22. Пути Консолидации
(начало, пред.глава)
Итак, как нам быть и что делать, чтобы научиться распознавать на шкале исторических процессов большой узел между третьей и четвертой четвертями? И почему такие моменты следует называть - «Консолидация»?
Прежде всего, в каждом из больших узлов, разбивающих большую стадию Надлома на четверти, происходит переформатирование центрального, политического контура управления, то есть ключевой узел Смены центра в этом политическом центре. В каждом из больших узлов это переформатирование происходит по-разному и в итоге возникает характерная для этой четверти структура управления. Как мы уже отмечали, в каждом из внутренних больших узлов (13/14, 16/17, 19/20), кроме смены центра политического контура, происходит также смена центра в одной из ветвей (коммуникативных сообществ) политической власти. В нашем случае в узле Консолидации происходит смена центра в третейской ветви политического арбитража (метафорически - смена стояночного «ручного тормоза» конструктивной четверти на обычный, «ходовой тормоз» завершающей четверти). Также мы обсуждали в виде технической метафоры момент перехода от «стендовых испытаний» к «тестовым заездам», когда отключается «ручник», при этом нажат и работает «ходовой тормоз», контур обратной связи в виде «сцепления», наоборот, «отжат» и выключен из политического оборота, а «педаль газа» - контур прямой связи готова к работе, но ожидает переключения «ноги» с «ходового тормоза».
Самый наглядный для нашей аудитории пример узла Консолидации - это приход Путина к власти в 2000-м году в рамках учредительного процесса РФ. При этом опорой нового лидера были «питерские чекисты», тесно связанные с генералитетом ВПК, а через них - и с армейскими. Политический процесс, связанный со «второй чеченской войной», в том числе террористическими актами в столице - это и был тот самый «ходовой тормоз». До Путина лидером «третейской ветви», но не связанным с ВПК, а наоборот - с финансовыми кругами, был Примаков. То есть произошла смена центра не только на самом верху, но и в «третейской ветви». При этом тренд на усиление роли третейского контура не только продолжился, но и стал доминирующим в политике.
Политический контур обратной связи («сцепление») в лице олигархата, включая «региональных баронов», был от политического центра «отжат» или «равноудален», но оставался «под рукой» в качестве необходимого инструмента управления, регулирующего скорость процесса. На публичном политическом уровне это отразилось в виде реформы Совета Федерации и централизации контроля над Госдумой путем вливания ОВР в «Единую Россию».
Важным признаком узла Консолидации на уровне политической элиты РФ был военный конфликт на периферии, в маргинальной «Чечне-Ичкерии», в ходе которого решился вопрос о том, кто способен обеспечить преемственность и стабильность власти в столице. Аналогичным образом это происходило в 2014 году на Украине, в связи с ее столь же резкой маргинализацией и радикализацией. Однако именно этот периферийный спор «славян между собой» определил дальнейшее укрепление в Кремле связки спецслужб и ВПК в качестве гарантов против дестабилизации уже для всей постсоветской политической элиты, не только российской. И это уже узел Консолидации в масштабах Большой России, а не только РФ. На этих двух примерах можно увидеть также, что одним из признаков узла Консолидации является предшествующий ему аналогичный узел внутри политического центра. Между этими «ступеньками» проходит какое-то заметное время, с характерными периодами вроде бы как либерализации ( включения «сцепления» в «стендовом режиме»).
Теперь можно обратиться к интересующим нас историческим эпохам и более точно определить для них моменты Консолидации. Изначальным ориентиром для поиска является именно предшествующая консолидации стадия Реставрации, определенными признаками которой мы тоже располагаем. Например, одним из важных внешних признаков является употребление даже в столице иностранных денег вместо своих. Такое было и в ельцинский период после Горбачева, и в период Смуты после Годунова, и в начале правления Александра I. Не только французский язык, но и французский франк доминировали в элитном обращении в 1800-х. «Властитель слабый, но лукавый» вынужден при этом лавировать между двумя внешними центрами силы и связанными с ними элитными группировками, опираться на них и дружески улыбаться во все стороны, ожидая удара в спину или в висок от этих самых «друзей». Ровно такие же отношения с «младореформаторами» были и у Ельцина в начале стадии Реставрации.
Если сравнивать две 19 стадии Реставрации питерской имперской и московской царской эпох (1800-е и 1600-е), то можно заметить такую параллель как первоначальное засилье либеральной профранцузской «польской партии» в Кремле и милитаристскую альтернативу ей в виде проанглийской «шведской» или «прибалтийской» партии. В наши недавние времена этим двум крыльям компрадорской элиты соответствуют пролондонские московские «либералы» во главе с Е.Гайдаром и провашингтонские питерские «неоконсерваторы» во главе с А.Чубайсом, хотя найти различия между ними «невооруженным глазом» очень сложно, хотя именно их подковерная борьба и взаимные подставы создавали тот шаткий баланс, позволивший укрепиться сначала формальному, а потом и реальному суверенному центру.
Явное сходство между началом правления Александра I и правлением Ельцина - это «выставочная» конституционная реформа западного образца, в попытке либеральных вельмож и их западных патронов институционализировать свое влияние. Сначала «тайный», потом «непременный» и «государственный» совет при Александре, а при Ельцине - сначала теневой «штаб реформ» из приближенных министров, потом неоднократно реформированный Совет Федерации, перемещенный в Госсовет. Но кроме сходства есть и серьезное различие - при Александре это существенно более узкие и верхушечные политические институты, мало связанные с жизнью обширного государства и определяющие лишь взаимодействие самых влиятельных вельмож при выработке важных решений. Однако, это замечание не противоречит тому предположению, что исторические стадии ХХ века намного более насыщены событиями и сжаты, так что им на стадии Подъема соответствуют намного большие периоды. Например, 19 стадии Надлома (1992-2014) на шкале Подъема соответствует 9 стадия, растянутая на целое столетие от Михаила I Федоровича до Екатерины I Алексеевны. Однако по внешним признакам Ельцин и особенно Путин с ближним кругом действительно больше похожи на Александра I с его двором, а не на царей XVII века. Это несоответствие нужно будет еще объяснить, но пока ориентироваться на самые общие характеристики политической жизни.
А вот если посмотреть на Смутное время 1600-х, то можно заметить такое же, как и при раннем Александре I стремление к европейским декорациям при консервации прежнего политического содержания, а вот явного сходства в реформе политических институтов нет. Объяснением этого может служить тот факт, что и европейские образцы политического устройства на тот момент были сугубо постфеодальными. То есть само государство как объект и предмет управление уже было, как и государь во главе, а вот политические институты и их религиозно-монархическая форма оставались прежними, поскольку прежней по составу, но не по деятельности, осталась постфеодальная элита. И в те времена, как и при развитом феодализме, политическим центром была семья монарха с ближайшими родственниками и слугами (министрами), а три ветви политической власти представляли собой - 1) военно-политическое окружение самого монарха (или главного фаворита царствующей регентши) как исполнительная ветвь, 2) боярское и банкирское окружение супруги и/или матери монарха как контур обратной связи; 3) церковный иерарх со своим двором - как третейский контур политического арбитража. Если учесть эту преемственность форм от Средневековья к раннему Новому времени, то легче увидеть параллель между реформой высших политических институтов при Александре I и реформой династических институтов в Смутное время. Заодно будет понятно, почему такая реформа происходила именно в форме смуты, и почему при Александре I его и официального наследника бездетность позволила или породила развитие совещательных политических органов при монархе - государе, но уже не монархии как системе власти.
Теперь нам осталось только найти в периоды Реставрации двух эпох моменты внутренней и более масштабной Консолидации. Для начала XIX в. таким моментом Консолидации в масштабах всей русской православной цивилизации стало наполеоновское вторжение и, еще точнее - пожар Москвы. Бонапарт имел своей целью «однополярный мир» и Россию в качестве вассала, как это было при «гибридном» вторжении Запада на Украине в 2014 году. У него была надежда на верхушечный переворот, но после превентивной ссылки М.Сперанского и прочих масонов и провала покушения на Александра I пришлось ввести в действие запасной план - попытку составить ополчение из западно-русских дворян, мещан и крестьян. Однако грабежи и мародерство собранного со всей Европы отребья, особенно связанные с осквернением храмов, плюс к этому насилие польской шляхты по отношению к западно-русскому населению сорвали и этот план.
Но главное, это стало таким же консолидирующим фактором для всех русских, как насилие по отношению к одесситам и восточным украинцам со стороны националистов и польско-литовских наемников в 2014-м. Можно сколь угодно спорить по поводу тактической победы Бонапарта при Бородине, но стратегически он проиграл, оторвав армию от снабжения и пополнения. Потерял из-за этого кавалерию и получил вместо захваченной столицы как источника ресурсов пепелище и стратегическую ловушку, из которой едва выбрался уже без армии. А бандитов и мародеров потом добивали ополченцы. Рождественский манифест Александра I об изгнании агрессора, оглашенный во всех церквях, стал итогом этого масштабного узла Консолидации. А дальнейшие военные действия в Европе, как и сейчас в Сирии, стали уже началом следующей 20 стадии.
Что касается внутренней консолидации российской дворянской элиты 1800-х, то она, очевидно, связана с периферийным конфликтом на прибалтийском направлении, русско-шведской войной 1809 года и присоединением Финляндии, что резко усилило «прибалтийскую партию» в связке с военными Аракчеева. Однако после этого была и попытка либерального реванша в виде создания Государственного совета, уравновешенная консервативным манифестом Карамзина.
А вот что касается разметки исторического процесса на стадии Реставрации московской царской эпохи, то возможна некоторая аберрация восприятия именно из-за того, что для правящей династии и ее историографов наиболее важным событием была реформа монархии и избрание нового царя, устраивавшего и боярскую (олигархическую), и военную дворянскую партии. Этот узел событий - от изгнания польского гарнизона, поставленного вполне легитимно назначенным, но не состоявшимся правителем Владиславом Сигизмундовичем, до избрания Земским собором и инаугурации Михаила Федоровича Романова. По многим внешним признакам - это узел внутренней Консолидации внутри 19 стадии Московского царства. Но такая констатация будет не вполне обоснованной, если мы не найдем признаки переформатирования трех ветвей власти.
Понятно, что Земский собор с привлечением даже более широких слоев, чем при последних Рюриковичах был призван «пресоборить» и перевесить легитимность приглашения Владислава «семибоярщиной». Также понятно, что столкнулись между собой и собирали союзников две главные партии - боярская или «семибоярщины», ориентированной на польских и шире - католических внешних торговых контрагентов, и военной дворянской, «силовиков», имевших союзниками шведских ландскнехтов и английских купцов «северного морского пути». Однако при таких довольно равных раскладах, что на поле брани, что в кулуарах Земского собора, нарастало значение «третьей силы».
Можно заметить, что и в ходе предшествующих рейдовых военных действий ключевую роль сыграли крепости-монастыри: Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Спасо-Ярославский, Ипатьевский. Склонность польско-литовской шляхты и союзных ей казачьих отрядов к грабежам церковных ценностей просто вынуждали эти крепости становиться центрами обороны и сопротивления и союзниками военно-торговой коалиции северных земель. Отсюда и непреклонная антипольская позиция патриарха Гермогена. Но был и дополнительный фактор в пользу усиления этой третейской политической силы - это особенности политического устройства южных казачьих областей, где важную третейскую роль играли православные священники с центром в Киеве. Эти два совсем разных крыла - военно-монастырское на Севере и православно-казачье на Юге имели общий интерес в сохранении завоеванного политического влияния. А с учетом прежних традиций любой царь, опирающийся на сильную коалицию, подминал бы под себя эту третейскую силу во главе с церковными иерархами.
Именно по этой причине ни один кандидат от двух сильных коалиций (пропольской боярской и прошведской дворянской) шансов привлечь недостающие голоса казаков и церковников не имел. А после долгих политических торгов был достигнут политический компромисс - северные епархии и монастыри признали казачьего патриарха Филарета, находившегося в польском «плену». Филарет в свою очередь прислал письмо в поддержку кандидатуры своего сына с ограничительными «кондициями» в пользу всех сословий. Но при этом сам будущий царь оставался под охраной военного дворянского сословия. Тем самым было произведено равноудаление олигархов-бояр, которое приняло постфеодальные формы затяжного выбора невесты для молодого царя. Любые попытки любой из сильных партий провести свою «партию» пресекались интригами, а попытка женитьбы на простой девице вызвали совместные контринтриги обеих партий, оказавших жесткое давление на мать несчастного юноши вплоть до угрозы переворота. Ну вот, хоть убейте, не верю я в политически мотивированное жестокосердие матери по отношению к сыну, избравшему невесту себе по душе.
Итак, в 1613 году избрание царем Михаила Романова стало моментом возвышения третейского сословия в качестве стабилизирующего по итогам союзных действий этого третейского сословия с военным дворянским и северным купеческим. То есть в целом ровно такая же политическая конфигурация, что и на рубеже 2000 года - союз «православных» чекистов с генералитетом армии и ВПК, а также поставщиками «северных» сырьевых и энергетических ресурсов. После этого происходили попытки реванша «равноудаленной олигархии» и восстановления баланса, в том числе в ходе русско-шведской войны и благоприятного для молодого царя Стобовского договора. В то время как старший соправитель в этом «тандеме» оставался в заложниках у поляков. И только в 1619 году по итогам очередного польского вторжения и подтверждения роли монастырей-крепостей был заключен мирный договор, после которого патриарх Филарет был официально интронизирован и стал Великим государем, а фактически правителем государства. Этот момент окончательной Консолидации политической элиты по итогам Смуты и является большим узлом 19/20 для московской царской эпохи.
Стоит также заметить, что последствия Смуты и интервенций западных «партнеров» компрадорской элиты имели бы намного более печальные итоги для России, если бы не глубокий кризис и раскол внутри самих западных элит, стремившихся к «однополярному» миру и в ходе Контрреформации в начале 1600-х, и в ходе наполеоновской «евроинтеграции» 1800-х, и в наши дни тоже. Момент внешней Консолидации 1619 года очевидно обусловлен отвлечением сил и польских, и шведских «партнеров» на борьбу католической и протестантской коалиций в Тридцатилетней войне. Точно так же узел Консолидации 1812 года обусловлен глубоким расколом европейских элит и борьбой «бонапартисткой» (семейной или военной) и «австрийской» (опиравшейся на венских банкиров и старорежимные династии) партий в окружении «узурпатора». Финансовый кризис и «своевременное» предательство ключевых фигур в элите (Талейран, Фуше) только подталкивали экспансивную «однополярность» к неадекватной оценке ситуации и провальным действиям. И точно так же мировой финансовый кризис и неадекватные, стратегически провальные экспансивные движения способствовали Консолидации постсоветского пространства, ослаблению и саморазрушению компрадорских политико-экономических сил и русофобских, центробежных политических течений.
Продолжение следует