После бала (12)

Feb 14, 2015 19:28

12. Нескончаемая ночь
( начало, предыд.глава)
Напомню читателям, прежним и новым, что мы в нашем «литературоведческом» анализе исходим из постулата о наличии многотысячелетнего «плана», он же «Книга жизни», который могут подсмотреть внутренним взором пророки или художественные гении. И что каждое истинное произведение литературы и искусства содержит в себе отражение какой-то части этого плана, скрытого в глубинах коллективного бессознательного. Иначе говоря, каждый великий роман имеет в своей сюжетной основе притчу, повествующую об отношениях надличных ипостасей, объединяющих большие сообщества людей. Мужские образы соответствуют духу профессии или сословия, а женские - душе города, страны, либо культурной общности. Так, например, Гелла - это душа журналистики, а Маргарита - душа столичной культуры, а ее служанка Наташа - это обыденная душа Москвы. Та же самая, что выведена под тем же именем и в романе Толстого.

На первый взгляд, все это не очень серьезно. Ну подумаешь, какой-то странный философ гадает не по картам Таро, а по страницам булгаковского Романа. Однако одно дело случайная комбинация разрозненных символов, в которой всегда можно найти проекцию разнообразия личной или политической жизни. Такое гадание на любом случайном разнообразии помогает спроецировать уже сложившиеся интуитивные связи гадающего. Но совсем другое дело - последовательная, а не случайно выбранная цепочка важных событий, которым по вполне определенным и известным правилам толкования библейской символики соответствует столь же долгая, нескончаемая цепочка сюжетных поворотов и знаков, причем каждое слово из булгаковского пророчества находит свое место в актуальной интерпретации. Можно, конечно, от этого отмахнуться, но только при одном условии - если кто-нибудь повторит этот фокус на материале другого времени-места с той же тщательностью и подробностью. А, кроме того, проделает то же самое и с параллельными по сюжету текстом и подтекстом азимовской Трилогии.

Кстати, у нас есть повод вернуться к азимовскому сюжету конца второй книги и начала третьей - «Вторая Академия». В последней главе «Академии и Империи» мы наблюдали «пиррову победу» Мула, этого кривляки и шута, не то мулата, не то мутанта. Ему и в самом деле удалось победить, переиграть на «гуслях» масс-медиа и подчинить себе все «головы» доминирующей глобальной финансовой элиты, а равно спецслужб, и практически всех миров бывшей империи. Последним из этих миров был аграрный осколок империи, весьма напоминающий по нравам элиты Украину. Даже имена и амплуа тамошних олигархов и политиков (Коммейсон и Инчни) созвучны Коломойскому и Януковичу.

В ходе интриг в самом сердце бывшей империи, завязанных на поиски неких секретов в академической библиотеке, Мул (то есть новое временное сословие финконтроля во главе с мулатом) впервые проявил себя как самостоятельный, а не закулисный игрок, вступивший в открытое противостояние с «четой демократов», в которых угадываются клинтониты. Из-за этого раскола в команде, призванной найти и подчинить противостоящую и скрывающуюся «Вторую Академию», цель оказывается недостигнутой. При этом происходит несчастье с героем, олицетворяющим современную гуманитарную науку. Два синхронных пожара в Москве и Нью-Йорке, в которых сгорает документальная основа для привычных методов ее исследования  - вполне подходящий символ завершения огромной эпохи сосуществования и противостояния заокеанского и евразийского центров постимперского развития.

Есть и еще более любопытное совпадение с сюжетом начала третьей книги про поиски и попытки уничтожить «Второй Академии» и аккуратное непубличное подчинение ею атлантического центра. Азимов списал планету Россем, на которой произойдет решающая схватка между Мулом и Второй Академией, со своей первой родины в тогдашней Смоленской губернии, а ныне в Могилевской области Белоруссии. Узнаваемое описание природного и культурного ландшафта, типажей национального западно-русского характера не оставляет сомнений для тех, кто знаком с белорусами. Так что нынешнее временное смещение фокуса глобальных событий с Киева и Донбасса на Минск, да еще и в символичном формате долгой бессонной и утомительной ночи - вполне себе звоночек на будущее.

Я уже отмечал, что сюжет начала третьей книги относится к немного более позднему времени, лет на пять-десять. Но и по нынешнему развитию политических событий уже можно судить о том, что связка националистических режимов Минска и Киева будет двигаться теперь уже вместе к следующему острому кризису. И этот кризис будет уже фокусироваться больше на Белоруссии как ключевому звену восточно-европейского моста между двумя цивилизациями. Украинский кризис, как и все такого рода процессы тоже развивался через «оранжевую революцию» к «черному майдану», то есть наращивал амплитуду волнами. Сейчас эта динамика передана соседям и следующий кризис, не сразу, но накроет именно Минск, а его разрешение будет таковым и для Киева.

Это что касается внешнеполитических арьергардных битв однополярщины, напророченных Азимовым. В параллельном сюжете московского Романа белорусский мотив тоже незримо присутствует - в виде платочка с голубой каемочкой, который нам в свое время удалось опознать как символ беловежских соглашений. Фрида как аватар столичной либеральной партии сама родила в 91-м идею «обновленного Союза» ради борьбы за власть (расположение хозяина), и сама же придушила его во младенчестве, чтобы не мешал вдруг свалившуюся на нее власть приватизировать. И вот теперь с нового года эта убиенная во младенчестве идея воскрешена и воплотилась в Евразийском Союзе. А раз детище ожило, то Фриде амнистия вышла - хотя и не по ведомству Творческого духа  всемирной истории прощение, но столичная культурная публика готова простить и Фриду, и в ее лице саму себя за прошлые прегрешения. Раз уж история к ней благоволит.

Впрочем, прощение Фриды означает и прощание с ней. В прошлый раз я как-то упустил вполне ясное толкование фразы «пропала из глаз». Если «острые уши» Бегемота - это деловые радиостанции с помощью которых бизнес-сословие слышит новости, то культурная публика, да и вся свита Воланда смотрит на мир через глаза телеканалов. И вроде бы да, с нового года увидеть либерала на федеральном телеканале - большаяы редкость. Несмотря даже на то, что Фрида упала ничком и простерлась крестом по нынешней православной моде.

«Извлечение мастера» - наверное, самый сложный в истолковании момент, поскольку и сам аватар Мастера слишком многозначный, созвучен и мастерам культуры, и даже масонам. В таких случаях, когда однозначного толкования нет, есть правило - все возможные толкования верны. Возвращение литературы в школы в виде выпускного сочинения и объявление «Года литературы» - вполне достаточная иллюстрация к одному из значений. Как минимум, возвращение в культурную жизнь, к Маргарите классиков, мастеров русской литературы. Но это необходимое для полноты частичное толкование, разумеется, недостаточно. Что до масонского истолкования, то сам Булгаков не сильно придавал ему значения, скорее пародировал, но мастера и гроссмейстеры, безусловно, приложили руку к минским протоколам.

Для более глубокого истолкования символа Мастера и его возвращения нужно отметить повторяющийся на протяжении всего Романа мотив пребывания его в лунном свете. И в 24 главе Мастер тоже появляется из зеленоватого платка ночного света. Тоже какая-то шарада - замена голубоватого платка на зеленоватый? В общем, над символом лунного света нужно основательно задуматься и проработать этот вопрос, а равно над символом света вообще, и противопоставлением лунного света солнечному. А там можно будет, глядишь, и символ разлитого Аннушкой подсолнечного масла истолковать. Так что задание на дом для проработки материала у нас уже есть. А пока завершим символическое описание текущего политического момента.

«Извлечение мастера» сопровождалось рядом символичных эффектов, главным из которых явилось обнаружение за распахнуты вовне окном - глубокой полночи, хотя по всем расчетам Маргариты уже должно быть утро. Этот момент, вообще-то вроде как мистический, на самом деле истолковывается легко, если знать, что в чередовании 32 глав Романа зашифрованы фазы развития исторических процессов. А одной из объективных закономерностей является опережение событий в центральном процессе при смене фаз. Поэтому Маргарита, находящаяся в центре событий, субъективно переживает полночь аж три раза - в начале Бала, в конце, когда раздается бой часов, и вот теперь, когда по ее, то есть по московскому времени уже должен бы пропеть первый петух. Но по шкале времени внешнего мира, у них там «праздничная полночь» Великого Кризиса, он же Страшный Суд в некоторых дискурсах, только началась.

На всякий случай еще раз разъясню это «темное место» на конкретных исторических примерах. Так в российской истории в узле Смены Центра в 1917 году сначала происходит смена центра в масштабах питерской политической элиты - октябрьский переворот, а разгон Учредительного собрания означал смену центра в масштабах Большой России. Или в 1991-м смена центра в российской республиканской элите прошла в начале ноября, а в масштабах Союза на СНГ - с нового года. Так и сейчас, но в более масштабном глобальном контексте - смена центра в Российской Федерации произошла в 2012 году с победой Путина вопреки желанию однополярного центра. А в прошлом году 9 мая завершилась смена центра на всем постсоветском пространстве, когда управление политическими процессами было перехвачено Кремлем, в том числе и на бывшей Украине в ответ на прозападный переворот. Поэтому сейчас на уровне, внешнем по отношению к московской элите, стрелка Биг-Бена и часов на Таймс-сквер только-только приближается к «полночи». Толкование вполне объективное и без всякой мистики, а заодно понятно, почему для московской публики эта внешняя полночь - праздничная.

Примечателен и вот этот признак, указывающий на текущие события: «Тут в комнату ворвался ветер, так что пламя свечей в канделябрах легло…» Символ свечи имеет точное библейское истолкование - мудрец, ученый, в множественном числе - академия, научное сообщество. Поэтому и у Булгакова значение может быть только это. Но обычно со свечами связан символ света как знания, а вовсе не пламя. Канделябр тоже уже нами был истолкован как устройство, вмещающее информацию. Слово «компьютер» созвучно и даже начинается и заканчивается так же, а Булгаков такие совпадения любил. Так что речь идет о хранилище научной информации, над которым вспыхнуло и легло пламя - и в буквальном смысле, для иллюстрации исторического момента.

Но и в иносказательном смысле - наверняка этому есть истолкование, поскольку горение, сгорание - это и есть символ истолкования. Сгоревший текст означает истолкованный. В данном случае пламя истолкования легло, то есть свечи официозной гуманитарной науки в этом смысле импотентны. Ворвавшийся в комнату ветер истории, отодвинувший тяжелую занавеску, тоже понятен - прорыв внешней изоляции, впустивший полночь глобального кризиса уже внутрь Евразийского союза, которому теперь предстоят кризисы роста на пути интеграции.

Продолжение следует

Минск, Булгаков, кризис, ММ, 3мировая, Азимов, притча, психоистория

Previous post Next post
Up