной властью, но этот инцидент положил начало открытому разделению Церкви на «либеральный» и «консервативный» лагеря.
В советскую эпоху преследуемая Церковь ценила единство поверх всех других вещей. Церковные лидеры поддерживали неформальные, часто дружеские контакты с религиозными диссидентами. В середине 1990-х ситуация изменилась. Конфликт между либералами и консерваторами стал определяющей чертой в церковной жизни.
В Коммунистической партии господствующие идеи были известны как «генеральная линия». Требуя соответствия генеральной линии, Советы подавляли несогласие и поддерживали единство. Сейчас, когда постсоветская Церковь стала уважаемой частью постсоветской культуры, многие члены её устремили свои усилия с целью управления и манипулирования её влиянием. Если Церковь намеревалась установить духовную и идеологическую программу для нации, эти члены думали, что она не смогла бы это сделать без генеральной линии. «Консерваторы» были те, кто взяли на себя формулировать эту генеральную линию и определять, кто был в согласии с ней и кто нет.
Таким образом, два лагеря окрепли. Задача консерваторов, как они её видели, была в реставрации социальной и политической власти Церкви. В литургической жизни и катехизации они отстаивали существующую практику. «Либералы», наоборот, такие, как о. Кочетков, заботились об улучшении катехизации и усилении роли литургии в общинной жизни. Два лагеря стали взаимно враждебными до той степени, которая была немыслима в советскую эпоху. Члены Церкви, несогласные по богословским или практическим вопросам, теперь называли друг друга «врагами Церкви». Обозначая себя «защитниками веры», консерваторы отваживались критиковать не только мирян или низшее духовенство, но и самих епископов, обвиняя их в «удалении от Православия» и даже, при случае, в «ереси». Церковное возрождение 1.0 провалилось.
После 2000 г. сначала почти незаметно, но потом всё более и более открыто Российское государство отказалось от демократической модели в пользу имперской. Оно делало это из желания играть большую роль в международной политике и преодолеть унижение, которое, в глазах россиян, оно претерпело при распаде СССР. Поскольку государство становилось имперским, постольку такой становилась и Церковь. В результате понимание того, что значит усиление Церкви, радикально изменилось. Эта фаза, которую мы можем назвать «Церковное возрождение 2.0», продолжается по сей день. Пастырская забота была переакцентирована в пользу внимания на то, что может сделать Церковь в партнёрстве с государством. Теперь Церковь фокусируется на строительстве и восстановлении имущества, на привлечении государственных фондов с этой целью. В ранних 2000-х Церковь успешно продвинула закон о реституции церковной собственности, отнятой Советским государством. Всё больше и больше денег было сконцентрировано для восстановления старой собственности и строительства новых церквей и епархиальных управлений. В 2015 г. эта концентрация составила около 1 млрд. р., достаточного для того, чтобы заслужить свою долю в госбюджете. Другой амбициозный план состоял в построении новых 200 храмов в Москве при поддержке городского правительства. Тем временем бюрократизация Церкви набирала обороты с образованием новых церковных учреждений и в увеличении числа чиновников и клерков в связи с бумажной работой. Предпринимая формирование русской идентичности, Церковь продвигает патриотизм и традиционные ценности при координации с правительственной пропагандой.
(…) Итак, церковное возрождение, которое в своей фазе 1.0 искало оживления дореволюционного христианства, стало церковным возрождением 2.0, постсоветской гражданской религией, обеспечивающей идеологическую поддержку Российскому государству. Русская Церковь стала Церковью Империи, с церковными обрядами и учреждениями, сформированными соответственно. Мы, кажется, находимся при рассвете новой эпохи в истории русского православия, той, что с большой вероятностью войдёт в известность как «нео-имперская».
https://www.firstthings.com/article/2015/11/a-church-of-empire
Вот некоторые выдержки оттуда, которые я привожу в собственном переводе с английского, где есть интересные и верные наблюдения, но есть и отдельные спорные, либо нуждающиеся в конкретизации, утверждения. Общие замечания, конечно, выражены весьма верно.
Первую, раннюю стадию церковного возрождения Чапнин называет «Возрождение 1.0»
«В эти годы Церковь была уважаема, оберегаема, и ей придавали публичное значение как антисоветской силе. Большинство русских граждан привлекало в Церкви то, что она сохранила: культура, которая была русская, но не советская. Это было верно даже для тех, кто не интересовался ни церковным учением, ни молитвой. Они хотели приобщиться к этой культуре, совсем даже не зная, как это сделать. Их инстинкт, прорываясь сквозь десятилетия советского конформизма, был в том, чтобы доверять духовенству и уважать его. На этом пути поддержка «церковного возрождения 1.0» стала важным культурным элементом в десоветизации, даже при том, что его защитники слишком мало понимали о Церкви, которую они предлагали возрождать.
… Первые тенденции были обнадеживающие. Но процесс реформ оказался слабым, неполным и обратимым. Уже в середине 1990-х зловещие черты обозначались в церковной иерархии. В советскую эпоху церковное руководство, инкорпорированное в советский истеблишмент, было в основном лояльно государству. Епископы участвовали в публичных церемониях и ценили тот же особый доступ к медицинскому обслуживанию и другим привилегиям, как и государственные и партийные лидеры. Один из немногих, кто стоял особняком, был митрополит Алексий Ридигер. В 1990 он стал Алексием вторым, патриархом Московским и Всея Руси, первым патриархом после революции, выбранным без давления правительства. Алексий родился в независимой Эстонии и помнил её жестокую оккупацию Советами. Личная дистанция, которую он держал по отношению к советскому режиму, значительно определила ту независимость, или видимую независимость, которую православная иерархия поддерживала в 1990-е годы.
Тем временем, ни один из епископов русской Церкви не ценил важность активности мирян в церковном возрождении 1.0. Постсоветская церковь страдала от нехватки духовенства. Москва в 1989 г. была 10-миллионным городом, в котором служила только сотня священников. Оживление приходской жизни тем самым требовало организованных усилий лаиков. Епископат, однако, сопротивлялся всякому взгляду, который придавал бОльшую роль мирянам, и боялся тех, кто пытался озвучить такую точку зрения. Разумеется, епископы, ещё советские внутри, рассматривали мирянские движения как опасно демократические, как угрозу контролю с верху до низу церковных учреждений…
…В середине 1990-х предприняли ограничение новых мирянских организаций, подчинив их настоятелям приходов. Многие братства прекратили деятельность. Начались поиски врагов, столь типичные для идеологов. Первой преследуемой группой была община о. Георгия Кочеткова, которая сконцентрировалась на приходском строительстве и катехизации. Критики о. Кочеткова обвиняли его движение в «анти-церковности». Община избегла осуждения церковной властью, но этот инцидент положил начало открытому разделению Церкви на «либеральный» и «консервативный» лагеря.
В советскую эпоху преследуемая Церковь ценила единство поверх всех других вещей. Церковные лидеры поддерживали неформальные, часто дружеские контакты с религиозными диссидентами. В середине 1990-х ситуация изменилась. Конфликт между либералами и консерваторами стал определяющей чертой в церковной жизни.
В Коммунистической партии господствующие идеи были известны как «генеральная линия». Требуя соответствия генеральной линии, Советы подавляли несогласие и поддерживали единство. Сейчас, когда постсоветская Церковь стала уважаемой частью постсоветской культуры, многие члены её устремили свои усилия с целью управления и манипулирования её влиянием. Если Церковь намеревалась установить духовную и идеологическую программу для нации, эти члены думали, что она не смогла бы это сделать без генеральной линии. «Консерваторы» были те, кто взяли на себя формулировать эту генеральную линию и определять, кто был в согласии с ней и кто нет.
Таким образом, два лагеря окрепли. Задача консерваторов, как они её видели, была в реставрации социальной и политической власти Церкви. В литургической жизни и катехизации они отстаивали существующую практику. «Либералы», наоборот, такие, как о. Кочетков, заботились об улучшении катехизации и усилении роли литургии в общинной жизни. Два лагеря стали взаимно враждебными до той степени, которая была немыслима в советскую эпоху. Члены Церкви, несогласные по богословским или практическим вопросам, теперь называли друг друга «врагами Церкви». Обозначая себя «защитниками веры», консерваторы отваживались критиковать не только мирян или низшее духовенство, но и самих епископов, обвиняя их в «удалении от Православия» и даже, при случае, в «ереси». Церковное возрождение 1.0 провалилось.
После 2000 г. сначала почти незаметно, но потом всё более и более открыто Российское государство отказалось от демократической модели в пользу имперской. Оно делало это из желания играть большую роль в международной политике и преодолеть унижение, которое, в глазах россиян, оно претерпело при распаде СССР. Поскольку государство становилось имперским, постольку такой становилась и Церковь. В результате понимание того, что значит усиление Церкви, радикально изменилось. Эта фаза, которую мы можем назвать «Церковное возрождение 2.0», продолжается по сей день. Пастырская забота была переакцентирована в пользу внимания на то, что может сделать Церковь в партнёрстве с государством. Теперь Церковь фокусируется на строительстве и восстановлении имущества, на привлечении государственных фондов с этой целью. В ранних 2000-х Церковь успешно продвинула закон о реституции церковной собственности, отнятой Советским государством. Всё больше и больше денег было сконцентрировано для восстановления старой собственности и строительства новых церквей и епархиальных управлений. В 2015 г. эта концентрация составила около 1 млрд. р., достаточного для того, чтобы заслужить свою долю в госбюджете. Другой амбициозный план состоял в построении новых 200 храмов в Москве при поддержке городского правительства. Тем временем бюрократизация Церкви набирала обороты с образованием новых церковных учреждений и в увеличении числа чиновников и клерков в связи с бумажной работой. Предпринимая формирование русской идентичности, Церковь продвигает патриотизм и традиционные ценности при координации с правительственной пропагандой.
(…) Итак, церковное возрождение, которое в своей фазе 1.0 искало оживления дореволюционного христианства, стало церковным возрождением 2.0, постсоветской гражданской религией, обеспечивающей идеологическую поддержку Российскому государству. Русская Церковь стала Церковью Империи, с церковными обрядами и учреждениями, сформированными соответственно. Мы, кажется, находимся при рассвете новой эпохи в истории русского православия, той, что с большой вероятностью войдёт в известность как «нео-имперская».
https://www.firstthings.com/article/2015/11/a-church-of-empire