Изучение морфологии сугробов в марте. Более сотни снимков посёлка АМЗ, часть вторая
Снег в марте липкий, рисовый, крупнозернистый, но чёрный с изнанки.
И с этим ничего не поделать.
Особенно по кромкам, по берегам дорог, где скапливается вся нежить, а снег, получается, всю её задерживает, тормозит...
Это, конечно, дико интересно за снегом наблюдать, как он себя ведёт, с каких сторон подтаивает, мантией горностаевой, с какой слёживается, задубев на прощание.
Какие-то сугробы обращаются в камень, какие-то в кожу.
К весне обнажается внутренняя структура хребтов - все эти импровизированные, обуглившиеся позвоночники, позвонки, каменные бабы с циклопическими головами как с острова Пасха, или просто груды тёмных пятен, как на эскизах Тьеполо из частных коллекций.
Да-да, простор для эстетизации возникает бескрайний. Безграничный просто.
Лишь бы под ноги не глядеть.
Но, допустим, меня спасает моё писательское отчуждение, вынуждающее быть всегда вовне ситуации, ландшафта, посёлка, наблюдая не только за собой и за своими реакциями со стороны, но и за всем прочим. Остальным.
А как же быть остальным людям, не принимающим действительность?
Ведь её же нельзя принять целиком и полностью, просто нельзя.
Какие степени остранения, а, главное, из чего они её выстраивают или извлекают, попадаясь мне по дороге?
Вот, видимо, в чём мой интерес и заключается - вот почему мне любопытно наблюдать за теми, кто встречается во время прогулок и моционов: теперь такая весенняя эпоха, что все пути подсократились (многие из них стали попросту непроходными), поджались - особенно из тех, что с краю, да на периферии, а растоптанны-то, как раз, именно те, где люди-то, в основном и ходят.
Между магазинами, например.
Между Магнитом и Монеткой.
Идёшь, такой, и думаешь: ведь через пару недель всего этого горнозаводского избытка больше не будет.
Это ж какой красоты мир лишится!
Она и без того малозаметна, а потом и вовсе сгинет, неосознанная, никем не отражённая, так как люди, попадающиеся мне между "Монеткой" и "Магнитом" не обращают внимание на это ледяное, лежалое великолепие, никогда его не актуализируя.
Не видят, как пыль под кроватью.
Но снег - не пыль, даже когда грязь.
Вот грязь мы любим замечать, да. Ну, её ж невозможно не заметить - мы поверх неё живём, а снег почти всегда сбоку, раз уж в нём дорожки протоптаны.
Снег всегда наособицу и со своими собственными степенями отчуждения.
Как романист какой, в зиму неожиданно занесённый, хотя, если по всему, жить ему и добра наживать судьбой предназначено где-нибудь в полном тепле и уюте, которому и слова-то такого не придумано, настолько оно изначально комфортом заполнено...
Без этих вот снежных прогонов, загонов, которые, оказывается, и есть творческая интенция, ставшая на девять месяцев реальной, материальной. Зримой.
