Альтерристы-писатели и писатели-альтерристы. О признаках подлинной альтерры на книжных страницах
Подумали-подумали - и решили, что всё-таки надо дать еще один теоретический кусок из нашего трактата, потому что он напрямую относится к обсуждаемой нынче теме. Не дожидаясь окончания эксперимента, который предложила провести Эйтне, мы предлагаем свои соображения о самосознании писателя-альтерриста и о критериях, по которым можно отличить описание подлинной альтерры от подделки под таковое.
Итак...
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
1.2.5. Альтерристы-писатели и писатели-альтерристы
Возвращаясь к теме соотношения альтерризма с литературой, мы непременно должны остановиться на таком деликатном моменте, как САМОСОЗНАНИЕ ПИСАТЕЛЯ-АЛЬТЕРРИСТА. Поскольку связь обсуждаемых материй весьма сложна и нелинейна, степень понимания тем или иным автором сути собственного творчества бывает очень различной. Писатель может в полной мере осознавать себя как альтеррист по призванию - со всеми вытекающими отсюда не только неисчерпаемыми возможностями, но и житейскими проблемами. Легко представить себе и полностью противоположный вариант: автор увлеченно сочиняет романы "с продолжением", страстно любит своих героев, отслеживает их жизнь, бережет ткань реальности и пр.- словом, ведет себя как полагается правильному альтерристу, - но при этом безмятежно не задумывается о многих проблемах, которым посвящена наша книга. Такое возможно по причине достаточно благоприятного положения писателя в современном обществе: его деятельность в любом случае заведомо одобрена, а уж если он причислен к работникам жанра развлекательной литературы, то с него и вовсе взятки гладки. В худшем случае его назовут халтурщиком и графоманом, заявят, что после двух первых книг он, как водится, "исписался" - и продолжать его читать (и почитать!) будут по преимуществу те, кто полюбил его в качестве альтерриста, вместе с его альтеррой и его альтерритами. Разумеется, достоинств такого автора как альтерриста всё это ни в коей мере не умаляет - необходимо только, чтобы он честно исполнял свой долг по отношению к своим героям и их жизни; достоинства же художественного оформления при таком раскладе имеют мало значения.
Вышеозначенный момент в очередной раз свидетельствует о том, с чего мы начали изложение существа нашей книги - а именно, о взаимосвязи глубинных человеческих потребностей. Человек нуждается в том, чтобы познавать то, что находится вдали от него - вдали по времени, месту, образу действия - и одни люди могут и хотят прикоснуться к этому непосредственно, а потом поделиться тем, что им открылось, другие же испытывают потребность выслушать или прочитать о результатах чужих постижений. Первые не лучше и не хуже, не выше и не ниже вторых - существует естественное распределение дарований, и озаботиться следует лишь тем, чтобы исключить взаимное предубеждение и максимально оптимизировать процесс взаимного одарения. Одним из необходимых этапов мы считаем осознание того факта, что альтерризм и литература - вещи разные, хоть и близкие, что они имеют совершенно разные задачи - и по этой причине критерии их эффективности и качества весьма различны.
1.2.6. О признаках подлинной альтерры
на книжных страницах
Необходимо иметь в виду, что все нижеследующие соображения абсолютного характера не носят, представляя из себя скорее вектора, чем жесткие константы. Однако по совокупности обозначенных моментов может быть вынесено некоторое суждение о том, отражает ли рассматриваемое произведение жизнь конкретной альтерры - или же оно является плодом вымысла в чистом виде; произведение ли искусства порождено данным вымыслом или образец халтуры - нам в данном случае совершенно безразлично. Несомненно, для тех, кто ставит во главу угла художественное слово как таковое, предложенная нами классификация не означает ровным счетом ничего - однако мы ведь и пишем не для них, а для любителей и ценителей альтерризма.
Итак, по каким признакам можно отличить описание подлинной альтерры?
Как уже говорилось, наиважнейшим критерием второй реальности является континуальность (непрерывность), обусловленная наличием глубоких внутренних причинно-следственных связей; можно сравнить ее с гобеленом, многослойная ткань которого так совершенна за счёт сложнейшего, упорядоченного переплетения составляющих ее отдельных нитей. В этом отношении ткань первой реальности и ткань второй вполне подобны друг другу, и об этом мы тоже уже не раз говорили. Взаимосвязь вещей в реальности как таковой влечет за собой отражение их друг в друге, всего во всём - и это неизбежно воспроизводится при любой попытке описать подлинные события, относятся ли они к первой реальности или же ко второй. Описание действительных событий, вследствие вышесказанного, всегда характеризуется обилием свободно изливающихся, необязательных, второстепенных деталей, органично стыкующихся друг с другом и с основными элементами конструкции, являя внимательному взору непрямые, неповерхностные, многочисленные связи. Это - то самое, что отличает правду ото лжи и что невозможно подделать; истина дробится во множестве мельчайших зеркал, каждое из которых может отражать ее по-своему, но никакое из них при этом не окажется пустым.
Литературные критики утверждают, что существует известный художественный прием - насытить повествование деталями, в том числе отсылками на то, что лежит за рамками описываемого, чтобы создать эффект глубины и подобие действительности. Согласиться с этим утверждением можно лишь отчасти. И в самом деле, обилие деталей позволяет читателю полноценно погрузиться в повествование - но это происходит только при условии, что речь идет не о вымысле, а об описании вещей, существующих на самом деле, наблюдаемых автором либо в первой, либо во второй реальности. Когда критики заявляют, что обилие деталей есть результат ловкой выдумки, они глубоко ошибаются - и очень важно понимать, в чем именно, то есть - почему "выдумать" ничего существенного на самом деле невозможно. Сейчас мы рассмотрим этот вопрос подробнее.
Когда автор, что называется, "сочиняет из головы", то есть занимается моделированием в нашем понимании (см. 1.1.5), он как бы "рисует на белом листе", создавая контуры из функционально необходимых для его замысла элементов, после чего "раскрашивает" их второстепенными деталями, связанными друг с другом и "каркасом" либо чисто функционально, либо поверхностно и произвольно - а иногда даже и вовсе никак не связанными. Если же автор начинает всерьёз проявлять интерес к ткани изображаемой реальности, лично для себя, а не по литературной нужде задаваясь вопросом - а как же НА САМОМ ДЕЛЕ выглядит всё то, что он только что схематически придумал, - то вот он уже и прибегает к погружению (см. 1.1.5), совершая тем самым первый шаг в сторону пропасти, отделяющей литературу от альтерризма. Сделает ли он в дальнейшем подлинный шаг в бездну, чтобы преодолеть ее и обрести жизнь взамен схемы, или содрогнется и отползет обратно, бурча, что думать надо о хлебе насущном - зависит от того, насколько в нем сильна любовь к истине, побеждающая страх перед неизведанным.
Автор-сочинитель озабочен вопросом о том, как свести концы с концами, то есть - как протянуть связи между конструктивными частями сюжета, чтобы добиться завершенности картины; забота автора-альтерриста - совсем иная. Его волнует, какие средства будут максимально эффективны для адекватного изложения того, что открыто ему в общении со второй реальностью; а поскольку открыто ему, как правило, намного больше, чем может вместить любой литературный замысел, то задача состоит в том, чтобы, что называется, "отсечь лишнее", необязательное - то же, что невозможно отсечь без ущерба для смысла, уложить наиболее удобопонятным образом. Это исключительно трудно - ведь в реальной жизни каждая деталь по-своему важна, ибо свидетельствует о прошлом, определяет дальнейшее развитие событий и пр. Такого рода "затруднение от избытка" знакомо по быту всем, кто пытался рассказывать хотя бы о перипетиях собственной судьбы, не ограничиваясь сухой автобиографией.
Другая важная особенность, также вытекающая из континуальности альтерры - это некоторая практически неизбежная сюжетная незавершенность. Линии реальных судеб неминуемо выходят за рамки художественного произведения. "Единство места, времени и образа действия" - принцип, руководствоваться которым для альтерриста очень затруднительно. От степени литературного таланта автора зависит, сколь удачно он сумеет выбрать отправной пункт изложения и сколь элегантно поставит точку в конце - но если речь и правда идет о изображении существующей альтерры, то читатель не может не почувствовать, в какой мере то, что осталось за кадром, превосходит всё предложенное его вниманию. Как правило, это само по себе вызывает интерес и тем самым стимулирует автора поделиться следующей толикой богатства. Отсюда вытекает серийность соответствующего рода художественных произведений, их успешность вопреки неизбежной неровности художественного исполнения (о чем мы уже говорили при рассмотрении амберского цикла Желязны) - а также существование огромного количества подделок-имитаций. О таких подделках имеет смысл сказать пару слов особо.
Задача подделок под произведения автора-альтерриста - как правило, не столько убедить читателя в том, что они обеспечены определенным золотым запасом второй реальности, сколько привлечь к себе внимание безусловными манками, обещающими прикосновение к ней. Наличие соответствующих манков сильно увеличивает раскупаемость книги. Характерны эти подделки обычно тем самым, о чем мы уже говорили - схематизмом, формально обозначенными взаимосвязями деталей сюжета, а кроме того - весьма специфическим, потребительски произвольным отношением автора к героям. На этом пункте следует остановиться подробнее.
Отношение настоящего альтерриста к своим альтерритам, как мы уже говорили, подразумевает предоставление им свободы самостоятельного внутреннего развития, естественным образом вытекающее из любви к ним как таковым, из радости общения с ними какие они есть. В аспекте книжного изложения такая позиция влечёт за собой внимание к личности даже эпизодического героя, глубокую мотивированность поступков всех персонажей - и вместе с тем возможность для каждого из них совершить какой-либо неожиданный "вираж", поступить не так, как диктует его литературный имидж. Естественно, мы имеем в виду не тривиальное трюкачество детективной интриги, когда злодеем оказывается не тот, на кого все думали, - а реальную перемену мнения и образа действия, в пределе - метанойю. А что касается вопроса о том, любит ли автор своих героев, заботится ли о них, или же они ему безразличны, и весь его интерес ограничивается тем, чтобы завернуть сюжет покруче и слупить за это бабки, - то, по нашему мнению, вопрос этот легко решается органолептически, то есть "на глазок" и "на вкус". Обмануть в этом отношении, как нам представляется, можно только того, кто сам никогда не любил - ни книжных героев, ни своих ближних в первой реальности.
В завершение всего вышеизложенного можно спросить: а для чего, собственно говоря, мы так старались, перечисляя признаки, которыми описание подлинной альтерры отличается от всего остального? Так ли уж нам необходимо уметь узнавать его среди подделок, а тем более среди литературных шедевров - аллегорических, символических, реалистических? Зачем это нужно?..
Ответ на этот вопрос выглядит следующим образом.
Если мы доверяем писателю в указанном отношении, верим, что он правдиво изображает жизнь своей альтерры, то мы можем в той же мере пользоваться предлагаемой им информацией и наработками, как если бы речь шла о произведении документальном, хроникальном. Мы можем делать из прочитанного теоретические выводы, иметь в виду указанные факты в смысле статистики, брать конкретные примеры с героев и пр. - естественно, с учётом различий между альтеррами и особенностей нашей первой реальности. Конечно, отношение к художественной литературе как таковой заведомо должно быть иным - прежде всего, более осторожным. Художественная литература обобщает, выводит на уровень символов и аллегорий, какие-то моменты заостряет, какие-то - сглаживает… - и на язык реальности все эти обобщенные образы переводятся не всегда просто и однозначно. Попросту говоря, доверять ей как руководству к действию наивно и неразумно. А герои-альтерриты в главном подобны нам - и могут стать для нас надежными друзьями и советчиками, даже если их альтерра - не наша, и мы не имеем на нее никакого другого выхода, кроме книг любимого автора. Если мы видим, что герои-альтерриты солидарны с нами по части отношения к жизни, к самим себе и друг к другу - то по большому счёту мы можем доверять им так же, как доверяем себе.
Есть и еще один существенный момент, который не стоит оставлять без внимания, рассматривая тему отличительных признаков изображения подлинной альтерры в литературе. Мы говорим о "внешних формах", в которые может быть облечена вторая реальность - имея в виду и географию описываемого мира, и его физические / метафизические константы, и обычаи его обитателей. Очень важно понимать, что внешние формы как таковые никоим образом не являются критерием, по которому можно судить, идет ли речь об альтерре или же нет. Мнение, что в интересующем нас аспекте истории о драконах, феях и демиургах принципиально отличаются от историй об адвокатах, министрах и бизнесменах, не соответствует действительности ни в какой степени. Разного рода философские изыски, не говоря уже о всевозможных имитациях и подделках на модную тему, могут выглядеть экзотично, подражая известным обликам фэнтези и фэери - а изображения настоящих альтерр нередко одеты буднично и неброско, в милицейские форменки, врачебные халаты и даже халаты домохозяек. Читая о приключениях любительницы частного сыска Даши Васильевой или гениального аналитика Насти Каменской, можно вовсе ни о чем "таком" не подумать - а между тем речь идет о живых, своеобразных, полноценных альтеррах, чьи внешние параметры волею судьбы приближены к нашим здешним, но сути дела это нимало не меняет.
Итак...
-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
1.2.5. Альтерристы-писатели и писатели-альтерристы
Возвращаясь к теме соотношения альтерризма с литературой, мы непременно должны остановиться на таком деликатном моменте, как САМОСОЗНАНИЕ ПИСАТЕЛЯ-АЛЬТЕРРИСТА. Поскольку связь обсуждаемых материй весьма сложна и нелинейна, степень понимания тем или иным автором сути собственного творчества бывает очень различной. Писатель может в полной мере осознавать себя как альтеррист по призванию - со всеми вытекающими отсюда не только неисчерпаемыми возможностями, но и житейскими проблемами. Легко представить себе и полностью противоположный вариант: автор увлеченно сочиняет романы "с продолжением", страстно любит своих героев, отслеживает их жизнь, бережет ткань реальности и пр.- словом, ведет себя как полагается правильному альтерристу, - но при этом безмятежно не задумывается о многих проблемах, которым посвящена наша книга. Такое возможно по причине достаточно благоприятного положения писателя в современном обществе: его деятельность в любом случае заведомо одобрена, а уж если он причислен к работникам жанра развлекательной литературы, то с него и вовсе взятки гладки. В худшем случае его назовут халтурщиком и графоманом, заявят, что после двух первых книг он, как водится, "исписался" - и продолжать его читать (и почитать!) будут по преимуществу те, кто полюбил его в качестве альтерриста, вместе с его альтеррой и его альтерритами. Разумеется, достоинств такого автора как альтерриста всё это ни в коей мере не умаляет - необходимо только, чтобы он честно исполнял свой долг по отношению к своим героям и их жизни; достоинства же художественного оформления при таком раскладе имеют мало значения.
Вышеозначенный момент в очередной раз свидетельствует о том, с чего мы начали изложение существа нашей книги - а именно, о взаимосвязи глубинных человеческих потребностей. Человек нуждается в том, чтобы познавать то, что находится вдали от него - вдали по времени, месту, образу действия - и одни люди могут и хотят прикоснуться к этому непосредственно, а потом поделиться тем, что им открылось, другие же испытывают потребность выслушать или прочитать о результатах чужих постижений. Первые не лучше и не хуже, не выше и не ниже вторых - существует естественное распределение дарований, и озаботиться следует лишь тем, чтобы исключить взаимное предубеждение и максимально оптимизировать процесс взаимного одарения. Одним из необходимых этапов мы считаем осознание того факта, что альтерризм и литература - вещи разные, хоть и близкие, что они имеют совершенно разные задачи - и по этой причине критерии их эффективности и качества весьма различны.
1.2.6. О признаках подлинной альтерры
на книжных страницах
Необходимо иметь в виду, что все нижеследующие соображения абсолютного характера не носят, представляя из себя скорее вектора, чем жесткие константы. Однако по совокупности обозначенных моментов может быть вынесено некоторое суждение о том, отражает ли рассматриваемое произведение жизнь конкретной альтерры - или же оно является плодом вымысла в чистом виде; произведение ли искусства порождено данным вымыслом или образец халтуры - нам в данном случае совершенно безразлично. Несомненно, для тех, кто ставит во главу угла художественное слово как таковое, предложенная нами классификация не означает ровным счетом ничего - однако мы ведь и пишем не для них, а для любителей и ценителей альтерризма.
Итак, по каким признакам можно отличить описание подлинной альтерры?
Как уже говорилось, наиважнейшим критерием второй реальности является континуальность (непрерывность), обусловленная наличием глубоких внутренних причинно-следственных связей; можно сравнить ее с гобеленом, многослойная ткань которого так совершенна за счёт сложнейшего, упорядоченного переплетения составляющих ее отдельных нитей. В этом отношении ткань первой реальности и ткань второй вполне подобны друг другу, и об этом мы тоже уже не раз говорили. Взаимосвязь вещей в реальности как таковой влечет за собой отражение их друг в друге, всего во всём - и это неизбежно воспроизводится при любой попытке описать подлинные события, относятся ли они к первой реальности или же ко второй. Описание действительных событий, вследствие вышесказанного, всегда характеризуется обилием свободно изливающихся, необязательных, второстепенных деталей, органично стыкующихся друг с другом и с основными элементами конструкции, являя внимательному взору непрямые, неповерхностные, многочисленные связи. Это - то самое, что отличает правду ото лжи и что невозможно подделать; истина дробится во множестве мельчайших зеркал, каждое из которых может отражать ее по-своему, но никакое из них при этом не окажется пустым.
Литературные критики утверждают, что существует известный художественный прием - насытить повествование деталями, в том числе отсылками на то, что лежит за рамками описываемого, чтобы создать эффект глубины и подобие действительности. Согласиться с этим утверждением можно лишь отчасти. И в самом деле, обилие деталей позволяет читателю полноценно погрузиться в повествование - но это происходит только при условии, что речь идет не о вымысле, а об описании вещей, существующих на самом деле, наблюдаемых автором либо в первой, либо во второй реальности. Когда критики заявляют, что обилие деталей есть результат ловкой выдумки, они глубоко ошибаются - и очень важно понимать, в чем именно, то есть - почему "выдумать" ничего существенного на самом деле невозможно. Сейчас мы рассмотрим этот вопрос подробнее.
Когда автор, что называется, "сочиняет из головы", то есть занимается моделированием в нашем понимании (см. 1.1.5), он как бы "рисует на белом листе", создавая контуры из функционально необходимых для его замысла элементов, после чего "раскрашивает" их второстепенными деталями, связанными друг с другом и "каркасом" либо чисто функционально, либо поверхностно и произвольно - а иногда даже и вовсе никак не связанными. Если же автор начинает всерьёз проявлять интерес к ткани изображаемой реальности, лично для себя, а не по литературной нужде задаваясь вопросом - а как же НА САМОМ ДЕЛЕ выглядит всё то, что он только что схематически придумал, - то вот он уже и прибегает к погружению (см. 1.1.5), совершая тем самым первый шаг в сторону пропасти, отделяющей литературу от альтерризма. Сделает ли он в дальнейшем подлинный шаг в бездну, чтобы преодолеть ее и обрести жизнь взамен схемы, или содрогнется и отползет обратно, бурча, что думать надо о хлебе насущном - зависит от того, насколько в нем сильна любовь к истине, побеждающая страх перед неизведанным.
Автор-сочинитель озабочен вопросом о том, как свести концы с концами, то есть - как протянуть связи между конструктивными частями сюжета, чтобы добиться завершенности картины; забота автора-альтерриста - совсем иная. Его волнует, какие средства будут максимально эффективны для адекватного изложения того, что открыто ему в общении со второй реальностью; а поскольку открыто ему, как правило, намного больше, чем может вместить любой литературный замысел, то задача состоит в том, чтобы, что называется, "отсечь лишнее", необязательное - то же, что невозможно отсечь без ущерба для смысла, уложить наиболее удобопонятным образом. Это исключительно трудно - ведь в реальной жизни каждая деталь по-своему важна, ибо свидетельствует о прошлом, определяет дальнейшее развитие событий и пр. Такого рода "затруднение от избытка" знакомо по быту всем, кто пытался рассказывать хотя бы о перипетиях собственной судьбы, не ограничиваясь сухой автобиографией.
Другая важная особенность, также вытекающая из континуальности альтерры - это некоторая практически неизбежная сюжетная незавершенность. Линии реальных судеб неминуемо выходят за рамки художественного произведения. "Единство места, времени и образа действия" - принцип, руководствоваться которым для альтерриста очень затруднительно. От степени литературного таланта автора зависит, сколь удачно он сумеет выбрать отправной пункт изложения и сколь элегантно поставит точку в конце - но если речь и правда идет о изображении существующей альтерры, то читатель не может не почувствовать, в какой мере то, что осталось за кадром, превосходит всё предложенное его вниманию. Как правило, это само по себе вызывает интерес и тем самым стимулирует автора поделиться следующей толикой богатства. Отсюда вытекает серийность соответствующего рода художественных произведений, их успешность вопреки неизбежной неровности художественного исполнения (о чем мы уже говорили при рассмотрении амберского цикла Желязны) - а также существование огромного количества подделок-имитаций. О таких подделках имеет смысл сказать пару слов особо.
Задача подделок под произведения автора-альтерриста - как правило, не столько убедить читателя в том, что они обеспечены определенным золотым запасом второй реальности, сколько привлечь к себе внимание безусловными манками, обещающими прикосновение к ней. Наличие соответствующих манков сильно увеличивает раскупаемость книги. Характерны эти подделки обычно тем самым, о чем мы уже говорили - схематизмом, формально обозначенными взаимосвязями деталей сюжета, а кроме того - весьма специфическим, потребительски произвольным отношением автора к героям. На этом пункте следует остановиться подробнее.
Отношение настоящего альтерриста к своим альтерритам, как мы уже говорили, подразумевает предоставление им свободы самостоятельного внутреннего развития, естественным образом вытекающее из любви к ним как таковым, из радости общения с ними какие они есть. В аспекте книжного изложения такая позиция влечёт за собой внимание к личности даже эпизодического героя, глубокую мотивированность поступков всех персонажей - и вместе с тем возможность для каждого из них совершить какой-либо неожиданный "вираж", поступить не так, как диктует его литературный имидж. Естественно, мы имеем в виду не тривиальное трюкачество детективной интриги, когда злодеем оказывается не тот, на кого все думали, - а реальную перемену мнения и образа действия, в пределе - метанойю. А что касается вопроса о том, любит ли автор своих героев, заботится ли о них, или же они ему безразличны, и весь его интерес ограничивается тем, чтобы завернуть сюжет покруче и слупить за это бабки, - то, по нашему мнению, вопрос этот легко решается органолептически, то есть "на глазок" и "на вкус". Обмануть в этом отношении, как нам представляется, можно только того, кто сам никогда не любил - ни книжных героев, ни своих ближних в первой реальности.
В завершение всего вышеизложенного можно спросить: а для чего, собственно говоря, мы так старались, перечисляя признаки, которыми описание подлинной альтерры отличается от всего остального? Так ли уж нам необходимо уметь узнавать его среди подделок, а тем более среди литературных шедевров - аллегорических, символических, реалистических? Зачем это нужно?..
Ответ на этот вопрос выглядит следующим образом.
Если мы доверяем писателю в указанном отношении, верим, что он правдиво изображает жизнь своей альтерры, то мы можем в той же мере пользоваться предлагаемой им информацией и наработками, как если бы речь шла о произведении документальном, хроникальном. Мы можем делать из прочитанного теоретические выводы, иметь в виду указанные факты в смысле статистики, брать конкретные примеры с героев и пр. - естественно, с учётом различий между альтеррами и особенностей нашей первой реальности. Конечно, отношение к художественной литературе как таковой заведомо должно быть иным - прежде всего, более осторожным. Художественная литература обобщает, выводит на уровень символов и аллегорий, какие-то моменты заостряет, какие-то - сглаживает… - и на язык реальности все эти обобщенные образы переводятся не всегда просто и однозначно. Попросту говоря, доверять ей как руководству к действию наивно и неразумно. А герои-альтерриты в главном подобны нам - и могут стать для нас надежными друзьями и советчиками, даже если их альтерра - не наша, и мы не имеем на нее никакого другого выхода, кроме книг любимого автора. Если мы видим, что герои-альтерриты солидарны с нами по части отношения к жизни, к самим себе и друг к другу - то по большому счёту мы можем доверять им так же, как доверяем себе.
Есть и еще один существенный момент, который не стоит оставлять без внимания, рассматривая тему отличительных признаков изображения подлинной альтерры в литературе. Мы говорим о "внешних формах", в которые может быть облечена вторая реальность - имея в виду и географию описываемого мира, и его физические / метафизические константы, и обычаи его обитателей. Очень важно понимать, что внешние формы как таковые никоим образом не являются критерием, по которому можно судить, идет ли речь об альтерре или же нет. Мнение, что в интересующем нас аспекте истории о драконах, феях и демиургах принципиально отличаются от историй об адвокатах, министрах и бизнесменах, не соответствует действительности ни в какой степени. Разного рода философские изыски, не говоря уже о всевозможных имитациях и подделках на модную тему, могут выглядеть экзотично, подражая известным обликам фэнтези и фэери - а изображения настоящих альтерр нередко одеты буднично и неброско, в милицейские форменки, врачебные халаты и даже халаты домохозяек. Читая о приключениях любительницы частного сыска Даши Васильевой или гениального аналитика Насти Каменской, можно вовсе ни о чем "таком" не подумать - а между тем речь идет о живых, своеобразных, полноценных альтеррах, чьи внешние параметры волею судьбы приближены к нашим здешним, но сути дела это нимало не меняет.