Европа и душа Востока. Испанцы. (часть 4)
Пролог темы по книге немецкого философа Вальтера Шубарта "Европа и Душа Востока" здесь.
Часть 1 "Немцы" здесь.
Часть 2 "Англосаксы" здесь.
Часть 3. "Французы" здесь.
Испания расположена напротив Европы и неприступна, как крепость. Если Россия, так же труднодоступная, является империей между Азией и Европой, то Испания - империя между Европой и Африкой. Кто мы есть по отношению к Европе? - вот вопрос, судьбоносный не только для русских, но и для испанцев.
В то время, как остальная Европа имела возможность свободного развития, испанцы и русские страдали под чужеземным игом. В борьбе против нехристиан, в одном случае - мавров; в другом - татар, им пришлось отстаивать и утверждать свою христианскую веру. Почти в одно время было покончено с игом. В 1480 году Иван III отказался платить дань татарскому хану, а в 1492 году Фердинанд отвоеванием Гранады за¬вершил эпоху Реконкисты. Оба народа быстро разрослись вширь на огромных просторах, создав империи небывалого размаха.
Испанский ландшафт, за вычетом прибрежной полосы, представляет собой выжженную солнцем пустыню с немногими, необычайно прекрасными оазисами. Особенно это касается Кастилии; и именно она, а не прелестная Андалузия, сформировала душу испанца. В таком ландшафте, который своим простором расширяет взор и душу, как и в русских степях, только и мог вырасти человек вселенского чувства, а культура, которую он сформировал, может быть только культурой конца. Четыре пятых населения живут на суше. Это крестьяне, которые остаются таковыми и в городе. В Севилье, древнем городе с трехтысячелетней историей, на улицах встречаются только земледельцы. Испанская культура столь же мало городская, как и в России. Чисто городские явления капитализма и словесной риторики ей чужды. Испанец ведет себя тише и немногословнее, чем любой другой южанин. Культуре конца свойственно молчание.
Todo nada, Dios solo - вот основная мудрость Испании; Бог и душа, все остальное - ничто. Сердце испанца, как и русское сердце, - это удобное место для вторжения иррациональных сил, наполняющих его горячностью или мрачностью. Испанец живет пред лицом вечности, осознанно или неосознанно. Всем сердцем он чувствует истинность Бога и призрачность мира. Основополагак)щая черта его души - религиозность. Поэтому античный Рим, несмотря на 500-летнее господство, не оказал особого влияния на испанцев, а немецкая Реформация прошла мимо них, как и мимо русских, не оставив и следа. Да и итальянский Ренессанс едва коснулся их. Ни Боттичелли, ни Макиавелли!
Технический прогресс испанцу не по душе. Испанцы, как и русские, народ не современный, да и не могут быть таковым как носители культуры конца. Поэтому Европа думает, что вправе смеяться над отсталой Испанией, как и над отсталой Россией. Эти характеристики, вменяемые как недостаток, когда-нибудь еще сделают честь обеим странам.
Готическая эпоха была бы для испанской души самой благотворной. Но каков рок: в период развертывания готического эона Испания страдала под гнетом арабов; когда же она наконец обрела свободу - готика была при смерти.
Говоря о врожденном христианстве русских, можно с тем же правом говорить и о врожденном католицизме испанцев. Испанская национальная идея родственна русской как никакая другая. Смысл ее - в распространении христианства и сбережении единства христианской веры. Как человек вселенского чувства испанец не останавливается перед границами своей страны. Сразу же после того, как полуостров был объединен благодаря слиянию Кастилии и Арагона, Испания устремилась в мир за своими пределами. Испанское понятие общности - это не нация и не гражданство, а Космос, Вселенная - самое широкое понятие, которым способно овладеть человеческое сознание. В своем религиозном идеализме испанец ставит перед собою экуменические цели и ведет мессианскую полити¬ку, ощущая себя ратником Божиим, призванным установить на земле мировое братство.
Всякий раз, когда сущность христианства в Европе была под угрозой, испанцы поднимались на его защиту. Королева Изабелла обязала колонизаторов на вновь открытых землях пропагандировать христианство. Правовой основой колониальных завоеваний была миссия религиозного обращения. Армада своим возникновением тоже обязана религиозному импульсу. Она была оснащена для возвращения Англии в католичество.
Широта испанского духа сделала Испанию первой нацией, добившейся своего единства, и первой, осознав¬шей мировую политику как идею. В современной Европе первыми начали мыслить в международном масштабе испанцы.
Будучи противником нормы, испанец не склонен к централизации. Испанская империя даже в своей громадной протяженности была множеством королевств с регионально определяемыми свободами. Но в вопросах церковного единства - иначе. Тут испанец неумолим. Поскольку тут уже речь идет не просто об организации, а о сохранности в чистоте универсальной Божественной субстанции. Так как Церковь является земною тенью Бога, должна быть только одна Церковь. Образование сект - многобожие. Всякая ересь ставит под сомнение всеединство Бога. Отсюда глубокая ненависть испанцев к еретикам.
Религия пронизывает собою всю испанскую жизнь, особенно искусство. Едва ли есть что-нибудь более сокровенное, чем испанская мистика. Религиозным дыханием здесь веет даже от государства и политики. При Габсбургах испанская монархия приблизилась к теократии, как и русская - при Романовых.Религиозный человек не приемлет рационализма. Жажда бессмертия, тоска по горнему миру для испанца лежат по ту сторону всяческих доводов и доказательств, это могучий источник его жизни и культуры.
Человек культуры конца вглядывается за пределы конечного. Реальность перед его глазами растворяется в тумане. Из этой мечтательной атмосферы зародились в русской живописи демонические фантазии Врубеля, а в испанской - вытянутые образы Эль Греко, грека, ставшего жителем Толедо.
Из такого же мира мечты вышел "Дон Кихот", классическое творение Испании, и "Идиот", самый русский роман Достоевского. Дон Кихот и Мышкин - люди, столь прочно укоренившиеся в почву иного мира, что потеряли из виду реальность и в ней уже больше не ориентируются. Один из них - чудак, который из чистейших побуждений совершает самые абсурдные поступки, рыцарь печального образа; другой - беспомощ¬ный юродивый, над которым смеются генеральские дочки.Противоположностью обоих типов является северный человек успеха и результативности.
Будучи человеком культуры конца, испанец не привязывается сердцем к благам земным. Поскольку испанец религиозен, он безнормативен. Заботу о земле он препоручает небесам. «Самый неприемлющий правила народ Европы» - отзывался философ Ортега-и-Гассет о своей нации. Испанская драма, в отличие от французской, пренебрегает правилом единства места и времени. Богатая фантазия не позволяет применение строгих построений. По той же причине испанец склонен к анархии.
Его тянет к анархическому, а не к диктаторскому социализму. А от беспорядочности всегда только один шаг до крайности. Душе испанца, как и русского, недостает срединного состояния. Это максималист, в котором нет умеренной зоны. С абсолютностью своих требований он не идет ни на какой компромисс. Он всегда колеблется между двумя экстремальными полюсами - абсолютиз¬мом и анархией, святостью и варварством, между Богом и хаосом.
И в социальном плане испанцу, как еще только русскому, недостает опять же все уравновешивающей середины. Между элитой и средним уровнем зияет пропасть непонимания.
Недостает посредников между верхом и низом. Тонкому ведущему слою с его латифундиями противостоит безучастная масса. Очень слаба средняя социальная группа, способная черпать силы внизу и посылать их наверх с тем, чтобы уменьшить нижний слой и пополнить верхний.
Люди, живущие пред лицом Божиим - и только они - способны к чувству братства. Поэтому в Испании, как и в России, существует истинное братство, и слова «равны перед Богом» или «братья во Христе» воспринимаются как живая правда. Перед последней, Божествен¬ной инстанцией все имеют одинаковое достоинство призванной к вечности отдельной души - монах, нищий, солдат, идальго, художник, гранд и король.
Это метафизическое достоинство испанец именует своей честью. К ней социальная субординация отношения не имеет. Рыцарь сидит в трактире с бродягой, водонос идет рядом с королем за Святыми Дарами, которые несут к больному. Не привлекая ничьего внимания, Филипп II встает на колени рядом с крестьянином, который по ошибке сел на королевскую скамью. Ко всем, будь то носильщик или епископ, обращаются со словом Senor. Даже обращение к Королю в преамбуле законодательства звучит просто Senor. Это тот самый истинный демократизм, который в России породил обычай обращаться к человеку по имени-отчест¬ву. Подчеркиваются не титул или орден, которые возвышают одних над другими, а общая принадлежность к человечеству.
Получать милостыню в Испании столь же мало унизите¬льно, как и в России, потому что и у нищего есть свое достоинство; он предоставляет богатому шанс проявить себя христианином. Говорят, что испанец индивидуалист, на что указывают и его анархические склонности. Это верно, только испанский индивидуализм не следует путать с германс¬ким. Личностный идеал испанца покоится на христианской основе и не отменяет мысль о братстве. В своей природной жизненной силе они отдают безусловное предпочтение душе перед вещью или делом.
Анализ и систематизация не нравятся ис¬панцу. Миф, мечту и поэзию он считает более пригод¬ной формой откровения истины. В анналах точных наук не значится особо громких испанских имен. Их нет и среди философов. Их ведущие умы - это поэты и эссеисты. Не философия, а поэзия, мистика и яркая жизнь народа содержат в себе сокровища испанского духа.
Трагедия Испании в том, что глядя на современную культуру, с ее все более блистательными техническими успехами, испанец начинает сомневаться в своей сущности и в ее ценности. Судорожно, но тщетно, защищает он свою природную религиозность от материалистического натиска нового времени.
Душа его заболевает. Это трагическая, но неизбежная судьба человека культуры конца в эпоху культуры середины. Так испанская душа идет по русскому пути. Она становится мессианской, пока надеется спасти земной мир для мира горнего; и она становится нигилис¬тической, как только теряет эту надежду.
Чем болезненнее ощущается раскол между двумя мирами, тем трагичнее становится жизнеощущение испанца. Из апокалипсического помрачения выходит инквизиция. Она была грандиозной попыткой вернуть Европу силой на путь истинный. Методами своего времени она боролась за идеалы прошлого, став своего рода страшным судом в руках человека. Глубокая надломленность испанской души проявляется в соединении благой цели с неблагими средствами. Во имя религии любви пылают костры. Когда заболевает человек культуры конца, он везде являет собой одну и ту же картину: с Богом на устах он совершает самые кровавые жестокости. Какое безумие верить в то, что благая цель освящает дурные средства! Наоборот: дурное средство оскверняет благую цель.
Когда человек культуры конца становится атеистом, он тут же превращается в нигилиста, бунтовщика против Бога и мира. Он не просто проходит мимо церкви, а поджигает ее. Только в России и в Испании мир стал свидетелем организованного осквернения храмов. Только эти два народа вот уже в течение столетия пытаются выродиться в сборище нигилистов. Общим для них является насильственность, с которой они разрушают старое, насаждая на его месте новое или вообще ничего. Подобно русскому существует испанский нигилизм - форма, в которой согрешают отчаявшиеся рабы Божий.
Он характеризует конец пути, ведущего от уныния к неистовству и безумию. Это ведет к интимной близости к смерти. Отсюда приверженность испанцев к черепу как символу, радость при виде пляски смерти и торжественных похорон. Поскольку страдание приближает к смерти и к освобождению, испанец, как и русский, с наслажденьем предается страданиям.
Человек культуры конца смотрит на мир как на ничто.Пока он верует, за этим ничто открывается вечность. Как только теряет веру - за этим ничто мира разверзается абсолютное ничто. Ответом души на это зрелище становятся ненависть и жестокость.
Есть два художника, которые обозначают в истории своих наций момент вырождения мессианизма в нигилизм: это Гойя и Верещагин. Они появляются на одной и той же стадии заболе¬вания своих народов. По форме они реалисты, по содер¬жанию своих творений - нигилисты. Оба еще обращаются к религиозным темам, но в них эти живописцы проявляют себя слабее всего. Мастерами они становятся, когда изображают смерть и убийство.
Когда человек культуры конца утрачивает Бога, он утрачивает все. Ему тогда уже не дано обустроиться на Земле. У него остается выбор между иерархией, анархией или смертью.
Click to view