Дэвид Митчелл, "Black Swan Green", перевод, глава 2-2.

[polyarinov]

(Полный список готовых глав здесь)

На ужин - пирог с мясом и рубленой почкой. Куски мяса на вкус - вполне ничего, но куски почки - чистая блевотина. Я стараюсь глотать, не пережевывая. Прятать еду в кармане слишком рискованно - в прошлый раз Джулия заметила и настучала на меня.
За ужином отец рассказывал маме о новичке-стажере, Дэнни Луолере, из отдела продаж.
- Он только-только закончил курсы менеджмента, ирландец до мозга костей, но, я тебе так скажу: он не просто поцеловал Камень Красноречия, он откусил от него целый кусок! И, кстати о болтливости! Крэйг Солт заскочил недавно - он вообще любитель попугать стажеров, но с Дэнни этот номер не прошел; через пять минут Солт уже ел у Дэнни с рук. Говорю тебе: этот парень - прирожденный менеджер. Когда в следующем году Крэйг Солт позволит мне расширить отдел продаж, первое, что я сделаю - найду Дэнни.
- Ну да, ирландцы всегда славились своим умом. - Сказала мама.
Потом отец спросил меня, понравилась ли миссис де Ру его идея с дневником. Когда я ответил, что идея показалась ей «очень информативной», настроение отца сильно улучшилось.
- «Информативной»? Скорее уж «совершенно необходимой». Это основной принцип Умного Менеджмента. Как я сказал сегодня Дэнни Лоулеру: «любой сотрудник хорош лишь настолько, насколько хороши его отчеты». Без отчетов ты - Титаник, пересекающий Атлантику, полную айсбергов, без радара.
- Да, но радар был изобретен во время Второй Мировой войны. - Джулия проткнула вилкой кусочек мяса. - А Титаник утонул еще до того, как началась Первая Мировая.
- Здесь, дочь моя, важен принцип. Если ты не ведешь записей своих дел, ты никогда не сможешь понять - есть ли прогресс. Это универсальное правило - оно одинаково для всех: для продавцов, для учителей, для военных, - для любого человека в системе. В один прекрасный день, пытаясь сделать карьеру в Олд Бэйли, ты поймешь это на собственном опыте, и вспомнишь мои слова: «ах, - скажешь ты, - если б я только слушала своего мудрого отца. Он во всем был прав».
Джулия фыркнула - и это сошло ей с рук, потому что она Джулия. А у меня нет права говорить отцу то, что я думаю. Я чувствую, как неизреченные слова гниют внутри меня, как пораженный мучнистой плесенью картофель в мешке. Заика не способен выиграть спор - потому что стоит тебе один раз заикнуться и - п-п-п-пиши п-п-п-ропало, т-т-ты п-п-проиграл, з-з-заика! Когда я начинаю заикаться в разговоре с отцом, на его лице появляется смесь недовольства и разочарования - совсем как в тот раз, когда он купил новенький набор инструментов и, уже приехав домой, обнаружил, что там не хватает несколько важнейших отверток.

Мы с Джулией мыли посуду, а мама с отцом сели смотреть по телеку новое «интеллектуальное» шоу, под названием «Blankety blank» с Тэрри Воганом. Участники шоу угадывали пропущенные слова в предложениях и получали за это всякие дерьмовые призы, вроде «кружечного-дерева», на ветках которого вместо плодов висели кружки.
Поднявшись к себе в комнату, я засел за домашку - миссис Коскомби задала целый параграф, посвященный феодальной системе правления. Но вдруг новое стихотворение стало затягивать меня словно водоворот - стихотворение о мальчике, который в одиночестве катается по замерзшему озеру и думает о смерти, о том, каково это - утонуть, и видит призрак утонувшего мальчишки, и призрак разговаривает с ним. Я сел за стол и начал стучать по клавишам своей печатной машинки Silver Reel. Мне нравится, что у этой машинки нет цифры «1», и я использую вместо нее букву «т».
Моя машинка - это первое, что я стал бы спасать, случись в нашем доме пожар. Раньше на первом месте были дедушкины часы «Омега, но теперь они разбиты. И это самое ужасное, что случилось со мной в том запертом доме, в том страшном сне.
На экране будильника светились цифры 21:15. Осталось меньше двенадцати часов. Дождь дробил по стеклу. В звуке дождя я слышал ритмы сотен метро-гномов, и сотен стихотворений, и сотен дыханий - не только цокот капель.
Комната Джулии - прямо надо моей; я слышал ее шаги - она прошла у меня над головой и спустилась вниз. Потом открыла дверь в зал и спросила у родителей, можно ли ей позвонить Кейт Алфрик - узнать что-то насчет домашки по экономике. Отец сказал «можно». Наш телефон располагается в коридоре, - что делает его ужасно неудобным средством общения. Если я подкрадусь к двери своей комнаты - я услышу абсолютно все.
«Да, да, я получила твою Валентинку, и конфеты тоже, но я звоню не поэтому. Я хочу узнать - ты сдал?»
Пауза.
«Просто скажи мне, Эван! Сдал или нет?»
Пауза (кто такой Эван?).
«Отлично! Прекрасно! Фантастика! Если б не сдал, я б тебя задушила. Я не могу встречаться с парнем, у которого нет водительских прав».
(«с парнем»?, «задушила»?) Сдавленный смех и пауза.
«Нет! Нет! Он бы никогда…»
Пауза.
Джулия издала звук «пфффф» - который она всегда издает, когда ужасно завидует. «О господи, ну почему у меня нет неприлично богатого дядюшки, который дарил бы мне спортивные машины? Может одолжишь мне одного из своих? Да брось, у тебя их больше, чем нужно…»
Пауза.
«Еще как! Может в субботу? Аххх, у тебя же утренние занятия, все время забываю…»
Утренние занятия в субботу? Этот Эван должно быть из Ворчестерской школы для мальчиков. Шикарно.
«… в кафе «Рассел и Доррел». Час тридцать. Кейт подбросит меня».
Коварный смешок Джулии.
«Нет, я определенно не возьму его с собой. Оно проводит каждую субботу по своему, ну знаешь: лазает по деревьям и роет норы».
Звук Девятичасовых новостей заполнил коридор, когда дверь в зал открылась. Джулия резко изменила интонацию: «Да, Кейт, я совершенно не врубаюсь в девятый вопрос. Мне лучше проверить твои ответы перед тестом. Хорошо. Угу. Спасибо. До завтра. Спокойной ночи».
- Разобралась? - Спросил отец.
- Почти. - Сказала Джулия, застегивая свой пенал для карандашей.

Джулия - гениальная лгунья. Она хочет стать юристом, и она уже получила пару предложений из серьезных мест. Мысль о том, что кто-то захочет поцеловать мою сестру, вызывает у меня рвотные рефлексы, но, странное дело, - несколько старшеклассников постоянно вьются вокруг нее. Готов поспорить, что Эван - один из тех сверх-уверенных в себе парней, что носят кожаные куртки, остроносые ботинки и укладывают волосы гелем. Готов поспорить, Эван говорит длинными, грамотно построенными предложениями, совсем как мой двоюродный брат Хьюго. Грамотная речь всегда звучит внушительно, как приказ.
Только Бог знает, кем я стану, когда вырасту. Но не юристом, это точно. В суде ты не можешь позволить себе заикаться. И в классе тоже. Мои одноклассники распнут меня. В мире не так уж много профессий для неразговорчивых людей. Я не могу быть профессиональным поэтом, потому что мисс Липпеттс однажды сказала, что никто сегодня не покупает книги поэтов. Я мог бы быть монахом, но церковь - это та-а-ак скучно. Когда я был младше, мама заставляла меня ходить в Воскресную школу, и это превращало каждое мое воскресное утро в настоящую пытку скукой. Через пару месяцев даже маме это надоело. Нет, я не смог бы стать монахом - быть запертым в монастыре равноценно самоубийству. Как насчет смотрителя маяка? Но нет - все эти бури, закаты и стопки «журналов смотрителя» закончатся в итоге тотальным одиночеством. Но с другой стороны одиночество - это то, к чему мне надо начинать привыкать уже сейчас. Ни одна девушка не пойдет на свидание с заикой. Ни одна девушка не захочет танцевать с заикой. Последняя песня в Блэк Свон Грин закончится раньше, чем я успею закончить вопрос: «п-п-п-потонцуешь с-с-со м-м-мной?» Или - что если я начну заикаться прямо у алтаря и не смогу произнести даже банальное «согласен»?
- Ты подслушивал?
Джулия стояла, оперевшись плечом о дверной косяк
- Что?
- Я спросила: ты подслушивал, когда я говорила по телефону?
- Ты говорила по телефону? - Мой ответ был слишком быстрым и слишком невинным.
- Я считаю, что право на личное пространство - это неотъемлемое право каждого. - От взгляда Джулии мое лицо не просто покраснело - оно почти задымилось. - Если бы у тебя были друзья, и ты хотел бы поболтать с ними по телефону, я бы не стала подслушивать. А знаешь почему? Потому что этим занимаются только жалкие червяки.
- Я не подслушивал! - Как же жалко это прозвучало.
- Тогда почему твоя дверь была закрыта три минуты назад, а сейчас - широко распахнута?
- Я не - (Палач схватил слово «знаю», и мне пришлось оборвать фразу на середине). Какое тебе дело до моей двери? Здесь душно! Это все сквозняк.(Палач оставил «сквозняк» без внимания).
- Ну конечно! У нас же тут такие ветры дуют, что я едва на ногах стою.
- Я не подслушивал!
Джулия долго молчала, потом спросила:
- Эй, а кто разрешил тебе брать моих Эбби Роуд?
Футляр от ее пластинки лежал на крышке проигрывателя.
- Да ты ее почти ни разу не слушала.
- Даже если бы это было правдой, это вовсе не значит, что пластинка теперь твоя. Ты никогда не носишь дедушкины часы. Но это же не значит, что я могу считать их своими, правильно?
Она вошла в мою комнату - забрать пластинку. Переступила через мой рюкзак «Адидас» и бросила взгляд на печатную машинку. Сгорая от стыда, я прикрыл стихотворение своим телом.
- Так значит, ты согласен, что это плохо - вторгаться в чье-то личное пространство. - Сказала Джулия. - И если на кассете будет хоть одна царапина - тебе конец.

Сквозь потолок я слышал музыку - вовсе не Эбби Роуд, это была «Man with the child in his eyes» в исполнении Кейт Буш. Джулия включает эту песню только в двух случаях: если она гипер-эмоциональна или если у нее месячные. Должно быть у Джулии классная жизнь. Ей восемнадцать, и через пару месяцев она покинет Блэк Свон Грин, у нее парень со спортивной машиной, и карманных денег она получает в два раза больше, чем я; и она умеет заставлять людей делать то, что ей нужно - с помощью слов.
Всего лишь слов.
В ее комнате заиграла песня «Songbird» в исполнении Fleetwood mac.

***

Отец встает очень рано по средам - чтобы успеть в Оксфорд на еженедельное совещание в центральном офисе «Гренландии». Гараж находится прямо под моей комнатой, и я слышу, как его Ровер 3500 начинает рычать, пробуждаясь к жизни. Обычно если идет дождь, я слышу ш-ш-ш-ш шипящий звук луж под колесами автомобиля, выезжающего на дорогу, и после - на воротах гаража остаются грязные брызги. На экране моего радио-будильника ярко-зеленым светом сияют цифры 06:35. Мне осталось жить всего 150 минут. Мысленным взором я уже вижу лица одноклассников: гогочущие, озадаченные, возмущенные и - полные жалости.
Кто решает, какие недуги забавны, а какие трагичны? Никто ведь не смеется над слепыми или над теми, кто подключен к аппарату искусственной вентиляции легких.
Если бы Бог сделал так, чтобы каждая минута была равна шести месяцам жизни - то к завтраку я бы спустился уже взрослым человеком, и умер бы к как раз в момент, когда школьный автобус подъехал бы к нашему дому. Я мог бы спать вечно, я отбросил печальные мысли, откинулся на спину в постели и вообразил, что потолок - это поверхность планеты G-класса в созвездии Альфа-Центавра. Там никого нет. И мне не нужно говорить.

«Джейсон! Вставай!» - крикнула мама с первого этажа. Мне приснилось, что я проснулся в лесу, где на деревьях вместо листьев растут язычки синего пламени, и я нашел дедовы часы «Омега», целые и невредимые, среди огненных крокусов. Потом я побежал домой - и очутился в церкви Святого Гавриила.
«Джейсон!» - снова крикнула мама, и я увидел время: «7:41». Я буркнул «хорошо» и приказал своим ногам слезать с постели, и остальные части тела были вынуждены следовать за ногами. Я долго рассматривал себя в зеркале, надеясь увидеть следы проказы на щеках, но - тщетно. У меня был план для отступления - вымочить полотенце в горячей воде, приложить ко лбу, потом вытереть лоб, и пожаловаться маме на высокую температуру. Но это рискованно - маму не так легко обмануть. Мои счастливые красные трусы лежали в корзине для грязного белья, поэтому пришлось взять из шкафа другие - с узором виде бананов. Сегодня в школе не будет физкультуры, поэтому можно не опасаться, что кто-нибудь увидит мое нижнее белье. На кухне мама смотрела новое утреннее шоу по ВВС1, а Джулия нарезала банан себе в овсяную кашу.
- Доброе утро, - сказал я, - что читаешь?
Джулия показала обложку - «Лицо».
- Только дотронься до него, и я тебя задушу.
Это я должен был родиться, а не ты, прошипел мой Нерожденный Брат-Близнец, ты жалок.
- Чего уставился? - Спросила Джулия. Она не забыла наш вчерашний разговор. - У тебя такое лицо, словно ты намочил штаны.
Я мог бы осадить ее, спросив, что она сделает, если Эван дотронется до ее журнала. Но я не мог - ведь это значило бы, что я действительно подслушивал.
Кукурузные хлопья на вкус напоминали прессованные древесные опилки. Доев свой завтрак, я долго выковыривал остатки из зубов. Потом сложил книжки в рюкзак и ссыпал ручки в пенал. К тому моменту Джулия уже уехала. Она старшеклассница, и до школы ее подвозит Кейт Алфрик, у которой уже есть права.
Мама болтала по телефону - она рассказывала тете Эллис о будущем ремонте в ванной.
- Подожди, Эллис. - Прикрыв трубку ладонью, она спросила у меня. - Ты взял свои деньги на обед?
Я кивнул. Я решил рассказать ей о сегодняшнем выступлении.
- Мам, мне надо кое-что с--
Палач заблокировал слово «сказать».
- Быстрее, Джейсон. Ты пропустишь автобус!

На улице было ветрено и сыро, и лило так, словно над Блэк Свон Грин установили специальную дождевальную машину. Стены домов вдоль центральной улицы были покрыты грязными брызгами, мокрые пластмассовые гномы блестели в дворовых садиках, дождь пузырями прыгал по поверхности прудика, и дальше - потемневшая от влаги каменная изгородь. Лунно-серый кот смотрел на меня с веранды дома мистера Касла. Эх, если б я мог превратиться в кота.
Я прошел мимо низких ворот. Если б я был Грантом Берчем или Россом Уилкоксом или вообще любым мальчишкой с улицы Веллингтона, я бы просто ловко перепрыгнул через воротца, и последовал бы за тропой, куда бы она ни вела. Но я не мог так поступить - это просто не в моем характере. Мистер Кемпси тут же заметил бы, что меня нет на месте в тот самый день, когда мне нужно выступать перед классом. Он позвонил бы маме. Потом об этом бы узнал мистер Никсон. А дальше - они бы вызвали отца, прервав его еженедельное собрание. Они пустили бы ищеек по моему следу. Меня поймали бы, допросили и освежевали заживо, - и даже после всего этого мистер Кемпси все равно заставил бы меня выступать перед классом.
Стоит только подумать о последствиях - и вот они уже перед тобой.
Девчонки прятались под зонтиками. Мальчишки в Блэк Свон Грин не ходят с зонтиками, потому что это выглядит по-гейски. (только Грант Берч пользуется зонтиком, но это другое дело - зонтик держит его шестерка Филипп Фэлпс, который ходит за ним по пятам).
Благодаря шерстяному пальто я почти не промок, но стоило мне дойти до дороги, и проезжающий автомобиль окатил меня водой из лужи. Мои носки тут же промокли и хлюпали в ботинках при каждом шаге. Пит Рэдмарли и Гилберт Суинярд и Ник Юи и Росс Уиллкокс и все остальные крутые мальчишки, ожидая автобуса на остановке, прыгали по лужам, окатывая друг друга грязными брызгами. Подом подъехал глазастый желтый автобус. Норман Бэйтс смотрел на нас из-за руля как невыспавшийся мясник на молочных поросят. Мы зашли, и двери, шипя, сомкнулись у нас за спиной. Мои наручные «Касио» показывали 8:35.
В дождливые дни школьный автобус воняет мальчишками, отрыжками и пепельницами. Передние места уже были заняты девчонками-зубрилами, которые вошли на улицах Гарлфорд и Блэкмор. Самые крутые пацаны сразу заняли места в конце автобуса. Но даже самые крутые пацаны, такие как Пит Рэдмарли и Гилберт Суинярд ведут себя спокойно, когда за рулем Норманн Бэйтс. Все знают, что с ним лучше не шутить. Однажды Плуто Новак открыл в автобусе запасный выход. Бэйтс остановил автобус, прошел между рядами, схватил Новака за шкирку, протащил его вперед и буквально вышвырнул на улицу. «Я тебя засужу! Ты мне руку сломал, скотина!» - кричал Плуто Новак из кювета.
В ответ на это Норман Бэйтс чуть подался вперед, вытащил изо рта дымящуюся сигарету, высунул язык и медленно, спокойно затушил ее о кончик собственного языка. Мы слышали шипение. Бэйтс просто бросил бычок в кювет, вслед Плуто Новаку, потом вернулся за руль - и мы просто поехали дальше.
Никто и никогда с тех пор не прикасался к запасному входу.

Дин Моран зашел в автобус на остановке «Драггерский тупик», на краю деревни.
- Привет, Дин, - сказал я, - если хочешь, тут есть свободное место.
Моран был так благодарен мне за то, что я назвал его по имени на глазах у всех, что тут же уселся рядом со мной.
- Господи! Если этот ливень будет продолжаться, то к вечеру весь Аптон будет под водой. И Ворчестер. И Тексберри.
- Определенно. - Я старался быть дружелюбным. Сегодня после уроков даже Человек-Невидимка не захочет сидеть рядом с Д-д-д-жейсоном Т-т-т-ейлором, шк-шк-школьным з-з-з-заикой.
Мы с Мораном играли в крестики-нолики на запотевшем стекле. Моран успел выиграть еще до того, как мы добрались до перекрестка Велланд.
Моран учится в классе мисс Уэлч, его класс на предпоследнем месте в рейтинге успеваемости. Но Моран отнюдь не дурак. Проблема в том, что если он будет учиться слишком хорошо, его могут побить.
Я смотрел в окно и видел одинокую черную лошадь в поле - она выглядела несчастной. Но я-то знал, что через двадцать одну минуту я буду выглядеть еще несчастней.
Обогреватель под моим сидением работал так сильно, что через несколько минут мои штаны облепили мои ноги, как второй слой кожи.
Раздался громкий звук - кто-то пернул. Гилберт Суинярд закричал:
- Хлюпик сбросил газовую бомбу!
Хлюпик оскалился, обнажив коричневые зубы, потом высморкался в свой пакет для завтрака и швырнул его в ребят. Пакет завис в воздухе и приземлился на колени Робину Сауту в заднем ряду.
Как раз в этот момент автобус подъехал к школе, и все мы высыпались из него, как бобы из стручка. В дни, когда на улице сыро, мы все толпимся в школьном коридоре в ожидании звонка. На полу - целая мозаика из мокрых грязных следов, кругом - дети в мокрых куртках с капюшонами, и учителя, кричащие на них за то, что они слишком громко кричат. Я бросил взгляд на часы, висящие над входом в учительскую (туда обычно заводят провинившихся учеников и заставляют стоять в углу) - часы сказали, что жить мне осталось восемь минут.

- О, Тэйлор, замечательно. - Мистер Кемпси щелкнул меня по носу. - Вас-то я и ищу. Идемте. Мне нужно вложить несколько слов в ваши уши.
Учитель провел меня по мрачному коридору, ведущему в учительскую. Учительская, она как Бог. Ты не можешь увидеть ее - и остаться в живых. Дверь была приоткрыта, и мутный сигаретный дым витал вокруг, как Лондонский туман во времена Джека Потрошителя. Но, к счастью, мы прошли мимо двери учительской и направились к кладовой. Кладовая - это нечто вроде Чистилища; еще не Ад, но у тебя уже проблемы.
Я пытался вспомнить, что же я такого натворил.
- Пять минут назад у меня случился телефонный разговор. И объектом обсуждения стал Джейсон Тейлор. Звонил некий доброжелатель.
Мистер Кемпси всегда выражается так, что ни черта непонятно.
- Звонивший ходатайствовал об акте милосердия.
Мимо двери пробежал мистер Никсон, в ярости и - в твидовом костюме.
- Что вы имеете в виду, сэр?
Мистера Кемпси возмущала моя глупость.
- Правильно ли я понимаю, что выступление перед публикой вызывает у тебя психическую реакцию, которую можно описать словами «парализующий ужас»?
Я чувствовал белую магию миссис де Ру, но все еще не смел надеяться на чудо.
- Да, сэр.
- Что ж, Тэйлор. Похоже твой преданный речевой терапевт придерживается мнения, что твое выступление перед классом должно быть отсрочено, поскольку твой уровень самоуверенности еще недостаточно высок для Искусства Риторики и Публичных Выступлений. Ты следишь за моей мыслью, Тэйлор?
Конечно, я следил, но я знал, что он считает меня дурачком, поэтому переспросил:
- Сэр?
- Ты хотел бы или не хотел бы, чтобы я освободил тебя от сегодняшнего утреннего выступления?
- Очень хотел бы, сэр. - Сказал я.
Мистер Кемпси поморщился. Людям почему-то всегда кажется, что заикание можно вылечить с помощью шоковой терапии, через "очищение огнем". По телеку и в кино всегда показывают заик, которые в один прекрасный день, оказавшись на сцене, перед многотысячной толпой, вдруг обретают голос - певучий и прекрасный. Вот видите, - улыбаясь, говорят его близкие, - у него всегда был голос! И все, что ему было нужно - это дружеский толчок! И теперь он - исцелен. Но это все - чушь собачья. Если бы такое действительно случилось - это лишь значило бы, что Палач просто следует Первой Заповеди. Он затаился, чтобы нанести удар через неделю, и еще сильнее опозорить «исцеленного» заику. Правда в том, что шоковая терапия - плохое лекарство. От нее седеют. А очищение огнем вызывает ожоги третей степени.
- Ты не можешь всю жизнь увиливать от выступлений перед публикой!
Спорим? - Спросил мой Внутренний Червяк.
- Я знаю, сэр. Вот почему я прикладываю все силы, чтобы победить проблему. С помощью миссис де Ру.
Мистер Кемпси никак не отреагировал на имя, но я почувствовал, что угадал имя своей благодетельницы.
- Очень хорошо. Но я был о тебе более высокого мнения, Тейлор.
Я смотрел, как он уходит.
Если б я был Папой Римским, я бы причислил миссис де Ру к лику Святых. Прямо сейчас.

Мистер Кемпси читал «Простые молитвы для Сложного мира», историю о том, как дождь лил сорок дней и сорок ночей, но после - Бог пообещал людям, что однажды появится радуга. (Джулия говорит, это абсурд - что в 1982 году библейские истории все еще выдают за исторические факты). Потом мы спели гимн: Все лучшее в мире - это дар небес, так скажем же спасибо Господу, спасибо Господу за это, и за всю-ю-ю его любовь. Я думал, что опасность миновала, но после того, как мистер Кемпси зачитал приказы мистера Никсона, Гарри Дрэйк вдруг поднял руку.
- Простите, сэр, но я думал, что сегодня очередь Тйэлора читать «Простые молитвы». Я очень ждал его выступления.
Каждая голова в классе повернулась в мою сторону. Я вспотел сразу в пятидесяти местах. Я просто смотрел на меловые разводы на доске, оставшиеся после того, как кто-то стер тряпкой домашку.
Секунды длились как часы, и наконец мистер Кемпси сказал:
- Твоя преданность заведенному порядку не может не восхищать, Дрэйк, и, нет сомнений, что мотивы твои исключительно альтруистичны. Но, как бы то ни было, я владею достоверной информацией, что речевой аппарат Тейлора в данный момент находится в непригодном состоянии. И посему твой одноклассник освобожден от ответственности по медицинским причинам.
- Он будет выступать на следующей неделе, сэр?
- Алфавит движется дальше вне зависимости от человеческих слабостей, Дрэйк. На следующей неделе - очередь Мишель Тирли.
- Но это несправедливо.
Что я сделал тебе, Гарри Дрэйк?
- Жизнь вообще несправедлива, Дрэйк, - мистер Кемпси закрыл пианино, - несмотря на все наши усилия, и мы должны принимать удары судьбы с гордо поднятой головой. Чем раньше ты поймешь это, - учитель посмотрел прямо на меня, - тем лучше.

Среда - самый дурацкий день недели еще и потому, что в этот день у нас сразу две математики подряд, с мистером Инкберроу. Две математики - это ужасно. Обычно я сижу рядом с Аласдером Нортоном, но на этот раз Нортон почему-то сел за парту с Дэвидом Окериджем. Когда я вошел в класс, единственное свободное место осталось только на первой парте, рядом с Карлом Норрестом, прямо напротив учительского стола. Дождь лил так сильно, что заоконный пейзаж - все эти фермы и поля - растворялся в мутной белизне. Мистер Инкберроу разбросал по партам наши тетради и начал урок как обычно - с «очень простых» вопросов, которые должны были «размять мозги».
- Тэйлор! - Он заметил, что я избегаю его взгляда.
- Да, сэр.
- Нуждаешься в разминке, а? Ответь мне: если «а» равно одиннадцати, а «б» равно семи, а «х» - это результат умножения «а» на «б», чему равен «х»?
Я знал ответ: семьдесят семь.
Но «семьдесят семь» - это сразу два слова на «С». Двойное заикание. Палач уже потирал руки - он ждал реванша после того, как мне удалось избежать чтения «Простых Молитв». Он уже тянул свои длинные пальцы к моему языку, уже сжимал мою глотку, и завязывал узлом артерии, отвечающие за снабжение мозга кислородом. Когда Палач наготове - я чувствую себя парализованным, и у меня нет ни единого шанса протащить столько букв «С» в свою речь.
- Девяносто девять, сэр.
Умные ребята в классе застонали.
Гарри Дрэйк вскочил и крикнул: «Этот парень - гений!».
Мистер Инкберроу снял очки, подышал на них и стал тереть линзы кончиком галстука.
- То есть, по-твоему, семь раз по одиннадцать равняется «девяносто девять», да? Позволь задать тебе вопрос, Тэйлор. Зачем мы каждый день встаем с постели? Ты можешь ответить? Ради чего мы вообще делаем это?

(Полный список готовых глав здесь)