Тысячелетие вокруг Балтики (42)
42. Волынско-Тверская параллель
(начало, предыд.)
Для поиска «южных» аналогий следует сделать несколько предварительных замечаний относительно общего характера политических процессов при доминировании торгово-политической ветви, обычно кратко называемой олигархией. Собственно, она так потому и называется («власть немногих» по-гречески), что не может не быть коалицией нескольких торгово-политических кланов. В отличие от военных, которым нужен лидер для успешной экспансии и дисциплины в рядах, или от третейской власти, которой нужен символический капитал и его формальный носитель во главе иерархии, торговая элита может достигать своих целей только на основе сетевой организации.
Торговые пути начинаются и заканчиваются, как правило, за пределами земель или союзов городов, даже формально контролируемых той или иной олигархией. Так что среди торговцев всегда есть кланы, работающие с теми или иными внешними партнерами. При этом политический центр всегда соединяет внутреннюю и внешнюю политику, это его функция. Торгово-политический центр - это всегда коалиция внешнеторговых кланов, связанных с внешними поставщиками ресурсов, включая совместную закупку военных услуг и балансирующего идеологического (правового) прикрытия.
До сих пор мы предполагали примерную равнозначность и равномасштабность трех контуров управления (исполнительный, представительный, третейский), а равно и соответствующих этим контурам ветвей исторического процесса - «западной», «южной» и «восточной». Для «северной» или «осевой» ветви, на которую опирается центральный политический контур управления, такое предположение менее очевидно. Хотя бы потому, что политический центр эволюционирует примерно вдвое быстрее, чем три подопечных контура.
Тем не менее, внутренняя политика в каждой из ветвей общего исторического процесса опирается на такие же технологии управления - военные, финансово-торговые, судебно-охранительные и на базовые сообщества, состоящие из таких же общин, семей и личностей, как и везде. Поэтому динамика внутренней политики, как минимум, трех ветвей - западной, северной и восточной примерно одинакова, что нам удалось показать в предыдущих главах. Осталось подтвердить это подобие для южной ветви на примере того же общерусского Подъема (и германского аналога).
Мы уже рассматривали подобие политических процессов для двух родственных ветвей Мономаховичей в 13 веке - потомков владимирского великого князя Ярослава Всеволодовича из великорусской ветви и потомков галицко-волынского князя Романа Мстиславича из малорусской ветви. Даниил Романович оказывается при этом подобии аналогом Александра Ярославича Невского (а также Ярослава Владимировича Мудрого в общерусском процессе). Третье поколение князей Александровичей и Даниловичей так же втянуты в междоусобную войну, и так далее.
Однако кроме подобия в фазах развития имеются столь же заметные различия в динамике. Прежде всего, юго-западная ветвь Мономаховичей стартовала в своем развитии на полвека раньше северорусских родственников и союзников. К тому же династия Ярославичей-Калитичей удерживала символ владимирской великокняжеской власти (по ярлыку) два с половиной века до формирования суверенного Великого княжества Московского. И дело даже не в том, что галицко-волынская ветвь Рюриковичей просуществовала вдвое короче до 1325 года. Важнее факт ослабления и исчезновения символического капитала, упадок всех старых и новых столичных центров Малой Руси.
Еще одним несоответствием является существенно меньший масштаб территории контроля галицко-волынских князей, охватывающий лишь западную часть исторически и экономически единого причерноморского пространства. При том что владимирские и московские князья постепенно расширяли контроль над всеми северо-восточными путями от западных Новгорода и Пскова до Нижнего Новгорода и Вятки на востоке. Так что отличия в динамике и итогах для двух династий нельзя объяснить только влиянием западных и южных соседей малой Руси.
Системным, в рамках общей модели, объяснением этих отличий в конфигурации, масштабе и динамике может стать логичное предположение, что Малая Русь является не целым, а частью южной ветви, ее западной подветвью. В этом случае сравнивать домен Романовичей нужно с западной подветвью северной Руси, кривичскими землями с новым центром в Твери и своей династией - потомками Ярослава Ярославича Тверского.
Мы уже называли одинаковый фактор для Твери и для Волыни - их зажатость между соседями. Это вынуждало и тверских, и волынских князей к консолидации доменов, а также к союзу с торговой олигархией Новгорода и Галича, соответственно. Однако параллель с Тверью нужна нам пока не ради Твери, а чтобы найти в южной ветви аналогии соперничества Твери и Москвы, из которого выковалась новая северорусская политическая идентичность и культура.
Автономная тверская подветвь стартовала с узлом C.R.0/1 в 1240-х на фоне кризисного узла С.1/2 всей северной ветви. А для галицко-волынской династии Изяславичей-Романовичей узлом L.0/1 был 1135 год, когда после смерти Мстислава Великого его сына Изяслава дядья Мономаховичи перевели княжить на Волынь. В таком случае автономная юго-западная подветвь (аналог северо-западной тверской) должна стартовать после смерти Романа Мстиславича Галицкого. Эта автономная ветвь также должна прилегать к западной ветви, и тоже контролировать перекресток путей между торговым Галичем (южным аналогом Новгорода) и центром южной ветви в Киеве, работая как защитный буфер от западной ветви.
Таким буфером в составе более широкого политического пространства южной Руси была собственно Волынь с приграничными землями, в том числе прикарпатскими источниками железа для производства оружия. Автономия волынской подветви в составе Галицко-Волынского княжества определялась особым статусом Василько Романовича как брата и соправителя Даниила Романовича. При этом политическое лидерство Даниила определялось, скорее, его дипломатическими талантами, а роль его брата всегда была сугубо военной и дополняющей.
Летописи зафиксировали, с одной стороны, благорасположение киевлян (читай - торговой элиты) ко всей династии Изяславичей. При этом черниговские и новгород-северские князья упрекали Изяславичей в недостатке воинской доблести и славы, дающей право володеть городами, тем же Галичем. Однако при этом Романовичи и их союзники намного лучше контролировали Галич и имели влияние на Киев, чем более воинственные конкуренты. Это сопоставление отражает достаточно явную особенность княжеской ветви и ее политики, подчиненной интересам доминирующей торговой олигархии.
Специфическим механизмом доминирования киевской олигархии в период распада Киевской Руси и обособления южнорусской ветви стала постоянная ротация смоленских, галицких, черниговских, иногда даже владимирских князей на киевском столе. Для самих ротируемых великих князей возможность почти без драки, за счет политического торга занять киевский стол - закрепляла великокняжеский статус и давала право их детям на приобретение высшего статуса, а значит и на контроль своих вотчин. Если бы отцы не побывали хотя бы полгода киевскими князьями, то дети могли стать «изгоями».
Для киевской торговой олигархии постоянная ротация киевских князей - способ поддержания баланса сил, при котором решающим интересом оставался торговый, при минимизации издержек на обеспечение силовой защиты. Попытки владимирских князей внедрить в Киеве северорусские стандарты политического контроля над олигархией вели лишь к скорой смерти великого князя не в бою, а в пиру - от подлого отравления хлебосольными киевлянами. Такая психолого-историческая установка элит южной Руси на доминирование олигархии - наиболее важная причина того, что признаки подъема южнорусской ветви, связанные с формированием своей автономной военно-политической системы, проявлялись не в самом киевском центре, а западнее и с опорой на юго-западную подветвь.
В отличие от северной или западной Руси, где своих ресурсов с трудом хватало на поддержание автономных ветвей элиты, в южной Руси с ее переплетением торговых путей и накопленным в период киевской Руси капиталом возникло сложное переплетение элитных интересов, коалиций, ветвей развития. Здесь подъем автономной ветви элит необходимо связан с завершением надлома и распадом прежней политической структуры. По этой причине анализ этих многократно пересекающихся политических параллелей наиболее затруднен, и потребует дополнительных методов в рамках единой модели.
Придется напомнить читателям и самому себе, что изначальная политическая система Киевской Руси 10-12 веков - от Олега Вещего до Романа Галицкого подчиняется тем же законам развития в Надломе, что и полностью развитая политическая система Российской империи 18-19 веков в завершении русского Подъема или глубокий Надлом советской и постсоветской России. Отличие первой четверти Подъема от последующих - в наличии лишь одного автономного контура управления, военно-политического. Торгово-политический и церковно-политический (третейский) контуры оставались при этом периферийными частями внешних элит - византийских. И то на начальных стадиях Киевской Руси речь шла только о формировании полноценной военной элиты со своими подчиненными ей контурами управления.
Вторая четверть Подъема - это такое же постепенное формирование автономного рынка и своей торгово-политической элиты. При этом смена или обновление всех четырех контуров управления при переходе от первой ко второй четверти Подъема проходит те же фазы, что при смене любых других политических циклов. Эти фазы достаточно подробно описаны в 3 части «Модель» монографии «Государство и Традиция». Одной из заметных особенностей предварительной четверти нового политического цикла, сопряженной со второй половиной завершающей четверти предыдущего цикла, является возрастание роли представительного контура власти и внешнеторговой части элиты.
Бурный рост представительных форматов, за счет кооптации военных и третейских элит, сопровождается их удвоением к концу уходящего цикла. Например, при завершении имперской эпохи (4-й четверти русского Подъема) рядом с Госсоветом выросла Госдума, а затем рядом с ними - еще и Съезд Советов. При следующей замене исполнительного контура в 1990-х сначала произошло резкое расширение полномочий и состава советских представительных органов, а затем рядом выросла альтернатива российского съезда депутатов.
Нам для анализа южной ветви достаточно помнить такую закономерность, как опережение развития представительного контура при смене циклов. В течение одного политического цикла (большой стадии Надлома) каждый из трех контуров управления, кроме политического центра, проходит два своих цикла. Начало первого цикла левого контура совпадает с узлом 10/11 Пик Подъема и началом Надлома всего политического цикла (сопряженно с узлом 20/21 Раскол предыдущего цикла). Финал первого левого цикла приходится на узел 16/17 Дна Надлома для всего цикла.
Еще не лишний раз оговоримся, что большой политический цикл эпохи Киевской Руси - это процесс Надлома смешанной варяжской, постхазарской и периферийной византийской элиты, не совпадающий по содержанию и составу охватываемых отношений с процессом русского этнополитического Подъема. При этом оба процесса (надломный и подъемный) сопряжены через общий политический центр, включающий центры ветвей. Вообще роль политического центра в этом и состоит - в сопряжении и балансировании внутренних и внешних политических процессов.
Узлы Надлома, как и узлы Подъема определяются сменой конфигурации внутри политического центра, поэтому они тоже всегда сопряжены. В том числе узлы Подъема левой (южной) ветви сопряжены с узлами Надлома левого (представительного) контура элит. Первая четверть южнорусского Подъема стартует вместе с первым циклом левого контура внутри второго большого политического цикла. Южнорусский узел L.0/1 вместе с первым появлением на Волыни династии Изяславичей (1135) совпадает с кризисным узлом общерусского Подъема 3.С (= A’.20/21 = B’.10/11).
Первый узел Смены центра для левого контура (B’.L1.13/14) также должен немного опережать смену центра во втором политическом цикле (B’.10/11, 1218). Похоже, этот узел как раз и сопряжен с южнорусским узлом Подъема (L.1/2, 1205), гибелью Романа Галицкого, последовавшей вскоре после первого падения Константинополя (1204). Для торгово-политической элиты распад прежней конфигурации торговых путей не может не означать замены прежнего провизантийского киевского центра со смоленской опорой новым коалиционным центром - галицко-киево-черниговским с переходом к взаимной борьбе внутри этого центра.
Обновленный в первой четверти киево-смоленский торгово-политический центр переходит при этом в оппозицию уровнем ниже (левый контур внутри нового левого контура) и какое-то время активно участвует во взаимных разборках за счет остатков символического и торгового капитала. Отсюда такое сложное переплетение политических линий и интриг. Примером такого же переходного переплетения представительных контуров может служить параллельное существование союзного и российского съездов народных депутатов в 1990-91 годах (и шире - КПСС и национал-демократических движений в 1987-91), или параллельное существование монархического Госсовета и многопартийной системы в 1905-1918 годах.
Период 1217-23 годов для южной ветви - перетекание влияния и переподчинение связей от киево-смоленского к галицко-волынскому центру. (Хотя «галицко-волынско-половецкий» - будет точнее с учетом роли хана Котяна как силовой опоры третейской силы). То есть киевские и черниговские олигархи и союзные им князья на днепровско-двинском торговом пути уступают влияние альтернативной коалиции, держащей речные, сухопутные и каботажные пути от Западного Буга и Днестра до нижнего Дона. Пример такого же периода перетекания влияния от союзного к российскому съезду (в учредительном процессе РФ) - от выборов президента России до роспуска союзной власти (июнь-декабрь 1991). Другой пример перетекания влияния и переподчинения элит от оставшейся без центра многопартийной коалиции к коалиции союзного съезда - период 1917-23 годов.
Смотрим теперь на узел 16/17 Дна Надлома в политическом цикле, охватывающем вторую четверть общерусского Подъема. Этот узел следует привязать к 1324 году, когда изменилась конфигурация власти не только в Орде, северной Руси, но и в Литве. В этот же период раскалывается галицко-волынская часть южнорусского политического центра. Степная (третейская) часть этого коалиционного центра оказалась в кризисе еще раньше, после разгрома Ногая (1299). Ногайская орда затем еще четверть века существовала в расколотом виде, участвуя в конкуренции ордынских наследников и способствуя расколу среди южнорусских князей.
Внутри первого цикла эволюции левого контура также есть свой узел Дна Надлома. Например, для центра представительной власти РФ в начале 1990-х таким узлом стал роспуск союзной альтернативы и получение президиумом ВС РФ особых полномочий с 1.01.1992. Для левого контура второго русского политического цикла таким же моментом полного распада прежней киево-смоленской коалиции был 1218 год, безвозвратный уход военного лидера смоленских князей под галицких бояр. Результатом становится особый статус Галича как торгово-политического центра вместо Киева, плюс разграничение сфер влияния трех составляющих - волынской военной, галицкой торговой и половецкой третейской. Какое-то время иллюзия военной силы киевского центра поддерживалась, но рассеялась после битвы на Калке (1223), означавшей новое разграничение сфер влияния.
Мы уже находили аналог такого же разграничения в середине 2 стадии Подъема, но общерусского, когда после поражения киево-новгородской рати от провизантийской коалиции степняков и горцев (1024, 2.15/16) Ярослав и Мстислав Владимировичи поделили Русь по Днепру. Причем Киев оказался фактически в руках согласованного наместника при усилении третейской роли митрополита. В обоих случаях после смерти Мстислава (Удалого в 1036 и Удатного в 1230) торгово-политический центр (Киев или Галич) переходит к централизации политической власти (узел 2.С). В южнорусском случае этот узел 2.С сопряжен с узлом подтверждения B’.L1.17/18 для левого контура.
Отметим, что аналогом смерти Мстислава Мстиславича в северорусском Подъеме была смерть Александра Невского (1263), когда власть перешла к тверскому князю Ярославу Ярославичу. В южнорусской ветви, как мы помним, западной подветвью были волынские князья во главе с Даниилом. Последующие события покажут, что волынские князья, включая Даниила, не столь близки к восточной половецкой подветви, бывшей другой опорой Мстислава и его работодателей - галицкой олигархии.
Узел 18/19 (кризис центра) для левого контура связан со стартом передела сфер экономического контроля. Например, к концу августа 1992 года случился политический «дефолт» президиума ВС РФ, одобрившего без рассмотрения указ о ваучерах (якобы один из членов президиума, дежуривший на каникулах, спрятал проект указа в сейф и никому не сказал). Похожий случай был зафиксирован в южнорусских степях в 1235 году, когда один из «членов президиума» галицко-волынской династии - шурин Даниила Изяслав Мстиславич по примеру удатного отца и вместе с Котяном Сутоевичем перебежал на сторону чернигово-владимирской коалиции, чтобы пару лет покняжить в Киеве. Следствием этой авантюры стало вмешательство внешней монгольской силы, пожелавшей навести порядок на стратегически важном торговом пути.
Разорение Чернигова войском Берке и заключение Даниилом и его союзниками «мирного договора» с татарами (1239) - признание новой третейской силы в южнорусской ветви. Падение Киева и бегство Михаила Черниговского (1240) - вступление татарского сюзеренитета над южнорусскими князьями в силу (узел B’.L1.18/19, сопряженный с узлом L.2.17/18 подтверждения).
К слову, в иных известных случаях монголы истребляли любых, кто пытался сопротивляться, а не сразу признавал вассалитет и готовность воевать за Орду. Почему тогда в данном эпизоде пытаются задним числом изобразить равный альянс? (Похоже на то, как украинские историки называют «договором» статьи челобитной малороссийского гетмана московскому царю.) Скорее, Даниил Галицкий с союзниками поучаствовали в осаде и разорении оплота черниговских конкурентов, как затем и Киева, а не пытались им помочь.
Смерть Даниила означала кризис центра южнорусского Подъема (1263, L.2.19/20) и реставрацию военно-политической ситуации, бывшей до единого Галицко-Волынского княжества и до захвата Константинополя крестоносцами. Для торгово-политического контура изменение конфигурации торговых путей в 1250-60-х, которое мы описывали ранее, означало снижение значения западной волынской подветви и усиление восточной татарской подветви. Консолидация торговой олигархии под эгидой наместника Орды Бурундая завершилась с его смертью (1262, B’.L1.19/20).
Консолидация военно-политической власти в Галицко-Волынском княжестве с опорой на третейскую роль новой Галицкой митрополии совпала с уходом Ногая и Льва Даниловича (1301, L.2/3). Для левого контура торговой олигархии - это узел раскола (B’.L1.20/21) после разорения Киева ханом Тохтой. Консолидация южнорусских князей сохранялась в период раскола и борьбы за власть среди татар. После формирования ханом Узбеком устойчивой власти в Сарае с опорой на московских митрополитов и князей для контроля северных торговых путей, роль широтных путей через Галич и Волынь падает еще сильнее, так что к 1324 году происходит еще одна смена торгово-политического центра (B’.L2.13/14), а первый цикл южнорусского Подъема испытывает раскол элит (L.3.С = А’.20/21).
Из ранее исследованных примеров следует, что по мере приближения к большому узлу 3/4 наблюдается упадок вплоть до исчезновения с политической сцены первого центра западной подветви из-за усиления влияния западных соседей. Для южнорусской ветви таким узлом L.3/4 является раздел галицко-волынского наследства между Литвой и Польшей в 1370-х. Уточнить время завершения большого узла можно, если проследить смену фаз в дочернем процессе уровнем ниже, провести параллели между волынской и тверской подветвями южной и северной ветвей русского Подъема.
Формирование автономной «западной» подветви с доминированием военной аристократии во всех рассмотренных нами ранее случаях связано с влиянием матери «отцов-основателей» с опорой на ее ближний круг родственников и союзников. В случае полоцкой ветви русского Подъема - речь шла о Рогнеде и Изяславе Владимировиче, в случае тверской ветви - о Феодосии Мстиславовне (Ефросинии Новгородской) и Ярославе Ярославиче, в случае волынской ветви - о не менее влиятельной Ефросинии Исааковне, вдове Романа Галицкого, и Данииле Романовиче. Похожие случаи мы описывали и для западной немецкой ветви германского Подъема (сестра Пипина Короткого и его племянник Тассилон, герцог Баварский).
Впрочем, при всем уважении к матерям, значение имело именно сплоченное военное окружение, поддержанное торговой элитой на отдельном торговом пути. В связи с этим можно вспомнить о роли Олега Вещего при наследнике Игоре в узле 0/1 русского Подъема. Такие же «дядьки» - наставники из окружения матери будущего лидера играли ведущую роль и при волынском дворе Даниила Романовича, и при тверском дворе Ярослава Ярославича. Узел 0/1 западной подветви сопряжен с узлом 1/2 основного Подъема и через военных (исполнительный контур), и через женскую половину двора (представительный), и через третейский контур жрецов и окормляемой личной охраны.
Внешний кризис основного политического центра делает возможной и даже нужной автономию западной ветви как внутренней опоры. Форма ее другими наследниками отца-основателя (Владимира Святославича, Ярослава Всеволодовича, Романа Мстиславича, Пипина Короткого, соответственно) зависит от конкретных обстоятельств. В тверском случае - это выделение удела младшему брату, на Волыни - это готовность волынских бояр укрыть братьев Романовичей с матерью при поддержке западных союзников (1206).
Кризисный узел 2.16/17 основного процесса усиливает значение западной подветви как опоры для старших союзников. Для Твери - это получение Ярославом Ярославичем ярлыка на владимирское княжение (1263), для Волыни - наследование Даниилом галицкого стола (1229). Однако призвание лидера западной подветви на княжение - это не признание самостоятельности подветви, речь идет только о созревании и вовлечении «в большую политику» княжеского центра этой подветви (узел 1.16/17). При этом элита подветви, скорее, ослабляется в пользу основного центра (как был ослаблен, например, Киев в отсутствие Святослава Игоревича).
В узле 1/2 после преодоления внутренних противоречий и формирования внешних связей утверждается внешняя субъектность новой элиты, что также связано с кризисом старшего союзника. Для Твери - это кризис владимирского княжения в 1295-м, как для Волыни - кризис в Галиче после смерти Даниила (1263). Тверские и переяславские князья и бояре, как и волынские в том же узле, в этот период теряют позиции в старшем центре, но взамен опираются на западных союзников в Литве. Волынские князья, несмотря на родственные споры и даже драки, остаются в союзе новогрудским крылом литовской элиты, Шварн Данилович даже побывал литовским князем (1267-69). Тверские и переяславские князья через псковского князя Довмонта вошли в союз с северным крылом литовских князей. После псковского княжения (1299) внук Дмитрия Переяславского Давид Довмонтович стал военной опорой восхождения Гедимина к великому княжению.
Узел C.R.2.16/17 для Твери связан с внутренним мятежом и подавлением его внешними силами (Федорчукова рать, 1327, С.3.16). Такой же узел для Волыни связан с гибелью Льва и Андрея Юрьевичей (1316, L.3.16 + L.R.2.C) - по одним данным от рук литовцев, по другим - от татар, но скорее, как и в северном аналоге, вследствие союза Гедимина с татарами.
Проведенных параллелей достаточно, чтобы убедиться в роли Волыни как юго-западной подветви, а также в том, что южная ветвь в своей западной части подобна трем прочим ветвям. Поэтому не будем дальше утомлять читателя индексами и сопряженными политическими контурами разного уровня вместе с этнополитическими ветвями. Если желание будет, освоить эту методологию анализа и продолжить цепочки вполне возможно. А мы лучше займемся более интересными обычному читателю параллелями между русским и германским Подъемом и его южными ветвями. Может быть такая стереоскопия позволит нам, наконец, разглядеть более четкий левый контур торгово-политической элиты, направлявшей видимое развитие южной ветви русского Подъема (юго-западной Малой Руси).
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Для поиска «южных» аналогий следует сделать несколько предварительных замечаний относительно общего характера политических процессов при доминировании торгово-политической ветви, обычно кратко называемой олигархией. Собственно, она так потому и называется («власть немногих» по-гречески), что не может не быть коалицией нескольких торгово-политических кланов. В отличие от военных, которым нужен лидер для успешной экспансии и дисциплины в рядах, или от третейской власти, которой нужен символический капитал и его формальный носитель во главе иерархии, торговая элита может достигать своих целей только на основе сетевой организации.
Торговые пути начинаются и заканчиваются, как правило, за пределами земель или союзов городов, даже формально контролируемых той или иной олигархией. Так что среди торговцев всегда есть кланы, работающие с теми или иными внешними партнерами. При этом политический центр всегда соединяет внутреннюю и внешнюю политику, это его функция. Торгово-политический центр - это всегда коалиция внешнеторговых кланов, связанных с внешними поставщиками ресурсов, включая совместную закупку военных услуг и балансирующего идеологического (правового) прикрытия.
До сих пор мы предполагали примерную равнозначность и равномасштабность трех контуров управления (исполнительный, представительный, третейский), а равно и соответствующих этим контурам ветвей исторического процесса - «западной», «южной» и «восточной». Для «северной» или «осевой» ветви, на которую опирается центральный политический контур управления, такое предположение менее очевидно. Хотя бы потому, что политический центр эволюционирует примерно вдвое быстрее, чем три подопечных контура.
Тем не менее, внутренняя политика в каждой из ветвей общего исторического процесса опирается на такие же технологии управления - военные, финансово-торговые, судебно-охранительные и на базовые сообщества, состоящие из таких же общин, семей и личностей, как и везде. Поэтому динамика внутренней политики, как минимум, трех ветвей - западной, северной и восточной примерно одинакова, что нам удалось показать в предыдущих главах. Осталось подтвердить это подобие для южной ветви на примере того же общерусского Подъема (и германского аналога).
Мы уже рассматривали подобие политических процессов для двух родственных ветвей Мономаховичей в 13 веке - потомков владимирского великого князя Ярослава Всеволодовича из великорусской ветви и потомков галицко-волынского князя Романа Мстиславича из малорусской ветви. Даниил Романович оказывается при этом подобии аналогом Александра Ярославича Невского (а также Ярослава Владимировича Мудрого в общерусском процессе). Третье поколение князей Александровичей и Даниловичей так же втянуты в междоусобную войну, и так далее.
Однако кроме подобия в фазах развития имеются столь же заметные различия в динамике. Прежде всего, юго-западная ветвь Мономаховичей стартовала в своем развитии на полвека раньше северорусских родственников и союзников. К тому же династия Ярославичей-Калитичей удерживала символ владимирской великокняжеской власти (по ярлыку) два с половиной века до формирования суверенного Великого княжества Московского. И дело даже не в том, что галицко-волынская ветвь Рюриковичей просуществовала вдвое короче до 1325 года. Важнее факт ослабления и исчезновения символического капитала, упадок всех старых и новых столичных центров Малой Руси.
Еще одним несоответствием является существенно меньший масштаб территории контроля галицко-волынских князей, охватывающий лишь западную часть исторически и экономически единого причерноморского пространства. При том что владимирские и московские князья постепенно расширяли контроль над всеми северо-восточными путями от западных Новгорода и Пскова до Нижнего Новгорода и Вятки на востоке. Так что отличия в динамике и итогах для двух династий нельзя объяснить только влиянием западных и южных соседей малой Руси.
Системным, в рамках общей модели, объяснением этих отличий в конфигурации, масштабе и динамике может стать логичное предположение, что Малая Русь является не целым, а частью южной ветви, ее западной подветвью. В этом случае сравнивать домен Романовичей нужно с западной подветвью северной Руси, кривичскими землями с новым центром в Твери и своей династией - потомками Ярослава Ярославича Тверского.
Мы уже называли одинаковый фактор для Твери и для Волыни - их зажатость между соседями. Это вынуждало и тверских, и волынских князей к консолидации доменов, а также к союзу с торговой олигархией Новгорода и Галича, соответственно. Однако параллель с Тверью нужна нам пока не ради Твери, а чтобы найти в южной ветви аналогии соперничества Твери и Москвы, из которого выковалась новая северорусская политическая идентичность и культура.
Автономная тверская подветвь стартовала с узлом C.R.0/1 в 1240-х на фоне кризисного узла С.1/2 всей северной ветви. А для галицко-волынской династии Изяславичей-Романовичей узлом L.0/1 был 1135 год, когда после смерти Мстислава Великого его сына Изяслава дядья Мономаховичи перевели княжить на Волынь. В таком случае автономная юго-западная подветвь (аналог северо-западной тверской) должна стартовать после смерти Романа Мстиславича Галицкого. Эта автономная ветвь также должна прилегать к западной ветви, и тоже контролировать перекресток путей между торговым Галичем (южным аналогом Новгорода) и центром южной ветви в Киеве, работая как защитный буфер от западной ветви.
Таким буфером в составе более широкого политического пространства южной Руси была собственно Волынь с приграничными землями, в том числе прикарпатскими источниками железа для производства оружия. Автономия волынской подветви в составе Галицко-Волынского княжества определялась особым статусом Василько Романовича как брата и соправителя Даниила Романовича. При этом политическое лидерство Даниила определялось, скорее, его дипломатическими талантами, а роль его брата всегда была сугубо военной и дополняющей.
Летописи зафиксировали, с одной стороны, благорасположение киевлян (читай - торговой элиты) ко всей династии Изяславичей. При этом черниговские и новгород-северские князья упрекали Изяславичей в недостатке воинской доблести и славы, дающей право володеть городами, тем же Галичем. Однако при этом Романовичи и их союзники намного лучше контролировали Галич и имели влияние на Киев, чем более воинственные конкуренты. Это сопоставление отражает достаточно явную особенность княжеской ветви и ее политики, подчиненной интересам доминирующей торговой олигархии.
Специфическим механизмом доминирования киевской олигархии в период распада Киевской Руси и обособления южнорусской ветви стала постоянная ротация смоленских, галицких, черниговских, иногда даже владимирских князей на киевском столе. Для самих ротируемых великих князей возможность почти без драки, за счет политического торга занять киевский стол - закрепляла великокняжеский статус и давала право их детям на приобретение высшего статуса, а значит и на контроль своих вотчин. Если бы отцы не побывали хотя бы полгода киевскими князьями, то дети могли стать «изгоями».
Для киевской торговой олигархии постоянная ротация киевских князей - способ поддержания баланса сил, при котором решающим интересом оставался торговый, при минимизации издержек на обеспечение силовой защиты. Попытки владимирских князей внедрить в Киеве северорусские стандарты политического контроля над олигархией вели лишь к скорой смерти великого князя не в бою, а в пиру - от подлого отравления хлебосольными киевлянами. Такая психолого-историческая установка элит южной Руси на доминирование олигархии - наиболее важная причина того, что признаки подъема южнорусской ветви, связанные с формированием своей автономной военно-политической системы, проявлялись не в самом киевском центре, а западнее и с опорой на юго-западную подветвь.
В отличие от северной или западной Руси, где своих ресурсов с трудом хватало на поддержание автономных ветвей элиты, в южной Руси с ее переплетением торговых путей и накопленным в период киевской Руси капиталом возникло сложное переплетение элитных интересов, коалиций, ветвей развития. Здесь подъем автономной ветви элит необходимо связан с завершением надлома и распадом прежней политической структуры. По этой причине анализ этих многократно пересекающихся политических параллелей наиболее затруднен, и потребует дополнительных методов в рамках единой модели.
Придется напомнить читателям и самому себе, что изначальная политическая система Киевской Руси 10-12 веков - от Олега Вещего до Романа Галицкого подчиняется тем же законам развития в Надломе, что и полностью развитая политическая система Российской империи 18-19 веков в завершении русского Подъема или глубокий Надлом советской и постсоветской России. Отличие первой четверти Подъема от последующих - в наличии лишь одного автономного контура управления, военно-политического. Торгово-политический и церковно-политический (третейский) контуры оставались при этом периферийными частями внешних элит - византийских. И то на начальных стадиях Киевской Руси речь шла только о формировании полноценной военной элиты со своими подчиненными ей контурами управления.
Вторая четверть Подъема - это такое же постепенное формирование автономного рынка и своей торгово-политической элиты. При этом смена или обновление всех четырех контуров управления при переходе от первой ко второй четверти Подъема проходит те же фазы, что при смене любых других политических циклов. Эти фазы достаточно подробно описаны в 3 части «Модель» монографии «Государство и Традиция». Одной из заметных особенностей предварительной четверти нового политического цикла, сопряженной со второй половиной завершающей четверти предыдущего цикла, является возрастание роли представительного контура власти и внешнеторговой части элиты.
Бурный рост представительных форматов, за счет кооптации военных и третейских элит, сопровождается их удвоением к концу уходящего цикла. Например, при завершении имперской эпохи (4-й четверти русского Подъема) рядом с Госсоветом выросла Госдума, а затем рядом с ними - еще и Съезд Советов. При следующей замене исполнительного контура в 1990-х сначала произошло резкое расширение полномочий и состава советских представительных органов, а затем рядом выросла альтернатива российского съезда депутатов.
Нам для анализа южной ветви достаточно помнить такую закономерность, как опережение развития представительного контура при смене циклов. В течение одного политического цикла (большой стадии Надлома) каждый из трех контуров управления, кроме политического центра, проходит два своих цикла. Начало первого цикла левого контура совпадает с узлом 10/11 Пик Подъема и началом Надлома всего политического цикла (сопряженно с узлом 20/21 Раскол предыдущего цикла). Финал первого левого цикла приходится на узел 16/17 Дна Надлома для всего цикла.
Еще не лишний раз оговоримся, что большой политический цикл эпохи Киевской Руси - это процесс Надлома смешанной варяжской, постхазарской и периферийной византийской элиты, не совпадающий по содержанию и составу охватываемых отношений с процессом русского этнополитического Подъема. При этом оба процесса (надломный и подъемный) сопряжены через общий политический центр, включающий центры ветвей. Вообще роль политического центра в этом и состоит - в сопряжении и балансировании внутренних и внешних политических процессов.
Узлы Надлома, как и узлы Подъема определяются сменой конфигурации внутри политического центра, поэтому они тоже всегда сопряжены. В том числе узлы Подъема левой (южной) ветви сопряжены с узлами Надлома левого (представительного) контура элит. Первая четверть южнорусского Подъема стартует вместе с первым циклом левого контура внутри второго большого политического цикла. Южнорусский узел L.0/1 вместе с первым появлением на Волыни династии Изяславичей (1135) совпадает с кризисным узлом общерусского Подъема 3.С (= A’.20/21 = B’.10/11).
Первый узел Смены центра для левого контура (B’.L1.13/14) также должен немного опережать смену центра во втором политическом цикле (B’.10/11, 1218). Похоже, этот узел как раз и сопряжен с южнорусским узлом Подъема (L.1/2, 1205), гибелью Романа Галицкого, последовавшей вскоре после первого падения Константинополя (1204). Для торгово-политической элиты распад прежней конфигурации торговых путей не может не означать замены прежнего провизантийского киевского центра со смоленской опорой новым коалиционным центром - галицко-киево-черниговским с переходом к взаимной борьбе внутри этого центра.
Обновленный в первой четверти киево-смоленский торгово-политический центр переходит при этом в оппозицию уровнем ниже (левый контур внутри нового левого контура) и какое-то время активно участвует во взаимных разборках за счет остатков символического и торгового капитала. Отсюда такое сложное переплетение политических линий и интриг. Примером такого же переходного переплетения представительных контуров может служить параллельное существование союзного и российского съездов народных депутатов в 1990-91 годах (и шире - КПСС и национал-демократических движений в 1987-91), или параллельное существование монархического Госсовета и многопартийной системы в 1905-1918 годах.
Период 1217-23 годов для южной ветви - перетекание влияния и переподчинение связей от киево-смоленского к галицко-волынскому центру. (Хотя «галицко-волынско-половецкий» - будет точнее с учетом роли хана Котяна как силовой опоры третейской силы). То есть киевские и черниговские олигархи и союзные им князья на днепровско-двинском торговом пути уступают влияние альтернативной коалиции, держащей речные, сухопутные и каботажные пути от Западного Буга и Днестра до нижнего Дона. Пример такого же периода перетекания влияния от союзного к российскому съезду (в учредительном процессе РФ) - от выборов президента России до роспуска союзной власти (июнь-декабрь 1991). Другой пример перетекания влияния и переподчинения элит от оставшейся без центра многопартийной коалиции к коалиции союзного съезда - период 1917-23 годов.
Смотрим теперь на узел 16/17 Дна Надлома в политическом цикле, охватывающем вторую четверть общерусского Подъема. Этот узел следует привязать к 1324 году, когда изменилась конфигурация власти не только в Орде, северной Руси, но и в Литве. В этот же период раскалывается галицко-волынская часть южнорусского политического центра. Степная (третейская) часть этого коалиционного центра оказалась в кризисе еще раньше, после разгрома Ногая (1299). Ногайская орда затем еще четверть века существовала в расколотом виде, участвуя в конкуренции ордынских наследников и способствуя расколу среди южнорусских князей.
Внутри первого цикла эволюции левого контура также есть свой узел Дна Надлома. Например, для центра представительной власти РФ в начале 1990-х таким узлом стал роспуск союзной альтернативы и получение президиумом ВС РФ особых полномочий с 1.01.1992. Для левого контура второго русского политического цикла таким же моментом полного распада прежней киево-смоленской коалиции был 1218 год, безвозвратный уход военного лидера смоленских князей под галицких бояр. Результатом становится особый статус Галича как торгово-политического центра вместо Киева, плюс разграничение сфер влияния трех составляющих - волынской военной, галицкой торговой и половецкой третейской. Какое-то время иллюзия военной силы киевского центра поддерживалась, но рассеялась после битвы на Калке (1223), означавшей новое разграничение сфер влияния.
Мы уже находили аналог такого же разграничения в середине 2 стадии Подъема, но общерусского, когда после поражения киево-новгородской рати от провизантийской коалиции степняков и горцев (1024, 2.15/16) Ярослав и Мстислав Владимировичи поделили Русь по Днепру. Причем Киев оказался фактически в руках согласованного наместника при усилении третейской роли митрополита. В обоих случаях после смерти Мстислава (Удалого в 1036 и Удатного в 1230) торгово-политический центр (Киев или Галич) переходит к централизации политической власти (узел 2.С). В южнорусском случае этот узел 2.С сопряжен с узлом подтверждения B’.L1.17/18 для левого контура.
Отметим, что аналогом смерти Мстислава Мстиславича в северорусском Подъеме была смерть Александра Невского (1263), когда власть перешла к тверскому князю Ярославу Ярославичу. В южнорусской ветви, как мы помним, западной подветвью были волынские князья во главе с Даниилом. Последующие события покажут, что волынские князья, включая Даниила, не столь близки к восточной половецкой подветви, бывшей другой опорой Мстислава и его работодателей - галицкой олигархии.
Узел 18/19 (кризис центра) для левого контура связан со стартом передела сфер экономического контроля. Например, к концу августа 1992 года случился политический «дефолт» президиума ВС РФ, одобрившего без рассмотрения указ о ваучерах (якобы один из членов президиума, дежуривший на каникулах, спрятал проект указа в сейф и никому не сказал). Похожий случай был зафиксирован в южнорусских степях в 1235 году, когда один из «членов президиума» галицко-волынской династии - шурин Даниила Изяслав Мстиславич по примеру удатного отца и вместе с Котяном Сутоевичем перебежал на сторону чернигово-владимирской коалиции, чтобы пару лет покняжить в Киеве. Следствием этой авантюры стало вмешательство внешней монгольской силы, пожелавшей навести порядок на стратегически важном торговом пути.
Разорение Чернигова войском Берке и заключение Даниилом и его союзниками «мирного договора» с татарами (1239) - признание новой третейской силы в южнорусской ветви. Падение Киева и бегство Михаила Черниговского (1240) - вступление татарского сюзеренитета над южнорусскими князьями в силу (узел B’.L1.18/19, сопряженный с узлом L.2.17/18 подтверждения).
К слову, в иных известных случаях монголы истребляли любых, кто пытался сопротивляться, а не сразу признавал вассалитет и готовность воевать за Орду. Почему тогда в данном эпизоде пытаются задним числом изобразить равный альянс? (Похоже на то, как украинские историки называют «договором» статьи челобитной малороссийского гетмана московскому царю.) Скорее, Даниил Галицкий с союзниками поучаствовали в осаде и разорении оплота черниговских конкурентов, как затем и Киева, а не пытались им помочь.
Смерть Даниила означала кризис центра южнорусского Подъема (1263, L.2.19/20) и реставрацию военно-политической ситуации, бывшей до единого Галицко-Волынского княжества и до захвата Константинополя крестоносцами. Для торгово-политического контура изменение конфигурации торговых путей в 1250-60-х, которое мы описывали ранее, означало снижение значения западной волынской подветви и усиление восточной татарской подветви. Консолидация торговой олигархии под эгидой наместника Орды Бурундая завершилась с его смертью (1262, B’.L1.19/20).
Консолидация военно-политической власти в Галицко-Волынском княжестве с опорой на третейскую роль новой Галицкой митрополии совпала с уходом Ногая и Льва Даниловича (1301, L.2/3). Для левого контура торговой олигархии - это узел раскола (B’.L1.20/21) после разорения Киева ханом Тохтой. Консолидация южнорусских князей сохранялась в период раскола и борьбы за власть среди татар. После формирования ханом Узбеком устойчивой власти в Сарае с опорой на московских митрополитов и князей для контроля северных торговых путей, роль широтных путей через Галич и Волынь падает еще сильнее, так что к 1324 году происходит еще одна смена торгово-политического центра (B’.L2.13/14), а первый цикл южнорусского Подъема испытывает раскол элит (L.3.С = А’.20/21).
Из ранее исследованных примеров следует, что по мере приближения к большому узлу 3/4 наблюдается упадок вплоть до исчезновения с политической сцены первого центра западной подветви из-за усиления влияния западных соседей. Для южнорусской ветви таким узлом L.3/4 является раздел галицко-волынского наследства между Литвой и Польшей в 1370-х. Уточнить время завершения большого узла можно, если проследить смену фаз в дочернем процессе уровнем ниже, провести параллели между волынской и тверской подветвями южной и северной ветвей русского Подъема.
Формирование автономной «западной» подветви с доминированием военной аристократии во всех рассмотренных нами ранее случаях связано с влиянием матери «отцов-основателей» с опорой на ее ближний круг родственников и союзников. В случае полоцкой ветви русского Подъема - речь шла о Рогнеде и Изяславе Владимировиче, в случае тверской ветви - о Феодосии Мстиславовне (Ефросинии Новгородской) и Ярославе Ярославиче, в случае волынской ветви - о не менее влиятельной Ефросинии Исааковне, вдове Романа Галицкого, и Данииле Романовиче. Похожие случаи мы описывали и для западной немецкой ветви германского Подъема (сестра Пипина Короткого и его племянник Тассилон, герцог Баварский).
Впрочем, при всем уважении к матерям, значение имело именно сплоченное военное окружение, поддержанное торговой элитой на отдельном торговом пути. В связи с этим можно вспомнить о роли Олега Вещего при наследнике Игоре в узле 0/1 русского Подъема. Такие же «дядьки» - наставники из окружения матери будущего лидера играли ведущую роль и при волынском дворе Даниила Романовича, и при тверском дворе Ярослава Ярославича. Узел 0/1 западной подветви сопряжен с узлом 1/2 основного Подъема и через военных (исполнительный контур), и через женскую половину двора (представительный), и через третейский контур жрецов и окормляемой личной охраны.
Внешний кризис основного политического центра делает возможной и даже нужной автономию западной ветви как внутренней опоры. Форма ее другими наследниками отца-основателя (Владимира Святославича, Ярослава Всеволодовича, Романа Мстиславича, Пипина Короткого, соответственно) зависит от конкретных обстоятельств. В тверском случае - это выделение удела младшему брату, на Волыни - это готовность волынских бояр укрыть братьев Романовичей с матерью при поддержке западных союзников (1206).
Кризисный узел 2.16/17 основного процесса усиливает значение западной подветви как опоры для старших союзников. Для Твери - это получение Ярославом Ярославичем ярлыка на владимирское княжение (1263), для Волыни - наследование Даниилом галицкого стола (1229). Однако призвание лидера западной подветви на княжение - это не признание самостоятельности подветви, речь идет только о созревании и вовлечении «в большую политику» княжеского центра этой подветви (узел 1.16/17). При этом элита подветви, скорее, ослабляется в пользу основного центра (как был ослаблен, например, Киев в отсутствие Святослава Игоревича).
В узле 1/2 после преодоления внутренних противоречий и формирования внешних связей утверждается внешняя субъектность новой элиты, что также связано с кризисом старшего союзника. Для Твери - это кризис владимирского княжения в 1295-м, как для Волыни - кризис в Галиче после смерти Даниила (1263). Тверские и переяславские князья и бояре, как и волынские в том же узле, в этот период теряют позиции в старшем центре, но взамен опираются на западных союзников в Литве. Волынские князья, несмотря на родственные споры и даже драки, остаются в союзе новогрудским крылом литовской элиты, Шварн Данилович даже побывал литовским князем (1267-69). Тверские и переяславские князья через псковского князя Довмонта вошли в союз с северным крылом литовских князей. После псковского княжения (1299) внук Дмитрия Переяславского Давид Довмонтович стал военной опорой восхождения Гедимина к великому княжению.
Узел C.R.2.16/17 для Твери связан с внутренним мятежом и подавлением его внешними силами (Федорчукова рать, 1327, С.3.16). Такой же узел для Волыни связан с гибелью Льва и Андрея Юрьевичей (1316, L.3.16 + L.R.2.C) - по одним данным от рук литовцев, по другим - от татар, но скорее, как и в северном аналоге, вследствие союза Гедимина с татарами.
Проведенных параллелей достаточно, чтобы убедиться в роли Волыни как юго-западной подветви, а также в том, что южная ветвь в своей западной части подобна трем прочим ветвям. Поэтому не будем дальше утомлять читателя индексами и сопряженными политическими контурами разного уровня вместе с этнополитическими ветвями. Если желание будет, освоить эту методологию анализа и продолжить цепочки вполне возможно. А мы лучше займемся более интересными обычному читателю параллелями между русским и германским Подъемом и его южными ветвями. Может быть такая стереоскопия позволит нам, наконец, разглядеть более четкий левый контур торгово-политической элиты, направлявшей видимое развитие южной ветви русского Подъема (юго-западной Малой Руси).
Продолжение следует