О наших и не наших (2).
2.О политической роли «просто Иванов»
В первой главе мы разграничили понятия разнородных этносов, нации и народа, тем самым признали их реальное автономное друг от друга, но неразрывное существование. Разграничение пока сугубо теоретическое, но и это уже немало. Потому как большинство теоретиков, а за ними и практики путают, подменяют или просто игнорируют ту или иную ипостась многогранного субъекта истории. Отсюда и фатальные просчеты политиков, подверженность манипуляциям и т.д. Поэтому и мы не станем почивать на лаврах, и еще раз перепроверим выводы с высоты этого скромного теоретического достижения.
Итак, народ как глубинная ипостась исторического субъекта проявляет себя в ситуации политических кризисов, оказывая решающее влияние на исходы войн, революций, острых конфликтов, по итогам которых, как правило, формируются не режимы, а политические системы или их варианты, сменяются династии, принимаются конституции…
Однако, как же народу научиться действовать в ситуации системного кризиса, если на памяти каждого поколения таковых раз-два и обчелся? К тому же кризисы, в отличие от рутины будней, каждый раз протекают по-новому. Именно из-за исторического опыта и нежелания наступать на те же грабли, каждый раз ищутся новые.
Повторим для ясности вопрос: Где народ черпает образцы поведения и организации для действия в кризисных ситуациях, когда все шаблоны порваны, машины застопорены или даже сломаны? Сугубо теоретический ответ: из исторического опыта, осмысленного историками, философами, политологами и идеологами. Ага, так и представляю себе матроса Железняка, бегло пролистывающего Тацита или хотя бы Карамзина в поисках политических рецептов.
Ну ладно, ладно, не будем ерничать утрировать - разумеется, Карамзина, а скорее - Макиавелли не пролистывали, а замусоливали до дыр сами вожди или закулисные кукловоды, составившие план вооруженного восстания. Но они-то не к народу относятся, а к элитам, и чтобы чей-то замысел свершился он должен быть разъяснен народу не в виде глубокомысленных конструкций, а в виде простых и действенных лозунгов. Заметьте, не просто «простых» и понятных для каждого, но действующих на глубинном уровне. Ибо в периоды кризисов таких претендентов в вожди, не говоря уже о закулисных посредниках и идеологических прожектеров, - хоть пруд пруди. Но в резонанс с толпой и тем более - с широкими народными массами входит лишь одна-две-три яркие идеи, взаимосвязанные в рамках единой идеологии.
И все равно, оформление идей в лозунги и идеологии, а тем более в организованное движение происходит вовсе не в начале кризиса, а в ходе его развития, на достаточно продвинутых этапах. Напомню, что Ленин с броневика вещал уже после начала острой фазы кризиса, и то - нес какую-то теоретическую ахинею, а во внятные и действенные лозунги и декреты это превратилось много позже по меркам течения времени в кризисе.
Давайте отвлечемся от кризисов, и зададим один простой вопрос, самый что ни на есть обыденный: Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы кто-то, даже приезжий из далекой провинции, даже очень интеллигентный, впервые попав в столичное метро, начинал пользование новым для себя видом транспорта с чтения «Правил пользования»? Кто-то кроме составителей их вообще когда-нибудь читал? Вот в том-то и дело, что оказавшись в новой для себя ситуации люди практически всегда опираются на инстинкт мимесиса, наблюдая и подражая другим, но не всем другим, а так же инстинктивно выбирают из массы людей «своих», похожих по внешнему виду, поведению. В этом смысле люди мало отличаются от других стайных животных.
В ситуации масштабного кризиса происходит то же самое - самые активные начинают действовать исходя из своего жизненного опыта. Причем чем проще и однозначнее этот опыт, тем быстрее перейдут к активному действию, в отличие от интеллигенции. И чем более массово представлен этот простой опыт в населении больших городов, где и проявляются большие кризисы, тем быстрее вокруг таких активных паттернов поведения формируются круги и волны подражательных действий. А уже потом потенциальные лидеры и идеологи успевают или нет подхватить эти инстинктивные движения толпы, чтобы оказаться во главе стихийно формирующихся колонн и в центре порядка, который сам собой образуется из хаоса. Именно поэтому революции и вообще история - это живое творчество масс, а Народ в своей творческой ипостаси признается источником права и власти.
Теперь можно сделать еще один логичный шаг в теоретических рассуждениях о народе, а не о власти и государстве. Ибо теоретики и идеологи обязательно от революции идут в этом, куда более интересном и хлебном направлении. Следующий простой вопрос: а где и откуда берут эти самые активные зачинатели хаотических движений свои простые образцы поведения в кризисной ситуации? Здесь сложность заключается именно в самой постановке этого простого вопроса, ибо городским теоретикам это как-то не к лицу - принижать роль сложно-сочиненных образованных слоев в пользу просто действующих, и к тому же деклассированных, недавно покинувших село или малый город элементов. Потому как ответ на этот несложный вопрос - еще проще: Образцы поведения в масштабных кризисах черпаются из образцов поведения в малых кризисах масштаба семьи, села, трудового коллектива, рабочего поселка. Констатация вроде бы банальная, но именно она описывает многоуровневую структуру того самого Народа как политической ипостаси единого субъекта истории.
Соответственно, опыт наблюдения и участия в таких мелкомасштабных кризисах передается из поколения в поколение. В стабильных условиях, как на селе, этот опыт только воспроизводится, сохраняя основные черты от самых стародавних времен. В случае миграции носителей опыта в иную среду, он мутирует и отбирается в смешанных семьях и коллективах. Динамика примерно такая же, как с генотипом.
Применить эту вовсе не сложную теорию для практического анализа, например, текущей «майданной» ситуации в Киеве тоже не слишком сложно. С одной только поправкой - не только мы такие умные, но и на Западе прагматично изучают феномены психологии толпы, психологии масс, эмпирически учитывают те самые простецкие паттерны поведения, чтобы оседлать хаотичную волну и встать во главе процессов вместо лидеров национальных элит, либо поставить во главе подконтрольных лидеров.
Но из этого понимания вовсе не следует, что России нужно действовать так же - провоцировать, подкупать и всячески манипулировать. Хотя по причине отсутствия каких-либо предпосылок к колониальному или неоколониальному извлечению дивидендов. Проще говоря, объективные условия у нас неблагоприятные для извлечения добавочной стоимости из чужого сырья или полуфабрикатов, а равно и дешевой рабочей силы. Интеллектуальный продукт в постиндустриальной экономике - другое дело.
Поэтому брать пример с Запада нужно только в упорном и прагматичном изучении и сборе информации, ее анализе. Но практической целью может быть только разрушение неоколониальных планов и практик в отношении братьев-славян, то есть точечное и выверенное вмешательство в момент, предшествующий структуризации хаоса.
Теперь еще немного уточним место политической ипостаси среди других, а заодно рассмотрим ближе гумилевские понятия субэтноса, этноса, суперэтноса.
Продолжение следует
В первой главе мы разграничили понятия разнородных этносов, нации и народа, тем самым признали их реальное автономное друг от друга, но неразрывное существование. Разграничение пока сугубо теоретическое, но и это уже немало. Потому как большинство теоретиков, а за ними и практики путают, подменяют или просто игнорируют ту или иную ипостась многогранного субъекта истории. Отсюда и фатальные просчеты политиков, подверженность манипуляциям и т.д. Поэтому и мы не станем почивать на лаврах, и еще раз перепроверим выводы с высоты этого скромного теоретического достижения.
Итак, народ как глубинная ипостась исторического субъекта проявляет себя в ситуации политических кризисов, оказывая решающее влияние на исходы войн, революций, острых конфликтов, по итогам которых, как правило, формируются не режимы, а политические системы или их варианты, сменяются династии, принимаются конституции…
Однако, как же народу научиться действовать в ситуации системного кризиса, если на памяти каждого поколения таковых раз-два и обчелся? К тому же кризисы, в отличие от рутины будней, каждый раз протекают по-новому. Именно из-за исторического опыта и нежелания наступать на те же грабли, каждый раз ищутся новые.
Повторим для ясности вопрос: Где народ черпает образцы поведения и организации для действия в кризисных ситуациях, когда все шаблоны порваны, машины застопорены или даже сломаны? Сугубо теоретический ответ: из исторического опыта, осмысленного историками, философами, политологами и идеологами. Ага, так и представляю себе матроса Железняка, бегло пролистывающего Тацита или хотя бы Карамзина в поисках политических рецептов.
Ну ладно, ладно, не будем ерничать утрировать - разумеется, Карамзина, а скорее - Макиавелли не пролистывали, а замусоливали до дыр сами вожди или закулисные кукловоды, составившие план вооруженного восстания. Но они-то не к народу относятся, а к элитам, и чтобы чей-то замысел свершился он должен быть разъяснен народу не в виде глубокомысленных конструкций, а в виде простых и действенных лозунгов. Заметьте, не просто «простых» и понятных для каждого, но действующих на глубинном уровне. Ибо в периоды кризисов таких претендентов в вожди, не говоря уже о закулисных посредниках и идеологических прожектеров, - хоть пруд пруди. Но в резонанс с толпой и тем более - с широкими народными массами входит лишь одна-две-три яркие идеи, взаимосвязанные в рамках единой идеологии.
И все равно, оформление идей в лозунги и идеологии, а тем более в организованное движение происходит вовсе не в начале кризиса, а в ходе его развития, на достаточно продвинутых этапах. Напомню, что Ленин с броневика вещал уже после начала острой фазы кризиса, и то - нес какую-то теоретическую ахинею, а во внятные и действенные лозунги и декреты это превратилось много позже по меркам течения времени в кризисе.
Давайте отвлечемся от кризисов, и зададим один простой вопрос, самый что ни на есть обыденный: Кто-нибудь когда-нибудь видел, чтобы кто-то, даже приезжий из далекой провинции, даже очень интеллигентный, впервые попав в столичное метро, начинал пользование новым для себя видом транспорта с чтения «Правил пользования»? Кто-то кроме составителей их вообще когда-нибудь читал? Вот в том-то и дело, что оказавшись в новой для себя ситуации люди практически всегда опираются на инстинкт мимесиса, наблюдая и подражая другим, но не всем другим, а так же инстинктивно выбирают из массы людей «своих», похожих по внешнему виду, поведению. В этом смысле люди мало отличаются от других стайных животных.
В ситуации масштабного кризиса происходит то же самое - самые активные начинают действовать исходя из своего жизненного опыта. Причем чем проще и однозначнее этот опыт, тем быстрее перейдут к активному действию, в отличие от интеллигенции. И чем более массово представлен этот простой опыт в населении больших городов, где и проявляются большие кризисы, тем быстрее вокруг таких активных паттернов поведения формируются круги и волны подражательных действий. А уже потом потенциальные лидеры и идеологи успевают или нет подхватить эти инстинктивные движения толпы, чтобы оказаться во главе стихийно формирующихся колонн и в центре порядка, который сам собой образуется из хаоса. Именно поэтому революции и вообще история - это живое творчество масс, а Народ в своей творческой ипостаси признается источником права и власти.
Теперь можно сделать еще один логичный шаг в теоретических рассуждениях о народе, а не о власти и государстве. Ибо теоретики и идеологи обязательно от революции идут в этом, куда более интересном и хлебном направлении. Следующий простой вопрос: а где и откуда берут эти самые активные зачинатели хаотических движений свои простые образцы поведения в кризисной ситуации? Здесь сложность заключается именно в самой постановке этого простого вопроса, ибо городским теоретикам это как-то не к лицу - принижать роль сложно-сочиненных образованных слоев в пользу просто действующих, и к тому же деклассированных, недавно покинувших село или малый город элементов. Потому как ответ на этот несложный вопрос - еще проще: Образцы поведения в масштабных кризисах черпаются из образцов поведения в малых кризисах масштаба семьи, села, трудового коллектива, рабочего поселка. Констатация вроде бы банальная, но именно она описывает многоуровневую структуру того самого Народа как политической ипостаси единого субъекта истории.
Соответственно, опыт наблюдения и участия в таких мелкомасштабных кризисах передается из поколения в поколение. В стабильных условиях, как на селе, этот опыт только воспроизводится, сохраняя основные черты от самых стародавних времен. В случае миграции носителей опыта в иную среду, он мутирует и отбирается в смешанных семьях и коллективах. Динамика примерно такая же, как с генотипом.
Применить эту вовсе не сложную теорию для практического анализа, например, текущей «майданной» ситуации в Киеве тоже не слишком сложно. С одной только поправкой - не только мы такие умные, но и на Западе прагматично изучают феномены психологии толпы, психологии масс, эмпирически учитывают те самые простецкие паттерны поведения, чтобы оседлать хаотичную волну и встать во главе процессов вместо лидеров национальных элит, либо поставить во главе подконтрольных лидеров.
Но из этого понимания вовсе не следует, что России нужно действовать так же - провоцировать, подкупать и всячески манипулировать. Хотя по причине отсутствия каких-либо предпосылок к колониальному или неоколониальному извлечению дивидендов. Проще говоря, объективные условия у нас неблагоприятные для извлечения добавочной стоимости из чужого сырья или полуфабрикатов, а равно и дешевой рабочей силы. Интеллектуальный продукт в постиндустриальной экономике - другое дело.
Поэтому брать пример с Запада нужно только в упорном и прагматичном изучении и сборе информации, ее анализе. Но практической целью может быть только разрушение неоколониальных планов и практик в отношении братьев-славян, то есть точечное и выверенное вмешательство в момент, предшествующий структуризации хаоса.
Теперь еще немного уточним место политической ипостаси среди других, а заодно рассмотрим ближе гумилевские понятия субэтноса, этноса, суперэтноса.
Продолжение следует