Европа и душа Востока. Французы. (часть 3)
Пролог темы по книге немецкого философа Вальтера Шубарта "Европа и Душа Востока" здесь.
Часть 1 "Немцы" здесь.
Часть 2 "Англосаксы" здесь.
Особенностью французов является то, что у них борьба с изначальным страхом разворачивается преимущественно в сфере мышления, а не действия. Они статичны, не динамичны. Мысль у них имеет преимущество перед делом. Если для англосакса и немца мысль - прелюдия к действию, то для француза дело - эпилог мысли. Новое продумывают, но не делают. Велика робость перед тем, чтобы воплотить продуманное в дело со всей последовательностью.
Француз боится невозможности отменить содеянное. Ему недостает глубинного измерения. Он устроен двухмерно -особенность, из-за которой восточные соседи несправедливо считают его поверхностным. Он велик в живописи, эпической поэзии, естествознании; но незначителен в музыке и метафизике.
Он стремится к предельной ясности духа, к жизни в осознанном. Ему ненавистна вся эта смутная таинственность мистики и романтики, как и любой вид хаотической расплывчатости. Он - рационалист человечества, расчленяющий бесформенную массу познаваемого и пытающийся укротить ее методом деления.
Для француза велик соблазн считать Рейн восточной границей Европы, за которой уже начинается Азия с ее беспорядочностью и ее темной загадочностью. То есть француз оценивает немца так же, как немец - с болыпим основанием для этого - русского. На самом же деле между французским и прусским образом мышления гораздо больше сходства, чем различия.Методом, с помощью которого француз борется со своим изначальным страхом, является рассудок, но не воля. Он думает глубже немца и англосакса, но менее деятелен, чем они. Его доверие к разуму безгранично. В этом еще сохранились следы готического изначального доверия.
Француз думает, пока не успокоится, а успокаивается он только тогда, когда сумма его восприятий укладывается в четкие понятия и категории. Рассудок - владыка жизни, вот смысл французского склада. Cogito ergo sum («Мыслю, значит, существую». Декарт). Вот оно - французское преимущество мысли перед жизнью!
Поэтому француз не так легко увлекается, как кажется. Прежде всей своей зажигательности - он скептик. Он критически подходит к мировым явлениям. В конфликте веры и знания он решается против веры. Он не выносит чудес и чудесных историй. Вся его жизнь проходит в ярком свете сознания. Бесконечное, неощутимое, непостижимое - главные элементы религии - противны сущности французского духа. Он атеист по своей природе. В расколе между рассудком и Богом француз, как и римлянин, предпочитает рассудок. С 1905 года Франция - страна, управляемая откровенными атеистами, в ее государственных школах религия не преподается с 1882г.
Самые пагубные идеи произошли из Франции или нашли там решающую поддержку, хотя, к счастью, они там больше замышляются, чем осуществляются. Социализм тоже зародился во Франции и там же был впервые систематизирован. Творцом самой значительной социалистической картины мира остается Сен-Симон.
С римлянами и пруссаками француз разделяет радость нормирования, неприятие произвольности и импровизации, пристрастие к меркам и правилам. На мир спускают сверху нормы, происходящие из надуманных абстракций. Жизнь должна подчиняться тезисам разума.
Этому соответствует и строго централизованное управление государством с его искусственно разграниченными департаментами; и централизованность моды; и упорная приверженность к правилу трех единств в драматической литературе, и, наконец, парковое искусство, обрезающее пышную и свободную растительность по линейке.
Француз любит иметь заранее продуманный способ действия на все случаи. Он больше руководствуется правилом, чем инстинктом. Он доверяет планирующему рассудку, а не бессознательному побуждению. Отсюда - прочные связи на основе обычаев и привычек, формализм в знакомстве и поведении, этикет приема гостей. Обеды устраивают через определенные интервалы времени. Никаких импровизированных приглашений типа: «приходите, когда захотите». Французы блюдут дисциплину, хотя внешне показывают это неохотно.
Француз методичен. Планируя, он заглядывает далеко в будущее и с удивительным упорством пытается выстроить картину событий на весьма отдаленные времена. Семейный бюджет строго регулируется. Доходы и расходы просчитываются и устанавливаются на месяцы и даже годы. Весь народ преисполнен желания обеспечить себе беззаботную старость предусмотрительными сбережениями впрок. Француз так же экономен, мелочен и малодушен, как и немец, он скуп и полон забот о будущем с никогда не ослабевающей потребностью в гарантиях.
К друзьям он, может быть, относится щедрее немца, но русские масштабы и к нему неприложимы, это его лишь скомпрометировало бы. Гарпагон у Мольера4 - типично французский образ.
За милые сердцу идеи француз отдаст жизнь, но не сбережения. Он стремится к неподкупной искренности в науке, но сделать честную декларацию доходов, перечисляющую все накопления, - это свыше его сил.
Из предусмотрительности он ограничивает и число своих детей: состояние не должно дробиться на множество долей, иначе его не хватит никому. - Все это говорит о том, что и француз глубоко страдает от изначального страха.
Поскольку современная Европа живет в культуре слова, француз является самым блестящим ее представителем. Он человек слова и мастер слова, речей, риторики. Так игра слов, афоризм, становится формой мысли. Французский процесс обучения направлен прежде всего не на овладение знаниями, а овладение языком. По-настоящему образованным считается тот, кто в совершенстве владеет родным языком.
Литература, искусство слова, - национальное искусство французов. Это говорящий, пишущий, спорящий народ, чья литературная страсть ничуть не меньше, чем спортивная - у англичан и музыкальная - у немцев.
У французов необычайно развита любовь к докладам. Открытые дискуссии - мощный фактор общественного мнения.
Дебаты в кафе имеют литературное значение.
Неважно, что там пьют, важно, о чем говорят.
Одним словом, можно сказать: Франция являет собою крайнюю противоположность культурам молчания.
Вместе с рационализмом французы переняли от римлян и юридизм. Их высшим принципом является справедливость, а не любовь. Fraternity (братство) означает лишь социальную справедливость, равенство перед законом, особенно - перед налоговым управлением. Как и в остальной Европе, во Франции из трех великих лозунгов революции более всего остался пустым звуком - fraternite; французы столь же мало представляют собой народ братьев, как и любой другой народ европейского континента (исключая испанцев).
Русский не хочет ни уединенности, ни быть отличным от других. Он не стремится ни к одиночеству, ни к оригинальности. В противоположность этому немец хочет уединенности и отличаться от других. Англичанин хочет уединенности, но не отличаясь от других. Француз хочет отличаться от других, но не стремится к уединенности. Русский - братский всечеловек, немец - радикальный индивидуалист, англичанин - типовой индивидуалист, француз - индивидуалистическое социальное существо.
Француз видит в человеке существо, стремящееся к обществу, но не ради общества, а ради самого себя. Он нуждается в обществе как в фоне и резонансе собственной персоны.
Жизнь француза проходит под знаком соревнования, concours.. Главное - выделиться среди других, будь то политическая или боевая слава, художественный успех, научное достижение, богатство, власть, изысканность манер или галантность, воздействие красноречия или искусство повелевать массами. Отсюда честолюбие и тщеславность француза. Gloire и honneur (слава и почет) для него наиважнейшие понятия.
Решающим считается не то, что человек из себя действительно представляет, а то, каков его вес. Забота о социальной видимости цветет пышным цветом. Применительно ко всей нации это сверхчувствительное стремление к значимости называется престижем - французское слово для выражения французского своеобразия.
Француз существо социальное, но внутри социальной жизни он индивидуалист. Поскольку он стремится к людскому обществу, типично французским литературным жанром стал социальный роман, мастером которого является Бальзак; а социология - типично французская наука.
Поскольку французы обычно приходят к одинаковым или сходным результатам мысли с другими европейцами, то с легкостью склонны приписывать своим французским тезисам мировую значимость.
По отношению к другим народам чувство непременного превосходства над ними во всем - первое и единственное ощущение, возникающее у француза при взгляде на них. Ему хочется быть первым в кругу наций и подавать пример, и он уверен, что в течение веков добился этой цели. Мысль успешного concours, перенесенная на весь народ!
Француз убежден, что служит миру достаточно уже тем, что показывает ему пример своей национальной жизни. Последуют ему или нет, разве это важно? Француз не учит иностранных языков, неохотно ездит в другие страны. Он путешествует по своей стране или по ее колониям. Франция для него - целый мир. Немец не интересуется миром потому, что мир отталкивает его, а француз - потому, что влюблен в себя.
Французы любят землю, не небеса, хотя на земле они охотней размышляют, чем действуют. Они живут неподдельной культурой середины. Народ мещан-буржуа, к которым относится также и большинство рабочих.
«Любите землю!» - вот императив этой нации. Она ищет земного блага, хорошей жизни, радостей за столом и в постели, но не освобождения от мира.
Она живет бренным и презрительно отвергает «расплывчатую мистику Востока».
Француз так же, как всякий житель Европы, чужд идее страдания, желанию русского или испанца пострадать, стремлению к спасению, к концу человеческой истории.
Для большинства достаточно просто жить, при условии, что есть гарантия в виде денежных накоплений. Облагороженное наслаждение жизнью заполняет всю ее целиком. "Моё искусство и моя профессия - жить», - сказал Монтень. «Как прекрасна жизнь!» - вот житейская мудрость этой страны. Первое место здесь занимает право на жизнь, а не на труд, как в Германии.
Гедонизм, завладевший французами, представляет опасность как для них самих, так и для всего мира. Он всюду вводит в соблазн; кто поддается ему, тот гонится за радостями тленного мира и пренебрегает усилиями по спасению души.
Он переоценивает значение внешней стороны мира. Он служит периферии бытия и забывает о центре - смысле жизни. Французский стиль жизни пригоден для редких дней внешнего счастья, но оказывается несостоятельным в многочисленные дни страданий. Француз мало что может дать Европе, кровоточащей многочисленными ранами. Придут времена, когда ему больше, чем кому-либо другому, понадобится искать утешение в древней мудрости Востока.
Но все же француз смотрит на мир как бы немного со стороны, не сознавая этого; смотрит на него, как на игру. Именно в этом заключается тайна французского искусства жить. Оно дается только тому человеку, который не воспринимает мир слишком серьезно.
Они мастера по всем вопросам прекрасной формы, непревзойденные в манерах.
Им обязана Европа утонченностью своих нравов, мерками общественного поведения.
Вся сущность культуры заключена для них в придании всему формы; красота формы облагораживает и достижения их философии. Француз не может себе представить, как истина может довольствоваться безобразными одеждами.
То, что открывается в неизящной форме, не может быть истинным!
Click to viewВ посте использованы работы Робера Дуано,
Анри Картье-Брессона
и других французских фотографов