О культурных революциях (21)
21. Над веками
(начало, пред.глава)
С любыми выводами и, особенно, с прогнозами - торопиться не следует. На основе анализа российской истории ХХ века возможны лишь краткосрочные прогнозы и выводы о политических движущих силах этого времени. Для более глубоких выводов нужно накинуть «сетку координат» на историческое пространство-время. А для этого нужно более четко сформулировать методы такого исследования.
Во-первых, нужно явным образом ответить, почему мы ограничиваем ретроспективу временами Рюрика и Олега, а не ранее. Ведь столько попыток доказать, что и до этого на этих землях существовали какие-то протоцивилизации не то гипербореев, не то ариев. И ведь кто-то и в самом деле насыпал Змиевы валы для защиты каких-то своих ценностей от степных кочевников. Здесь мы опираемся на критерий культурной и политической преемственности, которая не может прерваться просто так, якобы из-за сокрытия фактов придворными летописцами. Даже в догосударственные эпохи, например, как в Дикой Степи вплоть до XVIII века - смена одних субэтносов и даже этносов другими все равно оставляет культурные следы. А реконструкции событий в эпосах, летописях, учебниках испытывают влияние всех политических и культурных течений, включая обращенные к самым древним временам как идеалу. Вполне возможно, что на следующих итерациях ретроспективного анализа мы найдем более масштабные этноисторические процессы, для которых этнополитическая история Руси-России будет одной из стадий развития. Но это не отменяет обязанности сначала изучить видимую целостность Подъема российской истории.
Во-вторых, нужно обосновать явным образом наше интуитивное восприятие этого долгого периода именно как Подъема, а не, скажем, деградации некой развитой древней Гипербореи или Атлантиды. На это мы ответим, что фоном любого нового развития всегда является постепенный распад прежних культурных форм. Термин «Подъем» мы применяем только к процессу развития тех преемственных культурных, в том числе государственных и политических форм, составляющих русскую традицию. А для оценки этого развития как поступательного, повышательного достаточно такого критерия как разнообразия культурных форм и соответствующего им числа надстроечных сообществ - субэтносов, сословий, профессий. В этом мы преемственны с гумилевской теорией этногенеза и его определения видимого уровня пассионарности системы.
Далее нам было бы неплохо найти дополнительное методическое обоснование для сделанной нами самой обще разметки Подъема российской истории на четверти. Да, главным критерием большого узла является видимая Смена центра, хотя физическое перемещение центра в пространстве, смена столицы, скорее всего, случается «как правило», но это - вряд ли универсальный критерий. Более общим является смена главных внешних партнеров, влияющих на три основные ветви культурной и политической элиты.
Кроме того, мы опираемся на универсальную модель - и для сообществ, и для личности, так что для большой стадии Подъема можно найти аналог такой смены ориентации в фазах младенчества - детства - отрочества - юности. В первой четверти Подъема личности все три коммуникативных функции направляются внешними центрами - родителями, точнее даже - матерью. Так же и русское государство родилось из союза через «путь из варяг в греки» балтийской ветви европейской цивилизации и Византии. Затем прирожденные скандинавские инстинкты «младенца» постепенно вытеснялись культурным влиянием византийской «матери» во всех трех ветвях - военной, торговой и третейской (религиозной). Итогом первой четверти развития стало формирование к XI веку автономного военно-политического центра во Владимро-Суздальской земле, самостоятельность исполнительной ветви. Так и младенец годам к шести может сам действовать в пределах своей «детской комнаты», но в остальном остается зависим от родителей и учителей.
Кстати, «учителя» во второй четверти русского Подъема были довольно строгие. Одна лишь чингисханова Яса в качестве «школьных правил» дорогого стоит. А вот западные учителя со своим «кондуитом» ко двору не пришлись. Итак во второй четверти внешних центров стало два, а по ее итогам сформировалось два русских государства - Московское и Литовское. Орда при этом была важным торговым партнером Византии, держащим «северный шелковый путь», доминировала через контроль торговых и набеговых путей, и тем самым формировала экономические оценки дальнейшего развития Руси-России. Итогом этой второй четверти развития становится экономическая самостоятельность Российского государства с центром в Москве. Так и в развитии личности переход в подростковый возраст делает личность намного более автономной от материнской опеки.
После большого узла в начале XVI века остается лишь одна внешняя зависимость от родительской цивилизации - в части развития самостоятельной критической самооценки, «что такое хорошо». Не случайно подростковые привычки царя Ивана Грозного затем еще сорок лет будут предметом обсуждения и осуждения и внутри, и вне страны. Но даже еще в середине XVII века при решении судьбы патриарха Никона и его реформ третейская ветвь российской элиты все еще апеллирует к внешним, пусть даже политически слабым наставникам - восточным патриархам. И только при Петре с его неизбывным юношеским задором эта третья ветвь власти будет тоже строго переподчинена полностью автономному центру. И настанет период, который у нас принято символически связывать с юностью, освоением сложных наук («Россия молодая» и т.д.).
Ну и, наконец, в четвертой четверти Подъема растущее сообщество формирует свою собственную идеологию вместо заимствованной извне синкретичной. Только тогда можно говорить и о самостоятельности политического центра, соединяющего и координирующего три ветви. Хотя, разумеется, идеология будущего центра периода Надлома тоже преемственна и формируется на основе преломления через отечественную политическую культуру заимствованных извне идей.
Чтобы разметить основные узлы внутри каждой четверти Подъема, нам тоже нужно уметь распознавать все три ветви политической элиты и находить те моменты, когда их конфигурация вокруг политического центра изменятся. Например, в узле 16/17 «Дно Надлома», как мы уже не раз отмечали, происходит переход от доминирования представительной ветви («бояре») и от роли политического центра («царя») как ее противовеса к доминированию третейской функции во главе с обновленным политическим центром. Сама третейская ветвь при этом тоже переформатируется аналогичным образом - ее лидер, участвовавший как арбитр в спорах «царя» с «боярами», перед этим ссорится с главой государства, а потом отстраняется, а вся представительная верхушка третейской ветви тоже переформатируется и отстраняется от политического арбитража.
Модельным примером для «Дна Надлома», как и было сказано, является кризис октября 1993 года в Москве, когда представительную власть Съезда упразднили, но тут же восстановили через выборы двухпалатного Федерального Собрания с правом вето и третейской ролью у главы государства. Лидера судебной ветви власти В.Зорькина отстранили сами же его коллеги из Конституционного суда, которых также перевели сначала на роль экспертов при АП РФ по доработке Конституции, а позже тоже разделили на две палаты и урезали конституционные полномочия.
Мы уже заметили в прошлой главе, что этому узлу предшествуют такие признаки 16 стадии Надлома как «учредительное сообщество» в той или иной форме, которое после Дна Надлома станет основой новой представительной ветви, а также «опричнина» (в нашем модельном примере весной и летом 1993 года - пропагандистская в виде ФИЦа и кампании «да-да-нет-да»). В обоих случаях речь идет о ветвях предварительной четверти следующей 17 стадии, где «царь» уже заранее играет роль лидера-судии, вершащего политический арбитраж и в представительной, и в исполнительной (идеологизированной) ветви, и в самом конце стадии - в третейской ветви тоже. Важно, что сразу после узла Дна Надлома «опричнина» перестает быть таковой, поскольку исчезает противостояние 16 стадии, и вливается в расширившийся политический центр.
Наконец, еще одним важным признаком Дна Надлома является откровенное вмешательство внешних сил во внутренний политический спор, вплоть до силового на улицах столицы. Так что для противодействия этому приходится мобилизовать соединенные силы «опричнины» и «земщины». (В октябре 93-го это было вмешательство армейские сил, мобилизованных «опричниками» из ФСК). Понятно, что применительно к третьей четверти Подъема и XVI веку все эти признаки указывают на 1571-72 годы - сожжение Москвы крымским ханом и затем разгром интервентов в битве при Молодях. Этому предшествовало отстранение очень авторитетного митрополита Филиппа Колычева, причем отстранили его же соратники по архиерейскому собору из новгородской партии, которых потом за это репрессировал грозный царь. Так что эмигрантская версия об убийстве Филиппа якобы по указанию царя, как минимум, спорна.
Теперь будет намного легче найти параллельный узел 16/17 в имперскую политическую в XVIII веке. Единственным столь же масштабным и опасным для царской власти силовым вмешательством было пугачевское восстание на фоне русско-турецкой войны. Однако в историографии, как имперской, так и советской старательно затушевываются некоторые нюансы, связанные с предшествующим кризисом именно третейской ветви власти, кризисе в отношениях царицы и церковников. Между тем, восстание началось в 1773 году, когда Екатерина издала указ о веротерпимости, выведя иноверческие конфессии из-под опеки и давления православных архиеерев, централизовав эту опеку в своих руках. Кроме того, не стоит забывать, что казачество до того традиционно было военной силой, «подотчетной» именно и только православной митрополии, а с царями у казаков был своего рода «договор о взаимной поддержке». Были донесения и об открытой поддержке восставших некоторыми священниками, но делать далеко идущие обобщения из этих сведений властям было неполиткорректно и просто невыгодно. Как и советским историкам признавать идейное попустительство ретроградов. А если учесть, что политическая программа самозваного «Петра III», кроме обещаний вольностей крестьянам, включала немедленное «отречение» в пользу реального наследника Павла Петровича, то понятно, почему эта периферийная война (кстати, по тем же местам, что и рейды крымского хана в 1570-х), напрямую влияла на политические расклады в столице.
Ну и немаловажным признаком является резкое изменение характера властвования между 16 и 17 стадиями. А вот межу 17 и 18 стадиями различий почти нет, разве что к концу последней стадии, когда «застой» переходит в «перестройку». Поэтому мы опустим пока методику распознавания узла 17/18, она нам мало что даст для прогнозов. Намного интереснее и контрастнее узел 18/19, переход от «перестройки» к «перестрелке», к смуте. Здесь нам будет удобнее для анализа сравнивать не с учредительным процессом РФ, а со стадиями 18 и 19 всего советского Надлома.
В политическую эпоху Московского царства, после смерти Ивана Грозного и спокойного, «застойного» царствования Федора Иоанновича, к власти приходит Борис Годунов из боярского клана, возвысившегося на руководстве опричниной. В модельном примере таким же аналогом является возвышение партийного «боярина» Горбачева из политического клана Андропова-Чебрикова. Так же узнаваема «траектория» движения от «ускорения» и масштабных военных расходов на Смоленскую крепость до неминуемого экономического кризиса, вызванного централизацией ресурсов и их негодным управлением в условиях скачка цен.
Конечно, климатический минимум и неурожаи тоже свою роль сыграли, но в другие исторические периоды такие же неурожаи не приводили к потере управляемости из-за эрозии символического капитала власти. Хлынувший в этот политический вакуум поток «демократизации», а попросту смуты, был основан не столько на экспансионистских устремлениях Польши, сколько на реваншистских настроениях западно-русских князей - потомков Рюрика, носителей того самого символического капитала, которого не доставало царской власти в Москве. В том числе и поэтому период Смуты является стадией Реставрации в масштабе данной политической эпохи XVI-XVII вв., аналогом 1990-х в масштабе советской политической эпохи. Сам поход шляхетско-казацкого войска на Москву является аналогом «ново-огаревского процесса» за «обновление Союзного договора» в пользу окраинных земель и их элит. А недолгое правление Лжедмитрия в Москве после боярского путча, лишившего власти Годуновых, аналогично второй половине 1991 года, когда обновленные на западный манер политические декорации прикрывали козни «бояр», стремящихся забрать всю власть в свою пользу. Так что узел 18/19 для Московского царства - это май 1606 года, убийство Лжедмитрия и воцарение рюриковича В.Шуйского.
В аналогичной фазе петербургской имперской эпохи после «застоя» последних лет правления Екатерины II тоже случилась «перестройка» Павла I. Стремление уйти от прежней эпохи, символически перечеркнуть, оттолкнуться от накопившегося негатива столь же понятно, как и в горбачевские времена. «Всё - не так, ребята!» - это же про «застой» пел предтеча Перестройки. Однако на одном отрицании свой собственный символический капитал не заработаешь. И даже Суворов своим переходом через Альпы не поможет, как Горбачеву не помог запуск «Энергии-Бурана». Вот и пришлось обоим, и Михаилу Сергеевичу, и Павлу Петровичу искать внешние подпорки легитимности аж на далекой Мальте, резко развернув все внешние союзы. Послабления для подданных были половинчатыми, а аппаратные реформы и ущемление дворянства настраивали опору режима против лидера. Так что аналогом путча в августе 1991 года стал гвардейский путч в марте 1801 года в пользу Александра I, лукаво пообещавшего одновременно и «все как при бабушке», и продолжение реформ против «произвола нашего правления». Впрочем, потребовалось еще срочно восстанавливать заново отношения с ведущими державами, что является параллелью и к постгодуновской, и к постгорбачевской политике. Похоже, что узел 18/19 имперской эпохи завершился в сентябре 1801, после коронации Александра Павловича.
Вообще, как мы видели и раньше смена стадий не обязательно связана со сменой правителя, политического лидера. Достаточно и смены характера правления, хотя в первых активных стадиях, как и вблизи кризисных узлов, возможна частая смена правителей при сохранении общего характера правления. Так, 19 стадия московской царской эпохи больше похожа на 19-ю постсоветскую стадию, где Василий Шуйский, так же как Ельцин, руководит раздачей власти и собственности в пользу своих коллег, а потом и вовсе уступает место олигархическому правлению. В то же время, Александр I, приученный жизнью лукавить, лицедействовать, лавировать между бабушкой и отцом, скрывать свои мысли от всех, сумел пройти эту же траекторию до самого конца, сыграв все смены характеров от раннего «ельцина» во главе младореформаторов к позднему «ельцину», а потом и к «путину» своей эпохи, опиравшемуся на Аракчеева и прочих силовиков. Так что 19-я стадия имперской эпохи для Александра завершилась победой 1812 года и лидерством в коалиции победителей, так же как 19-я стадия московской царской эпохи завершилась после изгнания интервентов и Земского собора 1613 года.
Однако, в отличие от Дна Надлома, большой узел Консолидации не настолько резко изменяет ход событий. Можно представить себе историка будущих веков, если нам с вами не удалось бы удержать мир от деградации нового средневековья, который оценивает издалека события нашего времени. Естественно, он знает про приход Путина к власти в 2000 году (это узел Консолидации в масштабах учредительного процесса РФ), и не заметит пятнадцати лет балансирования между кланами олигархии, а точнее - между их западными патронами. «Крымнаш» и лидерство в антиигиловской коалиции вообще сольются в один момент, который в учебниках двадцать какого-то века окажется в том же абзаце о правлении Путина. А между тем именно «Крымнаш» в 2014 стал моментом Консолидации всех пророссийских, центростремительных политических сил постсоветского пространства, а решающее вмешательство в Сирии - это уже узел 20/21 глобальной политики, а для постсоветской политической надстройки - это момент «смены режима» в политической элите РФ, уже продвинутый от момента Консолидации на одну малую фазу. Этот пример показывает, что определить момент Консолидации в давнюю эпоху не так просто, можно спутать политические процессы разного уровня. Но мы попытаемся все же сформулировать критерии, найти признаки и тем самым создать методику распознавания такого рода исторических узлов.
Продолжение следует
(начало, пред.глава)
С любыми выводами и, особенно, с прогнозами - торопиться не следует. На основе анализа российской истории ХХ века возможны лишь краткосрочные прогнозы и выводы о политических движущих силах этого времени. Для более глубоких выводов нужно накинуть «сетку координат» на историческое пространство-время. А для этого нужно более четко сформулировать методы такого исследования.
Во-первых, нужно явным образом ответить, почему мы ограничиваем ретроспективу временами Рюрика и Олега, а не ранее. Ведь столько попыток доказать, что и до этого на этих землях существовали какие-то протоцивилизации не то гипербореев, не то ариев. И ведь кто-то и в самом деле насыпал Змиевы валы для защиты каких-то своих ценностей от степных кочевников. Здесь мы опираемся на критерий культурной и политической преемственности, которая не может прерваться просто так, якобы из-за сокрытия фактов придворными летописцами. Даже в догосударственные эпохи, например, как в Дикой Степи вплоть до XVIII века - смена одних субэтносов и даже этносов другими все равно оставляет культурные следы. А реконструкции событий в эпосах, летописях, учебниках испытывают влияние всех политических и культурных течений, включая обращенные к самым древним временам как идеалу. Вполне возможно, что на следующих итерациях ретроспективного анализа мы найдем более масштабные этноисторические процессы, для которых этнополитическая история Руси-России будет одной из стадий развития. Но это не отменяет обязанности сначала изучить видимую целостность Подъема российской истории.
Во-вторых, нужно обосновать явным образом наше интуитивное восприятие этого долгого периода именно как Подъема, а не, скажем, деградации некой развитой древней Гипербореи или Атлантиды. На это мы ответим, что фоном любого нового развития всегда является постепенный распад прежних культурных форм. Термин «Подъем» мы применяем только к процессу развития тех преемственных культурных, в том числе государственных и политических форм, составляющих русскую традицию. А для оценки этого развития как поступательного, повышательного достаточно такого критерия как разнообразия культурных форм и соответствующего им числа надстроечных сообществ - субэтносов, сословий, профессий. В этом мы преемственны с гумилевской теорией этногенеза и его определения видимого уровня пассионарности системы.
Далее нам было бы неплохо найти дополнительное методическое обоснование для сделанной нами самой обще разметки Подъема российской истории на четверти. Да, главным критерием большого узла является видимая Смена центра, хотя физическое перемещение центра в пространстве, смена столицы, скорее всего, случается «как правило», но это - вряд ли универсальный критерий. Более общим является смена главных внешних партнеров, влияющих на три основные ветви культурной и политической элиты.
Кроме того, мы опираемся на универсальную модель - и для сообществ, и для личности, так что для большой стадии Подъема можно найти аналог такой смены ориентации в фазах младенчества - детства - отрочества - юности. В первой четверти Подъема личности все три коммуникативных функции направляются внешними центрами - родителями, точнее даже - матерью. Так же и русское государство родилось из союза через «путь из варяг в греки» балтийской ветви европейской цивилизации и Византии. Затем прирожденные скандинавские инстинкты «младенца» постепенно вытеснялись культурным влиянием византийской «матери» во всех трех ветвях - военной, торговой и третейской (религиозной). Итогом первой четверти развития стало формирование к XI веку автономного военно-политического центра во Владимро-Суздальской земле, самостоятельность исполнительной ветви. Так и младенец годам к шести может сам действовать в пределах своей «детской комнаты», но в остальном остается зависим от родителей и учителей.
Кстати, «учителя» во второй четверти русского Подъема были довольно строгие. Одна лишь чингисханова Яса в качестве «школьных правил» дорогого стоит. А вот западные учителя со своим «кондуитом» ко двору не пришлись. Итак во второй четверти внешних центров стало два, а по ее итогам сформировалось два русских государства - Московское и Литовское. Орда при этом была важным торговым партнером Византии, держащим «северный шелковый путь», доминировала через контроль торговых и набеговых путей, и тем самым формировала экономические оценки дальнейшего развития Руси-России. Итогом этой второй четверти развития становится экономическая самостоятельность Российского государства с центром в Москве. Так и в развитии личности переход в подростковый возраст делает личность намного более автономной от материнской опеки.
После большого узла в начале XVI века остается лишь одна внешняя зависимость от родительской цивилизации - в части развития самостоятельной критической самооценки, «что такое хорошо». Не случайно подростковые привычки царя Ивана Грозного затем еще сорок лет будут предметом обсуждения и осуждения и внутри, и вне страны. Но даже еще в середине XVII века при решении судьбы патриарха Никона и его реформ третейская ветвь российской элиты все еще апеллирует к внешним, пусть даже политически слабым наставникам - восточным патриархам. И только при Петре с его неизбывным юношеским задором эта третья ветвь власти будет тоже строго переподчинена полностью автономному центру. И настанет период, который у нас принято символически связывать с юностью, освоением сложных наук («Россия молодая» и т.д.).
Ну и, наконец, в четвертой четверти Подъема растущее сообщество формирует свою собственную идеологию вместо заимствованной извне синкретичной. Только тогда можно говорить и о самостоятельности политического центра, соединяющего и координирующего три ветви. Хотя, разумеется, идеология будущего центра периода Надлома тоже преемственна и формируется на основе преломления через отечественную политическую культуру заимствованных извне идей.
Чтобы разметить основные узлы внутри каждой четверти Подъема, нам тоже нужно уметь распознавать все три ветви политической элиты и находить те моменты, когда их конфигурация вокруг политического центра изменятся. Например, в узле 16/17 «Дно Надлома», как мы уже не раз отмечали, происходит переход от доминирования представительной ветви («бояре») и от роли политического центра («царя») как ее противовеса к доминированию третейской функции во главе с обновленным политическим центром. Сама третейская ветвь при этом тоже переформатируется аналогичным образом - ее лидер, участвовавший как арбитр в спорах «царя» с «боярами», перед этим ссорится с главой государства, а потом отстраняется, а вся представительная верхушка третейской ветви тоже переформатируется и отстраняется от политического арбитража.
Модельным примером для «Дна Надлома», как и было сказано, является кризис октября 1993 года в Москве, когда представительную власть Съезда упразднили, но тут же восстановили через выборы двухпалатного Федерального Собрания с правом вето и третейской ролью у главы государства. Лидера судебной ветви власти В.Зорькина отстранили сами же его коллеги из Конституционного суда, которых также перевели сначала на роль экспертов при АП РФ по доработке Конституции, а позже тоже разделили на две палаты и урезали конституционные полномочия.
Мы уже заметили в прошлой главе, что этому узлу предшествуют такие признаки 16 стадии Надлома как «учредительное сообщество» в той или иной форме, которое после Дна Надлома станет основой новой представительной ветви, а также «опричнина» (в нашем модельном примере весной и летом 1993 года - пропагандистская в виде ФИЦа и кампании «да-да-нет-да»). В обоих случаях речь идет о ветвях предварительной четверти следующей 17 стадии, где «царь» уже заранее играет роль лидера-судии, вершащего политический арбитраж и в представительной, и в исполнительной (идеологизированной) ветви, и в самом конце стадии - в третейской ветви тоже. Важно, что сразу после узла Дна Надлома «опричнина» перестает быть таковой, поскольку исчезает противостояние 16 стадии, и вливается в расширившийся политический центр.
Наконец, еще одним важным признаком Дна Надлома является откровенное вмешательство внешних сил во внутренний политический спор, вплоть до силового на улицах столицы. Так что для противодействия этому приходится мобилизовать соединенные силы «опричнины» и «земщины». (В октябре 93-го это было вмешательство армейские сил, мобилизованных «опричниками» из ФСК). Понятно, что применительно к третьей четверти Подъема и XVI веку все эти признаки указывают на 1571-72 годы - сожжение Москвы крымским ханом и затем разгром интервентов в битве при Молодях. Этому предшествовало отстранение очень авторитетного митрополита Филиппа Колычева, причем отстранили его же соратники по архиерейскому собору из новгородской партии, которых потом за это репрессировал грозный царь. Так что эмигрантская версия об убийстве Филиппа якобы по указанию царя, как минимум, спорна.
Теперь будет намного легче найти параллельный узел 16/17 в имперскую политическую в XVIII веке. Единственным столь же масштабным и опасным для царской власти силовым вмешательством было пугачевское восстание на фоне русско-турецкой войны. Однако в историографии, как имперской, так и советской старательно затушевываются некоторые нюансы, связанные с предшествующим кризисом именно третейской ветви власти, кризисе в отношениях царицы и церковников. Между тем, восстание началось в 1773 году, когда Екатерина издала указ о веротерпимости, выведя иноверческие конфессии из-под опеки и давления православных архиеерев, централизовав эту опеку в своих руках. Кроме того, не стоит забывать, что казачество до того традиционно было военной силой, «подотчетной» именно и только православной митрополии, а с царями у казаков был своего рода «договор о взаимной поддержке». Были донесения и об открытой поддержке восставших некоторыми священниками, но делать далеко идущие обобщения из этих сведений властям было неполиткорректно и просто невыгодно. Как и советским историкам признавать идейное попустительство ретроградов. А если учесть, что политическая программа самозваного «Петра III», кроме обещаний вольностей крестьянам, включала немедленное «отречение» в пользу реального наследника Павла Петровича, то понятно, почему эта периферийная война (кстати, по тем же местам, что и рейды крымского хана в 1570-х), напрямую влияла на политические расклады в столице.
Ну и немаловажным признаком является резкое изменение характера властвования между 16 и 17 стадиями. А вот межу 17 и 18 стадиями различий почти нет, разве что к концу последней стадии, когда «застой» переходит в «перестройку». Поэтому мы опустим пока методику распознавания узла 17/18, она нам мало что даст для прогнозов. Намного интереснее и контрастнее узел 18/19, переход от «перестройки» к «перестрелке», к смуте. Здесь нам будет удобнее для анализа сравнивать не с учредительным процессом РФ, а со стадиями 18 и 19 всего советского Надлома.
В политическую эпоху Московского царства, после смерти Ивана Грозного и спокойного, «застойного» царствования Федора Иоанновича, к власти приходит Борис Годунов из боярского клана, возвысившегося на руководстве опричниной. В модельном примере таким же аналогом является возвышение партийного «боярина» Горбачева из политического клана Андропова-Чебрикова. Так же узнаваема «траектория» движения от «ускорения» и масштабных военных расходов на Смоленскую крепость до неминуемого экономического кризиса, вызванного централизацией ресурсов и их негодным управлением в условиях скачка цен.
Конечно, климатический минимум и неурожаи тоже свою роль сыграли, но в другие исторические периоды такие же неурожаи не приводили к потере управляемости из-за эрозии символического капитала власти. Хлынувший в этот политический вакуум поток «демократизации», а попросту смуты, был основан не столько на экспансионистских устремлениях Польши, сколько на реваншистских настроениях западно-русских князей - потомков Рюрика, носителей того самого символического капитала, которого не доставало царской власти в Москве. В том числе и поэтому период Смуты является стадией Реставрации в масштабе данной политической эпохи XVI-XVII вв., аналогом 1990-х в масштабе советской политической эпохи. Сам поход шляхетско-казацкого войска на Москву является аналогом «ново-огаревского процесса» за «обновление Союзного договора» в пользу окраинных земель и их элит. А недолгое правление Лжедмитрия в Москве после боярского путча, лишившего власти Годуновых, аналогично второй половине 1991 года, когда обновленные на западный манер политические декорации прикрывали козни «бояр», стремящихся забрать всю власть в свою пользу. Так что узел 18/19 для Московского царства - это май 1606 года, убийство Лжедмитрия и воцарение рюриковича В.Шуйского.
В аналогичной фазе петербургской имперской эпохи после «застоя» последних лет правления Екатерины II тоже случилась «перестройка» Павла I. Стремление уйти от прежней эпохи, символически перечеркнуть, оттолкнуться от накопившегося негатива столь же понятно, как и в горбачевские времена. «Всё - не так, ребята!» - это же про «застой» пел предтеча Перестройки. Однако на одном отрицании свой собственный символический капитал не заработаешь. И даже Суворов своим переходом через Альпы не поможет, как Горбачеву не помог запуск «Энергии-Бурана». Вот и пришлось обоим, и Михаилу Сергеевичу, и Павлу Петровичу искать внешние подпорки легитимности аж на далекой Мальте, резко развернув все внешние союзы. Послабления для подданных были половинчатыми, а аппаратные реформы и ущемление дворянства настраивали опору режима против лидера. Так что аналогом путча в августе 1991 года стал гвардейский путч в марте 1801 года в пользу Александра I, лукаво пообещавшего одновременно и «все как при бабушке», и продолжение реформ против «произвола нашего правления». Впрочем, потребовалось еще срочно восстанавливать заново отношения с ведущими державами, что является параллелью и к постгодуновской, и к постгорбачевской политике. Похоже, что узел 18/19 имперской эпохи завершился в сентябре 1801, после коронации Александра Павловича.
Вообще, как мы видели и раньше смена стадий не обязательно связана со сменой правителя, политического лидера. Достаточно и смены характера правления, хотя в первых активных стадиях, как и вблизи кризисных узлов, возможна частая смена правителей при сохранении общего характера правления. Так, 19 стадия московской царской эпохи больше похожа на 19-ю постсоветскую стадию, где Василий Шуйский, так же как Ельцин, руководит раздачей власти и собственности в пользу своих коллег, а потом и вовсе уступает место олигархическому правлению. В то же время, Александр I, приученный жизнью лукавить, лицедействовать, лавировать между бабушкой и отцом, скрывать свои мысли от всех, сумел пройти эту же траекторию до самого конца, сыграв все смены характеров от раннего «ельцина» во главе младореформаторов к позднему «ельцину», а потом и к «путину» своей эпохи, опиравшемуся на Аракчеева и прочих силовиков. Так что 19-я стадия имперской эпохи для Александра завершилась победой 1812 года и лидерством в коалиции победителей, так же как 19-я стадия московской царской эпохи завершилась после изгнания интервентов и Земского собора 1613 года.
Однако, в отличие от Дна Надлома, большой узел Консолидации не настолько резко изменяет ход событий. Можно представить себе историка будущих веков, если нам с вами не удалось бы удержать мир от деградации нового средневековья, который оценивает издалека события нашего времени. Естественно, он знает про приход Путина к власти в 2000 году (это узел Консолидации в масштабах учредительного процесса РФ), и не заметит пятнадцати лет балансирования между кланами олигархии, а точнее - между их западными патронами. «Крымнаш» и лидерство в антиигиловской коалиции вообще сольются в один момент, который в учебниках двадцать какого-то века окажется в том же абзаце о правлении Путина. А между тем именно «Крымнаш» в 2014 стал моментом Консолидации всех пророссийских, центростремительных политических сил постсоветского пространства, а решающее вмешательство в Сирии - это уже узел 20/21 глобальной политики, а для постсоветской политической надстройки - это момент «смены режима» в политической элите РФ, уже продвинутый от момента Консолидации на одну малую фазу. Этот пример показывает, что определить момент Консолидации в давнюю эпоху не так просто, можно спутать политические процессы разного уровня. Но мы попытаемся все же сформулировать критерии, найти признаки и тем самым создать методику распознавания такого рода исторических узлов.
Продолжение следует