О наших и не наших (20)
20. Избавление от «химер»
( предыд. глава, начало)
Легенда о пропавших десяти коленах Израилевых, разумеется, очень привлекает всех неравнодушных к евреям. Тем более что скифы и в самом деле поучаствовали в грабеже городов и порабощении народов Ассирии. Они даже побывали с историческим визитом у стен Иерусалима в VII в.до н.э., увозя в обозе женщин, ремесленников, жрецов. Так что у восточно-европейской ветви еврейства - ашкеназов есть косвенные, но надежные исторические основания считать свое происхождение от библейских праотцов.
С другой стороны, представители средиземноморской ветви - сефарды, называя своих сродственников «ашкенази», намекают на их несемитское происхождение - не от Сима Ноевича, а от внука его брата Иафета, Аскеназа Гомеровича. В частности, «ответ царя» из хазарско-иудейской переписки содержит указание на такую якобы самоидентификацию иудео-хазар. Что поделаешь, таковы были средневековые политтехнологии в борьбе за первородство. Поэтому самим ашкеназам пришлось позднее придумать версию, будто это не Скифию, а Германию имели в виду древние составители Библии, а уже от Германии-Ашкеназии пошло имя ветви. Однако один из самых великих ашкеназов Айзек Азимов, чье чутье масштабных исторических процессов трудно отрицать, все же полагал, что Аскеназ - это искаженное от Ашгуза, то есть от страны скифов, также как библейское имя Гомер происходит от предшествующих скифам киммерийцев.
Однако все эти развлекательные споры о родословных к этноистории не относятся. Даже если в богатых обозах скифах-победителей хватало пленниц и пленников семитских кровей, это вовсе не гарантия того, что через тысячу с лишним лет культурное, а тем более религиозное влияние переселенцев будет достаточным для создания большого числа устойчивых общин. Скорее, наоборот, известные закономерности этногенеза говорят об обратном - через тысячу лет даже от самого мощного этноса должны были остаться лишь угасающие осколки - конвиксии, а что там говорить об осколках от осколков, добравшихся до степи. Как доказывает вся известная нам история, даже самые массовые пленники ассимилируются и растворяются в других народах практически без следа, разве что фамилии вроде Лермонтов или Турчинов рассказывают о предках. Гены, да, прослеживаются и через тысячи лет, отмечая пути миграций, но не культура.
Поэтому для доказательства скифского пути ашкеназов из израильтян в хазары и далее на запад необходимо найти в здешних степях не просто условия для выживания этнических осколков, а условия для постоянного воспроизводства культурных стереотипов - такие же или близкие, как и на исторической прародине. И очень похоже, что такие исторические параллели через два или три тысячелетия и со сдвигом на две или три тысячи километров к северу объективно имели место.
Мы уже обратили внимание на схожесть конфигурации «этноисторического генератора» в Причерноморье в виде степного клина, зажатого между горными системами и двумя-тремя цивилизациями, и аналогичным клином, вдающимся на северо-запад от аравийской полупустыни. Здесь тоже периодически возникали волны кочевых набегов, воздействовавшие на окрестные царства и угасавшие на берегах Средиземноморья. Именно постоянные волны воинственных арамейских кочевников сгенерировали как «ответ на вызов времени» милитаризованную Ассирийскую державу, а она в свою очередь породила варварское протогосударство, усложнила этно-культурную систему скифов. Но точно также и задолго до скифов с ассирийцами в степном пространстве Аравийского полумесяца сформировалась такая же усложненная система и культура семитских варваров, взаимодействующих с древнеегипетским царством. Да, демографические и экономические масштабы царств и варварской периферии в далекой древности были пожиже, сами процессы длились дольше из-за медленных темпов миграции, войн, торговли, но самое главное было очень даже похожим - структура отношений внутри варварской кочевой периферии больших цивилизаций.
Теперь с учетом этих параллелей вернемся к описанию субэтносов (сословий) скифского царства и их взаимодействия. Наличие сильной Ассирийской державы на южных границах скифских владений постоянно оттягивало на себя главные мужские силы «царского» племени, военного сословия. При этом «женская» половина «царского племени» продолжала кочевать между Волгой, Днепром и морями. И чем славнее имя отца большой семьи, тем больше трофеев, включая младших жен и наложниц, их детей, а также рабов и прочего скота прибывали в далекую северную степь под начало «первой леди» скифского уезда. Шли годы и даже десятилетия, а отец большого семейства так и продолжал добывать новых жен, не спеша возвращаться к старым.
А теперь представим себе, реконструируем достаточно типическую ситуацию, когда глава кочевого рода сгинул на далекой войне. Ведь только из такого рода типических, раз за разом повторяющихся нестандартных ситуаций возникают побочные субэтнические стереотипы поведения нарождающихся сословий.
Оставим в стороне ситуацию, когда кумовья покойного привозят тело в родную степь и обустраивают похороны в кургане согласно обычаю: вместе с умерщвленными женами, слугами, любимыми конями и запасом провизии для всех в последнюю дальнюю дорогу. Оставшееся делят наследники и прежняя родовая кавалькада кибиток распадается. Но не так уж редки были случаи, когда глава рода, в том числе и достаточно богатого, сгинул в чужой земле или в плену без вести. Вот тогда в степной кавалькаде возникала совершенно другая «внутриполитическая» ситуация, не просто матриархальная, но с обожествлением отсутствующего, но вечно живого Отца, именем которого принимаются все решения.
Скифские кибитки, как и прасемитские караваны кочевали по родовым степям, по общим правилам для больших племен. Однако по мере все более продолжительного отсутствия главы семейства слухи об этом должны были распространиться среди соседей и родичей, так что «матриархальные» караваны предпочитали изменять места скитаний, откочевав подальше от родственников «отца», а если возможно - то поближе к родственникам «матери семейства».
Напомним, что кочевники часто захватывали или обменивали в жены дочерей окрестных оседлых племен вместе с приданым в виде ремесленников, слуг или родичей невесты. Так что именно эти родичи помогали затем «матери» править всем большим семейством. Примерно так, как брат библейской Сары исполнял обязанности ее мужа.
В патриархальных кочевых семействах все рожденные от жен и наложниц дети принадлежали родителям, даже если глава семьи уже десять лет как на войне. Так что в «матриархальном кочевье» все дети принадлежали только матери семейства, а ее «муж» никаких прав на них не имел. То есть у условного «аврама», брата «сары», официально никаких детей от нее быть не могло. И только после прибытия в цивилизованную страну с другими законами, где в силу местных обычаев брата нужно было «зарегистрировать» как мужа, по законам этой страны у него могли появиться собственные наследники. Это так, к слову пришлось.
Если скифский воин был молодым и небогатым, его кочевой караван был небольшим, жена одна, как и ремесленная специализация у ее родственной свиты, то две-три кочевых кибитки не могли, как более мощные скифские семейства собирать богатую дань с оседлых земледельцев. Но все равно пользовались определенным уважением к статусу семьи воина и могли занять нишу кочевых ремесленников. При этом опять же в силу недоверия настоящих, то есть восточных скифов, такие протоцыганские кибитки уходили на правый берег Днепра и юго-западнее.
Если же кочевое семейство раньше принадлежало «степном магнату», успешному и потому богатому воину, то жен, наложниц и детей от них у него могло быть много. А раз так, то и родственных племен или городов на окраинах великой степи тоже хватало, чтобы кочевой «матриархальный караван» мог неспешно укрываться от настоящих степняков то в одной, то в другой окраинной «юрисдикции». Соответственно, всем членам семейства приходилось упражняться в знании местных диалектов, а равно обычаев и религий, а также возить с собой идолов, божков всех родственников. То есть, по сути, постоянно мимикрировать, но при этом внутренние дела большого семейства решались по обычаям и правилам степного скифо-сарматского (или семитского - в другом случае) племени, от имени незримо присутствующего обожествленного Отца семейства, который через пару-тройку поколений становился для такого племени антропоморфным Богом-Отцом. Его мифологизированное неизбежное возвращение обязательно связывалось с жестоким наказанием непокорных. Так что все известные из Библии особенности древнееврейского уклада, до переселения Авраама в сферу влияния древнеегипетской цивилизации, очень даже неплохо объясняются вышеописанной и очень простой реконструкцией этноистории.
Соответственно, возникновение в восточной части скифо-сарматской степи такого же рода субэтноса, предпочитающего при этом кочевать поближе к соседям и среди оседлых земледельцев, можно считать результатом конвергенции субэтногенеза в сходных условиях субцивилизации степных варваров. Различие этноисторических условий в скифской степи от условий древнесемитского этногенеза состоит в другом уровне развития внешнего религиозно-культурного контекста.
Торгово-коммуникационному субэтносу причерноморских степей не было необходимости самому «сочинять» для себя новую религию. Во-первых, такая подходящая проторелигия в степь была импортирована заранее в виде довавилонской Торы, скорее в устном предании, чем в непонятных сакральных каракулях на свитках. Наследие крымских, галицких и польско-литовских караимов - тому порука. А во-вторых, контакты с бывшими римскими провинциями, где аналогичную нишу занимали раввинистические общины, легли затем на весьма подготовленную почву. В этом случае естественное выдавливание новыми кочевыми волнами предков ашкеназов из родных степей далеко на запад, в Европу является аналогом и повторением на новом витке «египетского плена».
Таким образом, смешанный торгово-коммуникационный субэтнос, включивший в том числе семитские цивилизованные корни из Ассирии и древнего Израиля, стал обновленной пассионарной основой для ашкеназской ветви иудаизма. А иначе бы, согласно открытым Гумилевым законам этногенеза, эти осколки древней культуры и религии давно бы угасли. Так что будем считать, что мы примирили, наконец, гумилевскую этнологию с евреями без надуманных «химерных» конструкций, а строго в контексте нормальной, реконструируемой по понятным правилам этноистории.
Продолжение следует
( предыд. глава, начало)
Легенда о пропавших десяти коленах Израилевых, разумеется, очень привлекает всех неравнодушных к евреям. Тем более что скифы и в самом деле поучаствовали в грабеже городов и порабощении народов Ассирии. Они даже побывали с историческим визитом у стен Иерусалима в VII в.до н.э., увозя в обозе женщин, ремесленников, жрецов. Так что у восточно-европейской ветви еврейства - ашкеназов есть косвенные, но надежные исторические основания считать свое происхождение от библейских праотцов.
С другой стороны, представители средиземноморской ветви - сефарды, называя своих сродственников «ашкенази», намекают на их несемитское происхождение - не от Сима Ноевича, а от внука его брата Иафета, Аскеназа Гомеровича. В частности, «ответ царя» из хазарско-иудейской переписки содержит указание на такую якобы самоидентификацию иудео-хазар. Что поделаешь, таковы были средневековые политтехнологии в борьбе за первородство. Поэтому самим ашкеназам пришлось позднее придумать версию, будто это не Скифию, а Германию имели в виду древние составители Библии, а уже от Германии-Ашкеназии пошло имя ветви. Однако один из самых великих ашкеназов Айзек Азимов, чье чутье масштабных исторических процессов трудно отрицать, все же полагал, что Аскеназ - это искаженное от Ашгуза, то есть от страны скифов, также как библейское имя Гомер происходит от предшествующих скифам киммерийцев.
Однако все эти развлекательные споры о родословных к этноистории не относятся. Даже если в богатых обозах скифах-победителей хватало пленниц и пленников семитских кровей, это вовсе не гарантия того, что через тысячу с лишним лет культурное, а тем более религиозное влияние переселенцев будет достаточным для создания большого числа устойчивых общин. Скорее, наоборот, известные закономерности этногенеза говорят об обратном - через тысячу лет даже от самого мощного этноса должны были остаться лишь угасающие осколки - конвиксии, а что там говорить об осколках от осколков, добравшихся до степи. Как доказывает вся известная нам история, даже самые массовые пленники ассимилируются и растворяются в других народах практически без следа, разве что фамилии вроде Лермонтов или Турчинов рассказывают о предках. Гены, да, прослеживаются и через тысячи лет, отмечая пути миграций, но не культура.
Поэтому для доказательства скифского пути ашкеназов из израильтян в хазары и далее на запад необходимо найти в здешних степях не просто условия для выживания этнических осколков, а условия для постоянного воспроизводства культурных стереотипов - такие же или близкие, как и на исторической прародине. И очень похоже, что такие исторические параллели через два или три тысячелетия и со сдвигом на две или три тысячи километров к северу объективно имели место.
Мы уже обратили внимание на схожесть конфигурации «этноисторического генератора» в Причерноморье в виде степного клина, зажатого между горными системами и двумя-тремя цивилизациями, и аналогичным клином, вдающимся на северо-запад от аравийской полупустыни. Здесь тоже периодически возникали волны кочевых набегов, воздействовавшие на окрестные царства и угасавшие на берегах Средиземноморья. Именно постоянные волны воинственных арамейских кочевников сгенерировали как «ответ на вызов времени» милитаризованную Ассирийскую державу, а она в свою очередь породила варварское протогосударство, усложнила этно-культурную систему скифов. Но точно также и задолго до скифов с ассирийцами в степном пространстве Аравийского полумесяца сформировалась такая же усложненная система и культура семитских варваров, взаимодействующих с древнеегипетским царством. Да, демографические и экономические масштабы царств и варварской периферии в далекой древности были пожиже, сами процессы длились дольше из-за медленных темпов миграции, войн, торговли, но самое главное было очень даже похожим - структура отношений внутри варварской кочевой периферии больших цивилизаций.
Теперь с учетом этих параллелей вернемся к описанию субэтносов (сословий) скифского царства и их взаимодействия. Наличие сильной Ассирийской державы на южных границах скифских владений постоянно оттягивало на себя главные мужские силы «царского» племени, военного сословия. При этом «женская» половина «царского племени» продолжала кочевать между Волгой, Днепром и морями. И чем славнее имя отца большой семьи, тем больше трофеев, включая младших жен и наложниц, их детей, а также рабов и прочего скота прибывали в далекую северную степь под начало «первой леди» скифского уезда. Шли годы и даже десятилетия, а отец большого семейства так и продолжал добывать новых жен, не спеша возвращаться к старым.
А теперь представим себе, реконструируем достаточно типическую ситуацию, когда глава кочевого рода сгинул на далекой войне. Ведь только из такого рода типических, раз за разом повторяющихся нестандартных ситуаций возникают побочные субэтнические стереотипы поведения нарождающихся сословий.
Оставим в стороне ситуацию, когда кумовья покойного привозят тело в родную степь и обустраивают похороны в кургане согласно обычаю: вместе с умерщвленными женами, слугами, любимыми конями и запасом провизии для всех в последнюю дальнюю дорогу. Оставшееся делят наследники и прежняя родовая кавалькада кибиток распадается. Но не так уж редки были случаи, когда глава рода, в том числе и достаточно богатого, сгинул в чужой земле или в плену без вести. Вот тогда в степной кавалькаде возникала совершенно другая «внутриполитическая» ситуация, не просто матриархальная, но с обожествлением отсутствующего, но вечно живого Отца, именем которого принимаются все решения.
Скифские кибитки, как и прасемитские караваны кочевали по родовым степям, по общим правилам для больших племен. Однако по мере все более продолжительного отсутствия главы семейства слухи об этом должны были распространиться среди соседей и родичей, так что «матриархальные» караваны предпочитали изменять места скитаний, откочевав подальше от родственников «отца», а если возможно - то поближе к родственникам «матери семейства».
Напомним, что кочевники часто захватывали или обменивали в жены дочерей окрестных оседлых племен вместе с приданым в виде ремесленников, слуг или родичей невесты. Так что именно эти родичи помогали затем «матери» править всем большим семейством. Примерно так, как брат библейской Сары исполнял обязанности ее мужа.
В патриархальных кочевых семействах все рожденные от жен и наложниц дети принадлежали родителям, даже если глава семьи уже десять лет как на войне. Так что в «матриархальном кочевье» все дети принадлежали только матери семейства, а ее «муж» никаких прав на них не имел. То есть у условного «аврама», брата «сары», официально никаких детей от нее быть не могло. И только после прибытия в цивилизованную страну с другими законами, где в силу местных обычаев брата нужно было «зарегистрировать» как мужа, по законам этой страны у него могли появиться собственные наследники. Это так, к слову пришлось.
Если скифский воин был молодым и небогатым, его кочевой караван был небольшим, жена одна, как и ремесленная специализация у ее родственной свиты, то две-три кочевых кибитки не могли, как более мощные скифские семейства собирать богатую дань с оседлых земледельцев. Но все равно пользовались определенным уважением к статусу семьи воина и могли занять нишу кочевых ремесленников. При этом опять же в силу недоверия настоящих, то есть восточных скифов, такие протоцыганские кибитки уходили на правый берег Днепра и юго-западнее.
Если же кочевое семейство раньше принадлежало «степном магнату», успешному и потому богатому воину, то жен, наложниц и детей от них у него могло быть много. А раз так, то и родственных племен или городов на окраинах великой степи тоже хватало, чтобы кочевой «матриархальный караван» мог неспешно укрываться от настоящих степняков то в одной, то в другой окраинной «юрисдикции». Соответственно, всем членам семейства приходилось упражняться в знании местных диалектов, а равно обычаев и религий, а также возить с собой идолов, божков всех родственников. То есть, по сути, постоянно мимикрировать, но при этом внутренние дела большого семейства решались по обычаям и правилам степного скифо-сарматского (или семитского - в другом случае) племени, от имени незримо присутствующего обожествленного Отца семейства, который через пару-тройку поколений становился для такого племени антропоморфным Богом-Отцом. Его мифологизированное неизбежное возвращение обязательно связывалось с жестоким наказанием непокорных. Так что все известные из Библии особенности древнееврейского уклада, до переселения Авраама в сферу влияния древнеегипетской цивилизации, очень даже неплохо объясняются вышеописанной и очень простой реконструкцией этноистории.
Соответственно, возникновение в восточной части скифо-сарматской степи такого же рода субэтноса, предпочитающего при этом кочевать поближе к соседям и среди оседлых земледельцев, можно считать результатом конвергенции субэтногенеза в сходных условиях субцивилизации степных варваров. Различие этноисторических условий в скифской степи от условий древнесемитского этногенеза состоит в другом уровне развития внешнего религиозно-культурного контекста.
Торгово-коммуникационному субэтносу причерноморских степей не было необходимости самому «сочинять» для себя новую религию. Во-первых, такая подходящая проторелигия в степь была импортирована заранее в виде довавилонской Торы, скорее в устном предании, чем в непонятных сакральных каракулях на свитках. Наследие крымских, галицких и польско-литовских караимов - тому порука. А во-вторых, контакты с бывшими римскими провинциями, где аналогичную нишу занимали раввинистические общины, легли затем на весьма подготовленную почву. В этом случае естественное выдавливание новыми кочевыми волнами предков ашкеназов из родных степей далеко на запад, в Европу является аналогом и повторением на новом витке «египетского плена».
Таким образом, смешанный торгово-коммуникационный субэтнос, включивший в том числе семитские цивилизованные корни из Ассирии и древнего Израиля, стал обновленной пассионарной основой для ашкеназской ветви иудаизма. А иначе бы, согласно открытым Гумилевым законам этногенеза, эти осколки древней культуры и религии давно бы угасли. Так что будем считать, что мы примирили, наконец, гумилевскую этнологию с евреями без надуманных «химерных» конструкций, а строго в контексте нормальной, реконструируемой по понятным правилам этноистории.
Продолжение следует