Тысячелетие вокруг Балтики (13)
13. Авторитарная модернизация
(начало, предыд.)
Если мы выявили и анализируем параллели двух «правых», балтийских ветвей русской и германской этнополитических историй, то такие же параллели должны быть и между остальными ветвями. Было бы странно не сравнить две центральных (опорных) ветви - российскую и австрийскую.
Нужно только еще раз напомнить, что этнополитические процессы, как русский или германский Подъем-Надлом-Гармонизация ‑ сопряжены, но не тождественны культурно-политическим процессам, как Подъем-Надлом-Гармонизация правого или центрального контура мировой цивилизации, соответственно ‑ западноевропейской или общерусской цивилизации. Условимся называть ветви «древа познания» контурами (управления), чтобы отличать от этнополитических ветвей «древа жизни».
Особенности центрального контура цивилизации определяются его сугубо политической функцией балансирования трех прочих контуров и обеспечения связи с внешним политическим контекстом. По этой причине опорная для центрального контура этнополитическая ветвь всегда оказывается более отчужденной от централизованного государства. Например, российская власть ‑ что в имперское, что в советское, что в постсоветское время ‑ существенно опираясь на народное большинство общества, озабочена, прежде всего, удержанием внешних политических балансов. Политический контроль и обратная связь с обществом централизованы политической администрацией, а не опосредованы регионально-отраслевыми, этнонациональными элитами.
Весьма схожую политическую централизацию, подчиненную поддержанию внешнеполитического европейского баланса, можно наблюдать в параллельном Надломе центрально-европейского контура, опирающегося на империю Габсбургов. Часть этих параллелей стадий 14-18 глубокого Надлома мы уже проследили в прошлой главе. Сведем их в таблицу 14:
Таблица 14. Стадии 14-18 российского и австрийского Надлома:
Фазы
Российский Надлом
Центрально-европейский
13/14
1918 Брестский мир
1726 Венский союз с Россией
14/15
1922 Союзный договор
1731 рейхстаг СРИ утвердил Прагматическую санкцию
15/16
1930 новый СНК, Молотов
1738 Венский мир, размен сфер
16.16/17
1934 смерть Кирова, раскол элит
1741 умер Карл V, раскол элит
16.17/18
1937 новый ВС СССР
1745 Франц I, император - муж
16.19/20
1939 ВМВ
1756 Семилетняя война
16/17
1941 битва под Москвой
1760 битва при Торгау
17.14/15
1953 ум.Сталин
1765 ум. Франц I, Иосиф II
17/18
1964 Брежнев, реформа
1780 Иосиф II, реформа
18.16/17
1975 СБСЕ, Хельсинки
1790 Леопольд II
18.17/18
1977 «президент» Брежнев
1792 Франц II, застой
18.17/18
1980 Афганская война
1795 3 раздел Польши
18.18/19
1982 Андропов
1797 проигрыш Наполеону
18.19/20
1985 Горбачев, перестройка
1804 Австрийская империя
18.21/22
1989 1 съезд н.д.СССР
1806 Рейнский союз вместо СРИ
18/19
1992 СНГ вместо СССР
1814 Германский союз
На первый взгляд, проводить параллели между эволюцией Российской Федерации после 1992 года и Австрийской империи после 1813-го не получится. Внешние формы политики совсем не совпадают - демократические напротив абсолютистских. Однако нечто общее в обоих случаях имеется - и российская демократия до 2014 года, и австрийский абсолютизм до 1848 года были сугубо декоративным прикрытием для политического центра, управляемого балансом внешних сил.
Стадия Реставрации (19-я) потому так и называется, что после краха прежней идеологии на поверхности политики востребованы политические формы, с одной стороны, приемлемые для внешних политических сил, а с другой - восстанавливающие политические традиции, существовавшие до 14 стадии. Поэтому в России были вновь учреждены Государственная Дума и Госсовет, посты губернаторов и так далее, но в целом политические формы адаптировались под влияние США и Европы (федерация, президент, сенат, конституционный суд).
Австрийская 19 стадия Реставрации пришлась на такую же 19 имперскую стадию всемирной истории, и кроме того ‑ отчасти воспроизводила имперские формы абсолютизма, бывшие до 1726 года. Однако при канцлере Меттернихе все эти сугубо абсолютистские формы были всего лишь политической декорацией, особенно заметной при психически ущербном императоре Фердинанде (1835-48).
Крайняя слабость государства ‑ военная и финансовая в обоих случаях требовала от политической верхушки строгого следования интересам самых сильных держав и поддержания баланса между ними. Малейшее нарушение статус-кво и изменение политических ветров на постимперском пространстве грозило немедленно разрушить остатки не до конца распавшейся многонациональной империи (федерации) и тесных связей в центральном ядре. Поэтому Вена при Меттернихе была самым активным, вернее - реакционным проводником консервативной политики Священного союза в Европе, как и Москва - самым верным проводником однополярной либеральной модели в СНГ. Только таким образом Вене удалось сохранить в орбите влияния Венгрию с Чехией и северной Италией, а Москве ‑ самые тесные связи с Минском, Киевом и Астаной.
Структуру внутриполитической динамики определяют обычно отношения политического центра, исполнительной и представительной ветвей власти. При формальном абсолютизме времен канцлера Меттерниха возродились и формы прежней аристократической фронды, делающей ставки на тех или иных наследников. При этом в самом начале постнаполеоновской эпохи на внутреннюю политику Австрии, подчиненную внешним европейским обстоятельствам, не могла не влиять партия экс-императрицы Франции Марии-Луизы и Наполеона II, внука императора Франца. Так что проекция наполеоновских «ста дней» и битвы при Ватерлоо является для Австрийской империи аналогом попытки верховно-советского реванша в 1993 году.
Смерть Наполеона I в 1821 году совпала с подавлением восстания в Италии, так что аналогия с проигрышем реваншистской партии в 1996 году и замирением Чечни имеется. Аналогично выглядит параллель между безвременной кончиной внука императора Наполеона II в 1832 и провалом импичмента весной 1999 года. Хотя этому предшествовал более серьезный кризис Священного союза, а значит и австрийской власти в 1830 году трех революций ‑ французской, бельгийской и польской.
В дальнейшем также был момент переформатирования левой ветви политического центра при восшествии на престол Фердинанда (1835). Произошла такая же внутренняя консолидация политической верхушки, концентрация власти в руках Госсовета и канцлера в интересах правящей семьи. Определенные трения и интриги вызывал лишь вопрос о наследнике ‑ одни ставили на брата императора, другие во главе с женой брата ‑ на племянника. Так же и в России «нулевых» вопрос о преемнике сильно волновал элиту, но на деле внешнее давление определяет политические решения сильнее.
Серия революций 1848 года, включая австрийскую и венгерскую, потрясла постимперское европейское пространство и разрушила долго сохраняемый баланс сил. Меттерних как олицетворение этого режима внешнего управления ушел в отставку. Нужно заметить, что отчуждение общества от власти в Австрийской империи было все же сильнее, иначе и в России тоже не озаботились заменой непопулярного политического администратора вплоть до кризисного узла 2014 года. Так что аналогом отставки Меттерниха является «отставка» такой же части двойственной политики Путина, сохранявшего до поры видимую лояльность внешним партнерам.
Политическая консолидация австрийской власти 1848-49 года произошла на фоне столь же серьезного «венгерского кризиса», как и «украинский кризис» 2013-14 года. Режим «неоабсолютизма» 1850-х была направлена на централизацию и унификацию, как и потскрымский режим Путина предпринял довольно жесткую «зачистку» региональных элит, включая национальные республики. Академическое издание «Всемирная история» дает такую характеристику австрийской власти середины 19 века, которая оказывается вполне актуальной для России в начале 21 века:
Таким образом, это была своего рода «революция сверху», попытка сформировать из разнородных земель «современное государство» и обеспечить его единство. При проведении этой политики правительство опиралось на арию и чиновничество, как на носителей наднациональных интересов, и на союз с … церковью.
К этой характеристике можно добавить лишь расшифровку «модернизации» для своего века ‑ индустриализация в 19-м и цифровая реиндустриализация в 21 веке. Разумеется, есть много других нюансов и деталей, зависящих от мирового культурного контекста, причем существенных. Так для России формальное разрешение нацвопроса через федерализацию ‑ давно пройденный этап. Тем не менее, неформальная степень политической автономии имеет значение, иначе бы не было такой же, как в Австрии, фазы централизации и унификации.
Немаловажный нюанс, что в 19 веке политическое влияние венского центра и единство центральной Европы поддерживалось военными средствами, отсюда и форма монархической унии союзных государств. Для российского центра в 21 веке важнее финансовая и таможенная политика в рамках Евразийского союза. Так что и в этом смысле ситуация отличается. Поэтому и монархическая «мыльная опера» из жизни семьи Франца Иосифа, отношений свекрови с невесткой, непутевых и несчастливых наследников - является фарсовым «гегелевским» повторением реально значимых династических интриг времен Марии Терезии. В этом смысле параллелью для России и соседних постсоветских стран будет, скорее, продолжение в информпространстве горячих споров о роли Сталина, ценности советского наследия, в том числе ключевых ‑ Победы и Космоса.
Процесс централизации, унификации, судебно-правовой реформы дает на время опору центру, но этот ресурс также ограничен, как любой другой вектор политики. Попытка во внешней политике продолжить лавирование и уходить от назревших противоречий не могла не привести Австрию к усилению изоляции и потере позиций на юге, в Италии после сардино-австрийской войны 1859 года. После этого произошла некоторая либерализация внутренней политики, а также разворот к политической активности на германском (балтийском) направлении.
Тенденция «равноудаления» от проблемных соседей наблюдается и сегодня в российской политике. Нарастание политической конфронтации и деградация политических союзов ‑ это сейчас общая глобальная тенденция, как и тогда. Так же предсказуемы политические проблемы на южном фланге после ухода Назарбаева. Хотя и не сразу, но общие проблемы республик Средней Азии подтолкнут Казахстан к более активной «южной политике» и региональной интеграции, в то время как к 2025 году созреют новые торговые противоречия в Евразийском союзе. Политическое охлаждение с «южанами» не означает отмены стратегического союза, но вынудит Москву повернуться лицом к Минску и восточноевропейским соседями.
Балтийская ветвь германской политики в 1850-е годы испытывает двойственность. С одной стороны ностальгически постимперская «великогерманская» партия желает опереться на Вену как источник политического ресурса (военного и финансового). Однако при этом не хочет и не может поддержать вену в решении ее «восточных» и «южных» вопросов. И вообще, по мнению мелких германских княжеств с либеральным режимом лучше бы развалить Австрийскую империю на такие же мелкие княжества.
Вторая партия - «северогерманская» ориентируется на новый политический центр в Пруссии, и против ведущей роли Австрии, но также и против ее развала, и даже против автономии чехов, чтобы не подавать дурной пример полякам под Пруссией. Во внутренней политике самой Австрии эти общегерманские партии проецируются как федералисты и централисты. Так что вся 20 стадия центрально-европейской истории, как и полагается активной четверти завершающей четверти Надлома, проходит в борьбе этих партий и их внешних союзников. Завершением этой активной фазы является открытое столкновение в прусско-австрийской войне 1866 года, выключение Австрии из внутренней политики Германского союза, и формирование более прочной системы дуалистической Австро-Венгерской монархии. Хотя это внешнее упрочение «скреп» Австро-Венгрии союзом немецкого и венгерского правящего меньшинства ‑ означало одновременно более масштабный и глубинный раскол с прочими национальными элитами, прежде всего славянскими.
Похожее разделение на ностальгическую постсоветскую и антироссийскую проевропейскую (восточно-европейскую) партии имеется и сегодня в западных постсоветских республиках. Экстраполяция найденных параллелей в российской и австрийской истории приводит нас к тому же прогнозу, как и в работе «О культурных революциях». После жесткой политики до 2024 года и либерализации после, примерно к 2030 году созреет довольно острый и быстротекущий кризис в отношениях с Киевом и Минском. После кризиса позиции Москвы и Киева (или кто там будет столицей) сблизятся, а с Минском, скорее ‑ наоборот, но в целом выровняются и стабилизируются на ближайшие лет сорок.
Консолидация германо-балтийской ветви в рамках Германской империи (Второго Рейха) в 1871 году так же не могла не задеть по касательной австрийскую политику. Укреплению стабильности не способствовала смерть влиятельной матери императора (1872) и острый экономический кризис (1873). Признаки общего кризиса политического центра в Вене намекают на узел D.18/19 внутри завершающей четверти Надлома, он же узел 21.19/20 австрийского Надлома. Приход к власти консервативного премьера Таафе с популярной социальной политикой и расширением политической базы, снижением в 1882 году ценза на выборах ‑ признак узла консолидации D.19/20 (он же 21/22).
Прогнозировать сроки и формы соответствующих кризисных узлов российской истории на основе самых общих параллелей невозможно. Можно лишь догадываться, что уход с политической сцены сначала императрицы-матери, а затем жены императора будет соответствовать постепенному отмиранию политических партий как традиционной формы представительной ветви власти. После бурного развития цифровых социальных технологий в ближайшие 20 лет это вполне предсказуемо.
Тем более невозможно сегодня предсказать, в какой форме произойдет смена политического центра российской ветви цивилизации лет примерно через полвека. Будет это связано с общим качественным скачком в эволюции государства, выходом на новый цифровой уровень развития? Или же, наоборот, новые темные века поглотят Кремль, превратят его в историко-культурный заповедник, а новая столица будет в Сибири? Сие пока покрыто мраком, но можно отчасти его развеять, если продолжить исследование опережающих европейских параллелей.
Таблица 15. Стадии 19-23 российского и австрийского Надлома:
19.16/17
1993 разгон ВС РФ
1815 Ватерлоо
19.17/18
1996 переизбрание Ельцина
1821 ум.Наполеон I
19.18/19
1998 премьер Примаков
1830 революции в Европе
19.19/20
2000 президент Путин
1835 император Фердинанд
19/20
2014 «Крымнаш»
1848 революция в Австрии и Венгрии, Франц Иосиф
20.16/17
2018 выборы, жесткие меры
1851 неоабсолютизм
20.18/19
?2024 выборы, либерализация
1859 потеря Ломбардии
20/21
?2030 нормализация с Киевом
1867 Австро-Венгрия
21.19/20
?конец 2030-х
1873 биржевой крах
21/22
?2040-е
1882 расширение полит.базы
22/23
?
1898 убийство императрицы
23.16/17
?
1914 убийство эрцгерцога, ПМВ
23/24
?2060-е, смена центра
1918 роспуск империи
Продолжение следует
(начало, предыд.)
Если мы выявили и анализируем параллели двух «правых», балтийских ветвей русской и германской этнополитических историй, то такие же параллели должны быть и между остальными ветвями. Было бы странно не сравнить две центральных (опорных) ветви - российскую и австрийскую.
Нужно только еще раз напомнить, что этнополитические процессы, как русский или германский Подъем-Надлом-Гармонизация ‑ сопряжены, но не тождественны культурно-политическим процессам, как Подъем-Надлом-Гармонизация правого или центрального контура мировой цивилизации, соответственно ‑ западноевропейской или общерусской цивилизации. Условимся называть ветви «древа познания» контурами (управления), чтобы отличать от этнополитических ветвей «древа жизни».
Особенности центрального контура цивилизации определяются его сугубо политической функцией балансирования трех прочих контуров и обеспечения связи с внешним политическим контекстом. По этой причине опорная для центрального контура этнополитическая ветвь всегда оказывается более отчужденной от централизованного государства. Например, российская власть ‑ что в имперское, что в советское, что в постсоветское время ‑ существенно опираясь на народное большинство общества, озабочена, прежде всего, удержанием внешних политических балансов. Политический контроль и обратная связь с обществом централизованы политической администрацией, а не опосредованы регионально-отраслевыми, этнонациональными элитами.
Весьма схожую политическую централизацию, подчиненную поддержанию внешнеполитического европейского баланса, можно наблюдать в параллельном Надломе центрально-европейского контура, опирающегося на империю Габсбургов. Часть этих параллелей стадий 14-18 глубокого Надлома мы уже проследили в прошлой главе. Сведем их в таблицу 14:
Таблица 14. Стадии 14-18 российского и австрийского Надлома:
Фазы
Российский Надлом
Центрально-европейский
13/14
1918 Брестский мир
1726 Венский союз с Россией
14/15
1922 Союзный договор
1731 рейхстаг СРИ утвердил Прагматическую санкцию
15/16
1930 новый СНК, Молотов
1738 Венский мир, размен сфер
16.16/17
1934 смерть Кирова, раскол элит
1741 умер Карл V, раскол элит
16.17/18
1937 новый ВС СССР
1745 Франц I, император - муж
16.19/20
1939 ВМВ
1756 Семилетняя война
16/17
1941 битва под Москвой
1760 битва при Торгау
17.14/15
1953 ум.Сталин
1765 ум. Франц I, Иосиф II
17/18
1964 Брежнев, реформа
1780 Иосиф II, реформа
18.16/17
1975 СБСЕ, Хельсинки
1790 Леопольд II
18.17/18
1977 «президент» Брежнев
1792 Франц II, застой
18.17/18
1980 Афганская война
1795 3 раздел Польши
18.18/19
1982 Андропов
1797 проигрыш Наполеону
18.19/20
1985 Горбачев, перестройка
1804 Австрийская империя
18.21/22
1989 1 съезд н.д.СССР
1806 Рейнский союз вместо СРИ
18/19
1992 СНГ вместо СССР
1814 Германский союз
На первый взгляд, проводить параллели между эволюцией Российской Федерации после 1992 года и Австрийской империи после 1813-го не получится. Внешние формы политики совсем не совпадают - демократические напротив абсолютистских. Однако нечто общее в обоих случаях имеется - и российская демократия до 2014 года, и австрийский абсолютизм до 1848 года были сугубо декоративным прикрытием для политического центра, управляемого балансом внешних сил.
Стадия Реставрации (19-я) потому так и называется, что после краха прежней идеологии на поверхности политики востребованы политические формы, с одной стороны, приемлемые для внешних политических сил, а с другой - восстанавливающие политические традиции, существовавшие до 14 стадии. Поэтому в России были вновь учреждены Государственная Дума и Госсовет, посты губернаторов и так далее, но в целом политические формы адаптировались под влияние США и Европы (федерация, президент, сенат, конституционный суд).
Австрийская 19 стадия Реставрации пришлась на такую же 19 имперскую стадию всемирной истории, и кроме того ‑ отчасти воспроизводила имперские формы абсолютизма, бывшие до 1726 года. Однако при канцлере Меттернихе все эти сугубо абсолютистские формы были всего лишь политической декорацией, особенно заметной при психически ущербном императоре Фердинанде (1835-48).
Крайняя слабость государства ‑ военная и финансовая в обоих случаях требовала от политической верхушки строгого следования интересам самых сильных держав и поддержания баланса между ними. Малейшее нарушение статус-кво и изменение политических ветров на постимперском пространстве грозило немедленно разрушить остатки не до конца распавшейся многонациональной империи (федерации) и тесных связей в центральном ядре. Поэтому Вена при Меттернихе была самым активным, вернее - реакционным проводником консервативной политики Священного союза в Европе, как и Москва - самым верным проводником однополярной либеральной модели в СНГ. Только таким образом Вене удалось сохранить в орбите влияния Венгрию с Чехией и северной Италией, а Москве ‑ самые тесные связи с Минском, Киевом и Астаной.
Структуру внутриполитической динамики определяют обычно отношения политического центра, исполнительной и представительной ветвей власти. При формальном абсолютизме времен канцлера Меттерниха возродились и формы прежней аристократической фронды, делающей ставки на тех или иных наследников. При этом в самом начале постнаполеоновской эпохи на внутреннюю политику Австрии, подчиненную внешним европейским обстоятельствам, не могла не влиять партия экс-императрицы Франции Марии-Луизы и Наполеона II, внука императора Франца. Так что проекция наполеоновских «ста дней» и битвы при Ватерлоо является для Австрийской империи аналогом попытки верховно-советского реванша в 1993 году.
Смерть Наполеона I в 1821 году совпала с подавлением восстания в Италии, так что аналогия с проигрышем реваншистской партии в 1996 году и замирением Чечни имеется. Аналогично выглядит параллель между безвременной кончиной внука императора Наполеона II в 1832 и провалом импичмента весной 1999 года. Хотя этому предшествовал более серьезный кризис Священного союза, а значит и австрийской власти в 1830 году трех революций ‑ французской, бельгийской и польской.
В дальнейшем также был момент переформатирования левой ветви политического центра при восшествии на престол Фердинанда (1835). Произошла такая же внутренняя консолидация политической верхушки, концентрация власти в руках Госсовета и канцлера в интересах правящей семьи. Определенные трения и интриги вызывал лишь вопрос о наследнике ‑ одни ставили на брата императора, другие во главе с женой брата ‑ на племянника. Так же и в России «нулевых» вопрос о преемнике сильно волновал элиту, но на деле внешнее давление определяет политические решения сильнее.
Серия революций 1848 года, включая австрийскую и венгерскую, потрясла постимперское европейское пространство и разрушила долго сохраняемый баланс сил. Меттерних как олицетворение этого режима внешнего управления ушел в отставку. Нужно заметить, что отчуждение общества от власти в Австрийской империи было все же сильнее, иначе и в России тоже не озаботились заменой непопулярного политического администратора вплоть до кризисного узла 2014 года. Так что аналогом отставки Меттерниха является «отставка» такой же части двойственной политики Путина, сохранявшего до поры видимую лояльность внешним партнерам.
Политическая консолидация австрийской власти 1848-49 года произошла на фоне столь же серьезного «венгерского кризиса», как и «украинский кризис» 2013-14 года. Режим «неоабсолютизма» 1850-х была направлена на централизацию и унификацию, как и потскрымский режим Путина предпринял довольно жесткую «зачистку» региональных элит, включая национальные республики. Академическое издание «Всемирная история» дает такую характеристику австрийской власти середины 19 века, которая оказывается вполне актуальной для России в начале 21 века:
Таким образом, это была своего рода «революция сверху», попытка сформировать из разнородных земель «современное государство» и обеспечить его единство. При проведении этой политики правительство опиралось на арию и чиновничество, как на носителей наднациональных интересов, и на союз с … церковью.
К этой характеристике можно добавить лишь расшифровку «модернизации» для своего века ‑ индустриализация в 19-м и цифровая реиндустриализация в 21 веке. Разумеется, есть много других нюансов и деталей, зависящих от мирового культурного контекста, причем существенных. Так для России формальное разрешение нацвопроса через федерализацию ‑ давно пройденный этап. Тем не менее, неформальная степень политической автономии имеет значение, иначе бы не было такой же, как в Австрии, фазы централизации и унификации.
Немаловажный нюанс, что в 19 веке политическое влияние венского центра и единство центральной Европы поддерживалось военными средствами, отсюда и форма монархической унии союзных государств. Для российского центра в 21 веке важнее финансовая и таможенная политика в рамках Евразийского союза. Так что и в этом смысле ситуация отличается. Поэтому и монархическая «мыльная опера» из жизни семьи Франца Иосифа, отношений свекрови с невесткой, непутевых и несчастливых наследников - является фарсовым «гегелевским» повторением реально значимых династических интриг времен Марии Терезии. В этом смысле параллелью для России и соседних постсоветских стран будет, скорее, продолжение в информпространстве горячих споров о роли Сталина, ценности советского наследия, в том числе ключевых ‑ Победы и Космоса.
Процесс централизации, унификации, судебно-правовой реформы дает на время опору центру, но этот ресурс также ограничен, как любой другой вектор политики. Попытка во внешней политике продолжить лавирование и уходить от назревших противоречий не могла не привести Австрию к усилению изоляции и потере позиций на юге, в Италии после сардино-австрийской войны 1859 года. После этого произошла некоторая либерализация внутренней политики, а также разворот к политической активности на германском (балтийском) направлении.
Тенденция «равноудаления» от проблемных соседей наблюдается и сегодня в российской политике. Нарастание политической конфронтации и деградация политических союзов ‑ это сейчас общая глобальная тенденция, как и тогда. Так же предсказуемы политические проблемы на южном фланге после ухода Назарбаева. Хотя и не сразу, но общие проблемы республик Средней Азии подтолкнут Казахстан к более активной «южной политике» и региональной интеграции, в то время как к 2025 году созреют новые торговые противоречия в Евразийском союзе. Политическое охлаждение с «южанами» не означает отмены стратегического союза, но вынудит Москву повернуться лицом к Минску и восточноевропейским соседями.
Балтийская ветвь германской политики в 1850-е годы испытывает двойственность. С одной стороны ностальгически постимперская «великогерманская» партия желает опереться на Вену как источник политического ресурса (военного и финансового). Однако при этом не хочет и не может поддержать вену в решении ее «восточных» и «южных» вопросов. И вообще, по мнению мелких германских княжеств с либеральным режимом лучше бы развалить Австрийскую империю на такие же мелкие княжества.
Вторая партия - «северогерманская» ориентируется на новый политический центр в Пруссии, и против ведущей роли Австрии, но также и против ее развала, и даже против автономии чехов, чтобы не подавать дурной пример полякам под Пруссией. Во внутренней политике самой Австрии эти общегерманские партии проецируются как федералисты и централисты. Так что вся 20 стадия центрально-европейской истории, как и полагается активной четверти завершающей четверти Надлома, проходит в борьбе этих партий и их внешних союзников. Завершением этой активной фазы является открытое столкновение в прусско-австрийской войне 1866 года, выключение Австрии из внутренней политики Германского союза, и формирование более прочной системы дуалистической Австро-Венгерской монархии. Хотя это внешнее упрочение «скреп» Австро-Венгрии союзом немецкого и венгерского правящего меньшинства ‑ означало одновременно более масштабный и глубинный раскол с прочими национальными элитами, прежде всего славянскими.
Похожее разделение на ностальгическую постсоветскую и антироссийскую проевропейскую (восточно-европейскую) партии имеется и сегодня в западных постсоветских республиках. Экстраполяция найденных параллелей в российской и австрийской истории приводит нас к тому же прогнозу, как и в работе «О культурных революциях». После жесткой политики до 2024 года и либерализации после, примерно к 2030 году созреет довольно острый и быстротекущий кризис в отношениях с Киевом и Минском. После кризиса позиции Москвы и Киева (или кто там будет столицей) сблизятся, а с Минском, скорее ‑ наоборот, но в целом выровняются и стабилизируются на ближайшие лет сорок.
Консолидация германо-балтийской ветви в рамках Германской империи (Второго Рейха) в 1871 году так же не могла не задеть по касательной австрийскую политику. Укреплению стабильности не способствовала смерть влиятельной матери императора (1872) и острый экономический кризис (1873). Признаки общего кризиса политического центра в Вене намекают на узел D.18/19 внутри завершающей четверти Надлома, он же узел 21.19/20 австрийского Надлома. Приход к власти консервативного премьера Таафе с популярной социальной политикой и расширением политической базы, снижением в 1882 году ценза на выборах ‑ признак узла консолидации D.19/20 (он же 21/22).
Прогнозировать сроки и формы соответствующих кризисных узлов российской истории на основе самых общих параллелей невозможно. Можно лишь догадываться, что уход с политической сцены сначала императрицы-матери, а затем жены императора будет соответствовать постепенному отмиранию политических партий как традиционной формы представительной ветви власти. После бурного развития цифровых социальных технологий в ближайшие 20 лет это вполне предсказуемо.
Тем более невозможно сегодня предсказать, в какой форме произойдет смена политического центра российской ветви цивилизации лет примерно через полвека. Будет это связано с общим качественным скачком в эволюции государства, выходом на новый цифровой уровень развития? Или же, наоборот, новые темные века поглотят Кремль, превратят его в историко-культурный заповедник, а новая столица будет в Сибири? Сие пока покрыто мраком, но можно отчасти его развеять, если продолжить исследование опережающих европейских параллелей.
Таблица 15. Стадии 19-23 российского и австрийского Надлома:
19.16/17
1993 разгон ВС РФ
1815 Ватерлоо
19.17/18
1996 переизбрание Ельцина
1821 ум.Наполеон I
19.18/19
1998 премьер Примаков
1830 революции в Европе
19.19/20
2000 президент Путин
1835 император Фердинанд
19/20
2014 «Крымнаш»
1848 революция в Австрии и Венгрии, Франц Иосиф
20.16/17
2018 выборы, жесткие меры
1851 неоабсолютизм
20.18/19
?2024 выборы, либерализация
1859 потеря Ломбардии
20/21
?2030 нормализация с Киевом
1867 Австро-Венгрия
21.19/20
?конец 2030-х
1873 биржевой крах
21/22
?2040-е
1882 расширение полит.базы
22/23
?
1898 убийство императрицы
23.16/17
?
1914 убийство эрцгерцога, ПМВ
23/24
?2060-е, смена центра
1918 роспуск империи
Продолжение следует