Джонатан Литтелл, «Благоволительницы»
Джонатан Литтелл и сам мог бы стать героем романа: родился в Нью-Йорке, в юность провел во Франции, потом - Йель, диплом по истории литературы. Переводил Бланшо, Жене и де Сада. В качестве представителя гуманитарной организации Action Against Hunger побывал во множестве горячих точек: Боснии, Сьерра-Лионе, Афганистане и т. д.
Он даже был в Чечне, где в 2001 году попал в засаду и был ранен. Ранение заставило его пересмотреть свои взгляды на жизнь, он уволился из AAH и засел за роман о Второй Мировой войне, первый черновик которого написал от руки за 112 дней.
***
«Благоволительницы» - один из самых масштабных и амбициозных романов последнего десятилетия (как минимум). История, рассказанная от лица офицера СС, Максимилиана Ауэ, прошедшего всю войну и теперь решившего рассказать «как все было».
Литтелл уже на первых страницах, в прологе, задает планку.
«Подобно большинству людей я не хотел становиться убийцей», - говорит герой. И добавляет: «я - человек, как и вы. Уж поверьте мне: я такой же, как и вы».
Впечатляющее начало: подвалы сознания эсэсовца.
Иосиф бродский как-то сказал, что, по его мнению, «для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего». Джонатан Литтелл уже на первых страницах доказывает несостоятельность/наивность такого заявления. По Литтеллу, образование, начитанность и интеллект вообще никак не связаны с гуманностью, и доктор Максимилиан Ауэ, в одной сцене читающий Чехова и Флобера (в оригинале), цитирующий Тертуллиана, в другой - достает табельный пистолет и спускается в расстрельный ров, добивать стонущих, вопящих от боли евреев. От этих сцен волосы дыбом.
«Я должен отметить, что стал снова регулярно присутствовать на казнях <...> Я начал смутно догадываться, что, приняв участие в столь скверном спектакле, перестаю замечать его постыдность, тяготиться чудовищным попранием, осквернением Доброго и Прекрасного; происходило скорее обратное; возмущение само собой незаметно иссякало, происходящее становилось привычным и больше не вызывало никаких особенных эмоций».
И все же «Благоволительницы» - не исторический роман. Точнее - лишь отчасти исторический. Реальная история здесь - рамка/комната, внутри которой автор размещает всю свою пост-модернистскую мебель: один из самых важных лейтмотивов книги - музыка (см. названия глав: токатта, напев, джига и т. д.).
Музыка тут - главный индикатор человеческого/гуманного. Еще в прологе Макс признается, что всегда мечтал научиться играть на пианино и обвиняет свою мать в том, что она не дала ему должного образования («Ей бы настоять, проявить необходимую строгость, и я бы сейчас играл на пианино, радовался, находя спасение в музыке».). И эта тема - музыкальный слух и, наоборот, глухота (моральная или буквальная) - перетекает из главы в главу и каждый раз обозначает новую степень/ступень деградации героя. Если в первой части Ауэ оплакивает убитого мальчишку-пианиста, то ближе к концу уже сам, не моргнув глазом, стреляет в голову старику, играющему на органе (и на вопрос: «зачем?», отвечает: «... национал-социализм гибнет, а они играют Баха. Надо это запретить»).
Помимо музыкальных тем, роман под завязку набит отсылками к древнегреческой трагедии и, надо сказать, очень откровенными - все швы наружу - аллюзии на Софокла/Эсхила и отсылки к Фрейду тут разве что красными флажками не помечены.
Литтелл даже не пытается пустить читателя по ложному следу: каждый поступок, каждое событие/отсылка сигнализирует о неминуемой близости расплаты.
У книги, впрочем, есть свой (весьма неожиданный) «водораздел». Примерно в середине текста, после убийства матери (здравствуй, «Орестея»), Литтелл сознательно меняет манеру письма - отбрасывает реализм и наполняет текст сновидческим туманом. Герои постепенно теряют человеческие черты, а в реальности появляются трещины, из которых лезут кафкианские тараканы (и самые жирные из них - комиссары Клеменс и Везер; апофеоз же - это сцена, в которой Макс кусает Гитлера за нос). Сам глав.герой, меж тем, превращается в... эээээ... страшное насекомое? Ну, почти. Он превращается в чиновника, его работа - следить за «продуктивностью» лагерей смерти, газовых камер, крематориев итд. Такой вот «Процесс» наоборот. Если Йозеф К. был жертвой абсурдной бюрократической машины, то Макс Ауэ - один из ее инженеров и вдохновителей.
И ближе к концу сюжетные нити Литтелла полностью теряются в плотном тумане сюрреализма (или, скорее, в дыму, учитывая, что дело происходит в горящем Берлине), и Ауэ совершает свою последнюю метаморфозу - только превращается он не в жука, а в животное (не случайно последняя сцена - в зоопарке). Если еще в начале книги/войны Макс был одаренным мужчиной с большим творческим/карьерным потенциалом (и целым ворохом отсылок к образу/биографии Лермонтова), то в конце все его человеческие черты, все сомнения/страхи/страдания/любовь к музыке - все эти качества исчезают, высыпаются из него, как монеты из дырявого кармана. И остается только одно - по-настоящему животное - желание: выжить любой ценой. Его он и реализует, присвоив себе чужие документы (и, стало быть, личность).
В этом, наверно, и заключается главный пафос книги Джонатана Литтелла. «Благоволительницы» - не только исторический-слэш-анти-милитаристский роман; это еще и история о том, к какому скотству может привести слепая вера в собственную исключительность/непогрешимость.
-----
Читайте также:
Богумил Грабал, "Слишком шумное одиночество"