И будит лай собак уснувшие дубравы
Лена удивляется: «Но те мужики, что пришли отцу помогать, они же совсем, совсем чёрные!»
Я не сразу понимаю (бреюсь), тогда Лена изображает руками овал [лица], чтоб я врубился.
Я вижу её в зеркале, говорю: «- Так это ж, Лена, таджики. Они выглядят так»
Правильнее было бы сказать "- Так это и есть таджики. Вот так, Лена, они и выглядят. Теперь ты знаешь."
Вольтеровский простодушный в нынешние времена мог бы проживать в Израиле, стране из наших палестин кажущейся заповедником здравого смысла.
Мама, вернувшись из банка, удивляется необычной плотности в нашем посёлке заметно выделяющихся приезжих.
Между делом, говорит об этом. Через запятую. Так сообщают о погоде. О грозовых тучах на горизонте.
Концентрация незнакомых тел в поселке повысилась, началом августа, во много-много раз.
Сообща, всей семьей, решили, что наплав связан с предвыборными гонениями на «гостей столицы» в Москве.
Лена не унимается: «Но зачем тогда отец понёс им водочные рюмки, ведь они же мусульмане!»
Лена живёт в Израиле больше десяти лет и знает про Ислам много.
Пока муж её Тигран забирает многострадальные мигрантские документы, мы всем скопом возимся с двухлетним Данелем. Данькой.
Вот сейчас, в данную минуту он кричит: «Огонь», точно командует артиллерией.
Да, документы, наконец, готовы. Многоступенчатая интрига с въездными документами закончилась нашей безоговорочной победой - ровно за два дня до их отъезда.
Казалось, что это было вчера - радость встречи, первый семейный ужин и традиционный поход на Главпочтамт, где есть «одно окно» регистрации приехавших, геморрой присутственных мест, куда Лена с Тигой ходили как на службу, а вот уже и Яблочный Спас, после которого как-то сразу у сионистов начинаются занятия в школах.
Дохнул осенний хлад... Сосед мой поспешает в отъезжие поля с охотою своей... Теперь моя пора.
Мы с Леной всё время спорим. Я говорю, что можно было бы остаться и на подольше, игнорируя Полинкину школу.
Я-то считаю, что школа мало кому помогает, а нужна (вместе с другими «общественными институтами») только чтобы делать из людей удобные государству кирпичики. Гораздо важнее если человек растёт неотформатированный - он тогда оригинальнее, что ли, интереснее.
Хотя, с другой стороны, на эту интересность смотреть можно с разных сторон: она ведь дико неудобная и создаёт массу проблем. Может быть, и, правда, лучше чтобы «как все и не высовываться».
Лена со мной не согласна. Разумеется, это здорово, если Поля (Данель зовёт её «Пося») поживёт у бабушки с дедушкой и увидит, наконец, настоящий снег (в Израиле за привозной снег нужно деньги платить, это эксклюзивный аттракцион), но Лена считает, что если Полину (со следующего года она учит в школе арабский) не контролировать, как это делает "учебное заведение", она совсем уйдёт в астрал.
И то правда: двенадцатилетняя девочка с пробуждающимися формами всеми днями сидит то с андроидом, то с планшетом, не вылезая из «Ю-тьюба», в котором есть игра, позволяющая совместными усилиями строить светлое будущее.
«- Я не хочу, чтобы она потом мыла пол, - говорит Лена, - или загружала посуду в машину…»
Именно поэтому, вечерами, когда на СТС и ТНТ идут самые сладкие для Полины ситкомы, которых нет на её родине, она сидит и учит времена английских глаголов или пытается читать «Маленького принца» по-русски.
«- Её главная задача стать интересным человеком и удачно выйти замуж», - говорю я.
«- Её главная задача, Дима, получить знания, чтобы быть независимым от милостей мужа», - говорит Лена, один глазом наблюдая как Данэль шаманит в бабушкиных лекарствах, затем в бумажных кукольных нарядах сестры, затем снова в бабушкиных лекарствах. И добавляет.
"- Тем более, ещё неизвестно какой ей муж достанется…»
« - Тебе же достался хороший. И нашей маме», - говорю я. Спорить бесполезно: матери всегда виднее.
Она лучше всех знает что нужно её ребёнку.
Тем более, что Пося и правда слишком рассеянна и безропотна (делает всё, что не попросят) как человек с предельно насыщенной внутренней жизнью, которой нет никакого дела до того, что происходит снаружи батискафа.
Вчера её возили в Цирк, точно без него панорама современного российского существования окажется не совсем полной; некрасивая точка поездки (в Париже, в её июле, был Диснейленд) Поля вернулась в ещё большей задумчивости.
Пока ребят не было, мы управлялись с Данелькой втроём.
Мама пела, папа рассказывал стихотворения, я был на подхвате.
Впрочем, справедливости ради, нужно сказать, что «мама Нина» (так, к большому удивлению соседских участков зовёт её малолетний Даня, оглашая округу постоянными призывами «мама Нина», «мама Нина») поёт не только когда кормит Данэля, но и почти весь день.
Эта привычка у неё появилась когда родители переехали в отдельный дом: в панельной квартире особенно не запоёшь; а тут раздолье, стены не давят и никто не услышит.
Тем более, что доктор посоветовал её больше петь - это помогает работе лёгких. Тем более, дома она почти всё время одна - отец с работы приходит только вечером.
Вот она и поёт - и когда одна, и сейчас, видимо, по привычке.
Сейчас она поёт слова, знакомые нам по голосу Толкуновой: «Ещё до встречи вышла нам разлука…»
Это, если что, их хита семидесятых «Мой милый, если б не было войны…»
Я не сразу понимаю (бреюсь), тогда Лена изображает руками овал [лица], чтоб я врубился.
Я вижу её в зеркале, говорю: «- Так это ж, Лена, таджики. Они выглядят так»
Правильнее было бы сказать "- Так это и есть таджики. Вот так, Лена, они и выглядят. Теперь ты знаешь."
Вольтеровский простодушный в нынешние времена мог бы проживать в Израиле, стране из наших палестин кажущейся заповедником здравого смысла.
Мама, вернувшись из банка, удивляется необычной плотности в нашем посёлке заметно выделяющихся приезжих.
Между делом, говорит об этом. Через запятую. Так сообщают о погоде. О грозовых тучах на горизонте.
Концентрация незнакомых тел в поселке повысилась, началом августа, во много-много раз.
Сообща, всей семьей, решили, что наплав связан с предвыборными гонениями на «гостей столицы» в Москве.
Лена не унимается: «Но зачем тогда отец понёс им водочные рюмки, ведь они же мусульмане!»
Лена живёт в Израиле больше десяти лет и знает про Ислам много.
Пока муж её Тигран забирает многострадальные мигрантские документы, мы всем скопом возимся с двухлетним Данелем. Данькой.
Вот сейчас, в данную минуту он кричит: «Огонь», точно командует артиллерией.
Да, документы, наконец, готовы. Многоступенчатая интрига с въездными документами закончилась нашей безоговорочной победой - ровно за два дня до их отъезда.
Казалось, что это было вчера - радость встречи, первый семейный ужин и традиционный поход на Главпочтамт, где есть «одно окно» регистрации приехавших, геморрой присутственных мест, куда Лена с Тигой ходили как на службу, а вот уже и Яблочный Спас, после которого как-то сразу у сионистов начинаются занятия в школах.
Дохнул осенний хлад... Сосед мой поспешает в отъезжие поля с охотою своей... Теперь моя пора.
Мы с Леной всё время спорим. Я говорю, что можно было бы остаться и на подольше, игнорируя Полинкину школу.
Я-то считаю, что школа мало кому помогает, а нужна (вместе с другими «общественными институтами») только чтобы делать из людей удобные государству кирпичики. Гораздо важнее если человек растёт неотформатированный - он тогда оригинальнее, что ли, интереснее.
Хотя, с другой стороны, на эту интересность смотреть можно с разных сторон: она ведь дико неудобная и создаёт массу проблем. Может быть, и, правда, лучше чтобы «как все и не высовываться».
Лена со мной не согласна. Разумеется, это здорово, если Поля (Данель зовёт её «Пося») поживёт у бабушки с дедушкой и увидит, наконец, настоящий снег (в Израиле за привозной снег нужно деньги платить, это эксклюзивный аттракцион), но Лена считает, что если Полину (со следующего года она учит в школе арабский) не контролировать, как это делает "учебное заведение", она совсем уйдёт в астрал.
И то правда: двенадцатилетняя девочка с пробуждающимися формами всеми днями сидит то с андроидом, то с планшетом, не вылезая из «Ю-тьюба», в котором есть игра, позволяющая совместными усилиями строить светлое будущее.
«- Я не хочу, чтобы она потом мыла пол, - говорит Лена, - или загружала посуду в машину…»
Именно поэтому, вечерами, когда на СТС и ТНТ идут самые сладкие для Полины ситкомы, которых нет на её родине, она сидит и учит времена английских глаголов или пытается читать «Маленького принца» по-русски.
«- Её главная задача стать интересным человеком и удачно выйти замуж», - говорю я.
«- Её главная задача, Дима, получить знания, чтобы быть независимым от милостей мужа», - говорит Лена, один глазом наблюдая как Данэль шаманит в бабушкиных лекарствах, затем в бумажных кукольных нарядах сестры, затем снова в бабушкиных лекарствах. И добавляет.
"- Тем более, ещё неизвестно какой ей муж достанется…»
« - Тебе же достался хороший. И нашей маме», - говорю я. Спорить бесполезно: матери всегда виднее.
Она лучше всех знает что нужно её ребёнку.
Тем более, что Пося и правда слишком рассеянна и безропотна (делает всё, что не попросят) как человек с предельно насыщенной внутренней жизнью, которой нет никакого дела до того, что происходит снаружи батискафа.
Вчера её возили в Цирк, точно без него панорама современного российского существования окажется не совсем полной; некрасивая точка поездки (в Париже, в её июле, был Диснейленд) Поля вернулась в ещё большей задумчивости.
Пока ребят не было, мы управлялись с Данелькой втроём.
Мама пела, папа рассказывал стихотворения, я был на подхвате.
Впрочем, справедливости ради, нужно сказать, что «мама Нина» (так, к большому удивлению соседских участков зовёт её малолетний Даня, оглашая округу постоянными призывами «мама Нина», «мама Нина») поёт не только когда кормит Данэля, но и почти весь день.
Эта привычка у неё появилась когда родители переехали в отдельный дом: в панельной квартире особенно не запоёшь; а тут раздолье, стены не давят и никто не услышит.
Тем более, что доктор посоветовал её больше петь - это помогает работе лёгких. Тем более, дома она почти всё время одна - отец с работы приходит только вечером.
Вот она и поёт - и когда одна, и сейчас, видимо, по привычке.
Сейчас она поёт слова, знакомые нам по голосу Толкуновой: «Ещё до встречи вышла нам разлука…»
Это, если что, их хита семидесятых «Мой милый, если б не было войны…»