Анализ стихотворения «Себе, любимому, посвящает эти строки автор». Часть 3
Стихотворение
Часть 1
Часть 2
Поэт не может найти себе любимую, такую, как он, «душу к одной зажечь», «стихами велеть истлеть ей»: «И слова // и любовь моя - // триумфальная арка: // пышно, // бесследно пройдут сквозь неё // любовницы всех столетий». Любовь героя остаётся невостребованной, хотя у него в сердце - «любовища». Мотив любви появляется уже в названии стихотворения: «Себе, любимому, посвящает эти строки автор». Напоминает библейскую заповедь «Возлюби ближнего своего, как самого себя». И любовь оказывается одним из основных качеств героя. Стоит вспомнить самое сильное и красивое стихотворение о любви Маяковского «Лиличка! Вместо письма» и провести параллель между образами моря, солнца и денег (богатства) в этих двух текстах:
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
Но герой анализируемого стихотворения не может найти себе любимую, и его любовь оказывается просто аркой (ср.: райские врата), сквозь которую бесследно пройдут «любовницы всех столетий» («Мытари и блудницы вперед нас идут в Царство Божие», - говорил Иисус (Ев. от Матфея 21:31)).
Строчка «Душу к одной зажечь!» связана с одним из настойчиво повторяющихся у Маяковского мотивов - «пожар сердца». Современный исследователь А. Жолковский отмечает, что «пожар сердца» соответствует концу мира с последующим возрождением, обновлением, но это возрождение здесь оказывается невозможным.
Далее мы встречаем почти прямое противопоставление героя богу: «О, если б был я // тихий, // как гром»: в трагедии «Владимир Маяковский» поэт называет бога «тёмным богом гроз». В следующей строфе: «Я бы глаз лучами грыз ночи - // о, если б был я // тусклый, // как солнце!» Традиционный образ бога часто предстаёт как «всевидящее око»; солнце же у Маяковского предстаёт как «отец» (ср. «Несколько слов обо мне самом»). Перед нами противопоставление сына отцу, их противостояние.
В последней строфе герой предстаёт перед нами, «волочащим» свою «любовищу», словно Иисус свой крест на Голгофу. К этому образу мы ещё вернёмся, а теперь обратим внимание на слова «какими Голиафами я зачат - такой большой и такой ненужный?» Появляется ветхозаветный образ великана Голиафа - «необрезанного Филистимлянина, что так поносит воинство Бога живаго» (1-я кн. Царств 17:26). Этот образ, я думаю, соотносится с образом «логова» из первой строфы. Давид, победивший Голиафа, говорил ему: «…ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам [труп твой и] трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным» (1-я кн. Царств 17:46). Учитывая сказанное нами ранее, появление образа Голиафа можно понимать как возможность обретения героем приюта, но только после смерти. Отсюда и мотив несения креста.
Семичастность строения стихотворения напоминает «Преступление и наказание» Достоевского, но если в последнем герою обещается нравственное, духовное возрождение в последней, седьмой, части (эпилоге), то в седьмой строфе стихотворения Маяковского присутствует ещё более трагическое настроение, чем в других строфах. Мотив обретения приюта только в смерти, и больше - мотив самой смерти - нередок в творчестве поэта. Например, в трагедии «Владимир Маяковский», где герой «усталый, в последнем бреду» бросает «вашу слезу тёмному богу гроз у истока звериных вер», он же вдруг говорит:
Лягу,
светлый,
в одеждах из лени
на мягкое ложе из настоящего навоза,
и тихим,
целующим шпал колени,
обнимет мне шею колесо паровоза.
Мария Белкина в книге «Скрещение судеб» пишет, что Лиля Брик «говорила, как часто Маяковский возвращался к теме самоубийства, и был даже случай, когда он позвонил ей и сказал, что он решил покончить с собой, и она гнала извозчика, чтобы успеть к нему, и успела и застала его в полной прострации: он сознался, что револьвер дал осечку…
Самоубийство «не там, где его видят, и длится оно не спуск курка…» - говорила Марина Ивановна» Цветаева. В стихотворении «Дешёвая распродажа» Маяковский предсказывает: «Через столько-то, столько-то лет // - словом, не выживу - // с голода сдохну ль, //стану ль под пистолет…».
Часть 4
Часть 1
Часть 2
Поэт не может найти себе любимую, такую, как он, «душу к одной зажечь», «стихами велеть истлеть ей»: «И слова // и любовь моя - // триумфальная арка: // пышно, // бесследно пройдут сквозь неё // любовницы всех столетий». Любовь героя остаётся невостребованной, хотя у него в сердце - «любовища». Мотив любви появляется уже в названии стихотворения: «Себе, любимому, посвящает эти строки автор». Напоминает библейскую заповедь «Возлюби ближнего своего, как самого себя». И любовь оказывается одним из основных качеств героя. Стоит вспомнить самое сильное и красивое стихотворение о любви Маяковского «Лиличка! Вместо письма» и провести параллель между образами моря, солнца и денег (богатства) в этих двух текстах:
Если быка трудом уморят -
он уйдет,
разляжется в холодных водах.
Кроме любви твоей,
мне
нету моря,
а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых.
Захочет покоя уставший слон -
царственный ляжет в опожаренном песке.
Кроме любви твоей,
мне
нету солнца,
а я и не знаю, где ты и с кем.
Если б так поэта измучила,
он
любимую на деньги б и славу выменял,
а мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.
Но герой анализируемого стихотворения не может найти себе любимую, и его любовь оказывается просто аркой (ср.: райские врата), сквозь которую бесследно пройдут «любовницы всех столетий» («Мытари и блудницы вперед нас идут в Царство Божие», - говорил Иисус (Ев. от Матфея 21:31)).
Строчка «Душу к одной зажечь!» связана с одним из настойчиво повторяющихся у Маяковского мотивов - «пожар сердца». Современный исследователь А. Жолковский отмечает, что «пожар сердца» соответствует концу мира с последующим возрождением, обновлением, но это возрождение здесь оказывается невозможным.
Далее мы встречаем почти прямое противопоставление героя богу: «О, если б был я // тихий, // как гром»: в трагедии «Владимир Маяковский» поэт называет бога «тёмным богом гроз». В следующей строфе: «Я бы глаз лучами грыз ночи - // о, если б был я // тусклый, // как солнце!» Традиционный образ бога часто предстаёт как «всевидящее око»; солнце же у Маяковского предстаёт как «отец» (ср. «Несколько слов обо мне самом»). Перед нами противопоставление сына отцу, их противостояние.
В последней строфе герой предстаёт перед нами, «волочащим» свою «любовищу», словно Иисус свой крест на Голгофу. К этому образу мы ещё вернёмся, а теперь обратим внимание на слова «какими Голиафами я зачат - такой большой и такой ненужный?» Появляется ветхозаветный образ великана Голиафа - «необрезанного Филистимлянина, что так поносит воинство Бога живаго» (1-я кн. Царств 17:26). Этот образ, я думаю, соотносится с образом «логова» из первой строфы. Давид, победивший Голиафа, говорил ему: «…ныне предаст тебя Господь в руку мою, и я убью тебя, и сниму с тебя голову твою, и отдам [труп твой и] трупы войска Филистимского птицам небесным и зверям земным» (1-я кн. Царств 17:46). Учитывая сказанное нами ранее, появление образа Голиафа можно понимать как возможность обретения героем приюта, но только после смерти. Отсюда и мотив несения креста.
Семичастность строения стихотворения напоминает «Преступление и наказание» Достоевского, но если в последнем герою обещается нравственное, духовное возрождение в последней, седьмой, части (эпилоге), то в седьмой строфе стихотворения Маяковского присутствует ещё более трагическое настроение, чем в других строфах. Мотив обретения приюта только в смерти, и больше - мотив самой смерти - нередок в творчестве поэта. Например, в трагедии «Владимир Маяковский», где герой «усталый, в последнем бреду» бросает «вашу слезу тёмному богу гроз у истока звериных вер», он же вдруг говорит:
Лягу,
светлый,
в одеждах из лени
на мягкое ложе из настоящего навоза,
и тихим,
целующим шпал колени,
обнимет мне шею колесо паровоза.
Мария Белкина в книге «Скрещение судеб» пишет, что Лиля Брик «говорила, как часто Маяковский возвращался к теме самоубийства, и был даже случай, когда он позвонил ей и сказал, что он решил покончить с собой, и она гнала извозчика, чтобы успеть к нему, и успела и застала его в полной прострации: он сознался, что револьвер дал осечку…
Самоубийство «не там, где его видят, и длится оно не спуск курка…» - говорила Марина Ивановна» Цветаева. В стихотворении «Дешёвая распродажа» Маяковский предсказывает: «Через столько-то, столько-то лет // - словом, не выживу - // с голода сдохну ль, //стану ль под пистолет…».
Часть 4