Перун. Похороны, изгнание, проводы (часть 10)
Перун. Оглавление
Клейн считает, что Перун умирал и возрождался сезонно (на самом деле эта идей высказывалась ещё [Krappe 1930: 210]). При этом он формирует версию, в основе которой предположение, что умирание и воскрешение происходило в рамках одного праздничного цикла. Однако самих циклов (а значит и умираний) было изначально два, это - летние (зелёные) и зимние святки. Подобно греческим таргелии и пианепсии, они располагались в начале и конце аграрного сезона - “у нас первому [празднику] соответствовала бы Дедовская родительская неделя (белорусские Дзяды), второму - Зеленые Святки (семик-троицкие торжества)”
Тут впрочем не всё гладко, ведь проводы и встреча Аполлона, не включала в себя элементы как-то связанные с его умиранием или воскрешением (Аполлон вообще не относится к категории возрождающихся богов). Праздниками отмечался его уход и возвращение, но не в мир иной. Допустим, что в случае другого бога уход мог быть связан именно со смертью, тогда было бы логично, если бы один праздник реконструировал похороны, а другой воскрешение. Однако Клейн находит признаки и первого и второго действа в каждой из рассматриваемых им календарных вех, причём и тот и другой он однозначно сопоставляет с одним божеством - Перуном.
Если так, но не понятны причины по которым бога так часто умерщвляли в течении годового цикла.
Начнём с зелёных святок. В предыдущих разделах уже обсуждалась обрядность похорон кукол. Их Клейн интерпретирует, в зависимости от половой принадлежности, или как 1) посланниц к Перуну или 2) как самого Перуна. И если у посланниц был билет в один конец то… опять не задача - Перун вроде бы то же не воскрешался. По крайней мере по завершении всех ритуалов праздника, что впрочем не мешало считать его в дельнейшем живым. Для проведения аналогий, посмотрим как Дж.Фрезер описывает обряд отождествления Осириса с духом дерева: “участники срубали сосну, выдалбливали ее сердцевину и из вынутой древесины изготовляли изображение Осириса, после чего его, как труп опускали в образовавшееся дупло. Трудно яснее выразить представление о дереве как об обиталище личного существа. Это изображение Осириса хранилось в течение года, после чего сжигалось” [ 6]. Не могу сказать какие цели преследовали участники обряда, но и здесь - явное отсутствие элемента воскрешения. Что ж, видимо и такое допустимо, пока просто будем иметь это в виду.
Теперь о самом умерщвлении. Клейн придерживается версии, что похороны Перуна, дошедшие в виде проводом Костромы, Ярилы, Германа, Колояна, не что иное как обряд вызова дождя, когда идола громовержца сплавляли по реке, сопровождая это - расправой с одной стороны и стенаниями с другой. Сам эпизод описан в летописи XII века, но официально считается описание свержения идолов:
“яко приде, повеле кумиры испроврещи, овы исещи, а другыя огневи предати; Перуна же повеле привязати коневи к хвосту и влещи с горы по Боричеву на Ручаи, и 12 мужа пристави тети жезлиемь (избивать палками)... Влекому же ему по Ручаеви к Днепру, плакахуся его невернии людие... И привлекше и (его), вринуша и в Днепр. И пристави Володмер рек: «аще кде пристанет вы, то отревайте и от берега, доньдеже порогы проидеть, ти тъгда охабитеся (избавитесь) его». Они же повеленая створиша. И яко пустиша и пройде сквозе пороги, и извьрже и ветр на рень (отмель), и оттоле прослу (прослыла) Перуня Рень, яже и до сего дьне словеть”
Клейн видит в этом фрагменте топоэтиологическую легенду, поэтому не очень доверяет “духу” написанного - летописец просто не понял, что известное ему событие “обряд вызывания дождя - окказиональный, применяется не ежегодно, а по случаю”. Дело в том, что низвержении всех киевских идолов свелось так: “одних велено было иссечь (видимо тех, что из камня), других (деревянных) - сжечь”, когда как для Перуна заготовили и волочили по земле, привязанным к конским хвостам и сплавляли вниз по Днепру, в сопровождении 12 дружинников избивающих его палками. С чего бы это?
Вообще “исещи”, совершенно не обязательно должно указывать на камень, как материл изготовления. Разве дерево нельзя иссечь - порубить в щепы? Того же Дажьбог-Сварожича вряд ли было логичным предавать его же собственной стихии. В ЯДР, Рыбаков приводит цитаты из летописных текстов относязиеся к уничтожению языческих святилищ: "Пришед раскопа нечистых капищь…" "Капища идольская раскопати…". Из написанного видно, что расправа сводилась к зарыванию идолов. Однако Владимир прилагает куда большие усилия для уничтожения истуканов - стало быть все эти действия были направлены на публику. Цель понятна - показать, что не смотря на вопиющее кощунство никакой кары со стороны богов не будет. Думаю в случае Перуна логика использовалась та же самая, с той лишь оговоркой, что он определённо был - верховных богом (по крайней мере на тот момент).
Владимир нарочно справляем Перуна по реке, непрестанно бичуя - что бы унижение бога увидело как можно большее число людей. Последние, по понятным причинам, были в ужасе представляя возможные масштабы мести громовержца. Думаю в их глазах это было чем-то вроде начала апокалипсиса. Отсюда и истошный плач и парализующие бездействие (никто не бросился останавливать дружинников). Думаю и название Перунова Рень (напротив нынешнего села Петро-Свистуново Вильнянекого района Запорожской области), закрепившееся за последним пристанищем свергнутого небожителя не как указание на “святое место”, а как своеобразное предупреждение об опасности.
Однако подобный сценарий наводит на определённые вопросы, а именно: откуда могли появиться столь хладнокровные исполнители, если культ Перуна был таким значительным, ведь Перун давно считается покровителем княжеской дружины.
Что бы понять как обстояло дело с язычеством в IX веке обратимся к Рыбакову. Он в частности отмечает “близость двух западнославянских слов: "knez" - волхв, жрец и "knize" - князь” [3], что наводит его на мысль о тождественности этих двух понятий, правда “в условиях первобытного родового строя”. Однако разделение задач могло произойти и позже. В своей работе “Рождение Руси” он воссоздаёт систему сбора дани (полюдье) IX - середины X веков, указывая, попутно, княжескую иерархию:
”1."Великий князь Русский". "Хакан-Рус" (титул, равный императорскому).
2. "Главы глав", "светлые князья" (князья союзов племен).
3. "Всякое княжье" - князья отдельных племен.”
Но дело в том, что “Князья этого времени, правившие в славянских городах, еще типичные норманны, викинги. Об этом говорят не только летописные легенды и археологические материалы, не только обстоятельства появления этих князей в восточнославянской земле, но и их имена, Имена эти - Рюрик (Хредрик), Олег (Хелгу), Аскольд (Хаскальдр), Дир (Дюрре), Игорь (Ингвар) - совершенно необъяснимы из славянских корней, но легко раскрываются из скандинавских. Норманнской была и значительная часть их послов, заключавших договоры: Карлы, Инегелдъ, Игелдъ, Фарлоф, Рулавъ, Фрелавъ, Гуды, Руалдъ, Роалд, Ивор, Улебъ, Шихъбернъ, Гримъ, Турдъ, Гунар, Фуръстенъ, Бруны, Туръбернъ, Свень, Стиръ и т. п.” [Клейн]. Собственно и Рыбаков с этим не особо спорит, просто отмечает “второстепенную и вторичную роль варягов в процессе создания государства Руси”. Однако если Великие князья имели норманнские корни (“Первым из пришлых князей, кто имел славянское имя, был сын Игоря Святослав, третье поколение варяжских князей у славян” [Клейн]), то вероятнее всего они верили в других богов и не могли совмещать жреческий функции.
Косвенно на это указывает “Песнь о вещем Олеге”. Рыбаков проводит её анализ в “Язычестве древней Руси” и приходит к выводу о высоком значении жрецов. Действительно, волхв ведёт себя в разговоре с князем вызывающе, но Олега это не гневит. Он верит в предсказанное и только после получения известия о смерти коня он заявляет “То ти неправо глаголють волсви, но вьсе то лъжа есть - конь умерл есть, а яз жив”. Однако здесь опять та же путаница понятий - жрец / колдун. Песенный кудесник - типичный колдун, который вызывает почтительный страх у окружающих. Этим же объясняется его проклятие, не мотивированное нарушением каких-либо “незыблемых традиций”, “божьих заветов” и пр. Весь конфликт строится вокруг фигуры самого кудесника, никакие боги, духи предков и пр. здесь не упоминаются. Но если Великий князь “ведётся” на слова колдуна, то значит его вера в славянских богов крайне слаба. Клейн пишет: “Скандинавы, причаливая к чужим берегам, снимали своих идолов с носов кораблей и прятали в трюм. На чужой земле господствовали чужие боги, и надо было молиться им и задабривать их”. В данном случае Олег верит в могущество колдуна и не пытается противодействовать ему. Фактически перед нами иллюстрация упадка язычества, датированное 875 годом (т.е. за 100 лет до крещения Руси). Упадок этот присутствует как минимум в рядах правящей верхушки. Т.е. “всякое княжье”, да и “светлые князья” вполне могли исполнять жреческие функции, но вектор развития был явно направлен по наклонной вниз. Я уже приводил причины забытья язычества. В данном случае тяга к подражательству должна была привести к упадку значимости языческих культов среди княжеской прослойки. Не случайно, в русско-византийском договоре 945 г часть послов клялись у идола Перуна, когда как другая в церкви св.Ильи. А ведь Русь ещё не крестили!
Теперь становится понятным, что как-раз среди верхней управленческой прослойки языческая религиозность себя поизжила, а в месте с тем, потеряла и значимость для ближайшего окружения. Разумеется полного отторжения не было, тот же Владимир, и после принятия христианства, продолжал следовать многим языческим обычаям. Однако в части божественного могущества, надлом уже произошёл, и давно. Думаю именно этим и объясняется “восстановление язычества“ затеянное Владимиром за 8 лет (по Клейну 10-ти) до описанных событий: среди народа вера не прерывалась (хотя бы потому, что альтернативы её на тот момент не было), а вот с среде княжеского приближения явно требовалось укрепление религиозной вертикали, что и было произведено. Могли были быть и политические причины, Клейн отмечает, что восстановление язычества произошло “сразу же после победы Владимира над Ярополком”, а последний был приверженцем христианства. Думаю причин могло быть несколько, т.к. любой одно мало. Допустимо, например и то, что устанавливая богов, Владимир восстанавливал и жреческий институт - для того что бы получить доп. рычаг управления государством, но рычаг “не заработал”. Что касается свержения, то и здесь мы имеем дело с комплексом причин. Одной из них являлся политический союз с Византией, подкреплённый браком с сестрой императора (“Анна прибыла в Киев в сопровождении «корсунских попов»”). Другой могла быть и - номинальная вера Владимира в языческих богов (если восстановление язычества было ради увеличения поддержки населения, то и до крещения князь мог быть приверженцем христианства). Не забываем и о длительности периода бесконтрольного развития язычества - традиции, да и боги и даже и значение, в разных областях подчинённых Киеву могли уже значительно различаться.
Но просто изломать статуи было недостаточно. Нужно было убедить очевидцев, что старые боги бессильны. Для этого и учиняется показательная расправа. причём Владимир попытался охватить как можно большую зрительскую аудиторию, не забывая и о безопасности, ведь чем дальше от Киева, тем менее безропотными могли оказаться наблюдатели. Ещё раз напомню сюжет: идола Перуна волокут, привязанным к конских хвостам, как поверженного басурманина - явное унижение, так поступают преступниками или злейшими врагами. Но происходит это вблизи Киева, т.е. на землях где любой народный мятеж против Владимира будет молниеносно подавлен. Далее кумира сбрасывают в Днепр и он сплавляется в низ по реке в сопровождении бичующих дружинников. При этом люди наблюдающие за этим на берегу причитают: "Выдыбай, господ(ар)у наш боже!”. Интересно, что именно “Выдыбай боже” звучит в песне, во время обряда проводов Костромы - этому посвящена статья “Северной Пчелы” 1842, № 267 - Похороны Костромы. На это совпадение обращают внимания и авторы статьи (считая издёвкой над киевлянами) и Клейн, используя в частности для доказательства своей теории, что и во времена Владимира Перуна - “купали” с целью вызова дождя. Остановимся на этом по-подробнее.
Есть два варианта перевода “выдыбай” производных от “дыба”, “дыбом”: А) “выплывай”, “поднимайся”, “выбирайся (из воды)”, но в словарях этого варианта прочтения “не было до XVII в.” Б) от “ды́бать” - “ковыля́ть”, “едва идти”, “бежать нерезво”, “кондыба́ть”. Клейн отвергает первый вариант (“бессмысленно: Перун ведь и не тонул”) считая что использование посыла “ковыляй потихонечку” в данном случае “естественно в обращении к измученному долгим плаваньем субъекту”. В случае Костромы это возможно и логично - не смотря на деление людей на две группы - защищающих и нападающих, к моменту сброса чучела в реку, общий настрой гуляющий не подразумевает его спасение или возвращение. Но в случае Перуна “выдыбай” звучит именно на берегу, а не в рядах дружинников, а значит это мольба. Предположим, происходящие не изгнание Перуна, а окказиональный обряд вызова дождя. Почему идол должен именно “ковылять”, а не, например “плыть быстрее”? Если вопрос в том, как долго он находится в воде, то не понятно зачем его тогда вообще куда-то сплавлять - искупали и обратно. Думаю всё дело в неверном истолковании фразы “Выдыбай боже”. Предложу свой вариант B): современном жаргоне есть слово “надыбать” в значении “нашёл”, “обнаружил”, “подсуетился”. Опираясь на эти логику, получим, что - “выдыбай” = “прояви себя, защищайся, сделай хоть что-нибудь”. Для вызова дождя - не бессмысленно - что может Перун? правильно - разразиться грозой, но и для более традиционного понимания летописного сюжета всё вполне логично: люди были уверены, что Перун должен покарать обидчиков - шибануть молнией например, причём незамедлительно. Тот факт, что ничего не происходит должен был заставить их усомниться в могуществе старого бога. Ради этого эффекта всё и задумывалось Владимиром. Днепр не только главная магистраль тогдашней Руси но и хорошая “театральная” площадка. А главное - гарантия того, что обезумевшая от фанатизма челядь не устроит “тёмную”. Чем дальше на юг уплывал Перун, тем менее защищёнными оказывались люди Владимира.
Что касается песенного “Выдыбай” во время похорон Костромы, то и его можно объяснить. Перун никого не наказал, поэтому отношение к нему могло и измениться, да и кто знаем, может год 988 был очень урожайным. В последующие, засушливые, годы крестьяне могли попытаться воспроизвести обряд, что бы простимулировать Перуна должным образом. Т.о. здесь мы видим и не похороны даже, а изгнание и именно этот смысл заложен в народное определение “проводы”.
Прочем, лично я не очень верю, что такая фразы вообще имела место и вот почему:
1. К моменту написания статьи обряд уже не практиковался. Более того, автору известен только обычай муромского уезда Владимирской губернии, хотя обряд известен и южнее (Зеленин приводит описание “проводов русалки” в селе Чубаровке Сердобского у. Саратовской губ), что свидетельствует о поверхностном изучении вопроса (собственно для заметки глубже и не требуется). С другой стороны, говорится, что чучело несли “къ какому нибудь озеру или рѣкѣ”, т.е. в основе описания всё-таки не одно единственное наблюдение. Есть основание думать, что часть материала взята из каких-то этнографических записей, а часть -из устного пересказа одного конкретного наблюдения. В виду отсутствия упоминания фразы песни в других письменных источниках, вероятнее всего она приводится по устному источнику, однако не известно ни кол-во пересказчиков ни достоверность фразы - если бы был приведён хотя бы куплет, то за счёт сохранности ритма, рифмы, стилистического единства и прочего можно было бы говорить о наличии / отсутствие искажение в тексте. А так, есть вероятность, что изначально звучала похожая фраза, которая внезапно вспомнилась рассказчику при прочтении Синопсиса, создав иллюзию того, что звучала в точности такая же фраза (всё-таки “выдыбай” не ходовое слово и свидетель мог его не знать, а потому неверно его запомнить)
2. Описание обряда сопровождается предвзятой оценкой, так автор, почему-то убеждён, что обряд - забава. Стало быть, или автор позволяет себе отсебятину при цитировании или, что ещё хуже, какая оценка уже была заложена в использованном автором этнографическом источнике. Опять - искажения.
3. Удивительно и то, что не фрагмент песни подтолкнул автора заметки к выводу, что обряд - высмеивание муромцами языческих традиций киевлян; фраза приводится - в доказательство ранее сделанного вывода, однако тогда не очень понятно каким образом автор пришёл к такой убеждённости. Хотя возможно, здесь просто - огрехи подачи материала, и причинно-следственная связь была нарушена только на бумаге (для придания эффектности).
Продолжение: Перун. Воскрешение Перуна (часть 11)
2013, 2014 © Павел В. Новиков