Перун. Общая символика похорон чучел (часть 9)
Перун. Оглавление
1. Четверг. Исключая Купалу (фиксированный день календаря), “для отправления купальских обрядов (перенесенных с Иванова дня), как правило избирается четверг: Масленица - с четверга Сырной недели, Навский Велик- день - четверг Фоминой недели, Семик - четверг, Русальчин Великдень - четверг после Троицы”
Четверг действительно отчётливо выделяется во всех перечисленных праздниках. Однако несколько Клейн лукавит, т.к. не всегда четверг - отправная точка торжества. Та же масленица начиналась с понедельника и праздновалась 7 дней:
Понедельник - Встреча;
Вторник - Заигрыши;
Среда - Лакомка;
Четверг - Разгул;
Пятница - Тёщины вечерни;
Суббота - Золовкины посиделки;
Воскресенье - Прощёный день.
Как видим, на четверг приходится середина, так сказать - апогей праздника. Не случайно этот день именуется - Разгул (подробнее тут). Аналогичным образом можно трактовать четверг везде, где гуляние растянуто на неделю, в частности - Фомина неделя.
Похожим образом "на черниговщине [Украина] женщины праздновали Колодку всю масленичную неделю":
"въ понедѣльникъ колодка родится;
во вторникъ крестятся;
въ середу справляют "покрестьбины";
въ четвергъ колодка умираетъ;
въ пятницу ее хоронятъ;
въ субботу по ней плачутъ." [12, с.60]
"и только в воскресенье ее «волочили», т.е. привязывали к ноге парубкам и девушкам" [Клейн]
С русалиями сложнее, т.к. в качестве выбора отправной точки тут вообще не существовало единого стандарта.
Однако к вопросу значимости четверга можно подойти и с другой стороны. Если предположить, что Перун был, на каком-то значительно временном отрезке, - верховным божеством славян (в чём Клейн меня почти убедил), то отсюда могла появиться и значимость посвящённого ему дня недели. В последствии связь с громовержцем могла и забыться (у известного нам выражения “после дождичка в четверг” смысл явно иронический), но значимость самого дня - сохранилася в праздничной обрядности (как сохранился солярный символизм Купалы, без понимания практикующими исконного смысла своих действий)
2. Бочка. “Колесо, сжигаемое на вершине шеста, давно и основательно связано учеными с культом солнца <...> Но у кельтов этот символ ассоциируется с богом неба и грома Таранисом (от кельтского слова «таран-» - «гром»”. Иногда это колесо заменяла бочка или пук соломы. Солому Клейн ни как не объясняет (разве что делится смежным к теме наблюдением - “чучела делали больше всего из соломы”), а вот бочку водружённую на шест воспринимает как имитацию древнего обряда кремации, когда “кости сожженного ссыпались в глиняную урну («сосуд мал») и ставились, по Нестору, «на столпе»” [Рыбаков I]. Но 1) Размеры слишком гипертрофированы, в бочку не то что прах - целый человек поместится, да и зачем делать такой высокий столп? 2) столп и урна с прахом - появлялись уже после кремации “на месте сожжения покойника ставили круглый столб; вокруг столба делали земляную насыпь; на вершине насыпи, на столбе, ставили урну”; в данном же случае столб устанавливался в самом начале праздника, в конце бочку - сжигали (сожжению Клейн даёт такое объяснение: “горящее наверху колесо подсказывает идею сжечь наверху бочку, столь же круглую”). В случае использования кукол нет сведений о попытках поместить куклу в бочку или ссыпать туда её пепел (к тому же её нередко топили или разрывали на части). Да и в чём тогда смысл всего действа, если это - типичные (путь и давно не практикуемые) похороны? - ритуальные погребения должны были чем-то отличаться от бытовых. Ответа нет. Далее, Клейн утверждает что “в бочке мыслится ведьма”, но не приводит ни одного довода; бочка существует как бы сама по себе, кукла - сама по себе. 3) Описанный Рыбаковым ритуал кремации зародился во времена тшинецкой культуры (XIX-XI вв. до н.э.) и просуществовал до XII в. н.э.; Клейн отмечает, что “бочка в славянском мире (да и вообще в Европе) появилась незадолго до пражской культуры”, т.е. V - VII вв. н.э. Получается что порядка семи столетий практики сожжения, бочка уже существовала, но не использовалась в погребальных целях, однако затем, при имитации уже “мёртвого” по сути обряда, она, почему-то подменила собой горшок.
Другая параллель - мотив “чудесные дети”, когда царицу и потомство заточают в ту же бочку и сбрасывают в море. Схожесть сказочной бочки с масленичной в том, что “и в сказке, и в ритуале бочка оказывается непременно смоленой”. Но ведь назначение смолы здесь совершенно различное, в одном случае - не пропускать воду, в другом - лучше гореть. Не смотря на это Клейн настаивает на том, что “хотя тела его героев уплыли в смоленой в бочке по реке, их духи ежегодно сгорают в такой же бочке, поднятой на шест к богу”. Т.о. и Масленица и Купала и Русалии - суть проводы посланца к богу, за дождём “у этих посланцев одно и то же задание (выпросить воду) и один и тот же адресат”.
3. Женщины/ведьмы. Рассматривая в дальнейшем проводы Ярилы и Костромы, в так же румынского Калояна, Клейн отмечает что куклы там использовались исключительно мужские. С учётом того, что “в бочке мыслится ведьма”, получаем, не явное утверждение, что на масленицу, Купалу и Русалии использовались именно женские изображения. Это не совсем так, Зеленин, например отмечает, что “при проводах русалок бывает ряженый конь”, но в целом действительно используется именно женский образ.
4. Кулачные бои "практиковались обычно на Масленицу или на Троицу"; "бились и в купальскую ночь. Об этом напоминает пословица: «На Ивана Купала кого побьют - пропало»". Объяснение здесь может быть двоякое. Клейн обращает внимание на традиционное деление среди участников похоронных процессий на два лагеря - защищающих и нападающих на куклу. Другой вариант - кулачные бои (один из исповедных вопросов, по Гальковскому: "по мертвеци дрался?"). Второй вариант выглядит более правдоподобным, но тогда получается что мы имеем дело с тризной, т.е. окончательными поминками, а это опять приводит нас к теме заложных покойников. Т.о. кулачные бои не вяжутся явным образом непосредственно с Перуном.
Выводы: Клейн считает, что Купала и Масленица были некогда единым праздником отмечаемый в день астрономического солнцестояния, отсюда - горящее колесо на шесте, а так же катание горящих колёс с горы. Затем (в христианскую эпоху) праздники разделились. После чего, синхронно, поменяли суть от солнечной к дождевой, причём такой поздний элемент как бочка (не связанный по его мнению с солнцем) появился в обоих независимо друг от друга и явился выражением древнего, уже не практикуемого ни кем обряда кремации. Произойти это могло только эволюционно, путём переосмысления символики колеса, которое могло воспринимать в формате - элемента колесницы Перуна (проблема только в том, что пересадка Перуна, а точнее даже св.Ильи, на колесницу произошла сравнительно поздно и маловероятно, что при этом сохранилась архаичная привычка Перуна - катать по небу бочки с дождём, слишком уж непохожи эти два образа громовержца). Ну а далее народная фантазия дорисовала кремируемого в бочке посланника (ведьму) к богу, т.е. имитацию человеческого жертвоприношения, отсутствовавшая в исходной солнечной обрядности.
Как видим, автору не откажешь в воображении, подогреваемым желанием воссоздать культ Перуна в первоначальном виде. Стоит так же отметить, что, формально, увязка всех трёх обрядов воедино производится посредством выделения из атрибутов Перуна трёх - четверг, бочка, связь с женщинами. В моей интерпретации два их них имеют вторичную значимость (хотя бы в виду того, что совершенно невозможно отделить их бытовую роль от языческого символизма), а один и вовсе - не принят, но сам Клейн, приводимые им атрибуты никак не ранжирует, что приводит его к утверждению: “итак, между масленичными и купальскими празднествами есть большое структурное и смысловое сходство”. Сходство действительно есть, только не в том, в чём пытается разглядеть его Клейн.
Продолжение: Перун. Похороны, изгнание, проводы (часть 10)
2013, 2014 © Павел В. Новиков