После бала (11)
11. О вещах и тряпках
( начало, предыд.глава)
Бывает, помянешь вот так в мистическом контексте кого-то, как в прошлой главе аватар чекистского сословия «незаметно покрутил рыжей головой». И вот уже на ленты агентств выползает скандальная новость, как некто рыжий от головокружения якобы навернулся с гор иорданских, поломав обе руки. Хотя и не до конца, и только в московской клинике дело довершили. Так что добиться от «рыжего» подписать какие-то сделки в ближайшие недели-месяцы не удастся. В общем «бриллиантовая рука» вышла, и кто-то из «шефов» теперь ждет, когда клиенту снимут гипс.
Ну, это так, кстати пришлось, а нам бы разобраться не со знаковыми событиями, иллюстрирующими внешние формы притчи, а с ее главным содержанием. Автор нам оставил подсказки, на что нужно обратить особое внимание. Если слова об «одной вещи», которую Маргарита должна потребовать за свои мытарства, повторены три раза подряд, наверное, это что-то да значит?
Символическое значение числительного «одна» нам известно - нечто божественное, то есть истинное. Осталось разобраться со словом «вещь», которое в Романе использовано более сорока раз, и почти всегда не в материальном смысле. Пару раз только речь шла об опечатанных «вещах покойного» и о разбросанных и оставленных Наташей вещах ее хозяйки. Однако и в этих случаях нужно толковать о «вещах» как о ценностях, а не материальных предметах. А во всех прочих случаях слово «вещь» означает творение, вещь как произведение, либо некие чудесные явления. Первый раз слово вещь встречается в третьей главе и следует как раз за трижды повторенным словом «Один, один, всегда один». Следующий раз в седьмой главе встречается «вещь похуже» в лице Бегемота, ну и так далее. В общем, в сочетании со словом «один», да еще и трижды повторенным - только в третьей главе, после того как Воланд ошарашил Ивана и Берлиоза рассказом о Понтии Пилате.
Сразу после этого Берлиоз спрашивает странного «иностранца» - «Где же ваши вещи?», но получает несимметричный ответ насчет того, что будет жить в квартире, где до сих пор обитал дух материалистической гуманитарной науки - Берлиоз. С учетом того, что «дом» в библейской символике означает личность человека, мы еще в «MMIX» догадались, что речь идет вовсе не о материальных вещах и не о встрече смертных людей в аллее на Патриарших, а о внутренней жизни и переживаниях духовных ипостасей в душе писателя. Вообще, любое по-настоящему художественное произведение литературного гения - это всегда притча, история духа, замаскированная под бытовые или лирические подробности.
Так что встреча на Патриарших - это пришествие Творческого духа, вытеснившего дух рационального скептицизма из личности Булгакова. И вопрос о «вещах» к Воланду был несколько глупым, как все сугубо внешнее и материально озабоченное. Во-первых, одну весьма сильную вещь Воланд только что продемонстрировал, а во-вторых вместе с Воландом в личность (нехорошую квартиру) придут и его вещи, некоторые лучше, некоторые хуже.
Теперь после ретроспекции в начало Романа можно достаточно уверенно сказать и о том, чего хочет Воланд от Маргариты. Он хочет, чтобы московская культурная среда, наконец, потребовала или востребовала настоящего Мастера, способного творить «одну вещь», то есть способного к восприятию творческого откровения. До тех пор пока сама культурная публика будет довольствоваться сугубо материальными ценностями или развлекательными суррогатами, «креативом» вместо творчества, нет и не может быть возвращения Мастера, явления Творческого духа. Есть вещи, которые зависят только от желания человека, в том числе его отношения с Творческим духом Истории. Без воления, без требования почтенной публики об «одной вещи», то есть божественного откровения, не будет и воплощения Творческого духа в Мастера. Без этого благоволения не будет пленительных страниц возрожденного, продолженного мастерского романа, то есть такого мирового явления как русская литература. Поэтому да, Воланд, Творческий дух Истории, даже появившись на улицах столичного города и сопровождаемый мистическими происшествиями и проделками (вещами похуже) свиты, - этот самый всесильный Воланд нуждается в Маргарите для того, чтобы вернуть Мастера и его роман.
Однако, прежде чем московской культурной публике вернуть себе прежние высокие смыслы и привязанности, нужно избавиться от навязанных ложных ценностей. Иначе заветные и приготовленные в душе слова так и не прозвучат, перебиваемые назойливым молящим голосом Фриды, либеральной, распущенной, эгоистичной альтер эго Маргариты. Гедонистическое, сугубо внешнее понимание свободы и любви есть проявление Танатоса, стремления к смерти. Освободить себя от этого страха смерти, в смысле «однова живем», «нужно успеть вкусить…» - необходимо не только для того, чтобы начать творить, но и чтобы воспринимать истинное творчество. «одну вещь». И опять же Воланд, Творческий дух Истории не может принудить ту или иную публику, столицу или страну выбирать между разрушением и развитием, Эросом и Танатосом. Это зависит только и исключительно от воли, то есть запаса духовной энергии публики. Это только сама Маргарита может освободить себя от Фриды.
Что касается иллюстрирующих эту притчу актуальных событий, то реакция либеральных московских радиостанций (а это и есть «ей в уши») на президентское послание - это ровно то самое назойливое «Фрида, Фрида… Меня зовут Фрида». Не вопросы развития, не возрождение сочинений по литературе волнуют Фриду, а только желание быть в фаворе московской публики, владеть ее вниманием, но при этом вся ценность, все достоинство, вся харизма либеральной публики заключается лишь в одном историческом приключении - саморазрушении великой державы, но и более того, в убийстве новорожденного «обновленного Союза». Этим и только этим славен и гордится «рыжий Толик», одно из проходных воплощений Фагота, и его соратник "пухлый Егор", воплощавший на сцене перестроечного Варьете Бегемота. Но только им тоже каждый день западные партнеры тыкали в нос беловежским "платочком" - "Вы проигравшие, господа!".
Сейчас, с приближением Нового года, когда с боем курантов вступит в силу договор о новом Союзе, вся харизма либеральной тусовки «обратится в тыкву». Но все равно Маргарите, московской культурной публике нужно самой принять решение, освободив Фриду от ее обязанностей постоянно напоминать себе и нам об уничижении самих себя. Даже если это уничижение Большой России было историческим гамбитом, разрушившим двуполярный мир и подорвавший силы геополитического соперника бременем однополярного.
Напоминание Воланда о присутствии при убийстве отпетого барона-негодяя тоже относится к актуальному контексту. Вообще-то идиома «бароны-разбойники» относится к нуворишам периода первоначального накопления. И разумеется речь опять не о смерти конкретных людей, а о распаде на части сословия. Опять же в Большой России как пространстве, где происходит формирование центрального контура управления новой эпохи, многие вещи происходят с опережением по отношению к остальному миру. Так что смерть барона Майгеля как аватара сословия местных двурушников-грантоедов была прелюдией к смерти этого сословия в глобальном масштабе. Недавние дергания их лидера Дж.Сороса указывают на то, что оно находится при смерти в отсутствие финансирования.
В этом эпизоде 24 главы есть еще одно троекратно подчеркнутое слово «тряпка», которыми Воланд надеется заткнуть щели в свою комнату. И еще там есть вопрос: «Вы о чем говорите, мессир?», что означает подчеркивание Автором необходимости истолкования этого символа.
В некотором либеральном смысле «тряпка» это тоже синоним «вещи», но только изношенной, ненужной, лишенной ценности одежды. В тексте Романа это слово именно так и используется, а иносказательное значение одежды как знаний, дающих различение добра и зла, мы тоже знаем. Символ тряпки возникает в контексте разговора о Фриде, и о невозможности получения Маргаритой от нее взятки, то есть какой-либо ценности. Вещи, то есть знания, лишенные всякой ценности, годящиеся только в самом узком качестве напоминания против милосердия к либералам. Если учесть, что в этом же контексте Творческий дух Истории говорит олигархическому сословию «Пошел вон!», то картина складывается недвузначная, и вполне отражающее начало жесткого финансового контроля над финансовым сообществом, сразу после рождественских каникул.
Другое дело, что Бегемот, всячески подлизываясь, норовит остаться и добивается этого, но с условием «Молчи!». А что значит - молчать для олигархии? Это означает как раз удаление из информационного поля Фриды, либеральной общественности. И еще там есть намек:
- И я о том же говорю! - воскликнул кот и на всякий случай отклонился от Маргариты, прикрыв вымазанными в розовом креме лапами свои острые уши.
Если органы, через которое бизнес-сообщество воспринимает новости и слухи, это станции, на которые настроены приемники в джипах и лимузинах, то это и есть «уши Бегемота». Прикрыть острые «уши» - тут и перевод не нужен. Причем прикрывать будут «лапы», то есть влиятельные люди, «вымазанные» в рекламном бизнесе.
Опять же ни для кого не секрет, что либеральная часть столичной публики - есть всего лишь проекция в московские реалии глобального однополярного порядка. Так что когда Фрида пропала из глаз - это не может не означать финал однополярного мира. Хотя это случится чуть позже, уже после отмены обязательности беловежского платочка.
Продолжение следует
( начало, предыд.глава)
Бывает, помянешь вот так в мистическом контексте кого-то, как в прошлой главе аватар чекистского сословия «незаметно покрутил рыжей головой». И вот уже на ленты агентств выползает скандальная новость, как некто рыжий от головокружения якобы навернулся с гор иорданских, поломав обе руки. Хотя и не до конца, и только в московской клинике дело довершили. Так что добиться от «рыжего» подписать какие-то сделки в ближайшие недели-месяцы не удастся. В общем «бриллиантовая рука» вышла, и кто-то из «шефов» теперь ждет, когда клиенту снимут гипс.
Ну, это так, кстати пришлось, а нам бы разобраться не со знаковыми событиями, иллюстрирующими внешние формы притчи, а с ее главным содержанием. Автор нам оставил подсказки, на что нужно обратить особое внимание. Если слова об «одной вещи», которую Маргарита должна потребовать за свои мытарства, повторены три раза подряд, наверное, это что-то да значит?
Символическое значение числительного «одна» нам известно - нечто божественное, то есть истинное. Осталось разобраться со словом «вещь», которое в Романе использовано более сорока раз, и почти всегда не в материальном смысле. Пару раз только речь шла об опечатанных «вещах покойного» и о разбросанных и оставленных Наташей вещах ее хозяйки. Однако и в этих случаях нужно толковать о «вещах» как о ценностях, а не материальных предметах. А во всех прочих случаях слово «вещь» означает творение, вещь как произведение, либо некие чудесные явления. Первый раз слово вещь встречается в третьей главе и следует как раз за трижды повторенным словом «Один, один, всегда один». Следующий раз в седьмой главе встречается «вещь похуже» в лице Бегемота, ну и так далее. В общем, в сочетании со словом «один», да еще и трижды повторенным - только в третьей главе, после того как Воланд ошарашил Ивана и Берлиоза рассказом о Понтии Пилате.
Сразу после этого Берлиоз спрашивает странного «иностранца» - «Где же ваши вещи?», но получает несимметричный ответ насчет того, что будет жить в квартире, где до сих пор обитал дух материалистической гуманитарной науки - Берлиоз. С учетом того, что «дом» в библейской символике означает личность человека, мы еще в «MMIX» догадались, что речь идет вовсе не о материальных вещах и не о встрече смертных людей в аллее на Патриарших, а о внутренней жизни и переживаниях духовных ипостасей в душе писателя. Вообще, любое по-настоящему художественное произведение литературного гения - это всегда притча, история духа, замаскированная под бытовые или лирические подробности.
Так что встреча на Патриарших - это пришествие Творческого духа, вытеснившего дух рационального скептицизма из личности Булгакова. И вопрос о «вещах» к Воланду был несколько глупым, как все сугубо внешнее и материально озабоченное. Во-первых, одну весьма сильную вещь Воланд только что продемонстрировал, а во-вторых вместе с Воландом в личность (нехорошую квартиру) придут и его вещи, некоторые лучше, некоторые хуже.
Теперь после ретроспекции в начало Романа можно достаточно уверенно сказать и о том, чего хочет Воланд от Маргариты. Он хочет, чтобы московская культурная среда, наконец, потребовала или востребовала настоящего Мастера, способного творить «одну вещь», то есть способного к восприятию творческого откровения. До тех пор пока сама культурная публика будет довольствоваться сугубо материальными ценностями или развлекательными суррогатами, «креативом» вместо творчества, нет и не может быть возвращения Мастера, явления Творческого духа. Есть вещи, которые зависят только от желания человека, в том числе его отношения с Творческим духом Истории. Без воления, без требования почтенной публики об «одной вещи», то есть божественного откровения, не будет и воплощения Творческого духа в Мастера. Без этого благоволения не будет пленительных страниц возрожденного, продолженного мастерского романа, то есть такого мирового явления как русская литература. Поэтому да, Воланд, Творческий дух Истории, даже появившись на улицах столичного города и сопровождаемый мистическими происшествиями и проделками (вещами похуже) свиты, - этот самый всесильный Воланд нуждается в Маргарите для того, чтобы вернуть Мастера и его роман.
Однако, прежде чем московской культурной публике вернуть себе прежние высокие смыслы и привязанности, нужно избавиться от навязанных ложных ценностей. Иначе заветные и приготовленные в душе слова так и не прозвучат, перебиваемые назойливым молящим голосом Фриды, либеральной, распущенной, эгоистичной альтер эго Маргариты. Гедонистическое, сугубо внешнее понимание свободы и любви есть проявление Танатоса, стремления к смерти. Освободить себя от этого страха смерти, в смысле «однова живем», «нужно успеть вкусить…» - необходимо не только для того, чтобы начать творить, но и чтобы воспринимать истинное творчество. «одну вещь». И опять же Воланд, Творческий дух Истории не может принудить ту или иную публику, столицу или страну выбирать между разрушением и развитием, Эросом и Танатосом. Это зависит только и исключительно от воли, то есть запаса духовной энергии публики. Это только сама Маргарита может освободить себя от Фриды.
Что касается иллюстрирующих эту притчу актуальных событий, то реакция либеральных московских радиостанций (а это и есть «ей в уши») на президентское послание - это ровно то самое назойливое «Фрида, Фрида… Меня зовут Фрида». Не вопросы развития, не возрождение сочинений по литературе волнуют Фриду, а только желание быть в фаворе московской публики, владеть ее вниманием, но при этом вся ценность, все достоинство, вся харизма либеральной публики заключается лишь в одном историческом приключении - саморазрушении великой державы, но и более того, в убийстве новорожденного «обновленного Союза». Этим и только этим славен и гордится «рыжий Толик», одно из проходных воплощений Фагота, и его соратник "пухлый Егор", воплощавший на сцене перестроечного Варьете Бегемота. Но только им тоже каждый день западные партнеры тыкали в нос беловежским "платочком" - "Вы проигравшие, господа!".
Сейчас, с приближением Нового года, когда с боем курантов вступит в силу договор о новом Союзе, вся харизма либеральной тусовки «обратится в тыкву». Но все равно Маргарите, московской культурной публике нужно самой принять решение, освободив Фриду от ее обязанностей постоянно напоминать себе и нам об уничижении самих себя. Даже если это уничижение Большой России было историческим гамбитом, разрушившим двуполярный мир и подорвавший силы геополитического соперника бременем однополярного.
Напоминание Воланда о присутствии при убийстве отпетого барона-негодяя тоже относится к актуальному контексту. Вообще-то идиома «бароны-разбойники» относится к нуворишам периода первоначального накопления. И разумеется речь опять не о смерти конкретных людей, а о распаде на части сословия. Опять же в Большой России как пространстве, где происходит формирование центрального контура управления новой эпохи, многие вещи происходят с опережением по отношению к остальному миру. Так что смерть барона Майгеля как аватара сословия местных двурушников-грантоедов была прелюдией к смерти этого сословия в глобальном масштабе. Недавние дергания их лидера Дж.Сороса указывают на то, что оно находится при смерти в отсутствие финансирования.
В этом эпизоде 24 главы есть еще одно троекратно подчеркнутое слово «тряпка», которыми Воланд надеется заткнуть щели в свою комнату. И еще там есть вопрос: «Вы о чем говорите, мессир?», что означает подчеркивание Автором необходимости истолкования этого символа.
В некотором либеральном смысле «тряпка» это тоже синоним «вещи», но только изношенной, ненужной, лишенной ценности одежды. В тексте Романа это слово именно так и используется, а иносказательное значение одежды как знаний, дающих различение добра и зла, мы тоже знаем. Символ тряпки возникает в контексте разговора о Фриде, и о невозможности получения Маргаритой от нее взятки, то есть какой-либо ценности. Вещи, то есть знания, лишенные всякой ценности, годящиеся только в самом узком качестве напоминания против милосердия к либералам. Если учесть, что в этом же контексте Творческий дух Истории говорит олигархическому сословию «Пошел вон!», то картина складывается недвузначная, и вполне отражающее начало жесткого финансового контроля над финансовым сообществом, сразу после рождественских каникул.
Другое дело, что Бегемот, всячески подлизываясь, норовит остаться и добивается этого, но с условием «Молчи!». А что значит - молчать для олигархии? Это означает как раз удаление из информационного поля Фриды, либеральной общественности. И еще там есть намек:
- И я о том же говорю! - воскликнул кот и на всякий случай отклонился от Маргариты, прикрыв вымазанными в розовом креме лапами свои острые уши.
Если органы, через которое бизнес-сообщество воспринимает новости и слухи, это станции, на которые настроены приемники в джипах и лимузинах, то это и есть «уши Бегемота». Прикрыть острые «уши» - тут и перевод не нужен. Причем прикрывать будут «лапы», то есть влиятельные люди, «вымазанные» в рекламном бизнесе.
Опять же ни для кого не секрет, что либеральная часть столичной публики - есть всего лишь проекция в московские реалии глобального однополярного порядка. Так что когда Фрида пропала из глаз - это не может не означать финал однополярного мира. Хотя это случится чуть позже, уже после отмены обязательности беловежского платочка.
Продолжение следует