"История живописи в Италии" Стендаля
Главное в этой книге всё, что несущественно и, казалось бы, идёт мимо сути и заявленной темы.
Во-первых, она недописана: Стендаль предполагал выпустить четыре тома - по количеству выделяемых им итальянских школ (флорентийской, венецианской, римской и ломбардийской, в рамках которой работал его любимейший Корреджо), но написал лишь первый том - Флорентийский.
Да и что, значит, написал: скомпилировал два жизнеописания (Леонардо и Микеланджело) , занимающие основной объём тома, добавил к ним две части рассуждений об античном идеале красоты, который на наших [то есть, Стендалевых] глазах меняется на новый.
А всё это обильно разбавив попутными рассуждениями буквально обо всём, из-за чего текст предсказуемо поплыл.
Совсем как в дневниковом жанре или совсем уже необязательных письмах (у Стендаля, впрочем, всё это взаимозаменяемо).
Греки и распределение черт темпераментов, французский национальный характер и антикатолические агитки. Экскурсы в историю и отношения с немцами. Картины современной итальянской жизни (в основном, высшего общества и всевозможные антропологические теории). Уроки теории живописи и обрывки травелогов, ой, да мало ли ещё что…
Дело в том, что, во-вторых, книга эта писалась как аргумент в битве классицистов и романтиков (Бейль, понятное дело, был на стороне последних), из-за чего авторская предвзятость нависать над всем текстом, которому постоянно выкручивают руки, поворачивая русло изложения в «правильное», с точки зрения Стендаля, русло.
Но именно об этом, что один идеал красоты устарел, а другой ещё только-только формируется, читать менее всего интересно - это, как и стендалевские брошюры, сравнивающие «плохого» Расина с «хорошим» Шекспиром - удел историков литературы.
Куда интереснее и значительнее наблюдение за процессом становления теории, которой озадачивается молодой и достаточно нахальный дилетант. И которую для нас вырабатывает.
Собственно, книгу эту и можно определить как документ становления взглядов на изобразительное искусство одного, отдельно взятого человека, судящего и рядящего о прекрасном с точки зрения одной, отдельно взятой эпохи.
Кажется, именно этим незаконченным и торопливым (ну, хорошо, летящим) трудом Стендаль дебютировал.
И хотя тираж книги остался нераспроданным, влияние её зело ощущается во всех прочих документализированных трудах писателя.
Особенно - в «Прогулках по Риму», в которые вошли целые теоретические куски из «Истории живописи в Италии».
А кое-что было доформулировано по следам своих теоретических выкладок уже на фактическом материале.
И мне крайне важно, что в своей оценке «великого перелома», который настиг Итальянское искусство на пике Возрождения, Стендаль интуитивно (главный его гаджет) совпадает с тщательным и детально проработанным Рёскиным (а где-то, как в объяснении "осязательной ценности" живописи - с Беренсоном).
Речь идёт об уходе из искусства «живой Веры», уходящей вместе с остатками «ауры».
Ибо аура, как мы знаем уже из Беньямина, сопровождает лишь произведения искусства, так или иначе, связанные с культовыми делами, ритуалами и обрядами.
Этот тонкий и важный момент, по Рёскину приходится на годы жизни и работы двух братьев Беллини (Рёскин говорит о конкретном 1432 годе), коих подлинная Вера ещё захватила, но деятельностью которых исчерпывалась - и началом творчества Тициана, которому религиозные сюжеты являлись только поводом для расположения цветовых пятен.
Стендаль пишет об этом в «Прогулках по Риму» так: «Великий страх, соединяясь с воспоминаниями о любви, которой они со страстью предавались в молодости, породил все те шедевры искусства, которые мы находим в церквях. Прекраснейшие произведения были созданы в промежуток от 1450 до 1530 года; шестьдесят лет спустя жажда славы породила болонскую школу, которая подражала всем остальным, но в эту эпоху уже не было столь девственных страстей. Сомневаюсь, чтобы Гвидо слишком уж верил в святых, которых писал. Искренность, может быть, мешает уму, но я считаю её необходимой для искусства…» (67)
И ещё. «После 1530 года и после Карла V было испробовано всё возможное для того, чтобы унизить итальянский характер…»
Свои самые важные умозаключения Стендаль делает походя, разбрасывая по полям непредумышленных отступлений десятки точёных высказываний.
Собирать их во что-то отдельное - напрасный труд ( хотя пару раз я и попытался это сделать): вне притяжения основного текста эти афоризмы так уже не блещут.
Дотошно переписанные обстоятельства биографий двух главных флорентийских Титанов, скрепивших своим гением страну в единое культурное пространство, в памяти оседают (Стендаль не скрывает заёмности всей этой фактуры - воровать факты из чужих книг он приспособился в книгах о Гайдне и Моцарте), а собственные его измышления, сделанные у фресок в монастырях и возле картин в музеях - почему-то нет.
Не зря в самом начале «Истории», в рассказе о творчестве Чимабуэ он вводит понятие «магнетизма», перекликающееся с беньяминским понятием ауры.
Магентизм (личности или текста) - это слишком многое объясняет: дело в том, что я читаю "рукописные" (как бы черновиковые в своей необязательности, художественные, но не беллетристические) работы Стендаля том за томом и всё никак не могу из этого наваждения выпутаться.
Не то, чтобы мне дико нравился Стендаль, но для моих собственных нужд нет ничего лучше этого постоянно плывущего стиля, в котором главное не результат, но процесс погружения в чужую трясину.
В липкий кокон чужих страстей и чужих путешествий по чужим странам.
Письма Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1710471.html
Дневники Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1708151.html
"Рим, Неаполь и Флоренция" Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1326878.html
"Записки туриста" Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1318436.html
Выписки из дневников и писем Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1706055.html
Выписки из "Истории итальянской живописи" и "Путешествий по Риму": http://paslen.livejournal.com/1714970.html
"Путешествие в Италию 1811 года:" http://paslen.livejournal.com/1712221.html
Во-первых, она недописана: Стендаль предполагал выпустить четыре тома - по количеству выделяемых им итальянских школ (флорентийской, венецианской, римской и ломбардийской, в рамках которой работал его любимейший Корреджо), но написал лишь первый том - Флорентийский.
Да и что, значит, написал: скомпилировал два жизнеописания (Леонардо и Микеланджело) , занимающие основной объём тома, добавил к ним две части рассуждений об античном идеале красоты, который на наших [то есть, Стендалевых] глазах меняется на новый.
А всё это обильно разбавив попутными рассуждениями буквально обо всём, из-за чего текст предсказуемо поплыл.
Совсем как в дневниковом жанре или совсем уже необязательных письмах (у Стендаля, впрочем, всё это взаимозаменяемо).
Греки и распределение черт темпераментов, французский национальный характер и антикатолические агитки. Экскурсы в историю и отношения с немцами. Картины современной итальянской жизни (в основном, высшего общества и всевозможные антропологические теории). Уроки теории живописи и обрывки травелогов, ой, да мало ли ещё что…
Дело в том, что, во-вторых, книга эта писалась как аргумент в битве классицистов и романтиков (Бейль, понятное дело, был на стороне последних), из-за чего авторская предвзятость нависать над всем текстом, которому постоянно выкручивают руки, поворачивая русло изложения в «правильное», с точки зрения Стендаля, русло.
Но именно об этом, что один идеал красоты устарел, а другой ещё только-только формируется, читать менее всего интересно - это, как и стендалевские брошюры, сравнивающие «плохого» Расина с «хорошим» Шекспиром - удел историков литературы.
Куда интереснее и значительнее наблюдение за процессом становления теории, которой озадачивается молодой и достаточно нахальный дилетант. И которую для нас вырабатывает.
Собственно, книгу эту и можно определить как документ становления взглядов на изобразительное искусство одного, отдельно взятого человека, судящего и рядящего о прекрасном с точки зрения одной, отдельно взятой эпохи.
Кажется, именно этим незаконченным и торопливым (ну, хорошо, летящим) трудом Стендаль дебютировал.
И хотя тираж книги остался нераспроданным, влияние её зело ощущается во всех прочих документализированных трудах писателя.
Особенно - в «Прогулках по Риму», в которые вошли целые теоретические куски из «Истории живописи в Италии».
А кое-что было доформулировано по следам своих теоретических выкладок уже на фактическом материале.
И мне крайне важно, что в своей оценке «великого перелома», который настиг Итальянское искусство на пике Возрождения, Стендаль интуитивно (главный его гаджет) совпадает с тщательным и детально проработанным Рёскиным (а где-то, как в объяснении "осязательной ценности" живописи - с Беренсоном).
Речь идёт об уходе из искусства «живой Веры», уходящей вместе с остатками «ауры».
Ибо аура, как мы знаем уже из Беньямина, сопровождает лишь произведения искусства, так или иначе, связанные с культовыми делами, ритуалами и обрядами.
Этот тонкий и важный момент, по Рёскину приходится на годы жизни и работы двух братьев Беллини (Рёскин говорит о конкретном 1432 годе), коих подлинная Вера ещё захватила, но деятельностью которых исчерпывалась - и началом творчества Тициана, которому религиозные сюжеты являлись только поводом для расположения цветовых пятен.
Стендаль пишет об этом в «Прогулках по Риму» так: «Великий страх, соединяясь с воспоминаниями о любви, которой они со страстью предавались в молодости, породил все те шедевры искусства, которые мы находим в церквях. Прекраснейшие произведения были созданы в промежуток от 1450 до 1530 года; шестьдесят лет спустя жажда славы породила болонскую школу, которая подражала всем остальным, но в эту эпоху уже не было столь девственных страстей. Сомневаюсь, чтобы Гвидо слишком уж верил в святых, которых писал. Искренность, может быть, мешает уму, но я считаю её необходимой для искусства…» (67)
И ещё. «После 1530 года и после Карла V было испробовано всё возможное для того, чтобы унизить итальянский характер…»
Свои самые важные умозаключения Стендаль делает походя, разбрасывая по полям непредумышленных отступлений десятки точёных высказываний.
Собирать их во что-то отдельное - напрасный труд ( хотя пару раз я и попытался это сделать): вне притяжения основного текста эти афоризмы так уже не блещут.
Дотошно переписанные обстоятельства биографий двух главных флорентийских Титанов, скрепивших своим гением страну в единое культурное пространство, в памяти оседают (Стендаль не скрывает заёмности всей этой фактуры - воровать факты из чужих книг он приспособился в книгах о Гайдне и Моцарте), а собственные его измышления, сделанные у фресок в монастырях и возле картин в музеях - почему-то нет.
Не зря в самом начале «Истории», в рассказе о творчестве Чимабуэ он вводит понятие «магнетизма», перекликающееся с беньяминским понятием ауры.
Магентизм (личности или текста) - это слишком многое объясняет: дело в том, что я читаю "рукописные" (как бы черновиковые в своей необязательности, художественные, но не беллетристические) работы Стендаля том за томом и всё никак не могу из этого наваждения выпутаться.
Не то, чтобы мне дико нравился Стендаль, но для моих собственных нужд нет ничего лучше этого постоянно плывущего стиля, в котором главное не результат, но процесс погружения в чужую трясину.
В липкий кокон чужих страстей и чужих путешествий по чужим странам.
Письма Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1710471.html
Дневники Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1708151.html
"Рим, Неаполь и Флоренция" Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1326878.html
"Записки туриста" Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1318436.html
Выписки из дневников и писем Стендаля: http://paslen.livejournal.com/1706055.html
Выписки из "Истории итальянской живописи" и "Путешествий по Риму": http://paslen.livejournal.com/1714970.html
"Путешествие в Италию 1811 года:" http://paslen.livejournal.com/1712221.html