Тысячелетие вокруг Балтики (40)
40. Самарканд как ордынский Владимир
(начало, предыд.)
Определимся, куда и как двигаться дальше в нашем квесте? Хорошо бы начать сравнительный анализ общей динамики 4 стадии самой близкой нам северорусской ветви и самого удобного для сравнения русско-балтийского аналога. Хотя остались нераскрыты особенности протекания 3 стадии для южной и восточной ветвей, а они нам не помешают и при разметке соответствующих подветвей северной или западной ветви. Возможность продвижения по восточной, ордынской ветви при этом сомнений не вызывает, как и по нашей северной.
А вот по разметке русско-черноморской ветви есть сомнения, насколько анализ галицко-волынской истории охватывает всю южную ветвь. Больше похоже на западную подветвь южной ветви, и это уточнение уровня может объяснить несомненный факт небольшого опережения по фазе развития галицко-волынского княжества по отношению к владимиро-суздальскому близкородственному аналогу. На иных примерах южной ветви, скажем - нидерландско-французской, мы могли убедиться в более сложной для восприятия структуре процесса, где ведущая левая подветвь базируется на торгово-олигархической сети и ретроспективно оказывается в тени видимых иерархий западной и восточной подветвей.
Посему отложим более сложную задачу разметки южной 3 стадии, пока есть более удобные для понимания и продвижения направления. Попытаемся довести ранее начатую разметку восточной русско-ордынской ветви до большого узла 3/4, тем более что этот процесс является частью внешнего контекста для северорусской 4 стадии. Как мы помним, после Великой замятни и компрадорского правления Тохтамыша, краткая фаза «реставрации внутри реставрации» при хане Темир-Кутлуге завершилась триумфальной для беклярбека Едигея битвой на Ворскле (1399), узлом внутренней консолидации для первой четверти (A’.19D, он же узел 2.21/22).
Едигей стал вождем Ногайской орды, преемником символического капитала Ногая и Мамая, хотя эти ногайцы кочевали восточнее Волги и по берегам Каспия, а не возле Черного и Азовского морей. Тем не менее, было бы любопытно найти в европейской параллели аналог Едигея, а еще интереснее -аналог державы Тамерлана, сыгравшей краткую, но решающую роль в истории Орды и судьбе Едигея. Такой средиземноморский аналог 13 века тоже просматривается, как продолжение параллели Мамая и Фридриха II.
Едигей укрепился в Золотой орде через 15 лет после гибели Мамая, при поддержке Тамерлана и в ходе похода против Тохтамыша (1395). Спустя те же 15 лет после смерти Фридриха II (1250) его сицилийское наследство было захвачено Карлом Анжуйским. При этом найти на востоке владений крестоносцев прямой аналог Тамерлана и его державы нам не удастся. Сопоставимым по значимости носителем харизмы и лидером крестовых походов является был Людовик IX, король Франции и брат Карла Анжуйского.
Схожей с сейидами Тимура по идеологическому влиянию и с окормляемыми крепостями по военно-политическому и торгово-финансовому значению сетью были вдохновлявшие и кредитовавшие Людовика тамплиеры. Однако нужно учитывать и разницу в уровне культуры и нравов между Средиземноморьем и евразийской степью, для возрождения символического наследия Чингисхана требовалось, помимо разведсведений от торговых партнеров и коварного содействия лазутчиков, еще и примерная жестокость. Более детальные параллели возможны при дальнейшем анализе переплетения подветвей, а пока вернемся к самой общей разметке восточной ветви русской истории.
После смерти Тамерлана (1405) Едигей ненадолго захватывает Хорезм, символически значимый узел торговых путей. Так же и сицилийский король Карл захватывает Албанию как важный форпост для целей восстановления Латинской империи в Константинополе. В обоих случаях это похоже на узел консолидации 3.19/20 для восточной ветви. Такой пик влияния сопровождается расколом в третейской элите и торможением вследствие этого дальнейшей экспансии. И хотя экспансия из-за противодействия элит буксует, влияние в консолидированной части своей ветви сохраняется. Как пример неудач в экспансии можно отметить поход Едигея на Москву (1408) или схожий поход Карла против Генуи и лиги гибеллинов во главе с Миланом (1275). Далее раскол внутри элиты приводит к вытеснению Едигея из Сарая и западной части волжской Орды (как и Карл фактически теряет Сицилию и Прованс).
И все же есть обоснованный сомнения в точном определении роли Едигея или его сицилийского прототипа в процессе консолидации восточной ветви. Напомним, что после аналогичного узла 2/3 в северной ветви при Иване Калите и наследниках наблюдалось сорок лет тишины и спокойствия, экономического и культурного развития. Между тем еще при Едигее и после него ордынская столица оставалась в фокусе споров, раздоров и частой смены ханов. Однако мы еще в самом начале разметки восточной ветви определили перекресток торговых путей в низовьях Волги, где была ордынская, а до нее - хазарская столица как аналог Киева, если проводить параллель с общерусским Подъемом.
Для северорусской ветви таким же торгово-политическим центром оставался Новгород, подверженный периодическим смутам и раздорам, «многовекторным» колебаниям между Западом, Литвой с Тверью и Москвой. Так что и до Калиты, и при нем, и после приходилось посылать рати на Белоозеро, в Торжок или Бежецк для контроля важных торговых путей и успокоения амбиций новгородской олигархии. Опять же при анализе политической структуры и ее динамики нужно учитывать фактические роли тех или иных субъектов. Часто сменяемые ордынские ханы 14-15 веков не равны по роли и значению первым поколениям чингизидов - полководцев. Скорее, они оставались держателями символического капитала третейской власти, как выборные архиепископы в Новгороде, зачастую менявшиеся под влиянием военно-политической конъюнктуры.
Если Сарай - это восточный аналог северного Новгорода, то восточным аналогом Москвы является, похоже, Самарканд. Оба центра выросли на основе удачного для третейской функции местоположения - на стыке разных ландшафтов и племен, но главное - в районе прохождения торговых путей, служащих своего рода «переключателем» между транзитными торговыми магистралями. На основе этой роли регулировщика транзитных путей только и возможно появление таких стабильных режимов, как в Москве при Калите или в Самарканде при наследниках Тимура. В обоих случаях сложно не заметить весомую роль духовенства в создании внешней и внутренней политической опоры режимов, поддержании стабильного политического порядка.
Таким образом, узел консолидации первой четверти Подъема восточной тюркской ветви общей русско-степной цивилизации со смертью Тимура (1405, A’.19/20 = 2/3). Далее следует краткий период выяснения отношений между наследниками с участием Едигея. Однако после победы младшей ветви тимуридов (1409), при Шахрухе и правящем от его имени в Самарканде Улугбеке, как и при Иване Калите с сыновьями, наступает сорокалетний период стабильности и развития. Однако нужно учесть, что сам Шахрух правил в Герате, а большая часть империи Тимуридов является северной ветвью соседней цивилизации. Однако и московские Даниловичи правили Северо-Восточной Русью не сами по себе, а в тесной связке с ханом Узбеком. В обоих случаях речь идет об участии династии в двух сопряженных исторических процессах равного уровня, находящихся в разных фазах развития и разных исторических контекстах.
Если вернуться к активной роли Едигея и его ногайской орды в период завершения «великой замятни» (ордынской фазе 2.D), то им можно сопоставить ведущую роль Твери и тверских великих князей в той же фазе северорусской ветви. Если же вернуться к роли сицилийского «едигея» Карла I, то он тоже был лидером западной подветви восточной крестоносной ветви германского Подъема. В этом случае роль внешнего консолидатора восточной ветви также сыграл воинственный лидер сопряженной соседней цивилизации - Михаил VIII Палеолог, после смерти которого это сопряженное пространство восточного Средиземноморья тоже пережило сорокалетний период относительной стабильности при Андронике II. Жестокий и своенравный, но при этом дипломатически изощренный, тоже вынужденный делить власть и маневрировать между религиозными авторитетами разных толков - Михаил Палеолог имеет больше прав на звание средиземноморского прототипа Тамерлана. Хотя это не отменяет проекцию влияния Палеологов на германо-романскую элиту Средиземноморья, как и империя Тимуридов проецировала в евразийских степях, а волжская Орда - на северную Русь.
Вообще говоря, все ветви исторических процессов, так или иначе, сопряжены друг с другом через родственные приграничные элиты. Формальная граница при этом может сдвигаться в пределах такого сопряженного пространства. Саму возможность сопряжения образует наличие у пограничных элит общей психологической основы из двух ведущих архетипов, например - «западной» и «северной», как у полоцких и смоленских князей, или позднее - литовских и тверских. Но при этом в зависимости от исторической фазы и внешних влияний может преобладать одна из этих надличных ипостасей, а вторая стать на время ведомой. Соответственном этому может сдвинуться к западу или к северу неформальная или даже формальная граница сфер влияния. При этом, например, самая восточная среднеазиатская подветвь восточной ветви северной цивилизации, легче всего входит в сопряжение с самой северной афганской подветвью северной ветви восточной цивилизации, как это и было при Тимуридах. Иногда наличием сопряжений между соседними историческими процессами можно при анализе и описании пренебречь, однако бывают ветви и фазы, когда такое сопряжение нужно учитывать как ключевой фактор влияния соседних цивилизаций или ветвей.
Попробуем завершить разметку 3 стадии восточной ветви. После смерти Шахруха (1447) и убийства Улугбека сыном (1449) наступает фаза 3.19 реставрации порядков периода «великой замятни». Абу Сеид из другой ветви Тимуридов обещает степным узбекам повышение статуса федератов и во главе этой угрозы убеждает столичную элиту Самарканда признать его власть, что имеет все признаки узла 3.19.С (1451). Начало 1460-х имеет признаки кризиса центра и «реставрации внутри реставрации», когда те же степняки-федераты, что помогли Абу Сеиду, поддержали его оппонентов - внуков Улугбека. Одновременно происходит мятеж сепаратистов на юге, в Хорасане. Завершение внутреннего и внешнего мятежей похоже на узел внутренней консолидации (3.19.D,1462).
Узел консолидации 3.19/20 связан не только со смертью Абу Сеида (1469), но также с разделением лимитрофной империи Тимуридов на северную и южную части. Без такого размежевания родственных, но все же различных по иерархии духовных ценностей элит, консолидация политического центра вряд ли возможна. Опора самаркандских правителей на степных союзников означала, что наследие Чингисхана и Тимура важнее толкований уважаемых, но все же не родных учителей Ислама.
Как и в московской истории после Донского, далее следует период относительно спокойного правления Султан Ахмеда (1469-94) при поддержке соседнего монгольского хана. Завершается этот период также периодом фактического безвластия в Самарканде (1494-1500) и переходом власти к Шейбани и династии бухарских ханов. В этой узбекской части ордынской истории параллели с московским политическим сюжетом просматриваются. Но не слишком ли мы увлеклись Самаркандом и отвлеклись от Сарая? Из курса русской истории нам известно про Тохтамыша или хана Ахмата, Казанского и Крымского ханств, и даже немного про ногайцев.
Однако именно опора тимуридов на Узбекское ханство позволила кочевым узбекам не только выстоять в борьбе с соседями, но и влиять на ход событий в западной части Орды. Влиятельный узбекский хан Абу-л-Хайр не позволял ногайским наследникам Едигей и союзным им ордынским ханам снова захватить богатый Хорезм. А его внук, будущий бухарский хан Мухаммед Шейбани ударил в тыл хану Ахмату во время его набега на Русь (1472). Так что и в этом смысле объективных союзников Москвы кочевые узбеки сохраняли политическое наследие Узбек-хана. И вообще восточная часть Дешт-и-Кипчак является северной подветвью восточной ветви нашей общей цивилизации, то есть вполне психологически совместимой с московской восточной подветвью северной Руси.
Первым ханом так называемой «Большой Орды» был внук Тохтамыша Саид-Ахмед при поддержке сыновей Едигея во главе ногайцев. То есть и в данном случае мы имеем дело с сопряжением восточной подветви западной ветви (татар на литовской службе) и западной подветви восточной ордынской ветви. Западная часть Орды еще при Едигее начала политически отделяться от основной части ордынской элиты, а при Саиде-Ахмеде и его сыновьях стала такой же самой активной и прозападной силой, как Тверское княжество при Михаиле Ярославиче и его сыновьях. Торговой элите Сарая пришлось при этом лавировать между западными и восточными соседями, как и новгородцам в начале 14 века.
Таким образом, в целом исторический сюжет 3 стадии восточной ветви русско-ордынской истории тоже вполне соответствует обобщенной модели, повторяет основные изгибы и характеристики фаз.
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Определимся, куда и как двигаться дальше в нашем квесте? Хорошо бы начать сравнительный анализ общей динамики 4 стадии самой близкой нам северорусской ветви и самого удобного для сравнения русско-балтийского аналога. Хотя остались нераскрыты особенности протекания 3 стадии для южной и восточной ветвей, а они нам не помешают и при разметке соответствующих подветвей северной или западной ветви. Возможность продвижения по восточной, ордынской ветви при этом сомнений не вызывает, как и по нашей северной.
А вот по разметке русско-черноморской ветви есть сомнения, насколько анализ галицко-волынской истории охватывает всю южную ветвь. Больше похоже на западную подветвь южной ветви, и это уточнение уровня может объяснить несомненный факт небольшого опережения по фазе развития галицко-волынского княжества по отношению к владимиро-суздальскому близкородственному аналогу. На иных примерах южной ветви, скажем - нидерландско-французской, мы могли убедиться в более сложной для восприятия структуре процесса, где ведущая левая подветвь базируется на торгово-олигархической сети и ретроспективно оказывается в тени видимых иерархий западной и восточной подветвей.
Посему отложим более сложную задачу разметки южной 3 стадии, пока есть более удобные для понимания и продвижения направления. Попытаемся довести ранее начатую разметку восточной русско-ордынской ветви до большого узла 3/4, тем более что этот процесс является частью внешнего контекста для северорусской 4 стадии. Как мы помним, после Великой замятни и компрадорского правления Тохтамыша, краткая фаза «реставрации внутри реставрации» при хане Темир-Кутлуге завершилась триумфальной для беклярбека Едигея битвой на Ворскле (1399), узлом внутренней консолидации для первой четверти (A’.19D, он же узел 2.21/22).
Едигей стал вождем Ногайской орды, преемником символического капитала Ногая и Мамая, хотя эти ногайцы кочевали восточнее Волги и по берегам Каспия, а не возле Черного и Азовского морей. Тем не менее, было бы любопытно найти в европейской параллели аналог Едигея, а еще интереснее -аналог державы Тамерлана, сыгравшей краткую, но решающую роль в истории Орды и судьбе Едигея. Такой средиземноморский аналог 13 века тоже просматривается, как продолжение параллели Мамая и Фридриха II.
Едигей укрепился в Золотой орде через 15 лет после гибели Мамая, при поддержке Тамерлана и в ходе похода против Тохтамыша (1395). Спустя те же 15 лет после смерти Фридриха II (1250) его сицилийское наследство было захвачено Карлом Анжуйским. При этом найти на востоке владений крестоносцев прямой аналог Тамерлана и его державы нам не удастся. Сопоставимым по значимости носителем харизмы и лидером крестовых походов является был Людовик IX, король Франции и брат Карла Анжуйского.
Схожей с сейидами Тимура по идеологическому влиянию и с окормляемыми крепостями по военно-политическому и торгово-финансовому значению сетью были вдохновлявшие и кредитовавшие Людовика тамплиеры. Однако нужно учитывать и разницу в уровне культуры и нравов между Средиземноморьем и евразийской степью, для возрождения символического наследия Чингисхана требовалось, помимо разведсведений от торговых партнеров и коварного содействия лазутчиков, еще и примерная жестокость. Более детальные параллели возможны при дальнейшем анализе переплетения подветвей, а пока вернемся к самой общей разметке восточной ветви русской истории.
После смерти Тамерлана (1405) Едигей ненадолго захватывает Хорезм, символически значимый узел торговых путей. Так же и сицилийский король Карл захватывает Албанию как важный форпост для целей восстановления Латинской империи в Константинополе. В обоих случаях это похоже на узел консолидации 3.19/20 для восточной ветви. Такой пик влияния сопровождается расколом в третейской элите и торможением вследствие этого дальнейшей экспансии. И хотя экспансия из-за противодействия элит буксует, влияние в консолидированной части своей ветви сохраняется. Как пример неудач в экспансии можно отметить поход Едигея на Москву (1408) или схожий поход Карла против Генуи и лиги гибеллинов во главе с Миланом (1275). Далее раскол внутри элиты приводит к вытеснению Едигея из Сарая и западной части волжской Орды (как и Карл фактически теряет Сицилию и Прованс).
И все же есть обоснованный сомнения в точном определении роли Едигея или его сицилийского прототипа в процессе консолидации восточной ветви. Напомним, что после аналогичного узла 2/3 в северной ветви при Иване Калите и наследниках наблюдалось сорок лет тишины и спокойствия, экономического и культурного развития. Между тем еще при Едигее и после него ордынская столица оставалась в фокусе споров, раздоров и частой смены ханов. Однако мы еще в самом начале разметки восточной ветви определили перекресток торговых путей в низовьях Волги, где была ордынская, а до нее - хазарская столица как аналог Киева, если проводить параллель с общерусским Подъемом.
Для северорусской ветви таким же торгово-политическим центром оставался Новгород, подверженный периодическим смутам и раздорам, «многовекторным» колебаниям между Западом, Литвой с Тверью и Москвой. Так что и до Калиты, и при нем, и после приходилось посылать рати на Белоозеро, в Торжок или Бежецк для контроля важных торговых путей и успокоения амбиций новгородской олигархии. Опять же при анализе политической структуры и ее динамики нужно учитывать фактические роли тех или иных субъектов. Часто сменяемые ордынские ханы 14-15 веков не равны по роли и значению первым поколениям чингизидов - полководцев. Скорее, они оставались держателями символического капитала третейской власти, как выборные архиепископы в Новгороде, зачастую менявшиеся под влиянием военно-политической конъюнктуры.
Если Сарай - это восточный аналог северного Новгорода, то восточным аналогом Москвы является, похоже, Самарканд. Оба центра выросли на основе удачного для третейской функции местоположения - на стыке разных ландшафтов и племен, но главное - в районе прохождения торговых путей, служащих своего рода «переключателем» между транзитными торговыми магистралями. На основе этой роли регулировщика транзитных путей только и возможно появление таких стабильных режимов, как в Москве при Калите или в Самарканде при наследниках Тимура. В обоих случаях сложно не заметить весомую роль духовенства в создании внешней и внутренней политической опоры режимов, поддержании стабильного политического порядка.
Таким образом, узел консолидации первой четверти Подъема восточной тюркской ветви общей русско-степной цивилизации со смертью Тимура (1405, A’.19/20 = 2/3). Далее следует краткий период выяснения отношений между наследниками с участием Едигея. Однако после победы младшей ветви тимуридов (1409), при Шахрухе и правящем от его имени в Самарканде Улугбеке, как и при Иване Калите с сыновьями, наступает сорокалетний период стабильности и развития. Однако нужно учесть, что сам Шахрух правил в Герате, а большая часть империи Тимуридов является северной ветвью соседней цивилизации. Однако и московские Даниловичи правили Северо-Восточной Русью не сами по себе, а в тесной связке с ханом Узбеком. В обоих случаях речь идет об участии династии в двух сопряженных исторических процессах равного уровня, находящихся в разных фазах развития и разных исторических контекстах.
Если вернуться к активной роли Едигея и его ногайской орды в период завершения «великой замятни» (ордынской фазе 2.D), то им можно сопоставить ведущую роль Твери и тверских великих князей в той же фазе северорусской ветви. Если же вернуться к роли сицилийского «едигея» Карла I, то он тоже был лидером западной подветви восточной крестоносной ветви германского Подъема. В этом случае роль внешнего консолидатора восточной ветви также сыграл воинственный лидер сопряженной соседней цивилизации - Михаил VIII Палеолог, после смерти которого это сопряженное пространство восточного Средиземноморья тоже пережило сорокалетний период относительной стабильности при Андронике II. Жестокий и своенравный, но при этом дипломатически изощренный, тоже вынужденный делить власть и маневрировать между религиозными авторитетами разных толков - Михаил Палеолог имеет больше прав на звание средиземноморского прототипа Тамерлана. Хотя это не отменяет проекцию влияния Палеологов на германо-романскую элиту Средиземноморья, как и империя Тимуридов проецировала в евразийских степях, а волжская Орда - на северную Русь.
Вообще говоря, все ветви исторических процессов, так или иначе, сопряжены друг с другом через родственные приграничные элиты. Формальная граница при этом может сдвигаться в пределах такого сопряженного пространства. Саму возможность сопряжения образует наличие у пограничных элит общей психологической основы из двух ведущих архетипов, например - «западной» и «северной», как у полоцких и смоленских князей, или позднее - литовских и тверских. Но при этом в зависимости от исторической фазы и внешних влияний может преобладать одна из этих надличных ипостасей, а вторая стать на время ведомой. Соответственном этому может сдвинуться к западу или к северу неформальная или даже формальная граница сфер влияния. При этом, например, самая восточная среднеазиатская подветвь восточной ветви северной цивилизации, легче всего входит в сопряжение с самой северной афганской подветвью северной ветви восточной цивилизации, как это и было при Тимуридах. Иногда наличием сопряжений между соседними историческими процессами можно при анализе и описании пренебречь, однако бывают ветви и фазы, когда такое сопряжение нужно учитывать как ключевой фактор влияния соседних цивилизаций или ветвей.
Попробуем завершить разметку 3 стадии восточной ветви. После смерти Шахруха (1447) и убийства Улугбека сыном (1449) наступает фаза 3.19 реставрации порядков периода «великой замятни». Абу Сеид из другой ветви Тимуридов обещает степным узбекам повышение статуса федератов и во главе этой угрозы убеждает столичную элиту Самарканда признать его власть, что имеет все признаки узла 3.19.С (1451). Начало 1460-х имеет признаки кризиса центра и «реставрации внутри реставрации», когда те же степняки-федераты, что помогли Абу Сеиду, поддержали его оппонентов - внуков Улугбека. Одновременно происходит мятеж сепаратистов на юге, в Хорасане. Завершение внутреннего и внешнего мятежей похоже на узел внутренней консолидации (3.19.D,1462).
Узел консолидации 3.19/20 связан не только со смертью Абу Сеида (1469), но также с разделением лимитрофной империи Тимуридов на северную и южную части. Без такого размежевания родственных, но все же различных по иерархии духовных ценностей элит, консолидация политического центра вряд ли возможна. Опора самаркандских правителей на степных союзников означала, что наследие Чингисхана и Тимура важнее толкований уважаемых, но все же не родных учителей Ислама.
Как и в московской истории после Донского, далее следует период относительно спокойного правления Султан Ахмеда (1469-94) при поддержке соседнего монгольского хана. Завершается этот период также периодом фактического безвластия в Самарканде (1494-1500) и переходом власти к Шейбани и династии бухарских ханов. В этой узбекской части ордынской истории параллели с московским политическим сюжетом просматриваются. Но не слишком ли мы увлеклись Самаркандом и отвлеклись от Сарая? Из курса русской истории нам известно про Тохтамыша или хана Ахмата, Казанского и Крымского ханств, и даже немного про ногайцев.
Однако именно опора тимуридов на Узбекское ханство позволила кочевым узбекам не только выстоять в борьбе с соседями, но и влиять на ход событий в западной части Орды. Влиятельный узбекский хан Абу-л-Хайр не позволял ногайским наследникам Едигей и союзным им ордынским ханам снова захватить богатый Хорезм. А его внук, будущий бухарский хан Мухаммед Шейбани ударил в тыл хану Ахмату во время его набега на Русь (1472). Так что и в этом смысле объективных союзников Москвы кочевые узбеки сохраняли политическое наследие Узбек-хана. И вообще восточная часть Дешт-и-Кипчак является северной подветвью восточной ветви нашей общей цивилизации, то есть вполне психологически совместимой с московской восточной подветвью северной Руси.
Первым ханом так называемой «Большой Орды» был внук Тохтамыша Саид-Ахмед при поддержке сыновей Едигея во главе ногайцев. То есть и в данном случае мы имеем дело с сопряжением восточной подветви западной ветви (татар на литовской службе) и западной подветви восточной ордынской ветви. Западная часть Орды еще при Едигее начала политически отделяться от основной части ордынской элиты, а при Саиде-Ахмеде и его сыновьях стала такой же самой активной и прозападной силой, как Тверское княжество при Михаиле Ярославиче и его сыновьях. Торговой элите Сарая пришлось при этом лавировать между западными и восточными соседями, как и новгородцам в начале 14 века.
Таким образом, в целом исторический сюжет 3 стадии восточной ветви русско-ордынской истории тоже вполне соответствует обобщенной модели, повторяет основные изгибы и характеристики фаз.
Продолжение следует